Маточка. Вступление

Он:
Я хочу, чтобы ты читала и плакала-как моя мама читала то, что я написал  про отца и про мою семью, потеряв чувство времени, дня и ночи, и она читала это до четырех часов утра. Я хочу, чтобы ты читала, и я, как садист, будут смотреть на твое лицо, наблюдая все твои микрореакции, как ты реагируешь, как у тебя дергается кадык, как ты глотаешь слюну, или чем ты дышишь ртом или носом, и учащается ли у тебя сердцебиение или нет- читая все –написанное мной о тебе. И как ты держишься- пока ты читаешь мои абсурдные монологи, и не мене абсурдные диалоги. И не надо быть полиглотом- зная несколько языков- надо быть уже полиглотом –просто пытаясь понять тебя и меня-говорящих на одном языке - но мыслящих разными категориями –как будто в кару, и в назидание кто-то устроил нам новый Вавилон- за мою любовь к тебе, которую я когда-то хотел построить как башню в небо, чтобы забраться туда..
Она: И ты будешь доволен этим? У нас с тобой уже ничего нет. Ничего общего.
(лицо каменное, гримаса пренебрежения)
Он:
Да я просто хочу видеть твое лицо, видеть все эти невербальные символы-и это будет доставлять мне огромное удовольствие –видя, как ты заново переживаешь эти самые главные длоя нас минуты-находя в них какую -то мою исповедь, и мое какое- то откровение-и тебе хочется окунаться в него, как в теплую воду, и одновременно выныривать из него, как из ледяной воды, и тебе захочется вместе со мной срываться во все эти пропасти. Ты захочешь рвать не себе одежду, волосы, царапая мне лицо, потому что во всем мной написанном я тысячу раз прав. И ты захочешь побриться наголо-как послушник в церкви, сотворив этот какой-то мысленный обряд инициации.. пройти это, как посвящение в тайну и магический орден..
Она: А ты опять отпустишь бороду, как в отпуске?
Он: (запальчиво) –Да! И нет никаких условностей, и обстоятельств, которые бы позволили бы мне когда- нибудь сдержаться. Да, я тот который убегал с поста, с тумбочки дневального -за вторым дневальным, который из тумбочки дневального брал мои стихи чтобы меня позлить, а потом мы бегали по всему военному городку -  я так яростно тогда защищал свое творчество -принимая на себя критические тумаки, щелчки, поджопники, шалобаны и подзатыльники. Но я  не сломлся. Я продолжал дальше. Несмотря на все время меня сопровождавший смех. И я думал, что нет чернее креста, как мой крест белой вороны-потому что я выстрадал мое творчество, я отшлифовал его своими муками творчества, и каменной стеной непонимания и равнодушия, и теперь.. Теперь в одночас- здесь и теперь, и раз и на всегда я набрался в себе решимости, и мужества чтобы это опубликовать.. Сделать его доступным -рассказать всем, что было на моей душе великого и малого, малодушного и скупого, и я стал писать про все- про интимные подробности, и про семейные тайны, и  как Иванушка, обратившися козленочком, испивший воды из лужицы от копытца, я думал, что мне стоит всего лишь несколько раз перекувыркнуться с моими мыслями, чтобы они меня оставили, или дали мне всего лишь шанс переродиться, что они меня когда –нибудь «отпустят»…
Но я  остался прежним. Мои великие тайны суть нечистоты. Мое сокровенное-  жалкий тлен…
И я лишь дал повод кому-то посмеяться..Ты меня не слушаешь
Она: Как можно слушать того, кто слышит только самого себя? (прикладывает к уху сотовый телефон) Да, я слушаю… (не мигая)..Алло..