Один. Алексей Ефимов

 
- Господи! Чё за хрень? Только недавно я прилег покемарить, а тут такая фигня. Опять не высплюсь.

Сдавленный, безумно пыльный воздух и кромешная тьма - это не то состояние, в котором я хотел проснуться. Писк в ушах и ломота в онемевшей голове. Такое со мной случалось в детстве после нокаутов или падений. Пыль. Она проникает в лёгкие, и этот процесс невозможно остановить. После каждого резкого вдоха или кашля, которым организм выталкивает эту дьявольскую смесь, на её место приходит в два раза больше. Глаза забиты грязью, и руки не могут дотянуться, чтобы протереть их.

- Жизнь бы отдал за респиратор!

Тьма и обездвиженность способствуют скорейшему забиванию скрипящей на зубах пыли в глотку. Наверное, то же испытывает утопленник, но у него хоть нет такого сушняка.

- Убил бы за стакан воды. Так. Без паники.

Начинаю шевелить губами влево и вправо. Потихоньку выдыхаю носом воздух и ещё медленнее вдыхаю. Минута - и я научился дышать.

- Одна радость...

Пробую пошевелить пальцами ног. Вроде шевелятся. Рук. Тоже шевелятся.

- Нормально. Повезло.

Глотаю воздух, и уши освободились от забитого давлением воздуха. Начинаю прислушиваться. Тишина. Такая глухая, что её тоже можно услышать. Глухая, писклявая тишина. Парадокс. О! Что это? Донёсся стон. Хотя нет, это уже не стон, а какой-то далёкий, раздирающий душу крик.

- Значит, я неглубоко.

Ещё крик.

- Если слышу, значит, спасут первым.

Пробую шевелить руками и ногами. Не могу. Как младенец.

- Блин. Будут дети - ни за что не буду пеленать их. Это же первый шаг к клаустрофобии!

В голове начинает проясняться, и мысли становятся более реальными.

- А что вообще произошло? Теракт? Взрыв газа. А может, землетрясение? И что делать? Тоже кричать? А кому? Спасателям? И где они? Через час подъедут. Холодно, не дождусь. Но хоть живой.

Пробую сказать слово, но не могу. Плохо. Пробую ещё, но получается лишь слабый, еле слышный выдох. В голове резкая боль. Боль нарастает, голова вот-вот разлетится на части, как переваренная банка сгущенки. Стоп-кадр. Пустота. Наверное, смерть? Хорошо, тело расслаблено, проваливаюсь в глубокую яму. Тишина…

- Сегодня только купил в кредит хороший телевизор, а его раздавило плитами.

...Сколько я уже пролежал? Хрен знает… Холод становится сильнее, и дрожь невозможно унять. Самое неприятное то, что обездвиженные части тела затекли, и ужасно противные мурашки толпятся в капиллярах, перегрызая и перерывая их. Одно шевеление пальцами провоцирует бурю тупой и всепоглощающей боли, как будто отсидел и ноги, и руки, и всего себя.

Уже слышны спасатели, трактора и краны, матерки и лай собак. Шаги над головой, глухие удары ломов и кирок. Такое слышат покойники, томящиеся в своих деревянных гробах под толщей могильной земли. Вот кто-то пробежал надо мной, какая-то группа. По крикам понятно, что кого-то откопали и срочно транспортируют в «Скорую помощь», а кого-то складывают рядом для того, чтобы родственники могли опознать размазанные, переломанные тела своих близких.

- Блин, что меня не достают? Мог бы я крикнуть - и все бы кинулись меня спасать. Точно как младенец.

Опа! Собака нашла. Тревожно лает.

- Лай, родная, гавкай, обрати внимание. Откопают меня, колбасы тебе куплю.

Похоже, её отвели, но как же так? Она же на трупы не реагирует. Понятно, наверное, подвели еще одну, контрольную.

- Что же ты молчишь? Ну! Давай хорошая! Ну…

Куда, а я? Придется дальше здесь валяться, пока не сдохну от обезвоживания.

Где-то видел передачу, как ребенка достали из руин спустя несколько дней, живого и невредимого. А ещё дед какой-то в погребе просидел несколько недель или месяцев. У него там хоть соленья, варенья были, а у меня пыль и недостаток кислорода. Видать сильно тряхануло, баллов шесть или семь. Хорошо, хоть дом из плит, кирпичный бы давно раздавил. А с другой стороны, кирпичный, может быть, и не рухнул, не сложился, как карточный домик. Боль становится нестерпимой, а голос не вернулся. Ладно - не крикнуть, так хотя бы постонать вдоволь - оно же, когда стонешь, как-то меньше больно почему-то.

Во всем виновато оповещение. Сразу бы оповестили, и народ, может быть, и спасся бы. Да у нас, наверно, и сейсмических станций нет. Вот весь дом и превратился в кучу мусора с останками жильцов. А что с другими домами? Наш-то новый. А может, старые ещё и целыми остались, раньше ведь из дерьма не лепили. А может и лепили? Планы, пятилетки…

- Ну, наконец-то! Однако, что-то долбят надо мной. Чуток осталось тут вяляться. А если сейчас ещё толчок будет?

С ужасом понимаю, что даже при двух-трех баллах меня разотрет здесь, как муку в мельнице. Толчки-то ведь не вертикально, а как обычно - горизонтально, из стороны в сторону.

- Тьфу, тьфу, тьфу!

Чтоб не накаркать, плюю на своё лицо, потому как голова не шевелится...

- А если начнут поднимать плиту и меня повредят? Они же не знают, что я так близко!

Вот теперь уже панический ужас атаковал сознание. Я начинаю трезво осознавать всё происходящее. Всё, кроме своей немоты.

- А может, это сон? Открою глаза в холодном поту, под тяжёлым липким одеялом - и красота.

Ущипнуть бы себя. В принципе, и так всё тело ноет. Хотя сейчас уже больше чешется, чем болит. Сколько я уже в могиле?

Еле слышный гул под моей спиной, заставляет вспомнить за секунду всю жизнь. Всё, что не успел сделать и сказать. Всех, с кем не простился. Я уже как червь, как сейсмический аппарат ощущаю животным инстинктом, кожным слухом приближение волны или толчка. Всё. Карачун. Гора плит задвигалась, и я чувствую, как этот большой кухонный комбайн перемалывает моё существо. Я слышу хруст костей и ощущаю ужаснейшую боль. Потерять бы сознание, но нет, это как в зубном кабинете - чувствуешь приближение боли и знаешь о её неизбежном приближении, и оттого небольшое покалывание, превращается в адскую, мучительную пытку. Сверху доносятся вопли таких, как я, и крики обезумивших от усталости спасателей. Толчок прекратился, но я жив. Я чувствую, как острые края моих обломанных костей врезались в плоть, чувствую, как грязь смешивается с кровью.

- Болит - значит живёт.

Шевелится только одна рука, точнее - пальцы на руке.

- И стоит ли мне теперь жить? Такому обгрызенному. Раздавило бы мне сразу башню. Хоть хоронили бы в цинке, но нет же! Пока всё тело не изуродует, в покое  не оставит. Вот судьба.

Знавал одного кренделя, которому цыганка нагадала умереть в колодце, и он в это сильно поверил. Забил колодец досками, стал бояться всех колодцев, даже канализационных, бросил пить, гулять ночами. Прожил пять лет. Однажды сорвался. Напился, пошёл к старому забитому колодцу, потому как надоело ему жить в маниакальном страхе, начал его разбирать, ругать, разговаривать с ним, даже выпивать, как с живым. Наутро нашли его пьяное замёрзшее тело прямо на колодце. Судьба. А другой две войны прошёл, а умер от гриппа. Тоже судьба. Здоровый был, охотник, по горам бегал, как атлет, а тут хлоп - и на Суремейке. А кто-то всю жизнь болеет, на таблетки работает, вот-вот загнётся, а своих детей переживает и умирает от старости. Судьба.

Вот так и мне, видать, судьба. Только она ещё играет. На вот, почувствуй, каково оно - в могиле. Издевается, злодейка, смеётся. Потому как прожил я в счастье и в достатке, горя не знал. Накопил? Получи с процентами свою долю.

- А так-то здесь нормально. Я уже привык. Удобно, тихо, спокойно. Красота. Так бы и лежал, если бы не холод. Вообще-то и не холодно уже, пыль и мусор уже нагрелись. Этакий спальный мешок. Интересно, куда я попаду - в ад или в рай? Блин! Опять хрень всякая в голову лезет. Сейчас откопают, вот смеяться буду от таких мыслей, паникёр херов. А ноги? Ноги прирастут. Читал в газете, что одному мужику член пришили, - и ничё, прирос, даже дети есть…

Ага, опять долбят. Надежда умирает последней. Навались ребята, давай, давай. Поплакать, что ли? В принципе, зачем? Всё равно ведь никто не видит, а влага - она пригодится. Значит, надо разозлиться. Злиться тоже толку нет, выругаться-то не могу, а молча злиться - нервы на ветер. Ладно, буду лежать спокойно, пока «Скорая помощь» или «Скорая немощь» не умчит меня в травматологию, если она, конечно цела осталась. Опочки! Однако, щас докопаются. Вот, вот я!

Вот, ноги уже нашли. Шум и крики стали интенсивней. Нашли.

- Выковыривайте мужики. Наконец-то спасён!

Доктор трогает пульс, светит фонариком в глаза, торопится.

- Молодец!

- Труп. Уносите.

- Как труп? Ты чё, козёл! Я жив! Вот уроды. Бросили, как мешок с дерьмом, на холоде. И чего я тогда ждал? Вот теперь пора плакать и ругаться. Ну, ну же. Ну!

Собираю всю силу в кулак. Тихий вдох. Кажется получается. Ещё чуть-чуть. Животный рёв подбирается к голосовым связкам, выталкивая, как пробку шампанское:

- Живой я! А-а-а!..