Глава 18. Во все тяжкие

Как и ожидал, город и область оказались благодатными для работы корреспондента ТАСС. Колоссальное машиностроение, многообразная металлургия, богатейшие народные промыслы, развитое сельское хозяйство, десятки научно-исследовательских институтов и вузов, культура и спорт высокого уровня – что еще нужно для активного журналиста! А ко мне пристают с предложениями поработать на кино. В один из заездов в Ярославль, встретил давнего знакомого Вадима Дербенева. Собственно, больше-то был знаком с его отцом, бывшим контрразведчиком, добротным писателем детективного толка Клавдием Дербеневым. Но и Вадима знал еще студентом ВГИКа, потом видел несколько его блестящих операторских работ на студии «Молдовафильм». Теперь он подвизался на режиссерском поприще в Москве.
- Отец много рассказывал о тебе, давал читать твою повесть о шахтерах. А чего-нибудь новенькое есть? Дай почитать.
Последнее, что оставалось у меня от писательской горячки – повесть «Гончарный круг», которая вот-вот должна была выйти в журнале «Волга». Отдал сохранившийся экземпляр рукописи и, быстро вернувшись в Горький, с головой окунулся в бурный информационный поток. И вдруг звонит Дербенев:
- Вовчик, офигенная повесть! Мне быстро нужен литературный сценарий для «Мосфильма». Бросай все и садись за работу.
- Вадим, быстро не обещаю. Я никогда не писал сценариев и вообще остыл к литературе. А сейчас ТАСС сидит на мне, как на целом взводе корреспондентов.
- Да ты что, Вовчик!? Сравнил ТАСС и «Мосфильм»! Даю тебе пару недель.
Звоню Баринову:
- Слушай, на меня «Мосфильм» вышел, просит быстро сценарий сделать. Если я поумерю пыл на «контору», ничего не случится?
- У нас не любят работы на сторону. Но «Мосфильм» это интересно. Попробуй, только чтобы в «конторе» не очень догадывались.
Ну вот, и сценаристом пришлось работать «во вторую смену». Вечный «второсменщик». В школе учился после работы, университет закончил без отрыва от производства, повести сочинял только ночами и в выходные дни. Ночи оставались и для сценария, потому что ТАСС и не думал снижать аппетит на информацию из Горького. Но сдюжил и на сей раз. Правда, голова, как котел, кипела от напряжения. Выручала хатха-йога. Когда чувствовал, что уже не могу корпеть над текстом, вставал минут на пять на голову, и тяжесть отступала. Но не отступал Дербенев. Со сценарием его перекидывали с одной студии на другую. Везде были свои вкусы и требования, и Вадим умолял переписать то один кусок, то другой.
- Да выкинь ты его к черту!- орал я ему в трубку. – Возьми чего-нибудь другое и отстань от меня.
- Вовчик, студия «Экран» заключает с тобой договор. Приезжай в Москву подписать его.
Без согласования с «конторой» лечу на машине в Останкинский телецентр. Величественная Стела Жданова, главный редактор Всесоюзного творческого объединения «Экран», плавно, как в замедленной съемке, подает мне листы договора:
- Очень милые у вас получились старики. Мы с удовольствием с минимальными поправками берем сценарий в работу. Договор вы подпишите сейчас, но будут кое-какие формальности в виде обсуждения сценария.
Не читая, подмахиваю договор. Замечаю только, что мне причитается за сценарий девять тысяч рублей. «Ого! тут не на одну лошадь хватит!»- вспоминаю шутку Табачникова. В коридоре Вадим ведет меня в угол:
- Вовчик, мне кое-что пришлось переписать в нашем сценарии, и я мог бы поставить под ним и свою фамилию как соавтор, так в кино принято. Но, думаю, для тебя интереснее оставаться одним автором. Это весомее. Ну, а гонорар мы распилим на двоих. Как ты смотришь?
- Мне совершенно все равно. Я занят другим делом, а ты столько уже возишься, делай, как знаешь,- сказал я.
После обеда в кабинете Ждановой собралась сценарная комиссия – тринадцать разновозрастных дам и мы с Вадимом. Вадим коротко рассказал о своем видении фильма. Все там оставалось, как я писал, за исключением одной сцены, слегка, на мой взгляд, пафосной, но важной для идеи фильма, где Макар, приятель героя, привозит к его дому людей из окрестных сел с давними изделиями гончара. Я показал Вадиму большой палец за эту сцену. А дальше стали говорить дамы, и я понял, что некоторые вообще не читали сценария, а просто делятся своим видением темы, «поднятой уважаемым Вадимом Клавдиевичем». Когда очередь дошла до меня, я довольно жестко заговорил:
- Хотелось бы напомнить членам комиссии, о чем идет речь в сценарии…
- Володя, подождите,- остановила меня Жданова.- Сценарий принят к производству, а обсуждение – необходимый элемент его утверждения и нет ничего особенного в том, что люди имеют свое мнение. Не принимайте это в штыки, вам еще много раз придется выслушивать разные мнения.
Чувствуя мое настроение, Вадим вывел меня из кабинета.
- Вовчик, не переживай. У девушек свой хлеб, и они его отрабатывают.
- Но они хоть бы прочитали, о чем там речь!- не унимался я.
- На это ушла бы не одна неделя, а ты же все торопишься. Я и так упросил Стелу провернуть все в один день.
В Горьком ждала все та же суматошная работа с ежедневными поездками на заводы или в деревню, которая так занимала меня, что тревожный звонок Вадима из Ярославля только позабавил. Оказывается, перед началом съемок он зашел в обком партии, чтобы поддержали, если у группы случится нужда, и стал расписывать Сергею Овчинникову, что художественный фильм построен на ярославском материале, режиссер и автор сценария коренные ярославцы. «Кто?» - спросил Овчинников. - «Володя Ионов». – «Такой фильм мы не дадим снимать на территории области»,- заявил Овчинников. – «Но мы подобрали прекрасное место для съемок, привезли известных актеров, несколько человек взяли из театра Волкова, неужели это не интересно для области?» - «Нам не интересен автор сценария. Не может такого быть, чтобы он чего-нибудь там ни выкинул». – «Сценарий утвержден на всесоюзном уровне и от вас нам, в общем-то, ничего не нужно». – «Да снимайте, в конце концов, если приехали, только без нашей помощи. И смотрите, чтобы он там каких-нибудь лошадей не купил».
Съемки продолжались до поздней осени и прошли без чьего-либо вмешательства. Но тут я должен рассказать о герое фильма, вернее, его прототипе Михаиле Ивановиче Болотове. Когда повесть «Гончарный круг» вышла в журнале «Волга», я уже работал в Горьком, и журнал дяде Мише отвез мой ярославский приятель Алексей Ковалев. Через месяц Ковалев снова приехал к Михаилу Ивановичу и тот пожаловался:
- Память плохая у Ионова. Все на свете перепутал: меня Болотниковым назвал, Пеньково стало у него Пеньками, а главное-то никакого кина никто про меня не делал.
Ковалев еле втолковал ему, что в журнале опубликована повесть, а не документальный очерк, и автор волен менять в ней события и имена героев.
- Он-то, может, и волен, а я кому теперь скажу, что Болотников на самом деле Болотов? И про кино вся деревня знает, что не было такого, как написано.
А когда в Пеньково нагрянула группа Дербенева и стала пробовать снимать Михаила Ивановича за гончарным кругом, старик восхитился:
- Это надо же, как в книжках все наперед провидят! Вот и кино приехало. Может, мне уж по-книжному и кринки вертеть, чтобы они набок валились?
Вадим и верно сначала хотел снимать дядю Мишу как главное действующее лицо – больно уж выразителен он внешне: тонкое лицо обрамлено серебром, нос с легкой горбинкой, большие глаза, лоб чистый, высокий – эдакий библейский типаж. Одна беда: текст у него трудно выговаривается и ходит плохо – ноги болят во всех суставах. Зачислили Михаила Ивановича в группу в качестве консультанта по гончарному делу, а на главную роль после долгих поисков и проб взяли Андрея Андреевича Файта, что стало такой неожиданностью, что об этом написано даже в четырехтомнике Виктора Астафьева. (Жалко только, что автора сценария он там не помянул).
      Дядя Миша очень переживал все перипетии съемок. Когда я однажды заехал на площадку, он пожаловался мне:
- Ты гляди, какую колоду на мою-то роль привезли. Свет в избе палят такой, что стены гнутся, а ему нипочем, цельный бы день просидел!
Вадим привез Михаила Ивановича в Останкино на первый просмотр фильма, и старик так там разволновался, что закурил в зале свою «козью ногу» и прожог искрами махорки кресло. Больше всего его поразил тот факт, что кринки в кадре вертят его руки, а голова при этом «евонная», как называл он Файта. Из-за этого едва и не случился пожар в просмотровом зале.
В ТАСС фильм, слава Богу, если и заметили, то мне его никто не приписал, потому что титры там идут в конце, и наши с Вадимом имена появляются после небольшой паузы, на которой телевидение обычно обрывало трансляцию. А я терялся в чувствах. С одной стороны хотелось говорить: «А я еще и киносценарии пишу!» но с другой – как-то это встретят коллеги? Не зря же Баринов предупреждал, что в «конторе» не любят работу на сторону. В моем же случае это могло привести к совсем уж запредельным нагрузкам, поскольку не исключало такого мнения: «Он еще и сценарии там пишет!? А ну-ка, звоните, чтобы быстро присылал материал».  (Продолжение следует).