Агония

   В моей памяти – только твой взгляд. Я пялюсь на тебя, не смея оторваться, и делаю осторожный шаг назад, потому что опостылело только вспоминать. Тебе как будто все равно: ты стоишь у окна, даже не глядя в мою сторону, и равнодушно куришь. Но стоит мне моргнуть – ты, вместе с окном, уже ближе. Ты неумолимо приближаешься, и это одновременно и сладко и горько. Соль слез застилает мне глаза. Ты приближаешься, я уже не могу идти. Ты приближаешься. Я уже могу различить каждый волосок на твоей щеке. Ты уже вплотную ко мне. Я поднимаю руку, и… ты выкидываешь бычок и уходишь. А остаюсь стоять, потому что твой запах, ощущение твоей близости пригвоздило меня к полу.

   …Мне снится, что мы с тобой идем то ли вдоль Невского, то ли по Арбату, держась за руки. Ты такой высокий и сильный, и я – такая маленькая, неуклюжая, не успеваю за тобой. Ты крепко держишь мою руку, крепко – но ласково. Я восторженно думаю: «Как хорошо, что это не сон, и я не проснусь сейчас!», - и тут же просыпаюсь. Лежу с закрытыми глазами и пытаюсь не плакать, зная, что ты далеко. И даже если бы ты был рядом – всего этого не было бы. И твой силуэт в темноте у окна, четко обрисованный лунным светом. Ты стоишь и куришь на моей могиле. И я даже там, глубоко под землей, чувствую твой запах. В крышке гроба черный провал – через него меня засыпает землей. Я пытаюсь вырыться. Ты замечаешь это, смотришь прямо в глаза мне, нежно говоришь: «Привет! Тебе не холодно? Давай я тебя укрою…», - и швыряешь в меня комки земли. И я задыхаюсь. С моих губ, на последнем выдохе вырывается твое имя. Я умираю. Ты ласково улыбаешься, выкидываешь бычок и, не оборачиваясь, опять уходишь. Окурок падает к дереву, к корням, и оно, болезненно сухое, загорается. Лес, в котором ты меня закопал, объят пламенем. На его фоне – твоя темная фигура. Огонь лижет тебе спину, но не смеет причинить тебе боль – я приказываю ему. Ты подходишь к машине и целуешь жену. Но огонь, струясь по земле меж твоих ног, ползет к ней. И пожирает ее заживо. Она так прекрасна, даже когда на лице маска предсмертной агонии. Ее волосы – серебристый ручей – сохнет в языках пламени. Глаза сморщиваются и выпадают из глазниц, тонкие руки обуглены, длинные белоснежные пальцы с хрустом отваливаются и падают на раскаленную землю. Ты смотришь на то, как она уже беззвучно кричит, и не можешь ничего сделать – огонь не пускает тебя. Когда она догорает, и от нее остается только тлеющие угольки, но они еще дергаются, ты несешься вглубь леса. Еловые ветки хлещут тебя по лицу, они не хотят больше видеть тебя здесь. Коряги цепляют тебя за ноги, кусты ежевики впиваются в ступни, и ты видишь в темноте, как загораются глаза хищников, мечтающих пожрать твое горячее сердце. Ты откапываешь меня, берешь на руки и спрашиваешь: «За что?».
 - Я не хотела делать тебе больно. Я просто хотела, чтобы ты почувствовал – каково это, когда твоя любовь умирает.
И в этот миг тебя разрывают огромные волки. А я лежу в твоей теплой липкой  крови и смотрю наверх, где звезды, как маленькие тлеющие угольки, дергаются и гаснут в тусклом небе.