Превращения

Пьеса-кроха, всего 7 действий.

Участники:

Ляфа – облако
Додоре – лужа, производное от Ляфы
Бздым – некто громоподобный и молниеобразный
Дигидон Бом-Бом  - благостный звук
Кукареку – заземлитель (возможно – отрезвитель)
Куку – проныра
Дирижёр – управляющая сила
Чудаковатый, Кривой, Фифа – вроде бы люди
Облака-подружки
Все действия происходят в окружающей среде.


Действие 1. Проливание.


КУКУ: Куку! Всё начинается!

На небо выплывает облако.

ЛЯФА: Не хочу притягивать противоположность – тяжёлую, тёмную, ползучую. Но эти полоцалки и отражилки так щекочутся. Чи-чик, чики-чук. Тут чего угодно притянешь. Чики-чук, чики-чук, чики-чук. (Истерически хохочет.) Нет, больше не могу. Согласна на любую противоположность, только бы они противные разрядились, наконец! (Разбухает, темнеет и искрится.)
БЗДЫМ: Бздым!!!
ДОДОРЕ: (ещё проливаясь, с остатками хохота) Превращаюсь… Ш-ш-ш, плюм, ха-ха, кап-кап-кап, плюх, плямп, плюх, бульк, ха. Плюх, кап, бульк, бульк, бульк, жур-р-р. (Образовывается на земле. Осматривается и охорашивается. Успокаивается, покрывается рябью и вздыхает.) Теперь никто не поверит, что я была белой, пушистой и летала. Ш-ш-ш, жур-р-р, бульк. Эти противоположности сначала притягиваются, потом ты от них невесть чего набираешься, и Дирижёр знает, чем становишься. Жур-р-р, бульк…
БЗДЫМ: Бздым! Бздым! Бздым!
ДОДОРЕ: Не хами! Ты своё чёрное дело сделал на совесть. Ш-ш-ш. Можешь быть свободен. Плям-плям. Без тебя думалка раскалывается. (Хмыкает и задумывается.) Интересно, где же у меня теперь думалка, и как она раскалывается? Плюх-плюх, ш-ш-ш. Пожалуй, она теперь разбрызгивается. Опять придётся привыкать. Охохо-хохо-хохох. Жур-р-р.

Подбегает бездомная собака и лакает воду.

ДОДОРЕ: (в отчаянии) Пей меня, ешь меня, - никто не заступится! Плям-плям.

Собака в страхе и с ничем не прикрытым удивлением отскакивает от говорящей лужи.

ДОДОРЕ: (оглядывая себя) Вот похудела и осунулась. Может, заболела? (Мечтательно.) Ещё это бывает, когда влюбишься. Буль-бульк. Тогда и воспарить недолго. Снова стать белой и пушистой. Фур-р-р. Небо такое голубое и просторное. А земля такая плоская и грязная. Плям-плям. Странно: а сверху, кажется  круглой и цветной. Жур-р-р.

Через лужу едут машины. Рядом громыхают трамваи. Идут разные люди. К ночи лужа из прозрачной становится мутной, с испорченным характером.

ДОДОРЕ: Хорошо, оказывается, было, когда мохнатушка лакала, и летуны купались. Плесь-брызь-чир-чиррик. И тот, Чудаковатый, босиком,  плюх-плюх, переносил через меня свою Фифу: «Ой-ой-ой, хи-хи-хи». Фифа, между нами, так себе. «Чмок». Потом сел босиком в бряцалку, и она с ним, и укатили. Дальше - хуже. Этот, Кривой, пых-пых своей дымилкой, потом как х-х-хптфу!!! И всё это в меня. Что мне оставалось делать? Только: пш-ш-ш. И эти круглые, в квадратики: вздж-пш-ш-ш. Ох, и грязищи от них! А главное – небо товарки мои обсели, и – ни с места. Солнцу не проглянуть. А без солнца я тут незнамо сколько прохлюпаюсь. (Слышит отдалённый шум.) Ну вот, опять кто-то катит, чтоб ему захлебнуться. Плюх-плюх.

Перед лужей останавливается малолитражка, из неё выходят люди и грязно бранят городские власти за состояние дорог и отсутствие ливневых стоков. Затем они снова садятся в машину и с горем пополам объезжают лужу.

ДОДОРЕ: Не приведи Дирижёр в чёрную дыру угодить! Жур-р-р, плюх-плюх.  Пш-ст-брям, бр-р-р. Там веками можно солнышка не увидеть. Спасибо, мы это уже проходили. Буль-буль. Уж лучше тогда в Большую Маму пролиться, смешаться и раствориться. Жур-р-р. Правда, там солоно, бр-р-р, до горечи. Однако ж, если постараться, можно по чуть-чуть высохнуть и воспарить. Пуф-ф-ф. Кайф-ф-ф. Однако ж, и эти, последние, на мне свои следы оставили. Какая-то вонючая радуга. Блю-век-ффу. Бвуль-бвуль. Плям.

Голос с высоты.

ДИРИЖЁР: Забыла ли ты, зачем пролилась?
ДОДОРЕ: Забыла ли я? Забыла… (Скороговоркой, оправдываясь.) Так ведь тут столько этих, ну, которые то и дело тебя разбрызгивают, мутят, грязнят…
ДИРИЖЁР: Вспоминай.
ДОДОРЕ: Забыла…
ДИРИЖЁР: Тогда пришлю к тебе остальных, пусть они напомнят.

Начинается сильный ливень. Лужа выходит из берегов, достигает канализационного люка и стекает в него.


Действие 2. Царство Аида.

Темно, сыро, журчит. Додоре плачет, подружки её утешают. Все бегут в неизвестном направлении, но всё глубже и глубже.

КУКУ: Куку! Продолжение без окончания!
ДОДОРЕ: Опять бесконечно. Бесконечно глубоко, бесконечно темно, бесконечное отчаяние.
ДИРИЖЁР: (отовсюду) Вспоминай, вспоминай.
ДОДОРЕ: Хоть бы один, ну, самый маленький лучик!
ДИРИЖЁР: Вспоминай, вспоминай.
ДОДОРЕ: Я уже и на земле себя плохо помню, не то, что на небе. Ох, нет, разве небо забыть. Жур-р-р. Простор и лёгкость. Простор и лёгкость. Кап, кап, кап.
ДИРИЖЁР:  Вспоминай, вспоминай.
ДОДОРЕ: Вспоминаю. Весело. Высоко. Всё видно. Я вся такая белая и пушистая. Переливаюсь и плыву. Иногда плачу, но от радости. Тогда худею. Зато радуга мне так идёт. Но потом, когда летим над Большой Мамой, я опять поправляюсь. Ветер овевает, солнышко пригревает. Подружки хохочут. И всё-таки я зачем-то пролилась. Или почему-то. Вспомнила! Мне было щекотно.
ДИРИЖЁР: А до того?
ДОДОРЕ: Мне надоело бесцельно носиться по небу. Жур-р-р.
ДИРИЖЁР: Похвально. Дальше.
ДОДОРЕ: Не помню. Ш-ш-ш.
ДИРИЖЁР: Зато я помню. И всё исполнил, как ты хотела. Одним мановением.
ДОДОРЕ: Ох-ох-ох. Жур-р-р. некоторым мечтам совсем не следует исполняться… Только, вот что меня интересует: какую это я цель обрела? Или, может, какую пользу принесла?
ДИРИЖЁР: Огромную. Неоценимую. Много пользы.
ДОДОРЕ: А именно? А именно? Конкретнее, если можно.

Голос Дирижёра пропадает. Заканчивается труба, затем идут слоями пески, глина, мел, камни мелкие и крупные, корни. Вода течёт, стекается, собирается, образует подземную реку, озеро, море. Звуков почти нет, красок, в виду отсутствия света, тоже нет. Темно и тихо, как в гробу. Долго, долго, бесконечно.

ДОДОРЕ: Ну вот, Потайная Бабушка, мы снова вместе, в твоём монастыре. Какую это я пользу принесла? Никому не ведомо. Смешалась со всеми. Куча-мала. Думалка совсем разбрызгалась. Что-то всё чужое думается. Жур-р-р. Буль. Кап. Плюх-плюх. Только кажется мне, что чище я стала. Особенно после песочка. Ну, и глинки конечно. Жур-р-р. А ещё не жалко было поить корни. Я точно знаю, что там, наверху, уже всё радужно и пахнет. Там солнце растопило всех, кто затвердел. Прозрачно и пушисто затвердел, когда солнца было мало. Ах, это так романтично: развеиваться по ветру пушинками. Такими пфух-шур-мур и блысь-блесь-сверк. Это вам не каплями брызгаться. Ну и что, что радуги при этом не бывает. Пыф-ф-ф. Она есть, только внутри. Внутри каждой снежинки-пушинки. Ах. Бульк-бульк-бульк. (Мечтательно.) Дирижёрственно… (Пауза. ) Казалось бы: а пользы никакой. Плюх-плюх. Или вот, опять же: какая польза оттого,  что снег налипает? От инея на ветках, ото льда на лужах, от узоров на прозрачном? И кому всё это надо? Но зачем-то же это есть. (Пауза.)Когда снегу много, это похоже на облако… жур-р-р. (Пауза.) Хм. Подумаешь, я тоже была снегом когда-то. Давно… в прошлой жизни.  Или в позапрошлой. Не помню. Надо же, и этого не помню. Ну и что, ну ведь была же. Была. Что это я о себе в прошедшем времени? Ещё так много впереди. Испарений, проливаний, замерзаний. Очисток и загрязнений. Навсегда. Я – навсегда! (Очень тихо.) Только бы вырваться отсюда поскорее на волю, к солнышку. Поскорее бы уже. Сил моих больше нет. Жур-р-р. Жур-р-р. Жур-р-р.

Откуда-то сверху доносится звук качающегося насоса. Вода всасывается в трубу и выходит на поверхность из носика водопроводного крана.

КУКАРЕКУ: Кукареку!

Светает.


                Действие 3. Испарение.

Вода наполняет огромную посудину. Кран закручивается. Крест осеняет и освящает воду. Вода разливается в вёдра и разбрызгивается метёлкой. И ещё разливается из большой посудины в маленькие. Дробится, дробится, дробится.

КУКУ: Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку! Продолжаем продолжать!
ДИГИДОН БОМ-БОМ: (очень торжественно и малиново одновременно) Дон, дон, дигидон, дигидон бом-бом, дон, дон, дигидон, дигидон бом-бом. Дигидон, дигидон, дигидон, дигидон, дигидон… (Пауза.) Бом. Бом. Бом.
ДОДОРЕ: Это нечто дирижёрственное. Кто это? Кто это? Кто это? Откуда?
ДИГИДОН БОМ-БОМ:  Дигидон бом-бом. Сочиняю и исполняю. Бом. Бом. Бом. А кто, собственно, спрашивает обо мне, кто тревожит мой творческий баланс?
ДОДОРЕ: Додоре меня зовут. Я умею капать, струиться, литься, плескать, а ещё – просачиваться. Жур-р-р.  А особенно – испаряться. Пуф-ф-ф. (Со вздохом и мечтательно.) А после испарения становлюсь белой и пушистой, и летаю. (Пауза. Пугается, что её не слушают и она скучна.) Умею делать радугу и превращаться во множество крохотных пушинок, ни одна из которых не похожа на другую. Умею рисовать на прозрачном. (Внезапно рассердившись на свой испуг и растерянность.) И сковывать в твердь все наполненные мной углубления. (Осёкшись и внезапно успокоившись.) Конечно, кроме Большой Мамы и Потайной Бабушки. (И, наконец, горделиво.) Я повсюду и всегда!
ДИГИДОН БОМ-БОМ: Что же в том хорошего? Того, что есть всегда, никто не ценит. К тому, что есть всегда, привыкают и больше не думают. Быть всегда и везде – всё равно, что не быть вообще. Вот я, например, очень редко и только кое-где. Многие услышать меня  почитают счастьем. Меня слушают, затаив дыхание, с умилением, с почтением, ловят малые крохи-звуки, будто пыль золотую намывают. Дигидон бом-бом.
ДОДОРЕ: Ах, как вы красиво говорите. Жур-р-р. Сердце замирает. Вроде бы и негде ему быть, а замирает. Жур-р-р. Мне кажется, я испаряюсь. Пуф-ф-ф. Фур-р-р.
ДИГИДОН БОМ-БОМ: Невоспитанно и бесчувственно. Не договорила, не дослушала, испарилась. Бом. Бом. Бом.
ДОДОРЕ: Нет, я всё ещё здесь. Говорите, говорите, я слушаю, я могу слушать вечность. Жур-р-р. Пуф-ф-ф. И когда испарюсь, и снова прольюсь или просыплюсь. Всегда. В объятиях Большой Мамы, в подземелье Потайной Бабушки – везде отныне со мной пребудет голос ваш. Говорите, говорите, говорите…
ДИГИДОН БОМ-БОМ: (очень торжественно и малиново одновременно) Дон, дон, дигидон, дигидон бом-бом, дон, дон, дигидон, дигидон бом-бом. Дигидон, дигидон, дигидон, дигидон, дигидон… (Пауза.) Бом. Бом. Бом.


Действие 4. Просыпание.


КУКУ:  Куку! Продолжение следует!

Додоре теперь снова  Ляфа. Но грубый и невежественный северный ветер уносит её от Дигидона. Она плачет, и слёзы её становятся снежинками. Они просеиваются на землю, а ветер развеивает их в разные стороны, свевает в сугробы, заполняя ими пустоты и нахлобучивая на выступы. Недолго Ляфа полетала, и не в радость ей был этот полёт, которого она так ждала. Она снова Додоре. Ночь перед рассветом.

ДОДОРЕ: (голос тихий, но звенящий, говорит очень медленно) Дзень, дзень, дзень. Никогда у меня не получится так, как у него. Никогда я его не услышу больше. Ах, солнышко, услышь, услышь, согрей, согрей, растопи, растопи. Потеку, испарюсь, полечу. Найду его. Услышу. Я не знаю, как это – умирать, но кажется мне: это так, как я сейчас. Я не могу умереть, но, наверное, могу умирать. Умирать и не умереть. Зачем и почему? Дзень, дзень, дзень. Не то, не то… Разлучили. Что же это было?

Медленно и в глухой дымке встаёт солнце. Постепенно становится светло, а после – ярко. Нахлобученные сугробы подтаивают и обвешиваются сосульками.

ДОДОРЕ: Дзень-тинь-тинь-кап. Опять не то. Дзень-тинь-тинь-кап. Дзень-тинь-тинь-кап. Бульк.

Между сугробами пробирается одинокий человек, во всём походящий на призрак. Додоре узнаёт в нём Чудаковатого из  времён Проливания.

ДОДОРЕ: Тот самый, Чудаковатый. И одет, и обут, а всё равно замёрз. Где же Фифа его?  Похоже,  с ним то же, что и со мной. Вот бы спросить его: не слыхал ли где моего любимого звука. Куда же он? По снежинкам моим. Переломал премногое множество. О, как громко они хрустят! Ну и пусть. Нисколечко не жаль. Но куда же он? Пройдоха скрипнула. И эти скрещенные коряги… Много их там, за пройдохой. А ещё они есть над самым высоким сугробом. Только уже не коряги, а другие – красивые и блестящие. Да, он туда и идёт. Вот и вынырнул наверху того самого высокого сугроба. Кто-то там есть ещё вместе с ним. Похоже, Кривой. Обрывают вместе внутри сугроба какие-то огромные и тяжёлые цветы. Какой знакомый звук!.. звук… звук… Что они с ним делают? Сбрасывают цветы вниз. Они разбиваются! Звук разбивается! Он умер!? Нет! Нет… Не может быть. Не должно быть. Разве можно убивать такой звук? Нет. Не позволю! (Убеждаясь, что уже поздно, ничего нельзя изменить.)  За что я бессмертна?

Ветер меняется. Северный оборачивается южным. Снег начинает таять. Сначала медленно, затем всё быстрее и быстрее. Бегут ручьи, вздымаются реки – половодье. Вода несёт льдины, коряги, кресты, тела утопленников. И даже обломки колоколов. Затем отступает, уходит, и всё высыхает. Запахи сырой земли смешиваются с ароматами трав и цветов и зловонием разложения.

КУКАРЕКУ: Кукареку!

Рассвело.


Действие 5. Раскаяние.

КУКУ: Куку! Никому не ведомо сколь ещё остаточка!

Невесёлый Чудаковатый сидит на поросшем травой бугорке и пытается сложить осколки колокола. Кривой пьёт водку прямо из бутылки.  Рядом, в ложбинке, – не дотаявшая снежная баба.

ЧУДАКОВАТЫЙ: Вот ведь Бог лишил разума. Наказал, стало быть. Куда теперь этот чугунный лом?
КРИВОЙ: Балда! Хе-хе. Как это куда? Да, в лом же! Будет на «выпить-закусить». Считай: попёрло. Крепко попёрло. Столько провисели, и никто не сдал.
ЧУДАКОВАТЫЙ: Грех-то какой. Грех-то какой на душу взял. Не иначе – нечистый попутал. (Плачет «пьяными» слезами.) Нет прощенья. О, Господи!
КРИВОЙ: («заплетающимся» языком) Хе-хе. Вот балда-то, вот балда. (Протягивает Чудаковатому бутылку.) Ну, хочешь – выпей ещё – мне не жалко. Полегчает. Тебе говорю.

Чудаковатый постепенно перестаёт плакать, меняется в лице, поворачивается к снежной бабе и идёт к ней с раскинутыми руками.

ЧУДАКОВАТЫЙ: (дурным голосом) Моя милая! Что же ты молчала! А я-то как тебя искал, обыскался! А ты вот она где. Иди ко мне, моя хорошая! Обними меня, голубка моя!

Кривой мгновенно трезвеет. Шапку в охапку и – дёру дал. Чудаковатый обнял снежную бабу и поднял на руки. «Баюкает» её и приговаривает.

ЧУДАКОВАТЫЙ: Ты моя родная, ты моя единственная. Умница-раскрасавица. Что ж ты побелела так? Может, замёрзла? Что ж ты похолодела так? Может, испугалась чего? Может, не может, кто мне доложит? А-у-а-у-а-у-а. (Снежная баба постепенно, но очень быстро тает в его руках. Он осматривает мокрые руки и одежду.) Думал: это ты, молода, оказалась талая вода. (Снова садится на бугорок и плачет.)
ДОДОРЕ: (повторяет множество раз на разные лады) Смерть за смертью ходит. Жизнь за жизнь цепляется. Что же ты порядок нарушаешь?

Чудаковатый прислушивается, потом пугается, и, наконец, -  задумывается.

ЧУДАКОВАТЫЙ: Если я спятил, то это – к лучшему. Говорят, идиот счастлив, как никто. Навсегда. А если нет? Тогда почему голоса чудятся?
ДОДОРЕ: Все смертны, только вечная вода - рождается и умирает без труда. Невежам кажется, что без следа. Из ниоткуда – в никуда. Да, только я  - везде, во всём, всегда – вода, вода, вода, вода, вода…
ЧУДАКОВАТЫЙ: Да. Ни горя, ни радости – одна вода кругом. Лужи, дождь, облака. Или наоборот?
ДОДОРЕ: Для такого превращенья нужно солнца разрешенье или чувства поворот. Ты разбил «цветок для звука». Жизнь без звука – ада мука. Сделай всё наоборот.
ЧУДАКОВАТЫЙ: А наоборот это когда: облака, дождь, лужи?
ДОДОРЕ: Не продли сердечных мук -  мне  верни любимый звук.
ЧУДАКОВАТЫЙ: (вспоминает) Ах, да! Мы ведь разбили колокола. Грех-то какой, Господи!
ДОДОРЕ: Дирижёр всё видит, Дирижёр всё слышит. Бойся Дирижёра! Бойся…бойся…бойся…

Солнце зашло. Темнеет. Холодает. На лужице от снежной бабы качается звезда, потом - образовывается корочка льда, и звезда рассыпается мириадами искорок. Чудаковатый застыл в неловкой позе и потому кажется замёзшим.


Действие 6. Воскресение.


Окрестности покрылись травой и цветами, которые, однако, уже изрядно пожухли, почти вовсе завяли. Солнце палит нещадно. На небе – ни единой тучки, даже - ни облачка.

КУКУ: Финал уж близок, но ещё далёк. Куку!
ДИРИЖЁР: Ишь ты, раскуковался. (Оглядывает земные окрестности.) А куда это вся вода подевалась? Ни внизу, ни вверху. Вот мы её сейчас разбудим, вернём к жизни.
БЗДЫМ: Бздым. Бздым! Бздым!!!

 Начинается сильный ветер, буря. Небо затягивают облака. Первые капли дождя переходят в ливень. Очень скоро вода покрывает всё видимое пространство. Начинается если не потоп, то очень сильное половодье.

ДИРИЖЁР: Вот где музыка. Чистая и неповторимая симфония  жизни.

Из бушующего потока – голос Додоре.

ДОДОРЕ: (отчаянно) Нет благостного звука. Нет Дигидона. Жур-р-р. Цветы разбились.
ДИРИЖЁР: Разбились мёртвые цветы. Рукотворные цветы разбились. Живые – не разбиваются. Вспомни, для чего ты пролилась. Уже в который раз. Вспомни.
ДОДОРЕ: Зачем. Не всё ли равно? Жур-р-р. Не всё ли равно теперь? Уже ничего не исправить. Жур-р-р.
ДИРИЖЁР: Вспомни.

Дождь постепенно прекращается. Появляется лодка. В ней сидят Чудаковатый и Фифа.

ЧУДАКОВАТЫЙ: (поёт) «Колокольчики мои, цветики степные,
                Что глядите на меня, нежно-голубые?» (Фифе.) Какое чудо, какое счастье, что ты нашлась. Значит, жизнь ещё не закончилась. Значит, всё ещё только начинается. Здорово. Мне так много нужно успеть. (Задумавшись, замолкает.)
ФИФА: (не слушая его, уставившись в раскрытый на её коленях ноутбук) Проклятый Интернет, опять отключился. И за что только я им плачу?

Чудаковатый неосторожно взмахивает веслом, и ноутбук летит в воду, где быстренько благополучно тонет.

ФИФА: (в растерянности повторяет несколько раз) Боже мой! Что ты натворил?! (Резко переменившись, но всё ещё растерянно глядя на Чудаковатого.) А может это и к лучшему.  (После паузы на размышления. Мечтательно.) То ли куплю новый, то ли сменю работу.

Снова светит солнце. Лодка  проплывает мимо цветущих берегов, очень живописных и ярких.

ФИФА: (восхищённо) Какие натуральные цвета! Картинка не ограничена никакой рамкой. Прекрасная настройка. Глаза отдыхают. И точно так же нет Интернета. Вопрос: зачем же платить, если то, что бесплатно, - намного лучше? (Вдруг, словно вспоминает о Чудаковатом. Смотрит на него с недоумением.) А что это ты замолчал, как будто на всё время? Одним махом поменял мне весь расклад… все, можно сказать, жизненные устои. И замолчал, как рыба об лёд. (В ответ – ни звука. Только мерные всплески вёсел  и тихое сопение. Она зачерпывает за бортом воду и брызгает ему в лицо.) Услышишь ты меня, наконец, или нет?! 

Чудаковатый, закрепляя вёсла по бортам лодки, пускает её тем самым «на самотёк». Всё так же молча, он садится рядом с Фифой, обнимает и целует её. Не встретив сопротивления, он осмеливается на большее... Лодка самостоятельно причаливает к берегу. Вода потихоньку отступает. Пик половодья – позади. Небо снова абсолютно чистое. Солнце снова светит ярко и греет жарко. Точь-в-точь: Ноев ковчег после потопа, только без тварей. В тишине рождается какой-то неясный звук, который постепенно усиливается. Похоже на звон сотен маленьких колокольчиков.


Действие 7. Чудеса бесконечны.

Фифа и Чудаковатый обнявшись сидят на дне лодки. Сначала ничего вокруг не замечая. Но, когда звук становится вполне явственным, начинают недоумённо  озираться вокруг. Причаливают. Выходят из лодки и идут вдоль берега. А вдоль берега тянется лес. Под сенью деревьев поднялись после дождя миллионы бледно-фиолетовых колокольчиков. Это они так восхитительно звенят. Звон всё усиливается. Над рекой поднимается лёгкая дымка испарения. В небе появилось облако. Это – Ляфа.

КУКУ: Продолжение окончания. И окончательное окончание. Куку!
ЛЯФА:   (воздушно и восторженно) Испаряюсь. Пы-ф-ф. Фур-р-р. О, дирижёрственный Дигидон! Ты вечен и бесконечен. И я полна тобой. Жур-р-р, фур-р-р, тилитень, тихитон, пим-пом.

В округе, заполняя собой всё звуковое пространство, звенят колокола.

ДИРИЖЁР: (из ниоткуда) Вспомнила ли ты, наконец, зачем столько раз совершала свой круговорот? Зачем всякий раз проливаешься на эту грешную землю?
ЛЯФА: Помню. Рождать и возрождать. Всегда.
ОБЛАКА-ПОДРУЖКИ: (хором) Помню, помню, помню. Рождать и возрождать. Рождать и возрождать. Рождать и возрождать. Всегда, всегда, всегда.
ДИГИДОН БОМ-БОМ: (торжествующе и многократно) Дигидон бом-бом… Дон, дон, дигидон, дигидон бом-бом, дон, дон, дигидон, дигидон бом-бом. Дигидон, дигидон, дигидон, дигидон, дигидон… (Пауза.) Бом. Бом. Бом.

Ненадолго повисает тишина. Облака плывут сначала редкие и медленно, после – всё гуще и быстрее…

КУКУ: Куку! Всё начинается сначала!

Посреди неба - большое и чёрное облако. Представьте: это – Ляфа.

ЛЯФА: Не хочу притягивать противоположность – тяжёлую, тёмную, ползучую. Но эти полоцалки и отражилки так щекочутся. Чи-чик, чики-чук. Тут чего угодно притянешь. Чики-чук, чики-чук, чики-чук. (Истерически хохочет.) Нет, больше не могу…
КУКАРЕКУ:  (громко и отчётливо) Всё! Хватит!  (Очень громко.) Кукареку!!!

Занавес.