фрагмент 2 пчеловоды

         Всё таки окрутили они меня. Посадил я эту грёбанную картошку. В следующий выходной, блин и посадил. После творожно-молочно, сметанного завтрака, Захарыч отходил неделю. Уезжал он из Задрипанки зелёным, как трава и слабым, как  грудничёк. Не раз, пока мы ехали домой, проезжающий мимо народ имел счастье, любоваться его шикарной бородой, торчащей из кустов. Но, просидев до четверга на сухарях, к пятнице он уже начал втирать жидкий суп и цвет лица стал потихоньку меняться с зелёного на серый.
В этот раз поехали вчетвером. У Захарыча на переднем сиденье гордо восседала Нина Викторовна а на заднем – нахохливавшаяся, недовольная тем что её «подняли в такую рань» и везут «в эту вшивую деревню» дочка Дарья, любимица бородатого родителя. Багажник на крыше, был уставлен ящиками с рассадой и копейка, казалась, этакой, передвижной клумбой. Я вёз бочку. Обычную железную двухсотлитровую бочку. Ещё в прошлый раз я заметил, что из всех удобств имеется только колодец и рукомойник. Была, правда, баня, по словам Захарыча, но, заглянув в сгнивший, черный из нутрии сруб я усомнился в его словах. И заверения что это баня по чёрному, на меня впечатления не произвело. Словом родилась идея построить обычный, деревенский душ.
   Нина Викторовна, золото не жена, баба была тёртая, пахала и дома и на работе, а если дорывалась до огорода, так , по моему, могла заработаться до смерти. Сухощава, длиннолица, с близко посаженными глазами, никогда не красилась, волосы не стригла
( муж не разрешал) и носила на голове какой - то кокон, больше похожий на блин с кукишем посередине.
   Странная это была семейка. Вот, казалось бы, все городские и Захарыч, и Нина, и Димка, сын, но веяло от них дремучим крестьянским духом. Говором, укладом жизни, стремлениями. Уж, казалось бы, Димка. Родился в городе, окончил школу в городе, техникум, институт, а приезжая в свой Задрипанск испытывал настоящее счастье . Как то он сказал мне: -  вот, дядь Валь, хочу бросить всё и переехать сюда. Тянет меня. Жрать не давай, а дай в земле поковыряться, - и обречённо замотал большой ушастой головой.
    Одна Дашка была не в них. Тоненькая, шустрая с большущими светло-серыми глазами, острая на язычок, в свои шестнадцать едва тянула на семиклассницу.
Едва приехали и разгрузились, как Викторовна погнала нас в погреб за картошкой на рассаду, а сама, переодевшись в какой то сарафан, начала, по быстрому, варганить обед.
Дарья, пристроившись на веранде занялась педикюром.
-Когда к пчёлам пойдём? - спросил я.
- Вечером, сейчас их лучше не трогать, - пыхтел Захарыч подавая из холодной бездны очередной мешок. – погнила картошечка.
-Дарья, пойди луку надери – закричала Нина.
- Ну мам, - не отрываясь от педикюра, заканючила Дашка.
-Давай, по быстрому, сейчас есть будем.
-Ну маааам!
- Куда тебе эту хренову картошку, - завопил Захарыч.
- Вон, на травку, пусть подсохнет чуток!
 В этой семье ни когда не разговаривали спокойно. Когда сходились Черноголовки, крик стоял до небес. Со стороны казалось, что вот ещё чуть, чуть и все переубивают друг друга. К тому же Захарыч, в семье, матерился как окопный солдат, хотя, на работе матерился не больше других. Как то стимулировала семья его на мат. Викторовна на людях всегда смущалась крепкого словца и одёргивала его. Но было видно что она, втихоря, гордиться его оригинальностью.
- Кто тут ссыт как лошадь, - входя на крыльцо, - рявкнул Захарыч, и тут же сделав удивлённое лицо ласково закончил. – А, это ты? Писай, писай доченька. Он рассмеялся и уже потише  – Кто тут ссыт как лошадь? Писай писай доченька.- Захарыч всегда повторял последние строчки анекдотов, или присказок.
- Чего сидим ? Чё мать сказала?
-_ Ну, пап! – взвыла Дарья – я к вам в рабство не нанималась! Вот вечно так, - она с досадой бросила ножницы, воткнула ноги в старые, материны босоножки схватила ведро.
- Я им говорила, дядь Валь, что работать здесь не буду и не буду! Им надо, пусть и пашут.
-А за столом кто за троих ложкой машет?
-Врёшь ты всё.
-Давай, давай. Чай, не заржавеешь. - Он звонко шлёпнул её по заднице.
- Паааап!

  Они перебирали картошку, а я маялся от безделья. Но в конце концов, нашёл себе занятие. Выпросил у Захарыча краску и покрасил бочку.
-Эй пойдёмте обедать – закричала хозяйка, - руки мойте и за стол.
Обедали в кухне . Викторовна наварила картошки с мясом. Захарыч притащил прошлогодние соты с мёдом и наломал их в тарелку. Ему не повезло. Диета, блин. Пришлось довольствоваться овсянкой на воде. Он завистливо смотрел, как мы трескаем и хмуро ковырялся в миске.
- Дай хоть маслица мамуль, в гырло не лезет.
- Я те дам, я те дам по мозгам,  - возмущалась Нина, - обалдел что ли. Ну, как дитя. Знаешь ведь, нельзя тебе жирного, а сам сметаны натрескался.
- Да ещё с молоком и творогом, - поддакнул я.
- Вот, вот.
- Враги кругом, - вздыхал он, и тянулся к сахару. Но, тут же, получал ложкой по рукам. Чай пили с сотовым мёдом. Налетевшие на халяву пчёлы ползали по столу, вляпывались в липкое. Нина сняла одну за крылья, бросила на пол.
- Ты что, добром разбрасываешься? -  возмутился Захарыч, - на ней же мёду, с чайную ложку.
- И что? Варенье из неё варить,  что ли?
- Зачем варенье? возьми да оближи, пчела не муха, тварь чистая.
И эта дама, человек со средним медицинским образованием берёт двумя пальчиками пчелу и машинально пытается  её облизывать!
Я замер.
У-У-аааааааааааа!
Наверное еще никогда Захарыч не был так близко от гибели. В него летело всё, что было на столе.
Афя-фя-фяфяфябфябфя! – орала родительница не в силах совладать, с моментально распухшим, языком.
Я тебя не понимаю, - вопил он уварачивась от летящей посуды. Ты по русски скажи!
- Ваааааааааю…!!!!
-Что?
- ВуууубАааабаааюююю!
- Не понимаю!
Я плакал.
Дашка ползала под столом и визжала, как ненормальная.
Схватив стоящие у стенки грабли, Викторовна ринулась на советчика, но тот ловко увернувшись, по собачьи, на четвереньках рванул за угол дома и скрылся из глаз.
Вавава папаябма,- сказала она обращаясь ко мне.
Я развёл руками, - не ее паааббббня.
Вооо?, Ыыыымамамама!
Я шустро, от греха подальше, встал, сказал спасибо и пошёл искать друга. Друг лежал под кустом смородины и дрыгал ногами.
-Получилось!
- Ты что офанарел? -  сказал я - она же могла кони двинуть.
 - А, махнул рукой напарничек. - думаешь первый раз? Меньше болтать будет.
-Ты вот что, пока мы сажаем, вот эти три куста смородины, срой. Мешают пчёлам летать. Да и тень от них на улья.
Я присмотрелся, действительно, пчёлам приходилось огибать кустарник по пути к леткам.
- Пойду я, - Захарыч втянул голову в плечи, - сдаваться.
 Едва он завернул за угол, как раздался душераздирающий женский вопль, - Уааааааааау!!!- и рёв Захарыча, - Да ты что, вообще дурра? Я же пошутил! Репой думать надо. Дашка убери её!
- Милые бранятся, только тешатся,- решил я, осматривая усыпанные мелким цветом кусты смородины.
Странно, что их не пересадили осенью, но я не агроном, хозяевам виднее. Подобрав лопатку поострее, за полчаса выкопал и выкорчевал все три куста. Полюбовался на дело рук своих и заровнял ямки. Пчёлы носились двумя потоками. Один круто взмывая в небо, перелетал избу и исчезал за лесопосадкой, там был луг. Другой падал с неба и делясь на несколько десятков рукавов исчезал в летках. Солнце уже во всю припекало, захотелось пить. Я снял майку и подошёл к колодцу.
   Колодец был на два дома, Захарыча и Кал Калыча. Вообще - то дом был не его, а неизвестной мне Лариски. Как я понял, сам Кал Калыч, был у неё батраком. Викторовна что то за обедом рассказывала. Жена его выгнала, остался без ничего, вот и прибился к бабке за хлеб, да  за жильё. Танька ни во что его не ставила и часто под горячую руку, особенно по пьянке, поколачивала. Но, куда деваться. Терпел и пахал за троих. Огород матово чернел вскопанной землёй. На сараях белели свежие аккуратные заплатки, а деревья выбелены.
Окало колодца вертела почерневший ворот плотная краснорожая, девка, лет двадцати пяти в рыжем купальнике.
- Здрасьте. – она сняла с крючка ведро и поставила его на сруб.- В гости к Черноголовкам приехали?
- Здрасьте, - ответил я – да. Вот приехал. Водички попить можно?
-Да хоть упейтесь. Вода не водка много не выпьешь. - Она взяла стоящую тут же кружку, зачерпнула и подала мне.
- Спасибо.
Девка, внимательно, с ног до головы оглядела меня, - пожалуйста, - подняла  ведро и вихляя толстой задницей ушла по тропинке к дому.
- Вода была вкусная, ледяная. Такой напиться не возможно. Я медленно выцедил всю кружку. Сказка!
Посреди двора шла переборка картошки. Было непривычно тихо. Дарья сидела на овощном ящике и тоскливо, двумя пальчиками перекладывала клубни из большой кучи в маленькую, Нина Викторовна стоя буквой Г мрачно пахала, как мацепура. Верхняя губа у женщины, распухла и нависала над подбородком как у индюка. Время от Времени Захарыч гыгыкал и тут же получал затрещину.
Я сел на перевёрнутое ведро, стал помогать.
- Сегодня посадим, завтра ульями займёмся.- он махнул в сторону огорода. - Вон видишь плешь слева, около малины.
Я кивнул.
Там посадишь. А мы справа, где распахано.
- Да пошёл ты со своей картошкой, тысячу раз уже говорил. Не буду я её сажать. Не буду.
- Ну хозяин барин.
- Сажайте, дядь Валь, сажайте – ехидничала Дашка, расковыривая комариный укус.- Вырастет картошка большая. Пребольшая. Приедете с тётей Ирой убирать. Вот она обрадуется!
Я представил Ирку в роли крестьянки. Это пипец какой то!
-Ну хватит, - Захарыч собрал семена в ведро, - ты пока отдыхай тут.
Он взвалил на плечо грабли и две лопаты , Викторовна взяла ведро.
- А пошлите на речку, - сказала Дарья, искупаемся.
Я посмотрел на небо. Припекало уже по взрослому. Налетела нудная машка. – Заманчиво, конечно.
-Вечером искупаемся, где тут у них ещё лопата валяется? Пошли, поможем.
- Я, не пойду.
 Пошли, пошли, чем раньше закончим, тем раньше и на речку пойдём. За одно и червей накопаем.
- Нет!
- Да!
- Ну, дяяяядь Валь
- Вечером на рыбалку пойдём. Я удочки привёз.
- Правда? Врёте вы всё!
Я торжественно вручил ей ведро с рассадой и она, нарочито свесив чуть ли не до земли голову, опустив плечи и спотыкаясь, пошла.
- Э, да вы рано пришли, закричал Захарыч, - картошка то ещё не поспела.
 Дашка показала ему язык.
- А мы как китайцы, – сказал я, - утром посадим, вечером выкопаем. – где тут ковырять?
- Да за мной вставай. – Он воткнул лопату в землю, наступил ногой, выворотил ком. Я пристроился следом.
- Дарья, ты как картошку кидаешь? Класть надо ростками вверх.
-Знааааю!
- Слыш, Захарыч, я кусты под яблоню положил.
Вавие вусты? – наркоз видно потихонечку отпускал Викторовну, и некоторые слова удавалось разобрать
Напарник сделал мне страшные глаза, - Да там херня мамуль.
-Вавие вусты?
Я, чуя подвох, растерялся. - Ну кусты, смородины, он сказал, что ты просила, – и добавил, - три.
Вто? Овавдев втоль?
- Она с замаха отвесила мужу подзатыльник, бросила ведро и метнулась  в сад.
- Папаня прячься, - ехидно  сказала Дашка, чуя потеху
-Овавдели вовсем, - бушевела Викторовна с саду, - ву вон ве внает, вто велавет,а вветот втавый вень? Виви вюва!
- Я тебя не понимаю- заорал Хахарыч, ты по-русски скажи, а то долдонишь там чегой то!
- Я вебе вкаву, вя вебеб вкаву, - появилась Нина, красная и грозная как Мать Победа.
Ты что, придурок, делаешь?- зашипел я. Нахрена на хрена мне такая подстава?
- Да я уж два года прошу, а с тебя какой спрос? - Он отбежал на другой конец поля.
- Ну мамуль, ну мешали они. Да и толку с них. Вон под забор пересадим.
Она показала ему кулак, посмотрела на меня и попыталась улыбнуться. Лучше бы она этого не делала.
- Вовай.
Солнце уже почти спряталось за горизонт, когда мы закопали последнюю картофелину.
Ни о какой рыбалке – купании речи быть не могло. Спину с непривычки ломило конкретно.
- Завтра тебе посадим, - вытирая пучком травы лезвие лопаты устало сказал Захарыч.
- Только через мой труп. – ответил я.
-Сил хватило лишь на то что бы поковыряться в тарелке и раздавить баллон пивка. Дарья, есть отказалась и плашмя упав на старый диван, моментально вырубилась. А эти два крестьянина, пошли ещё чего то там поливать, при свете прожектора.
Окончания трудового подвига я не увидел, так как уже дрых, как убитый подо Ржевом солдат.

Разбудила меня песня.
- А под нашим окном,
 Пахнет свежим говном,
это друг, мне, насрал за измену, - выводил Захарыч.
- Дашка вставай, женихи пришли.
- Это друг мне,
- Насрал за измену. – с удовольствием повторил он.
- Ну, как здоровьечко?
Я постанывая сел на край кросвати. - И  чего тебя надирает в такую рань?
- Вставайте, вставайте. Мамуля уже завтрак приготовила.
Судя, по цвету его лица, вчерашнее безумство на огороде пошло на пользу.
Пахло яичницей. Дарья отвернулась к стене и натянула на голову одеяло.
Надев шорты я слетал в сартир, умылся, вроде стало полегче. Пока Нина Викторовна накрывала стол, зашёл в дом за бритвой. Не мешало побриться, а то, понимаешь, дамы кругом.
 Бабах! Донеслось со двора. Бабах! Стреляли явно из ружья.
Бросив помазок на кровать, я выскочил во двор.
Около сартира стоял с ружьём Кал Калыч, а рядом, со спущенными штанами, ошалевший Захарыч.
- Ты чё, офанарел совсем, - спросил он, тряся головой. Предупреждать же надо. Я чуть не обгадился!
- А я думал там нет никого, - смущённо сказал охотник.
- Думал он , - Захарыч развернулся и поддерживая штаны вернулся в туалет.
- Щурки замучали. – Калыч переломил ружьё, вставил новые патроны.
-Что за щурки такие?
-Птички. Пчёлами питаются. Могут половину выбить. Мать бы их. Раньше не было. Откуда только что берётся. Васька за дорогой в прошлом году замучался. Да разве их выведешь. Вот дохлых развешаю по деревьям, может, поможет. А, Викор? Как ты думаешь?
- Ты вешай, вешай, -  кряхтел через дверь тот. - Авось улетят.

 Захаычу опять досталась жидкая на воде овсяная каша.
- Не буду её, - зло тряся бородой он отодвинул тарелку. У меня уже всё нормально.
- Будешь,- поджала губы Нина. Кстати следов вчерашнего на лице не было. - Ещё три дня будешь.
Она обернулась ко мне. – Совсем обалдел. Поджелудочная ни к чёрту, а туда же, герой.
Ты Валь ешь, не обращай на него внимания.
Я достал привезенный растворимый кофе, положил немного яичницы, – спасибо.
- Ешь, не стесняйся, - она наворачивала, как моя жена на завтрак.
 -Не, я с утра ем мало. А что Дашка не встаёт? Совсем умучили дитя изверги.
- Эта животная раньше двенадцати хрен встанет. Ну дай хоть сахара, - возмутился он. Как песок проталкиваю.
Нина набрала неполную чайную ложку, высыпала её в кашу, - на.
- Мы тебе сегодня половину картохи закопали. – сказал он, - сей час на пасеке поработаем и досадим.
- Что?- до меня не сразу дошло, - половину? Да когда вы успели?
- Ну, - он с усилием проглотил кашу, - светает то в четыре.
Сажать в четыре утра картошку, да ещё не себе, пусть даже мне! Это в голове никак не укладывалось.
_ Ну вы, блин даёте, - После этого, не досади  я её, быть мне сволочью. И мы досадили её. Позже. После пчёл.
Но, об этом завтра.