Далёкое и близкое

                ДЕТСТВО – ЭТО МАЛЕНЬКАЯ ЖИЗНЬ
В детстве мы жили с родителями и братом на самой окраине Шуи, на хуторе Зиновка. Название хутору дала махонькая речушка, которая там протекает. Жили, можно сказать, почти в деревне. Мама работала на фабрике, да и все домашнее хозяйство было на ней. Отец устроился здесь же, в хуторе, в подсобное хозяйство объеди-нённой фабрики. Там нам и выделили под жильё хибарку - бывшую контору подсобного. В хибарке были кухонька, комнатка и печка, в общем, три окна - восемь дыр.
…Как сейчас помню свои первые впечатления от встречи с «ма-лой родиной». Было это 24 марта 1963-го года. Мы с мамой (она не-сет на руках полугодовалого братика Андрея) спускаемся с горки к хутору. Отец пришёл позже, он перевозил какие-то вещи.  День сто-ит солнечный, морозный. Идти нелегко, особенно с детьми. Горки там довольно крутые, да и снега той зимой выпало много.
Я семеню за мамой. Вот мы спустились с горки, перешли  по мостку через речку, пробираемся по узенькой тропке, а по бокам - глубокий, глубокий снег. Идем краем хутора, улицей без названия, на которой пять домов барачного типа,  каждый дом на две или три семьи. Вот и наша хибара, не низка не высока, на самом что ни на есть отшибе хутора.
Избуха наша стояла, открытая почти всем ветрам, на раздолье, которое так любит и ценит всякий истинно русский человек. С од-ной стороны - поля, песчаный карьер, вдали, в районе дачи Пугина, лес, у дороги, что идёт на Новые Горки, - бывший асфальтовый за-вод.
Наконец, добрались до хибары, вошли в нее. На кухне -  стол и две табуретки. В комнате две железные кровати и стол, вот и весь интерьер. Присели за столом на кухне. Вроде протоплено, но, и это четко врезалось в память, половики на полу приподнимаются от вет-ра, дующего в щели под полом. Пришёл отец, принёс хлеб, майонез, чай, ещё какую - то еду. Увидел, как приподнимаются от ветра по-ловики, и взялся за лопату. Отец высоко обкидал избушку снегом, дуть перестало. Так началась наша жизнь на хуторе.
 Меня хуторские мальчишки с девчонками долго не принимали, то ли я ещё мал был для них, то ли потому, что мы на отшибе посе-лились. Бывало, иду хутором, а они за мной бегут, улюлюкают, да с ними ещё собачонка, лает. А я от них - наутёк, к дому. Наревусь, по-ка никто не видит, обидно все-таки…
Но позже я с ребятами подружился. Зимой играли с ними в вой-ну. Бульдозер, когда расчищал снег, делал огромные, по нашим, дет-ским представлениям, навалы. Зато было где прятаться. Наваляешь-ся в снегу, домой приходишь, обледеневшие штаны колом стоят. Валенки, варежки – сразу на печку для просушки.
Скучать ребятне на хуторе было некогда. Играли летом в футбол, зимой - в хоккей на пруду. Даже с Лежневских улиц к нам приходи-ли ребята, чтоб погонять шайбу.  Сбивали ноги, получали клюшкой в нос, но никто не обижался, ведь это была игра, а не драка.
Помню, мои родители  первыми купили телевизор на хуторе. Так к нам почти все ходили его смотреть, как в кинотеатр, только бес-платно. А зимой еще и незваных гостей на себе приносили – клопов. Их тогда в каждом доме было видимо-невидимо.
Я любил ходить в коровник подсобного хозяйства, где работал отец. Наблюдал за повадками животных, давал им сена. В стаде был буйный бык Мишка. Я этого быка очень боялся и не напрасно. Слу-чилось так, что этот бык напал на пастуха и закатал его насмерть. И собака Жулька, которая защищала дядю Петю от быка, от получен-ных травм погибла.          
Держали на скотном дворе несколько лошадей, я их тоже под-кармливал сеном и овсом. Однажды отец меня посадил верхом на лошадь, велел держаться за гриву. Но в какой-то момент руки мои разжались и я соскользнул прямо под лошадь. Умная лошадка тут же встала как вкопанная, подняла ногу и держала копыто надо мной до тех пор, пока перепуганный отец не поднял меня.
А ещё помню, как конь за кобылой бегал вокруг конторы. Мужи-ки пытались остановить коня, но никак не получалось. Отец тогда был молодой, резвый. Схватил бросовое ведро, подбежал к коню и кинул в жеребца, но сам угодил под копыто, Конь попал копытом ему в бок, отец вскрикнул и упал навзничь чуть ли не замертво. У него от копыта аж след отпечатался. Мужики отнесли отца домой. Я бежал следом и плакал, так отца было  жалко. Но ничего, оклемался папаня и резвости в нём не убавилось.
Над полем около нашего дома часто пролетал самолёт – кукуруз-ник, опылял от вредителей картошку, капусту. Однажды с кукуруз-ником что-то случилось, к великой радости нас, мальчишек, он сел на поле неподалеку от нашего дома. Мы подбежали к самолету,  рас-сматривали его, стараясь дотронуться до крыла, до обшивки. Я ещё лётчику сказал, что часто машу ему рукой, когда он пролетает над хутором. Летчик заулыбался. Оказывается, он тоже махал мне в от-вет, только не рукой, а покачивая крыльями самолета. Так мы с лёт-чиком познакомились. Он скоро улетел, но когда  прилетал вновь, мы приветствовали друг друга как старые знакомые.      
Мы, как и все хуторяне, имели свой огород, держали кур, кроли-ков, свинью. Кормов было в достатке, толстенные куры важно рас-хаживали  по зерну, которое не успевали склевывать, несли неверо-ятно крупные яйца. Таких сейчас не то что в магазинах – на рынке не увидишь.
Рожь, пшеницу, привозимые с полей на машинах, очищали веял-кой возле амбара. На хутор постоянно приезжали цыгане за зерном. Подводы, в которые были запряжены коренастые и сильные тяжело-возы, могли увезти очень много мешков с зерном. Я любил смотреть на то, как привозят, ссыпают зерно с машин, как его обрабатывают, испытывая чувство какой-то неизъяснимой радости. И сам, насколь-ко хватало детских силенок, помогал носить зерно в ведре в амбар.
Остался в памяти и выезд хуторян на покос на нескольких теле-гах. Косили в районе Вятчинок, около трассы Шуя – Иваново. Теле-ги загружались сеном очень высоко, перехлёстывались толстыми ве-ревками. Отец меня подсаживал на самый верх воза, иногда забирал-ся ко мне сам и мы ехали перелесками, по ухабистой дороге. Но ча-ще всего отец шёл рядом с возом, держа в руках вожжи и управляя лошадью. Иногда на рытвинах воз сильно встряхивало, при этом не-большие клочки сена летели во все стороны. Я крепко держался за верёвки, но было страшновато. Мне, ребёнку, воз казался неимовер-но высоким…
Часто ходили в лес по ягоды и по грибы. Мне больше всего нра-вилось собирать грибы с мамой и бабушкой, только подниматься надо было уж очень рано, в три – четыре часа утра. Трудно было разлепить глаза, они закрывались сами собой. Пока доходили до ле-са, рассвет вступал в свои права. Лес около дачи Пугина мы называ-ли «нашим лесом», но в семейкинском лесу грибов было больше.
Грибы я очень хорошо знал, благодаря моей бабушке Ксении Ивановне, которую все по-простому называли баба Окся. В походах по грибы мне нравилось наблюдать за жизнью лесных обитателей. В ней всегда присутствовали загадка, тайна, свежие, необычные впе-чатления. Иной раз приходилось видеть кабанов, лосей, какие-то птицы вылетали почти из-под ног, и каждый раз это было как откры-тие удивительного заповедного мира живой природы. А уж как за-мирало мое сердечко, как радовался я, когда находил красноголовый подосиновик или крепкий, кряжистый белый гриб на толстой ножке.
С грибами была связана еще одна история. Перед нашим домом на поляне обильно росли какие-то странные грибы: бело-серая шляпка, а под ней – розоватые пластины.  Мы их и за грибы-то не считали, пинали, как мухоморы в лесу. Но однажды к нам пришел Василий Семенович. Был он нам неродным дедом, но нас с братом очень любил. Участник Великой Отечественной войны, он дошёл до Берлина в звании майора.
Как увидел Василий Семенович грибы эти, так и обомлел. Это оказались шампиньоны, а мы-то принимали их за поганки. Дед, на-ходясь в Германии, насмотрелся и  напробовался этих грибов. Со-брал он их на той полянке, пожарил на сковородке и накормил всю нашу семью. Грибы, действительно, оказались очень вкусными, не-привычно сладковатыми. Дед и себе набрал корзинку шампиньонов, а нам посоветовал насушить их на зиму.
 После этого мы часто готовили из шампиньонов суп и жарили их с картошкой. Конечно, мы с братиком уже не разрешали никому эти грибы пинать, и грибная полянка перед домом, где земля была жир-ная, унавоженная, каждый год давала неплохой урожай.
Позже, по прошествии многих лет, когда хутора уже не стало, но подсобное хозяйство ещё было живо, я иногда бывал на этой поляне,  но грибов не находил. Скорее всего, грибница попросту погибла, а возможно и ждёт благоприятной для себя поры.
А ещё любили мы с мальчишками рыбу. Речка Зиновка мелкая и узкая, и рыба в ней мелкая: голец, сиг, карасик, но было этой ры-бешки, по нашим детским представлениям, много. Конечно, никаких новомодных навороченных удочек нас не было. Мы брали обычную колхозную корзину, шли вниз к железной дороге и  от «мытилки» где женщины полоскали белье, начинали ловлю обычно втроём или вчетвером.
Валера Малыгин  (Асик ) Володя Хренов, Саша Ветров ( Сантёр ) мой братик Андрей ( Контра )  и  я ( Патрик ) распределяли обязан-ности: один  подводил корзину к берегу, другие ( ботали ) загоняли в наш «невод» рыбу ногами. Так шли до хутора и выше, до новогор-кинского спуска. Без улова не оставались. Приносили рыбешку до-мой и жарили на сковородках, заливая жареху яйцами. Вкусно было, пальчики оближешь!
Купались мы на местном пруду, и мне очень хотелось научиться плавать. Меня никто не учил этому. Но, по-щенячьи барахтаясь в пруду, я интуитивно чувствовал, что смогу поплыть самостоятельно. И вот однажды, когда мне исполнилось семь лет, я пришёл на пруд. На берегу никого не было. Я разделся, набрался храбрости и решил: будь что будет, но проплыву от берега наискосок к мосткам. Каким-то чудом поплыл и легко преодолел это расстояние. Радости моей не было предела, я сам себя зауважал. А уж когда я переплыл пруд еще раз на глазах у мальчишек, зауважали и они меня. После этого роди-тели стали отпускать  меня с ребятами купаться на Тезу
 Как-то пошел с нами на Тезу купаться пришедший из армии де-сантник Володя Ражиков. Он забрался на дугу «стального моста» с двухколёсным детским велосипедом, проехал на нём до середины дуги, а затем оттолкнулся и прыгнул в воду, часто-часто балансируя в воздухе ногами. Это было сродни цирковому фокусу. И сейчас, будучи в далеко не детском возрасте, я не могу понять, как это мож-но было сделать.
    Ещё одно яркое воспоминание детства. Летними вечерами мы с ребятами, гуляя возле нашего дома, часто наблюдали такую карти-ну: когда солнце скрывалось за горизонтом, появлялась стая летучих мышей. Они с большой скоростью летали на фоне багрового заката. Отец, когда видел этих летунов, кидал в них камушками или комья-ми твёрдой  земли. Да разве в них попадёшь…Где  мыши укрыва-лись днем, никто не видел, возможно, в сараях, под крышей нашего дома, на чердаке. Наверное, это было бы интересное зрелище, но мне тогда и в голову не приходило поискать их.
Однажды со мной произошло то, что могло стоить мне жизни. Внезапно разразилась гроза, сильнейший ливень не дал мне добе-жать до дома. Я спрятался под козырьком зернового амбара. Стоял на приступках. Сзади меня дверь амбара была закрыта на массивный железный накладной засов. Гром грохотал так, будто небо раскалы-валось над самой моей головой.
В какой-то момент я встал вполоборота к двери и вдруг увидел, как по засову скользнуло что-то слепяще-белое. Огненная вспышка, ужасающий треск…Мне показалось, что я провалился сквозь землю вместе с амбаром. Железный засов, в который ударила молния, был раскален докрасна. А за засовом, на двери, остался черный силуэт от него, словно зловещая тень. Это было так неожиданно, страшно, что я опрометью бросился домой, уже не обращая внимания на ливень.
Позже мы переселились в другой дом, он находился на горке над речкой Зиновкой. На этом месте, где мы после жили, и сейчас стоит высокая пихта, которая росла в нашем огороде. Когда я бываю в тех местах, вижу эту пихту, то в памяти словно шлюзы открываются. И я  снова мысленно перелистываю страницы той книги, которая на-зывается моим детством. На хуторе, название которому дала речуш-ка Зиновка.
Владимир ПАТРИКЕЕВ.