Якорь...

          Большой удачей на рынке считалось, если тебе попадётся спокойный и молчаливый сосед по контейнеру. Стоять и слушать целый день чью-то назойливую болтовню очень не хочется. Учитывая ещё и то, что мы стояли там годами, с очень редкими выходными. Рыночный шум от тысяч протопавших мимо ног, гудящий, как пчелиный улей, рой голосов утомляет смертельно и сам по себе. А если ещё тут разговорчивые соседи... Но мне всегда везло. Никогда не попадалось соседей буйных, что называется «кипешных». По одну сторону стоит себе спокойно, протирает сухой тряпочкой реле и автоматические выключатели и пускатели Саня по кличке «Малыш», улыбается спокойно, вспоминая о своей жене, о маленьком сыне. И видно, что у него всё в порядке. Ничем его не расстроить и ничем не огорчить. Эдакий сытый удав, ползущий по затихшим джунглям. Максимум что можно от него услышать, это короткую, безобидную сентенцию на происходящие в стране безобразия или свежий анекдот, услышанный им недавно.

          А по другую сторону от меня стоит Андрюха – погремуха «Очкарик». Этот, наоборот, с самого утра всегда озабоченно нахмурен и глобально задумчив. Курит сигареты одну за одной, почти с ненавистью смотрит на проходящих мимо покупателей, и сразу видно, что сегодня ночью, нет, скорее всего утром, у него состоялся неприятный разговор с женой. Сам он невысокого роста, в очках, а жена крупная высокая самка, да простят мне женщины этот эпитет, и явно не считает его себе ровней. Приходит к нему на рынок часто и всегда только за деньгами. Удерживают её возле него лишь деньги, которые он зарабатывает последними силами и отдаёт ей каждый день. Да маленькая дочка Алиса – он безумно её любит. Этот больше похож на очковую кобру между раскалённых контейнеров-валунов, которая постоянно готова выпустить своё жало. В ответ на Санины комментарии он предлагает свои версии противоположной полярности. Но столь же ёмкие, негромкие и злые.

          А я, сосредоточенный и спокойный, как Будда, стою посредине. И с утра у меня одна мысль: сходить мне в бар опохмелиться или подождать до обеда?

          Чтобы как-то разнообразить ежедневную скуку, мы иногда подшучиваем друг над другом. Подкидываем под прилавок крупные сувенирные купюры, они издалека очень похожи на настоящие, опечатываем контейнеры фальшивыми печатями налоговой инспекции, приклеиваем на контейнер объявления об оптовой продаже презервативов, да мало ли приколов придёт в голову, пока днями стоишь в бесторговой тоске и практически ничего не делаешь? Я тоже вот частенько беззлобно подшучивал и над Саней, и над Андрюхой. При этом стараюсь, чтобы шутки не выходили за пределы приличий.
Большую часть Андрюхиного бизнеса занимала торговля восстановленными якорями для дрелей и других электроинструментов. Он принимал заказы на перемотку и, когда набиралось нормальное число клиентов, звонил перемотчику Коле, тот приезжал, забирал сгоревшие якоря и через неделю привозил уже перемотанные. Партии обычно составляли от двадцати до тридцати штук якорей.

          Как-то во время одной такой оптовой Андрюхиной закупки я незаметно подложил ему на прилавок якорь, который вынул из разобранного немецкого двигателя, что долгое время валялся в моём контейнере. Двигатель был старый, совершенно ненужный и без всякой маркировки. Якорь был очень внушительный и весил килограммов пять-шесть. Андрюха ничего не заметил. Ровненько и красиво разложил всё на прилавке и, как ни в чём не бывало, продолжил свою торговлю. Я не мог дождаться вечера, мечтая увидеть, как он начнёт собирать товар с прилавка в контейнер и обязательно обнаружит ненужную деталь, начнёт психовать и искать того, кто это сделал, тем самым дав нам повод от души похохотать. Но он опять ничего не заметил. Всё аккуратно упаковал, закрыл контейнер и ушёл домой.

          Игра становилась интересной! Я молчал. На следующий день он тоже ничего не заметил. И через неделю тоже. А я всё ждал и ждал, когда же он спохватится! Ведь чем позже он обнаружит подвох, тем смешнее выглядела бы ситуация. Но он в упор не видел никакого подвоха, с упорством муравья ежедневно выкладывая непонятный якорь от неизвестного двигателя на прилавок. Прошло уже больше полугода. И я уже было собрался признаться ему в своём розыгрыше, чтобы он выбросил эту тяжёлую железяку на свалку и не мучился, занимаясь напрасной гимнастикой, но что-то меня постоянно удерживало.

          Как вдруг однажды к его прилавку подошёл мужик. Взял в руки мой якорь, а из пакета, который держал в руке, вытащил свой, точно такой же, но только сожжённый и спросил, сколько ему нужно заплатить? Так как Андрей не знал, откуда этот якорь и сколько он может стоить на самом деле, он назвал максимально высокую в те времена для якорей цену – три тысячи. Покупатель постоял, подумал, вытащил бумажник, рассчитался и испарился так же быстро, как и появился. Я стоял, разинув рот.
          - Так от чего этот якорь? – удивлённо спросил я «Очкарика».
          - Откуда я знаю, - спокойно ответил тот, – но раз его купили, значит, кому-то он нужен!