Лесной рэкет

Дед Федот в своей деревушке Кунаево слыл заядлым грибником. Заядлым да удачливым. Знал он все потаенные места, где произрастали лопоухие опята, ярко-рыжие бравые лисички, крепыши-боровики. Мог найти с десяток королевских белых грибов за один лишь поход в лесные пенаты. Тем и жил. Пенсия у бывших колхозников грошовая, а с наступлением лета по трассе, вдоль Кунаево, гуськом катили бесконечные вереницы дачников. Шустрый дедок вставал у дороги с двухведерной корзиной грибов и торговал. Глаз у него был наметанный – тем, кто победнее, на стареньких шестерках - и за 200 продаст, а на иномарках – так те и по 500 рублей бывало выкладывали. Да и не зря. Грибочки в корзине были один к одному – чистые, крепкие, хоть на ВВЦ выставляй.
Многие в деревне завидовали Федоту, даже в негрибной год он всегда с урожаем да с наваром. Низенький сухонький дедок мелькал то тут, то там по всей заповедной округе, а его земляки на тех местах и по одному «задумчивому» грибу найти не могли. Деревенские пытались выпытать у Федота его тайны, даже подпаивали иногда. Но он был сродни тем самым партизанам, сколько ни пытай - ничего не выпытаешь. И лишь говорил в ответ, что, дескать, с живой природой надо уметь договариваться: слова припасти добрые да благодарность в душе… «Опять-таки, жадничать не надо, - поучал он, - стариков на споры оставлять да салажат, чуть пробившихся сквозь твердь земную, не трогать. Пущай себе растут»… При этом «востроглазый» старикашка сильно морщился, будто гримасничал, лукавые узкие глазенки горели хитрющим зеленым огнем, а тонкие синеватые губы расплывались в довольной улыбке так, что доброму человеку и не понять было - шутит он али правду говорит.
В тот роковой день Федот встал ранехонько, чуть свет. Хлебнув молока с «чернушкой», скоро оделся и натянул резиновые сапоги. Прихватил и свою плетеную кормилицу. Тихо скрипнула, покосившаяся от времени калитка, выпуская грибника. Улов ожидался сегодня неплохой. По пятницам все московские машины по строго заведенному порядку двигались на лоно природы. Дед вздохнул полной грудью свежего пьянящего деревенского воздуха и довольно прищурился, глядя на только что взошедшее, еще ленивое и сонное, утреннее солнышко. Послушал немного щебетание ранних птах и решил закурить. Потягивая неизменную любимую папироску «Беломорканал», он застыл в предвкушении явно удачного дня. Тут и появился могучий и высоченный местный тракторист Иван. Иван отличался дюже серьезным нравом, и шутить с ним, несмотря на его молодые годы, в деревеньке не осмеливались. Огромная тень почти полностью накрыла щупленького Федота, и на старческое плечо опустилась  тяжелая, чуть ли не медвежья лапа.
- Дед, дай закурить, - пробасил Иван Федоту прямо на ухо.
- Ха!  - встрепенулся дедок, - Это ты, Ваньша, - затараторил он, разгибая подкосившиеся было колени, - а я-то думал, что в округе опять медведи объявились. Струхнул маленько…
- Какие медведи, старый? – гоготнул тракторист, закуривая протянутую Федотом «цыбарку». – Их еще в Отечественную съели…
И он захохотал на всю притихшую округу – громогласно и самозабвенно, попутно выпуская клубы дыма из могучих легких, явно довольный своей шуткой. Захихикал и Федот. Так просто для подстраховки – кто его знает, что придет в «дебиловатую» голову местного «тяжелоатлета»?
Вдруг Ваньша прервал потеху и сразу перешел на серьезный, какой-то торжественный тон.
- А ты никак снова в лес собрался? – строго, как прокурор, спросил он деда.
- А как же, на то ведь и существую, - ответил Федот. – А что нельзя, что ли?
- Да можно то оно можно, - ответил Иван, придавив  к тропе окурок огромным сапожищем. – Только не пойму я, с чего это ты такой смелый стал? – Он задумчиво взглянул на старичка, как будто прощаясь с ним навеки. – В лесу-то, слышал, есть теперь свой, особый рэкет… Не заплатишь им – ничего не продашь. А дерут, говорят, по семь шкур с грибника! Самому-то ниче не останется. А за обман ентих бандитов, можно и без ног остаться.
Что такое рэкет Федот, конечно, слышал. Ну на рынке… ну в городе… А чтобы в лесу!? Так, в первый раз! Потому так и остался он стоять с открытым от удивления ртом, пока Иван размеренной походкой удалялся в сторону колхозной конторы.
С того проклятого утра старика как подменили. В лес он ходить перестал, а по вечерам перебирал лишку. Народ в деревне был смекалистый и сразу сообразил, что в лесу «чой-то не то творится», раз уж самого Федота туда на аркане не затащишь. И пошли по деревне слухи!
- Слышь, Манька, - говорила одна товарка другой, - в Кунаевской роще-то радиоактивное захоронение нашли.
На что Манька ей гордо отвечала.
- Сама ты захоронение, только местное, ископаемое. Я давеча в газете читала, что в придорожном лесу все грибы насквозь свинцом пропитаны. А ентот метал дюже вредный – сплошная потрава.
Много еще версий Федотова странного поведения высказывалось на вечерних бабьих сборах. Высказывалось и тут же опровергалось, рассыпалось в пух и прах от острых словечек, отпущенных товарками. Но ни одна из них не соответствовала истине.
На пятый день беспробудного ежевечернего пьянства, Федот сидел за своим стареньким дощатым столом и грустно смотрел в опустевший стакан. Тут-то к нему и заявились незваные гости. Парочка местных мужиков пришли с бутылкой первача, якобы для незатейливого и ничего не значащего разговора. Вот тут-то, за очередным стаканом, пропущенным старичком и закушенным хрустящем груздем, и выяснилась страшная правда о «рэкете»! Разговорился Федот. Да понесло его на все четыре стороны. Приправляя свою речь остренькими народными словечками в адрес «бандюганов», он то вскакивал, то опять садился:
- Да, леший их боялся, «побирушек ентих»! – ораторствовал он. – Что же теперича - нам, честным труженикам, с голодухи пухнуть?! Да я им… такую мать… все ноги повыдергиваю и в милицию сдам! – все больше заводился он. – Ишь, шустряки какие! Подать им плати! Вот возьму ружьишко, тады они и узнают, что почем и кто тут ворошиловский стрелок!!!
Мужики еле уняли разбушевавшегося дедка, который и впрямь вытянул откуда-то старенькое ружьишко, выскочил в огород и начал палить в воздух, распугав всех местных ворон. Те, улетая от опасного места, еще долго возмущенно каркали.
На следующее утро Федот проснулся с головной болью и с неприятным осадком в душе. Взглянув на валявшееся ружьишко и остатки первача в бутылке, он все вспомнил, так как отсутствием памяти не страдал. «Ох, и набедокурил вчерась, - подумал дед. - Чтой-то теперича делать буду! Не пойду в лес - осрамлюсь на всю деревню. Эх, была не была! – решил он».
Зарядив и почистив ружьишко, выпив рассольчика и натянув сапоги, дед, кряхтя и постанывая, выбрался из избы на воздух. Тяжело пару раз вздохнув, вышел за калитку. Она вновь жалобно скрипнула вслед. Федот встал. Утро было холодным и туманным. Не радовало солнце, да и птахи как будто не проснулись еще.
Эх! – крякнул, дед. – Где наша не пропадала! Ну, убьют меня енти бандюганы, так хоть народ духом воспрянет, в лес пойдет, не будет бояться «лесного рэкета»…
И почувствовал себя Федот этаким сильным и всемогущим народным героем. Даже памятник посмертный свой представил с эпитафией: «Федоту от освобожденных жителей деревни!»
В этот многозначительный момент кто-то гаркнул охотнику на рэкетиров прямо в ухо:
- Дед, дай закурить!
Пооборотившись, Федот уткнулся взглядом в могучую грудь тракториста, который направлялся на работу.
- А, это ты, Ваньша… - протянул он. – А я вот в лес собрался, рэкетиров треклятых бить! – гордо ответствовал он. Но папипроску все же протянул, «просто так – за ради уваженьица».
- Каких-таких рэкетиров? – спросил Иван, зарокотав где-то высоко над дедовой головой.
- Каких, каких? – передразнил его Федот. – Сам знаешь – лесных! Каких же еще?!
Тракторист долго и недоуменно пялил на деда глаза и пытался понять, что с ним. Оглядев бравую фигуру Федота и подметив, что нет с ним его любимой корзинки, а в руках только старенькое ружьишко, он все вспомнил и хотел было вновь загоготать, но что-то вдруг кольнула в душе. Жаль стало воинственного старика.
- Ну, ты это, дед, не обижайся, - вновь пророкотал он. – Это я так, в прошлый раз, пошутил про лесной рэкет-то. А ты, смотрю, все всерьез?...
Федот прямо на глазах Ивана как-то растекся и обмяк, вроде даже и ростом стал еще меньше. Он открыл было рот, чтобы как следует «отчистить» шалопая, да только рукой махнул. Понуро дед поплелся в избу. Иван же, постояв еще чуток, пошел в контору.
В тот пренеприятнейший день Федот вновь не попал в лес. Развенчанный герой лежал на старом диванчике и оплакивал судьбу-злодейку, которая так и не дала ему расквитаться с лесным рэкетом, поменять амплуа грибника на охотника за бандитами.