Русская идея или Александр Креховецкий!

Александр Креховецкий,
или
Русская идея.


На страницах газет и журналов историки, философы, политологи спорят: а есть ли на самом деле «Русская идея»? Если есть, то где она? В чём заключается, имеет ли определённую формулу, определение. Споров много, ответа конкретного нет. По крайней мере, такового до дня сегодняшнего видеть мне не приходилось. Но я видение своё по этому поводу вам сейчас расскажу.
Берёзов, со времён Петра первого острог. Одно из самых тёмных и страшных мест в России, название которого наводило ужас на весь петербургский свет. Закончили в остроге этом жизнь свою и князь светлейший, и граф, и просто уголовник.
Мне вспоминается один фрагмент из Березовской жизни годов семидесятых. Юнцом тогда ещё я был. Танцплощадка. Лето. В красивейшем посёлка. Сейчас на этом месте памятник князю Меншикову стоит, бесславно карьеру жизненную свою здесь оставившему. Веером лиственницы прикрывают поляну эту от ветров северных. За танцплощадкой с востока – высокий обрыв, под которым несёт свои воды река Северная Сосьва. В водах ее водится та знаменитая Сосьвинская селёдочка, любили которую вкушать и Пётр великий, и Сталин, и Черчилль, которому на протяжении двадцати пяти лет из Берёзова поставляли в деревянных бочатах в Англию полюбившуюся ему эту рыбку. Кремлёвской селёдкой прозвали её власти предержащие. Любили её и Брежнев, и Горбачёв, и Андропов, и остальная «мелочь» кремлёвская. За её нежный вкус. И я люблю её, слуга покорный ваш.
Так вот, продолжу про танцплощадку. Лето. Белая ночь полярная. Музыка. Молодёжь. Танцы. Вкус у молодёжи у той изыскан был. Не то, что сейчас, танцуют под магнитофон, или диски на дискотеках и в клубах. Играли и танцевали на танцплощадках, во дворцах и клубах оркестры. Что сделаешь, богаче талантами был СССР, чем Россия сегодня, с её демократией. И песни добрее, мелодии душевнее, лиричнее: «Иволга, в малиннике густом…» А что сейчас: «кислота» в ночных клубах, да адреналин в барах, с коктейлями, которые в те времена называли презрительно- «Ёрш».
И мы, мальчишки, ещё «невходные» на танцплощадку, глазели на взрослых девушек и парней, между которыми то и дело вспыхивали драки. Вот и герой наш, Александр Креховецкий, взревел вдруг, крик и гам – и вот вам драка… Дрались в те времена сильно, эмоционально. Один на один, куча на кучу. Как спички ломался штакетник, ограждавший танцплощадку. Вопли, терпкие выражения, шлепки, удары… Наш Александр был герой, в своей синей олимпийке, как фрегат, летал он в гуще драки, точными ударами кидая обидчиков на пол. Не обидел боженька Александра здоровьем крепким и духом сильным. Вот с танцплощадки драка перенеслась на землю и… с обрыва вниз, к Северной Сосьве покатился сражённый. Ещё немного, и туда же покатился второй.
И что делили? Злости друг на друга никто не держал. Не снимали побои, не писали в милицию. Битый на утро с бутылочкой приходил к победителю, говорили…, победитель выносил на крыльцо стакан и закуску, мирились, и всё забывалось.
Дерущимся я видел Александра всегда, жалел он битых, мирился с ними потом. Но что сделаешь, таковы у него гены, душа неуёмная, силища необъятная. Порой, глядя на него, думал: «не угомонится ведь никогда он, таким и будет, таким помрёт». Но про это позже…
В те времена во главе угла в общественном раскладе отношений стояла личность. Именно она ценилась и судилась в обществе – по умению постоять за себя, как наш Александр, по умению в работе, в службе. А завоёванные показатели в спорте, культуре причислялись к элите общества. Но времена те, к сожалению, прошли. На смену им пришли новые нравы. Личность оттеснили назад. В общество пришёл фетишизм, что в переводе с французского – культ неодушевлённых предметов. В общество пришли новые нравы, ценности. Народ измельчал духовно, более того, приобрёл комплексы неполноценности. Стал обставляться неодушевлёнными предметами.
А в чём выражен комплекс неполноценности? – спросите вы меня. Отвечу: это когда человек по натуре трус и бездарная личность. Ни сказать, ни написать. Он не может самостоятельно постоять за себя, за свою семью. Не говоря о друзьях, которых у него и нет. Он пустая личность, затерянная в серой людской массе, и никакими достоинствами не может выделиться из неё. Про них нечего сказать, так как они пустые, бездушные. И вот вам, фетиш…
Как-то на лодочной станции стоит мужиков десяток. Экипированы богато, в руках по банке пива. Я поздоровался, и стал их слушать.
– Ты смотри, – говорит один другому. – Сапоги у тебя какие крутые.
– Хе…, – гордо выпятил тот грудь. – В Канаде я купил их, две штуки баксов.
– Молодец…! – поддакнул третий. – А я с Ирана нож какой привёз, почти слоёв на нём две тыщи стали…, поболе сапог твоих он стоит. Отдал я за него, пятнадцать тысяч баксов.
И что тут началось, обсуждали всё: и термобельё, и ружья, и лодки, и моторы. Почём где взял, и что ещё куплю, за сколько. Вспомним слова нашего премьера Владимир Путина, который говорил про это, примерно следующее: в СССРовские времена человек, который в обществе из себя не представлял ничего, а деньги у него были, выделиться как-то надо было, он ставил на передние зубы золотые коронки»…
А кто же скажет об охоте и рыбалке? – ждал я темы в «их» гвалте. Но не дождался. Ведь охота- это же искусство и душа. А её у них, как понял я – нет. Взамен её вот этот фетиш.
– Пойдём…, – навязчиво, за локоть потянул меня один из них. И затащил в свою машину. Машина неплохая, скажу я. Как в принципе и все сейчас. Любовно гладил он её панель ладонью. Погладив…, голову положил на панель и плача целовал её.
– Моя хорошая…, ведь семь лимонов отдал я за тебя. И гнал через всю Европу, с чужбины. – И глянув на меня, торжественно сказал:
– Давай, Лёнь, выпьем за неё…!
Вошёл в Екатеринбурге к одному большому человеку в кабинет. Шикарно в нём. И глобус, и диван. Вся мебель дорогая. Такой мне видеть никогда не приходилось. А за спиной его портреты – президента и губернатора Свердловской области. Справа, под стеклом – патриарх всея Руси вручает грамоту ему. Я аж от почтения привстал.
Мы пили чай, болтали, наш разговор пошёл:
– А это кто…? – кивнул я на ещё один портрет, стоявший на его столе.
– Ну…!!! – гордо приосанился он вдруг. – Смотри…! И развернул его ко мне лицом. Простая фотка, формата А4. И паренёк на ней – добряга. Я поглядел, подумал и ответил:
– Неужели брат твой…?
– Да ты что…, – презрительно отмахнув ответ мой в сторону, хотя, тут же стушевавшись, стал исправляться, говоря:
– Да почти как брат…, – и с любовью глядя на портрет, сказал:
– Ведь это наш Свердловский вор в законе. Он столько мне помог решить вопросов.
«Эх…, – печально подумал про себя я. – Амулетики, картинки, грамоты и другой «гламур», ведь это тоже фетиш. А кто ты есть?…, – наворачивался сам собой вопрос, – да ладно…,» – отмахнул я мысль…

Креховецкий наш, на эти «измы» своё время не терял. Он шёл по жизни. А жизнь такая сложная, кому мёд от неё, а кому испытания. Вот Александру нашему они и остались, и не одно, а много. Размером с целую жизнь. И лесные делянки, где царь – тайга, а топор точёный – мама. Пила, барак, сугробы, мороз, швырки, хлысты… Один котёл на всех и каша. Вокруг которой и русский, и чеченец, и хохол, и молдаванин- все равны. Кто-то унывал, хотел домой, кто-то пил, а кто-то опускался, а в основном – терпели. Креховецкий в этом же увидел суть и досконально изучил устройство лесозаготовок, его переработку и строительное дело, не на кафедре, а на практике.
Прошли времена СССР. Демократия началась. Рыночная экономика. Наш Креховецкий, прошедший ранее все испытания судьбы, свободно вошёл в новое рыночное преобразование страны. Лесоделяна в Сосьве, лесоделяна в Тегах. Затеял стройки. Его легальный бизнес преуспевал. Но что-то щемило душу, ощущение какой-то незаконченности тревожило его. Есть семья, дети, бизнес. Дом построил, дерево посадил…, а вот ещё чего-то…? Как-то, проходя мимо кладбища, где похоронены его репрессированные родные, увидел пятак земли…, и вот! Вот что его тревожило и сердце рвало. От мысли обдало душу радостью.  «Храм, здесь надо построить храм!» Храм в память по моим усопшим близким, храм всем, кто покоится на этом кладбище. Храм всем, кто, по православным канонам, пожелает проводить в путь последний усопшего. И дело пошло. Обегав, умолив власти отдать этот пятак под часовню, а добившись отвода земли, Александр попросил благословение Владыки Димитрия и тут же взялся за дело. Камень по камню. Проект дорогой и для него, но есть желание и воля Божья. Под насмешки многих, Креховецкий начал строить храм.
– Часовню строю…, – смущённо говорил он. – По проекту и в масштабе страны – это часовня. Но в масштабе души Креховецкого, моей души, души верующих Березян – это Храм. Радуется каждый верующий проезжая мимо своего православного храма. Радуется мусульманин, проезжая или проходя мимо мечети. Ибо вера – это душа. А православная церковь или мусульманская мечеть – это храм божий.
И вот храм стоит, играя в солнце, золотым куполом. Дом поставил для батюшки и трапезной, неподалеку. Всё чин, по чину.
– Васильич…, – частенько спрашиваю его я, скажи всё-таки, что побудило тебя на это?
Креховецкий старался ответить мне на этот вопрос. Но путался, не мог чётко обосновать свою мысль. Не зная и не подозревая о том, что это и есть русская идея, православная идея, которая живёт в душе его.
Никогда, администрация посёлка, не отметит Креховецкого, никогда не сделает его почётным жителем посёлка Берёзово. Ибо чиновник этим самым, признает сущность свою бедную,жизнь свою безликую. А жители с работью проезжают мимо часовни, крестомо сеняют себя, радуются.
Я специально не навожу на вас мысль, что Креховецкий – это и есть один из великих людей земли Русской, но получается так, в Берёзове построили храмы:
1729 год. Храм пресвятой Богородицы построил Светлейший князь Александр Меншиков.
1786 год. На месте сгоревшего вышеназванного Храма по благословлению Митрополита Павла Тобольского построен храм Пресвятой Богородицы отставным унтер-офицером Кинкарёвым Даниилом.
1940 год. Разрушен Воскресенский Собор.
2011 год. Часовня. Построена с благословления владыки Димитрия, – Александром Креховецким.