Джда-джды-жда-лка...

               Идешь мимо, а они рядком на лавочках у палисадников, по три-четыре штуки. Ты им: «Здрасьти!» – Они тебе вразнобой: «Здравствуй, здравствуй милок, - и друг у дружки: - Чей это хлопчик?» А сегодня клюшки свои поотыскали и гвардейскими дозорами по всей деревне дежурят. Я же говорил, пенсию сегодня дают. Ладошки козырьком, так-то зрение никудышнее, а на пенсию глаза зоркие.
               Солнце жарит так, что хоть блины на шиферных крышах пеки, только что плохо – кривые получатся. Бабки все как одна на улицу повыползали. Кости греют, теплом на всю зиму запасаются. Прям, электролитические конденсаторы. Дедов-то почти что и нет. Но бабок несколько штук на развод общественность держит. А как иначе узнаешь, какая погода завтра будет, да и что в магазин завезли? И чья баба с чьим мужиком всю весну по сеновалам таскалась, а теперь с пузом не знамо от кого? Так бабульки-то, поди, одни и знают - а самой девке и непонятно ещё. А ты не стесняйся, шлёндра, подойди спроси. Они тебе и объяснят, какое у дитёнка отчество правильное. Не, у нас без бабок, наверно, никуда… По радио и по телевизору таких передач интересных уже и не бывает.

               Раньше пенсию Тонька-почтальонша носила. Господи, боже ж ты мой! В чём душа держится? По грязи, сапоги резиновые наденет, ножонки – ну чисто ложки в пустом горшке, где кончилась сметана. Худая, носатая, будто только с Кавказких гор спустилась. Прёт сумку почтальонскую с газетами, больше себя самой, шагает мелко-мелко, но быстро-быстро. Помним-помним, мы же самая читающая нация, кажись. Пока ей «Здравствуй!» скажешь, она уже через три двора – газетой в почтовый ящик целится. Видно, с мужиком своим в кровати такая же: через каждые полтора-два года из роддома чего-нибудь привозит. Ну, Коля – герой, по всякому герой, мужик её, значит. На такую без пол-литры не покусишься, это сколько ж он водки выпил ради выполнения демографической проблемы? Два месяца назад опять оттартал её на своём колхозном бензовозе до району. Сейчас она с мелкой девкой по двору лялькается. А почтальоном Витэк работает. Студ-д-ент….

               Помаленьку передовой бабкинский дозор заволновался – значит, процесс пошёл. Ой, чё-то фраза уж больно знакомая, вроде как у Горбачёва стырена, обвинят в плагиате…, а ладно, в деревне авторские права не очень уж и блюдут, или блюдят? Значит, пенсия приближается.

               Вот ещё картиночка! Соцреализм! Пишите в большом формате, выставляйте на аукцион. Гонораров за подсказку не потребую. Асфальт плавится, миражи на дороге, как в Сахаре, куры от жары квёлые, на ходу спят, в асфальте клювом чего-то тюк-тюк, а всё мимо. Витэк по дороге шлёпает. Башка неделю не чёсана, не мыта, кудри вьются, кудри вьются, как известно из частушки, у порядочных людей. Мордаха о бритве с тоской вспоминала – не вспомнила. И волосатый же, чёрт, ну прямо орангутанг беглый, неравномерно, конечно: больше грудь, спина да ноги, но и руки тоже если побрить, то на варежки хватит. Такой уродился… Из одёжи на теле только шорты. Ну как шорты - джинсы старые расползлись вконец, оборвал руками сколько надо, вот те и шорты ручной выделки. Китайские шлёпанцы на ногах, за ненадобностью в городе выбросить хотел, а вишь ты, в деревне пригодились. Почтарская сумка дерматина высокого качества, на Тоньке мешком смотрелась, а на Витэке - заместо кошелька. Студент... В городе учился. В Институте цветных металлов! Мама уж ему и так и эдак, на носках себе сэкономит, а сыночку денежку пошлёт. Какая же студенту учеба, когда в кармане деньги есть? Маршрут известный: общага институтская – пивбар «Турист». Так за год тропу и натоптал. Не оценили годичное напряжение мысли – отчислили. Всего-то ничего оставалось: четыре годочка протянуть… Ну не любят там, видно, наших деревенских, хоть стреляйся. На время Тонькиного кредита мама и пристроила в почтальоны.

               А бабки те, наоборот, довольны им. Бабки не чета институтским училкам. Витэк же он какой? Глаза голубые – недаром же уже троих сыновей наклепал нашим девкам деревенским. Да девки-то все разные, поначалу поплевались друг в дружку и за косы потаскали у клуба, а сейчас вроде уже и сдружились. Пацаны-то, братьями получились. Но у бабок это только плюс. Видно, и своих мужиков вспоминают, такие же бля… то есть плясуны были. Добрый он. Его же если попросить – то он тебе зайдёт и стекло в раму вставит, и пару вёдер воды принесёт, и штакетину в ограде приколотит, и розетку починит – и все не отходя от рабочего места. Оплаты не берёт, ну разве если только немножко… сто пятьдесят-двести грамм оплаты там да огурец солёный для равновесия.

               - Здорово, девочки! – кричит, да погромче, глуховаты девочки уже и слеповаты. – В очереди не толкайтесь, пожалуйста. У меня к вам две новости: одна хорошая: я вам денежки принёс, а другая плохая: за них надо расписаться! Женихов не обещаю, может, в следующий раз посылкой парочку вышлют. Заказал кудрявых, не знаю, найдут ли где? Может, тока на Кавказе парочка завалялась. Придётся вам жребий кидать. - И вытаскивает замызганную ведомость на пенсию.
               Работает уже два месяца, а бабки все привыкнуть не могут. Понимают, что почтальон – лицо государственное, при пиджаке хотя бы должен ходить, письма же, телеграммы доверяет власть. А тут… Тьфу.

               - Витька, - спрашивают, глядя на денюжку в пачке, - и тебе чё, столько денег доверяют? Это же на всю деревню пензюю в одни руки!
               - Доверяют, - лыбится Витэк. - Я же верующий, мне воровать нельзя! У нас, у верующих, так: своровал – сразу женится обязан. Так сказать, искупить вину по полной программе! Распишись, Саломея Дмитревна…
               - А то какая такая вера? Наша или азиатская? Или ты сектан, Виссарион? – не надеются, а спрашивают особо любопытные.
               - Наша, наша, - успокаивает их Витэк, - Буддистская, самая лучшая вера, - успокаивает он бабок, надевая сумку на плечо. - Ну, до встречи, красавицы, а то у меня ещё тут несколько таких свиданий с денежным интересом.
               - Ты глянь, какая Будиская вера хорошая, - переговариваются бабки, глядя с уважением в мохнатую спину, - так бы у нас ни одного мужика холостого не осталось, да кабы все так верили. Мужики-то наши любили посмотреть, где не на месте чё, плохо положено.

               Деревня хоть и не очень большая, а поди обойди все пять улиц, вспотеешь не один раз. Последний дом братов. Сумку на частокол повесил. Сидят на лавочке с братаном Андрюхой бражку пьют. - Имею право после рабочего дня! - Наливают по очереди из трёхлитровой банки в алюминиевый ковшик, смакуют нектар из патоки. Рот узкий, а ковшик широкий, отхлебнул - полморды в бражке, так и пьют, выпил и тут же ладошкой щетину вытер - чайная церемония, однако. Андрюха, братан, такой же волосатый и голубоглазый, только что фактурой чуть помельче, из города приехал. Отпуском наслаждается, деревенские напитки дегустирует. И даже шорты такие же точно. Племяш – юркий, полуторагодовалый – в огород забрался. Морковку из грядки выдернет, в старой поливочной ванне прополощет и в рот тащит, зубы точит. - За второй банкой что ли иди, Андрюха! Ох и крепка, вонючая патока, зараза.
               Вот за жизнь бы теперь с кем поговорить! С Андрюхой много не наговоришься – умный, а потому молчит много.

               - А ну, племяш Серёга, подойди сюда… Скажи-ка ты мне слово «зажигалка», ну скажи: за-жи-гал-ка.
               - Джда-джды-жда-лка, - бескомпромисно выдаёт малой. Витэк с Дрюней минуту сидят ошарашенные. Осмысливают! Ё-моё, очевидное невероятное, и откуда он столько букв «жэ» в одном слове нашёл?
               - Ну, ты орёл, - наконец произносит Витэк и кладёт руку Серёге на плечо, - молодец, вырастешь – почтальоном станешь….