Свет города детства

Прошедший недавно по телеканалу «Россия» сериал «На солнечной стороне улицы» вновь всколыхнул интерес к роману, написанному Диной Рубиной пять лет назад. Мнения об экранизации разделились, что и не удивительно – горячие поклонники произведения-первоисточника редко считают удачным экранное воплощение. Но я хочу поговорить не о фильме, а о самой книге.

«На солнечной стороне улицы» - это роман-воспоминание о городе детства, городе, которого уже нет, он живет лишь в памяти автора. Не сразу, постепенно - из отдельных, порой без начала и конца сцен, из описаний мест и зарисовок случайных лиц - будто из пазлов складывается панорама Ташкента со времен войны до 80-х годов прошедшего столетия. Фоном этой картины служат воспоминания очевидцев военной и послевоенной ташкентской жизни, в том числе и родителей автора, а яркими фрагментами, держащими композицию произведения и внимание читателя, выступают на передний план судьбы главной героини Веры и ее матери Кати. Еще одна героиня – не главная, но очень важная - это сама автор, которую жизнь какой-то магической силой с настойчивым постоянством выносит навстречу Вере: в детстве, в юности и в молодости, в зрелые годы. При этом главная героиня с таким же постоянством не узнает автора, и этим будто подчеркивается разность орбит, пространств - вымысла и жизни.

Заслуга Дины Рубиной, ее «фирменный» стиль - в том, что кусочки головоломки повествования чудесным образом подходят друг к другу, воспоминания цепляются описаниями одних и тех же мест, в них проскальзывают имена персонажей. И понимаешь, что все здесь не случайно, как не случайна сама жизнь, и люди, и их лица и одежда, и жесты, выхваченные автором из этой жизни и запрятанные в кладовую памяти, откуда выплеснулись на страницы книги, не имея больше сил сидеть взаперти.

«Куда подевалась вся моя жизнь? - спрашивает Дина Рубина в одном из авторских отступлений. - … И к чему с такой нелепой нежностью я перебираю эту добычу детской памяти? Я ныряльщик, спасатель… Уходит под воду океана времен мой город, со всеми моими людьми, деревьями, улицами, домами… - так корабль погружается в пучину со всеми своими пассажирами; и только мне одной дано извлечь из глубины несколько эпизодов минувшей жизни, несколько лиц, несколько сценок, предметов…
…Зажмурив глаза, я хватаю все, что под руку подвернется, не выбирая и не сортируя улов…
…И нет мне дела до хронологии этого повествования, ибо не существует хронологии в том океане, куда навеки погружаются города».

Повествование в книге действительно идет не по порядку: начинается с середины, а потом то откатывается назад, то забегает вперед, то в сторону отходит, влекомое воспоминаниями автора и свидетелей, живописными, любовными и подробными описаниями улиц, дворов, базаров. Но постепенно пазлы складываются в картины и далее в панораму Ташкента третьей четверти двадцатого века, с его разношерстным и разноплеменным населением, живущим бок о бок - кто вынужденно, а кто и искренне дружно, невзирая на разницу в обычаях и языках.

То, что для меня экзотика, для Дины Рубиной - ее детство, родной город, хоть порой и неприглядный, но гостеприимный, родной и дорогой. У каждого из нас есть множество воспоминаний о своей «малой родине», но только истинному мастеру под силу описать ее так, что читатель ощутит пекущее затылок солнце и прохладную воду арыка, вкус винограда и аромат сушеной дыни, услышит детский хор и одинокую песню в ночи.

Города детства больше нет, и Дина Рубина по крупицам восстанавливает его облик, прибегает к помощи знакомых, однако вот беда - каждый помнит свое и даже карту центрального района рисует по-своему. Того Ташкента нет, как нет страны в которой жила «исторически сложившаяся общность людей – советский народ», нет населявших его многочисленных русских, евреев, украинцев… Посетив через двадцать лет родной город, автор описывает свою отчужденность:

«Переименованные улицы, однообразная монголоидность лиц вокруг, забытое ощущение собственной детской потерянности…»

Новый Ташкент настолько не похож на тот, который помнится, что даже на грандиозный перестроенный немцами Алайский базар она не решается взглянуть – желает навеки оставить его в памяти прежним.

Так о чем эта книга? Рассказ о девочке, в детстве неприсмотренной, не нужной даже матери, и все-таки выросшей в талантливую художницу? Или дань памяти родному городу и людям в нем жившим? Не возьмусь определить. Для меня ясно одно – Дина Рубина не только мастер слова – а я буквально упиваюсь ее великолепным, образным, живым и сочным русским языком. Вот уже в четвертом романе я прослеживаю особый прием – собственную «рубинскую фишку» - дискретность, без которой невозможно осознать произведение в целом, как в полотнах некоторых импрессионистов и русских передвижников важен и необходим каждый отдельный мазок кисти, однако увидеть и понять картину можно только с определенного расстояния, целиком охватив взглядом.

Так и в прозе Дины Рубинной - из кусочков, пазлов, мозаичных осколков складывается целостная картина, захватывающее повествование. И сложив головоломку, прочитав роман до конца, я проникаюсь замыслом художника и получаю полное впечатление – яркое, пронизанное солнцем, которое долго еще не оставляет меня.