Голос Анны или Спутник в ночи

Публика не отпускала певицу еще десять минут: весь зал стоя аплодировал ей. Крики «Brava!» раздавались с улицы, где под окнами так же были слушатели не сумевшие достать билетов, раскупленных в три дня.
Восемь раз певица выходила к публике, каждый раз получая нескончаемые цветы. Люди в зале и под окнами не расходились, выражая свой восторг певице.
Вот, наконец, терпение слушателей было вознаграждено. Анна и хитрым выражением лица шепнула что–то дирижеру и зазвучали первые аккорды арии Царицы Ночи, несомненно, заранее приготовленной на этот случай. Зал моментально стих.
Голос Анны воспарял ввысь, достигая зачарованных пением ангелов, а затем легко, но стремительно нисходил на землю. Это был восхитительно!
Если бы я не знал ее в жизни, я верно счел бы ее святой, присланной в мир чтобы уйти из него непорочной подобно Деве Марии, или может быть адской богиней призванной соблазнять слабые души…
Мне, однако, довелось знать Анну достаточно хорошо. До того как ее голос поразил мой слух и пленил сердце на каком–то благотворительном концерте в Германии, она не вывала никакого интереса, а тем более восхищения. Я, конечно, не мог не замечать ее красоту, хотя ее и скрывала безвкусная одежда «по моде» (которая не раз еще вызовет ироническую улыбку у потомков). Манеры ее в обиходе, увы, так же лишены были возвышенного, а шутки примитивны и даже пошлы. Все это окупал один лишь ее голос!
Стоило Анне выйти на сцену, как лицо ее менялось, а сама она превращалась в сладкоголосую Сирену.
Черное платье, очаровательного покроя, брильянтовые серьги, белые волосы, забранные наверх… – не знаю, кто подбирал все это. Во всем ее облике, чувствовались строгость и то, что принято называть хорошим вкусов, которого я не замечал за ней в повседневной жизни.
Тонкие черты лица, большие черные глаза с длинными ресницами, небольшой, но выразительный рот с губами, цвета розы Abundance и легкий румянец щек на мраморе ее кожи в цвете софитов делали Анну ангелоподобной.
Я был восхищен, как и все! Исполненная с быстротой и легкостью знаменитая моцартова ария, по словам старика сидевшего рядом, последний раз была, спета с таким мастерством еще Неждановой…

И снов аплодисментам не было конца. Я знал, что сегодня больше уже не увижу восхитительную особу, что лишь мгновение назад услаждала слух и зрение собравшихся в зале. Не было никакого смысла даже пытаться пройти к ней сейчас, поэтому я неторопливо последовал к выходу.
– Месье Преву, Месье Преву! – долетели из–за моей спины слова, произнесенные молодым, но сильно неприятным голосом. – Да как же вы могли наступить N.M. на ногу! Это же великий русский режиссер!
– Он наступил мне на ногу первым, да к тому же, как видно, с намерением. Так зачем же я буду должен просто так этого не заметить? – Ответил густой бас, грассируя слова. – Хам, однако, это ваш великий русский! Хам!

***

Когда я взял в гардеробе, наконец, вещи и одел пальто меня охватило непередаваемое состояние, словно весь организм резко охладился, причем изнутри. Я испытывал какое–то странное волнение повода, к которому как будто бы не было. В моей душе возникли какие–то тревоги и что–то на подобие страха!
У меня из рук выпал зонтик, а когда нагнулся и поднял его на мое плече легла рука. Я вздрогнул. Обернувшись я увидел перед собой мужчину неопределенных лет, который смотал на меня абсолютно непроницаемым лицом.
– Вы как я понимаю – Владислав L.! – произнес он  глухо
Я хотел что–то сказать, но в этот момент снова выронил зонтик, и вместо ответа кивнул и снова нагнулся. Все это выглядело чрезвычайно глупо.
Вероятно не заметив кивка, неизвестный также глухо и абсолютно не изменившись в лице произнес:
– Вы – Владислав L.!
– Да, – напряженно сказал я, и зачем–то одел перчатки.
– Меня зовут Андрей Иванович, вы ведь тоже знакомый нашей пташки, – сказал Андрей Иванович показывая глазами на плакат с сегодняшней афишей.
– Да. Мы давно с нею знакомы.
– Я знаю это. Она мне про вас говорила.
Я и подумать не мог, что Анна, в жизни которой я не играл вообще никакой роли, могла хоть кому-то обо мне говорить.
– Но пойдемте же на улицу, – предложил Андрей Иванович. – Сейчас сюда хлынет толпа народу и нам будет уже не выбраться!
Тут он почему-то хихикнул и резва направился к дверям. Уже через мгновение вестибюль наполнился людьми и мы поспешили его покинуть.
– Вы к «Спортивной»? – угадал мой новый собеседник
– Да, – сказал я как-то не сразу и неуверенно.
Должен признаться, я прибывал после концерта в каком–то странном ступоре, тем более дрожь в руках не унималась, а с выходом на свежий воздух мне стало совсем холодно.
– Отлично, тогда я вас провожу, нам по пути.

Погруженный в странное неосознанное до конца беспокойство, я двигался как машина, понимая и всю нелепость положения и не способный что–либо предпринять. Тупое следование по темной и сырой улице при полнейшем отсутствии мыслей...
Так я дошел почти до моста.
– А я вижу прогулка вас увлекла. Вы прошли вход в метро и не заметили.
– Я? Как и вы!
– Да, но мне дальше. Пользуясь погодой, я сегодня решил пройтись до Воробьевых гор. Не желаете ли составить мне компанию?
Я ощущал полную внутреннюю  пустоту. В молчании бредя за спутником я не выказал никакого недовольства предложением, и, казалось, вполне этим его удовлетворил. Так мы прошли мост и вышли на слабо освященную аллею.
Наши шаги – были тем единственным, что слабо нарушало тишину уснувшего парка. Тут мой спутник, внезапно остановившись, сказал:
– Что ж спасибо что проводили!
– Вы что же здесь живете?
Я спросил это совершенно автоматически, абсолютно не вдумываясь в смысл сказанного и тут же почувствовал, что наконец начинаю осознавать себя и уже не просто понимаю что происходит, но и могу себя контролировать.
– Это парк, – сказал Андрей Иванович совершенно сериозным голосом.
С неба раздался далекий свист и по улице пронеслась струя свежего воздуха. Вдохнув полными легкими я ощутил, наконец, полную свободу действий.

На город между тем спустилась ночь.
Помолчав некоторое время мой спутник начал, вопреки своему обычному спокойствию, говорить несколько нескладно. Голос его дрожал.
– Но мы видимся с вами в последний раз, – сказал он. – Так что я вынужден попрощаться…
Я непонимающе пожал протянутую мне руку и спросил:
– То есть?
– К сожалению, меня уже заметили и сегодня я улетаю.
– Заметили? Кто заметил?
– Те, кто этого не должен был сделать.
Я начал сомневаться в психическом здоровье Андрея Ивановича, но чтобы не показать этого продолжал разговор как ни в чем небывало.
– И на какое время ваш билет? – поинтересовался я.
– Билет? – не понял он.
– На самолет, – пояснил я.
– Ах, так я лечу без него.
Тут я с горечью признал, что веду диалог с сумасшедшим.
– И как же вы это сделаете? – без интереса спросил я
Андрей Иванович, улыбнулся мне поразительной белозубой улыбкой и продолжил идти прямо по улице.
Через некоторое время он вдруг ускорил шаг и сбросил пальто. Я наклонился, чтобы поднять его, но в этот момент Андрей Иванович уже распростер огромные черные кожистые крылья, крепившиеся у него к спине и, размахивая ими, воспарил ввысь. Поток воздуха, производимый взмахами, сбил меня с ног, и я, лежа на мокром асфальте, смотрел, как над Москвой летит его черная крылатая фигура, уходя в неведомую даль.

***

Из газет я узнал, что после концерта Анна исчезла.
Более я не слышал ее голоса.

Москва, 2009 (2011)