Кредит!

   Кунц обещал Вере, еще давно, когда брал ее замуж, что будет заботиться, защищать и быть крепкой стеной. Он обещал никогда не поднимать руки, не пить и всегда быть рядом. На деле все сводилось к тому, что рядовая затрещина стала давно привычной и повседневной. Вера уже теперь и не обижалась на него за это, ведь были проблемы куда серьезнее, например гулянки с дружками после которых он зверел и мог не просто ударить жену, а избить не по-человечески - как мужика. Потому отсиживаться в туалете в период его припадков тоже стало делом для Веры обычным. И плакать она уже давно перестала, просто сидя в темноте, время от  времени вздрагивая, от шараханий Кунца по квартире - копалась в мобильном телефоне, слабым светом горящего дисплея освещая свое утомленное, но еще красивое лицо.
   Что же касаемо Кунца, он тоже не был в восторге от себя. И каждый раз, очнувшись поутру, валялся в ногах жены, вымаливая прощение. И снова обещал.   
   - Просто такая жизнь, - объяснял он ей и себе свои поступки.
   Верила в это Вера или нет, она уже и сама давно запуталась, а была у нее радость только в своем сыне, в котором видела лучик тепла и света. Маленький, крошка Стасик, в ответ на ласку всегда отвечавший тем же. И никогда он не кричал на нее и любил не за что-то, а просто потому, что она его мама.
   «Кунц, несчастный человек».
   Думала Вера и жалела его за это. И терпела, потому что помнила другим, а может до сих пор, еще любила.
   Год назад Кунц устроился на птицефабрику простым слесарем, перед этим он уволился со старой работы и хвалился Вере своим опытом и стажем, что найдет работу лучше и выше чем простым инженером, но опростоволосился. Теперь пить он стал больше и к запахам пропотевшей одежды еще добавился запах тухлой птицы, от которого Веру выворачивало на изнанку, и опять она терпела, больше уже конечно ни на что, не надеясь, а просто так жила как автомат: дом, работа, хозяйство. Бытовая жизнь, которую она всегда так боялась и пыталась избежать, но не случилось.
   Если она продолжала и дальше копаться в душе Кунца, выворачивала его наизнанку, просвечивала на совесть, пробовала объяснить его мотивы, то перед глазами со временем открывался на удивление добрый человек, ответственный, но очень слабый, хотя маска, которую он всегда носил, представляла его человеком сильным и циничным. Он стеснялся один ходить в магазины, боялся по вечерам, когда уже темно гулять с семьей. Просто потому-то не верил, что сможет защитить ее. У него было множество комплексов и сильное чувство неудовлетворенности. В жизни он видел только черные краски, умел ненавидеть и мстить. В общем, среднестатистический люмпен которому по жизни выпал только один шанс стать порядочным человеком, и даже им он не смог воспользоваться. Этим шансом Вера всегда считала себя. А тут эти выборы в горсовет…
   - Кто там? – спросила Вера из спальни, когда Кунц закрыл дверь за агитатором.
   Кунц прошел в спальню и протянул ей авторучку.
   - Вот держи, это тебе подарок от Салахова.
   Вера приняла «подарок», покрутила ручку, пощелкала ею и положила на комод рядом с блокнотиком от того же кандидата.
   - Приятно, черт побери, - промурлыкала она и нагнулась над детской кроваткой, что бы поправить сбившееся одеяло на спящем Стасике.
   - Будешь за него голосовать?
   - Не знаю еще, - честно ответила Вера.
   - А я не буду. Мы ему кредит платим, вон в агитлистке написано, что он директор нашей ипотечной компании.
   Кунц сунул под нос Вере лист ярко выкрашенной бумаги с изображением Салахова во весь рост.
   - Какая рожа у него наглая, - фыркнула она.
   - Вот и я о том же. Думаешь, он сам раскошелился на подарки избирателям? Вот дудки! За наши деньги нам и дарит.
   - Ладно, не заводись, - поспешила успокоить Кунца жена. - Хоть несколько копеек к нам вернулись.
   Кунц соглашаясь, кивнул.
   - Есть сегодня будем? – без интереса задал он повседневный вопрос.
   - А ты хочешь?
   - А ты?
   - Ну не так чтобы хотела… Давай чай попьем?

   Ближе к пяти вечера Кунц пошел платить кабальный кредит. Перед этим дома он выложил деньги на диван, еще раз пересчитал их и прикинул, что смог бы купить не будь у него долга. Оказалось, купить он многого не смог бы, но отдавать деньги все равно не хотелось. Переборов желание послать все подальше он сунул деньги в карман и ушел, поцеловав на прощанье жену и ребенка.
   Когда дверь за Кунцом закрылась Вера еще долго стояла в коридоре со Стасиком на руках и таращилась на ободок глазка двери, испытывая вполне материальное беспокойство, которое своими твердыми углами почти до боли вминалось в грудь.
   А Кунц в это время уже шел по тротуару, разглядывая впереди шагающую незнакомку.
   «Обогнать, да и подцепить».
   Подумал он, а потом как всегда понял, что не сможет. Просто стал фантазировать, что бы он такое сказал, будь у него больше решимости.
   А хороша была бабенка сзади, но как обычно бывает в таких случаях спереди наверняка не очень.
   Рядом вдруг грохнулся целлофановый пакет с чем-то мягким внутри на вид и прервал размышления. Кунц остановился и задрал голову, чтобы посмотреть наверх.   
   Он долго вглядывался туда, в надежде увидеть  из какого окна эта гадость вылетела. Но дом тупо таращился своими многочисленными глазницами разношерстных окон.
   Оглядевшись по сторонам и не обнаружив поддержки в лице какой-нибудь сердобольной старушки, Кунц двинулся дальше и с сожалением понял, что потерял незнакомку из виду.
   «Почему я такой невезучий?».
  Когда-то он учился в институте, у него было много друзей, хорошая подработка и родители были рядом. А теперь он сам предоставлен себе, да еще и семьей успел обзавестись, которую нужно кормить. Когда-то была машина, ни шибко хорошая, но и не плохая, но теперь и ее нет. А есть семья, о которой нужно заботиться. По всему выходило, что причиной его неудач была семья: жена и ребенок. Но поразмыслив, Кунц всегда понимал, что на самом деле вина в нем самом.
   «Непутевый я какой-то». 
   Вера всегда была для него не просто женой, а почти матерью. Она обстирывала, готовила ему, часто и думала за него, может быть поэтому, будучи моложе по годам выглядела старше. Кунц понимал, что жене с ним тяжело, но продолжал искать легкие пути, вместо того чтобы встряхнуться и переть по жизни как бульдозер. Но нет, он был не таким. Всегда легче припугнуть, что бросит ее и ребенка, оставит одну с кредитом и с жизнью наедине,  сразу легчало, в такие минуты казалось, что и правда уже вырос и стал настоящим мужчиной: сильным и властным. Но не помогало, все равно.
   «Если бы не кредит!».
   Казалось, стоит выплатить кредит, и жизнь сразу наладится и заработка вполне может хватить на все или почти все. Кунц старался гнать такие мысли. Просто хотелось скорее с этим разобраться, чтобы дышать стало легче, и тогда силы появятся свежие, чтобы бороться дальше.
   За два года, он неимоверными усилиями и попрошайничеством у родни собрал половину суммы необходимой для погашения долга, вторую половину было не потянуть, а другой кредит под меньшие проценты банки не давали, мотивируя отказ тем, что на его шее сидели два иждивенца.
   Кунц думал, думал, совсем отстранившись от реальности. Один раз даже перешел дорогу, не оглядевшись по сторонам, и понял это, когда было поздно что-либо понимать. Обошлось.
   Какие-то новые мысли рождались в голове, до этого ни когда туда не приходившие. От них становилось приятно, но сути он уловить пока что не мог. И когда он вошел в здание офиса то…
   «А что если…».
   Он быстрым шагом подошел к сисястой девке сидящей за высокой стойкой в приемной и твердо спросил:
   - Я могу поговорить с Салаховым?
   Девка округлила глаза, разглядывая чумного Кунца, а рассмотрев, на удивление приветливо ответила:
   - Конечно, господин Салахов ведет прием по личным вопросам с часу до двух каждый день.
   - Нет, - заводясь, прорычал Кунц. – Ты меня не поняла девочка. Мне сейчас нужно поговорить с ним.
   - Простите, - девка потянулась рукой куда-то в низ. – У нашего директора очень плотный график работы, как с клиентами, так и с электоратом, поэтому он специально каждый день выделяет окно для личных бесед.
   Кунц уразумел, что сейчас она вызовет охрану, и поспешил успокоить.
   - Милая, - произнес он почти по-отцовски, - я не псих, мне просто очень срочно надо встретиться с ним. Вопрос жизни и смерти.
   Кунц понимал, что если сейчас не доведет задуманное дело до конца, завтра уже не прейдет.
  - Ну… - обманутая новым тоном Кунца растерялась девка. – Я сейчас у него спрошу… А, хотя знаете, пройдите прямо по коридору и потом направо, там его офис. Может он вас примет.
   Она, поднявшись со стула и перевалившись через стойку, показала направление. Кунц на мгновение застыл, стыдливо разглядывая колышущуюся грудь, так неприлично почти целиком, выкатившуюся на показ из широкого декольте. Наконец сглотнув пересохшим горлом, отправился в указанном направлении.
   Помявшись с минуты у двери: "кандидат в горсовет Салахов Р.Г.", как значилось на табличке аккуратно прикрученной саморезами, Кунц осторожно толкнул ее и просунул голову в открывшуюся щель.
   - Можно? - попросился он.
   В тесном кабинете, за маленьким, аккуратно прибранным столом, сидел сам Салахов, гроза ипотеки и возможно даже представитель народа от 17 округа. Он приветливо кивнул в знак согласия и робкий Кунц осторожно протиснулся целиком.
   - Здравствуйте, - широко улыбнулся Салахов, вставая навстречу и протягивая руку для рукопожатия.
   Кунц радостно пожал руку в ответ, и уже начал было мямлить про какие-то деньги, но Салахов крепко приобнял его за плечи и радушно воскликнул:
   - Ну, вот в жизни бы не догадался, что вы такой!
   - Какой такой? – не понял Кунц, испугавшись вдруг, что его приняли за кого-то еще. – Я ваш клиент, - поспешил он расставить все по своим местам.
   Зря спешил.
   Салахов неожиданно нахмурился, выпустил Кунца из объятий и более сухим тоном спросил:
   - Что вам? И попрошу короче, я жду очень важного человека.
   - Я Кунц, - начал Кунц. – Мы с женой брали у вас заем для приобретения жилья. Понимаете? У меня к вам личное дело.
   - Давайте, давайте ваше дело, только скорее. Скорее!
   Такой оборот Кунца совершенно не устроил, он растерялся. Но все-таки  продолжил в такт кивающей Салаховской голове:
   - Видите ли, я собрал половину суммы, которую должен вам. И сейчас собираюсь брать кредит в другом банке, чтобы погасить долг…
   Кунц остановился, потому что не понравилось ему то, как кивал Салахов, и вообще у него сложилось впечатление, что его ни кто не слушает, и просто пытаются отделаться как от назойливой мухи. А Кунцу не нравилось, когда его сравнивают с мухой.
   - … послушайте, я к вам пришел с серьезным предложением.
   И снова он замолчал, ощутив то, как все внутри закипает, и удивился, не узнав себя.
   - Давайте, давайте свое серьезное предложение, - торопил Салахов.
   - Что если я внесу половину долга сейчас, сегодня же, а оставшуюся половину, вместо того чтобы брать в банке, возьму у вас под меньший процент? И я продолжу также выплачивать, как делал бы это в том случае, когда имел дело с банком?
   - Это все?
   Кунц молча, кивнул. Салахов потянулся к телефону и стал звонить.
   - Любочька, - произнес он в трубку, - я же тебе сказал, что бы ко мне пускали только в определенное время. Почему я должен выслушивать бред какого-то гавнюка, если я этого совсем не хочу делать. Ты за что деньги получаешь?
   - Но ведь это выгодное предложение, - стал бормотать Кунц. – Вы ведь бизнесмен.
   - В общем, сейчас зайди ко мне, - не обращая на него никакого внимания, продолжал Салахов, - и напиши заявление об увольнение по собственному желанию, а иначе…
   Когда Кунца бросило в нестерпимый жар стыда и унижения, когда наглая рожа Салахова, не обращая на него ни какого внимания, отчитывала безвинную Любочьку, тогда то он неожиданно для самого себя ухватил со стола массивный дырокол и жахнул им по лысеющей башке кандидата в депутаты. И еще не осознав до конца содеянного, со злорадством стал наблюдать сползающего на пол Салахова и на раскроенный череп, из которого ручейком хлынула алая кровь, заливая мерзавцу лицо и белую рубашку.
   - Я против твоей кандидатуры! – выкрикнул Кунц.
   Сам не зная зачем.
   Что касаемо Салахова, то он ни чего понять не успел, разве только увидел яркую вспышку и чувство паники, а потом бах и он уже на полу.
   - За что? – испытывая дикий страх, прошептал он.
   Кунц двинулся на него, на ходу замахиваясь дыроколом, Салахов выставил вперед руку, растопырил пальцы и заорал. Тут же дверь в кабинет распахнулась, и женский визг оглушил Кунца:
   - Убивают! Полиция!
   Кунц обернулся. На пороге, вся белая от ужаса, стояла грудастая Любочька.
   «Жаль, хорошая девка».
   Кунц преодолел разделявшие их пару шагов, и крепко врезав Любочьке по зубам, захлопнул дверь, повернул замок.
   Он вернулся к Салахову, который одной рукой зажимая рану на голове, другой продолжал так же прикрываться от Кунца.
   - Ну что гнида, поговорим о моем предложении?
   - Конечно, - с дрожью в голосе согласился Салахов.
   Просто диву даваясь своей выходке, Кунц наслаждался ситуацией. Он один вот так расправился с ненавистными ему врагами: одного по башке, вторую в зубы.
   «Жалко девку».
   Кунц схватил подвернувшееся под руку полотенце и швырнул Салахову.
   - Приложи к башке, а то помрешь от потери крови, вон как хлещет.
   «Что же будет дальше? Сколько у меня времени, пока появится полиция?».
   От силы Кунц мог рассчитывать на три минуты, не больше. Выход следовало найти немедленно. Но какой? По всему выходило, что он должен будет получить срок. Его отца посадили за такое же дело. Тот пришел с другом в школу и поссорившись с директором, устроил драку. Загремел на год. Его же ситуация много сложнее.
   «А что будет с Верой и Стасиком? Как они расплатятся с долгами?».
   - Пожалуйста, - взмолился Салахов, - мне нужен врач.
   - Нам всем нужен врач, - жестко отрезал Кунц.
   «Бежать!».
   И он, отбросив дырокол, бросился к двери, стал, возится с замком, пытаясь отпереть его, но тот сопротивлялся.
   «Что же я наделал!».
   Отчаянно пульсировало в голове.
   Кунц с силой рванул дверную ручку на себя, но дверь не поддалась. Он ошалело таращился на нее в своей руке выдранную с корнем.
   «Окно!».
   Кунц рванулся к окну. Пинком отпихнул Салахова и распахнул створки в стороны. Тут же дикий вопль отчаянья вырвался из его груди, взорвав душное пространство кабинета. За окном, вместо простора и серых зданий города на него смотрела глухая, кирпичная стена.
   Кунц опустился на стул и закрыл лицо руками. Это был конец! Все чего он так кропотливо добивался теперь обреченно, как и его семья, так и планы на будущее. Как жестоко, но он так и не свозил их в Египет, а ведь обещал. А что еще хуже так это повторение судьбы собственного отца, которого он всем сердцем ненавидел и презирал за бесхребетность.
   Он заплакал. Не из страха, даже не из-за того, что по своей воле попал в подобную ситуацию, просто ему вдруг стало жалко себя.
   Выхода не было и вот уже голоса в коридоре и дробный стук в дверь, которая под ударами кулаков содрогнулась как хлипкая дощечка. И почему он сам не попробовал выбить ее пинком? За ним пришли.
   Кунц встал и приготовился принять злую судьбу, как вдруг опять глупая мысль родилась в его бестолковой башке.
   - Не входить, - громко выкрикнул он. – У меня бомба и я все здесь взорву к чертям!
   Стук сразу прекратился, а голоса за дверью смолкли. Только один спокойный, бархатистый сказал ему через дверь:
   - Не дури парень.
   - А я и не думал. Ты просто отойди от двери на десять шагов и остальных убери. А то ведь я шутить не стану, в раз кнопку нажму.
   - Он врет, - тихо прохрипел ослабевшим голосом Салахов. – У него нет бом…
   Кунц не дал ему договорить, подобрав дырокол, он с удовольствием врезал им Салахова.
   - Ты понял меня, - громко спросил он человека за дверью. – Уходи.
   - Я ухожу, - ответили ему.
    Кунц посмотрел на окровавленный дырокол и с грохотом кинул его на стол, а потом с разочарованием подметил, что Салахов еще был жив. Тот возился в полубессознательном состоянии и стонал.
   Как, оказалось, просто убить человека. Ну и пусть он пока что еще был жив, смысла это ни как не меняло.
   Какое-то остервенение захлестнуло Кунца. Он снова ненавидел всех вокруг и боялся собственной злобы. Как всегда черная тень опустилась на лицо, придав ему гримасу зверя.
   «Месть!».
   - Я вам всем покажу, - злорадно прошипел он.

   Салахов вздрогнул, приходя в себя, глядя на бешенного Кунца, внимая его словам, ощущая густой ужас, сковывающий тело, и боль, острую как лезвие бритвы боль в голове.
   Он видел, как Кунц достал из шкафа обувную коробку, вытряхнул из нее совсем новые туфли за двадцать тысяч рублей, потом скотчем примотал мобильный телефон.

   Муляж взрывного устройства был готов. Кунц оглядел его и одобрительно кивнул.
   - Еще раз пикнешь… - обращаясь к Салахову прошипел он и оглядевшись по сторонам, схватил со стола канцелярский нож.
   - … прирежу.

   Именно звонок в дверь насторожил Веру, а не плачь проснувшегося ребенка. Женщина еще с минуту стояла, как вкопанная решая открыть дверь или заняться сыном. Но тревога нарастала с каждой секундой, и Вера пошла к двери.

   - Ты зачем в депутаты подался? – спросил Кунц Салахова.
   Он сидел за столом на месте его хозяина и разглядывал журнал, который достал из ящика.
   Салахов с прикрытыми глазами думал о своей семье, когда вопрос застал врасплох.
   - Так просто, - вымученно ответил он.
   Каждое слово доставалось с трудом.
   Кунц не посчитал ответ Салахова исчерпывающим, поэтому с издевкой подметил:
   - Разве тебе твоих денег мало? Еще и взяток захотелось?
   - Да нет. Хотел для города что-нибудь сделать полезного.
   - Для города, - передразнил его Кунц. – Врешь ты все. Двери чиновничьих кабинетов захотел ногой открывать. Ты сейчас кто? – и сам ответил, - Бизнесмен. А станешь чиновником. И что тебе до таких как мы маленьких? Ни чего. Ты на своем месте, что сделал для нас? Ничего. Только греб, греб деньги как сумасшедший. Я к тебе пришел ты меня как встретил? Когда понял что я не тот, кого ты ждал?
   - А разве я вам чего-нибудь должен?
   - Ах ты, рожа, - поднимаясь со стула и выдвигая лезвие, зло произнес Кунц.
   Но тут раздался слабый стук в дверь.
   - Что еще? – громко выкрикнул Кунц.
   - Марек, - позвал его тот же спокойный, бархатный голос, - твоя жена приехала. Хочет с тобой поговорить.
   - Не о чем мне с ней разговаривать. Пусть даже не подходит, взорву вместе с собой.
   - Хватит Марек, - продолжил тот же голос. – Мы оба знаем, что ни какой бомбы у тебя нет. Я просмотрел записи видеонаблюдения, где прекрасно видно, что ты пришел пустым. Сомневаюсь, что под футболку и брюки можно запрятать взрывное устройство.
   - Марек, - послышался голос Веры, - я тебя богом молю, сдайся.
   - Пошла вон дура!
   - Ты хоть подумал, что с нами будет?
   Кунц по голосу Веры понял, что жена плачет. И сердце его сжалось.
   - Эй, ты, - крикнул он тогда. – Мужик, вертолет где?
   - Вертолета не будет, - ответил ему. – Но мы можем предоставить машину до аэропорта. Оттуда улетишь на самолете.
   Почему Кунц согласился? Он прекрасно понимал, что это ловушка, но пришло время закончить эту позорную главу его бестолковой жизни. Конечно, можно было сдаться, загреметь на лет десять и преспокойно себе жить в кутузке, не заботясь о проблемах и не интересуясь ни чем. Но не таким был человеком Кунц, знал он, что не сможет просто так не думать не о чем.
   - Я выхожу, - сказал он. – Но учтите у меня заложник.
   - Мы учтем, - ответили ему.

   Два человека показались у входа в офис. Один на подкашивающихся ногах впереди, второй обвив рукой шею первого, держал канцелярский нож у его горла.
   - Вижу цель, - произнес стрелок, залегший на крыше здания напротив. – Прошу разрешения на поражение.
   - Добро, - скрипнула рация.
 
   Яркие лучи солнца на мгновение ослепили Кунца, и он с трудом подавил желание прикрыть глаза рукой.
   - Марек!
   В последний раз услышал он голос своей жены и тут же его перекрыл звук одиночного винтовочного выстрела.

   Салахов ощутил, как волна воздуха свистом понеслась мимо и куда-то назад, и в тот же момент понял, что хватка ослабла и отпустила, он не в силах больше стоять на ногах повалился на ступеньки.
   «Все, конец».   
   Радостно екало в душе.
   И что тут началось. Со всех сторон его обступила толпа журналистов. Потом он увидел свою жену, которая бросилась к нему и стала целовать, плакать, за что-то ругать, а он только улыбался.

   Кунц медленно перекатился на живот, подобрал под себя колени и осторожно, пользуясь суетой, на четвереньках отполз в кусты. Там он мимолетно оглядел себя всего, вытер пот со лба и побежал. Да так как ни когда в своей жизни не бегал.

   Стрелок, прижавшись щекой к прикладу, видел убегающего Кунца и никаких действий предпринимать не собирался, потому что в перекрестии прицела его винтовки рисовалась довольная рожа Салахова, его кредитора, его личного врага.