Передай привет дедушке!

"Но, вдруг проснулся, и очень удивился тому, что он - Чжуанцзы и не мог понять: снилось ли Чжуанцзы, что он - бабочка, или бабочке снится, что она - Чжуанцзы?"
Чжуанцзы. Притча о бабочке.



Первая реальность

Снимать московских фашистов для газеты накануне девятого мая еще в прошлом году Макс Примов, штатный фотокорреспондент «Комсомольской правды», счел бы неприличным. Но дымным и душным московским летом 2010 года скоропостижно умер дед в своей квартире на Садовом кольце, и осудить Макса больше было некому, а горячие кадры сулили премию на летний отдых в Турции.
Дед конечно бы его не понял. Он воевал с фашистами и победил их. Служил в саперном батальоне. Его ранило в живот, и хирург в госпитале вычерпывал кровь горстями из брюшной полости. «Чтобы ты родился, внучек, чтобы войны больше не было».
Макс обожал деда. Но идеалы дедовы были из другого мира. Из Вселенной мастодонтов и динозавров. А Макс был хомячком. Беленьким, пушистым существом, сосредоточенным на складировании шуршащих семечек в однокомнатной коморке, обставленной мебелью из ИКЕИ. Кроме панельной норки Максу ничего не принадлежит в этом мире: ни земля, ни ископаемые, ни недра, ни Родина.
Когда в девяностых на территории бывшего Советского Союза начались войны, дед в них не поверил. Разве могли люди внезапно потерять разум и перестать ценить жизнь? «Был у меня однополчанин из Махачкалы. Бок о бок почти всю войну. Хороший парень. Жаль его. Две недели до победы не дожил». Макс не переубеждал деда. Пусть дед живет в своем мире. Главное: пусть живет. В детстве Макс боялся, что дед когда-нибудь умрет. Потом страх растаял, потому что мальчик рос, а исполинский старик не менялся, как гранитная скала. Разве что морщины чуть углублялись, тревожимые ветром и солнцем, да волосы редели подобно осенней ниве.
И вот дед умер. Для него больше нет терактов, войн, уродливой экономики, наводненной бесчисленными клерками - посредниками, занятыми выхватыванием куска друг у друга из глотки. Вместе с дедом ушла эпоха. А Макс остался. И Максу нужны деньги. Со спецкором Толиком он идет к московским фашистам, ДПНИшникам.

Костян и Жека зигуют, вытягивая правую руку в приветственном римском жесте и сунув левую в карман джинсов. Оба вежливы и учтивы, нежно-серая свастика на запястье Костяна серебрится от капелек пота. Их считают храбрецами и патриотами. Народ их поддерживает, потому что «черные надоели». Обывателям нравится видеть славянские лица. Некрасивые, злые азиаты и кавказцы не должны тревожить нежный взор хомячков.
- Пацаны, мы Вас проводим до маршрутки, - предлагает Костян, и Толик радостно соглашается потолковать с парнями в неформальной обстановке. Они идут по вечерней Москве, перекидываясь шутками. Макс делает еще несколько спонтанных кадров. В этот час им асфальт на три вершка ниже подошв. Они почти парят между плакатов с поздравлениями с Днем Победы.
Сейчас Макс верит, что Костян и Жека выметут всех черных из Москвы туда, где им самое место – в египетскую пустыню, за гималайские горы, на обрыв реки Стикс. Еще дальше. Максу не стыдно. Дед умер, и внук может жить в новом мире. Шестьдесят шесть лет Победы. Когда-нибудь будет шестьсот шестьдесят шесть, и Костяны с Жеками, Толики с Максами будут вырастать в человеческой массе как ядовитые опята посреди съедобных грибов. Жизнелюбивые, упорные и почему-то очень симпатичные.
Костян тормозит одинокое такси и предлагает Толику и Максу занять места. Но они не успевают втиснуться на заднее сиденье. Потому что сзади их грубо окликают. С сильным кавказским акцентом:
- Эй, свинорылые! Это наша тачка!
- Че за фигня?! - Костян и Жека отгораживают плотными спинами журналистов от кавказцев. Дагов пятеро, они дики, напряжены и злы. Размерами они поменьше Костяна и Жеки, но их больше. И они не шутят. «Пятеро на четверых», - машинально оценивает обстановку Макс.
- Уезжайте! – кричит Костян и бьет ближайшего дага кастетом в подбородок. Тишину нарушает хруст, и Кавказец, булькая, падает. «Теперь паритет», - отмечает Макс. Жека, вытащив отвертку, пытается насадить на нее следующего дага. Но тот уворачивается и отвечает ударом в солнечное сплетение. Жека падает, и Толик, откинув сумку с диктофоном, глупо ввязывается в драку. Ничего опаснее шариковой ручки он отродясь не держал. Поэтому почти сразу садится на асфальт, харкая кровью. Макс кладет камеру на землю и идет на помощь приятелю. Он сосредоточен на том кавказце, который пинает Толика, и не обращает внимания на перемещения остальных. Ударом кулака в висок он сваливает врага в пыль и дает ногой под ребра. Костян тем временем расправляется с еще одним дагом, и, кажется, победа в этот раз будет на стороне коренных москвичей. Но тут прямо в ухо Макса, как нож в масло, входит спокойный голос:
- Повернись!
Фотограф распрямляется и оборачивается. Между глаз ему упирается металлический ствол. Макс отчетливо до мелочей видит лицо вооруженного человека. Это его ровесник, с черными глазами, глубокими как тоннель в глухую пещеру. Странно, но Макс отмечает в этих глазах не торжество, и даже не решительность, а неистовый ужас. Как будто белобрысый москвич с фотокамерой – ночной кошмар этого парня, невозможный, несуществующий, но ощутимый как видение больного разума.
- Передай привет дедушке! – произносит дагестанец и нажимает на курок.




Вторая реальность

- Проснись! Макс! Проснись же! Вот ведь чудак-человек. Мы его ищем везде, а он еще даже не просыпался. Макс!
Максим открывает глаза. Солнечный луч греет подушку, уютно свернувшись у щеки. Подушка незнакомая, плоская как в больнице. Но пахнет не лекарствами и не хлоркой, а земляничным мылом. Светло-зеленые стены. Это не дом. Значит, все-таки больница? За плечо Макса трясут. Он поворачивает голову и упирается взглядом в черные глаза своего убийцы. Дагестанец смотрит безмятежно, и что-то говорит. Губы растягиваются в улыбке. Макс молниеносно вскакивает и откидывает парня к стенке. Тот бьется спиной и замирает, во взгляде проскальзывает уже виденный Максом ужас, но он тут же сменяется дружелюбием:
- Проснулся, наконец! Собирайся скорее, на самолет опоздаешь. Ребята ждут…
Макс не дает кавказцу договорить и сильно бьет его по лицу. Парень вскрикивает и зажимает нос рукой. Из-под пальцев просачивается густая кровь, первая капля срывается с мизинца и падает пониже ключицы, расползаясь на белой рубашке алым пятном. Макс озирается. Они, кажется, в гостиничном номере. Порыв воздуха и вздох дверных петель. В комнату с возмущенным гвалтом вваливаются Жека, Костян и Толик.
- Ты почему еще здесь? Мы ждем тебя! Ты что с Мусой делаешь?
Костян и Толик с двух сторон зажимают Макса, не давая ему двигаться, а Жека протягивает кавказцу носовой платок:
- Возьми, пожалуйста.
- Ничего, у меня свой.
Парни валят Макса на кровать, лицом в подушку, выкручивая ему руки за спину:
- Ты почему товарища бьешь?!
- Пустите, черти, - мычит Макс, задохнувшись от запаха земляники, и бормочет первое, что приходит в голову: - Сон страшный приснился!
- Да, сны бывают всякие, - понимающе бормочет Муса, и ребята отпускают Макса.
- Давай собирайся. У нас регистрация на рейс через полчаса.
Макс ничего не понимает. Но на всякий случай лезет под кровать. Там находит синюю дорожную сумку, в которую складывает фотоаппаратуру с тумбочки. Идет в ванную, чистит зубы, сплевывая пену в раковину. Озадаченно смотрит на щетку. У него была похожая, с надписью “Coldrex”, на этой - «Резец» кириллицей. А паста называется «Кора дуба». На коробке стоит советский знак качества. И Макс решает, что лучше ему не делать резких движений. Надо идти вместе с пацанами и делать вид, что ничего удивительного не происходит. Выйдя из ванной, москвич осматривает комнату, прикидывая, что тут можно надеть. На стуле лежат вельветовые брюки в узкий рубчик и белая рубашка с коротким рукавом. Размер подходит.
В дверь просовывается голова Костяна:
- Макс, мы тебя внизу ждем. Давай быстрее.
Макс торопливо одевается. Грудь царапает что-то чужеродное. Парень морщится, разыскивая инородное тело. На карман рубашки наколот значок с красным флагом и профилем Ленина. Внизу пять букв: ВЛКСМ. Макс видел такой у родителей. Внезапно он вспоминает, что такой же значок был у всех парней. Ну, может не у всех, но у Мусы был точно. Когда капля крови упала на рубашку, она попала аккуратно под значок. Макс тогда не обратил на это внимания, но сейчас вспомнил явно. Они все – комсомольцы. И Макс тоже. «Ладно, - сжимается Макс, - Будем поглядеть». Он закидывает сумку на плечо и выходит из комнаты.

Гостиничный холл со стеклянными дверями. Здесь приятно пахнет стиральным порошком и персиками. Макс сдает ключ на рецепцию, симпатичной девушке в красной косынке и выходит на крыльцо. Его ждут трое московских друзей и все пять дагов, затеявших драку. Город незнакомый, яркий, с широкими проспектами и спешащими людьми. Фонарные столбы и здания украшены советскими флагами, флагштоки перевиты георгиевскими ленточками.
- Какое сегодня число? – шепотом спрашивает Макс у Толика.
Толик изумленно смотрит на приятеля:
- Ты головой нигде не бился? Сегодня восьмое мая. Мы домой летим.
Макс замолкает. Его внимание отвлекает проезжающий транспорт. У большей части машин нет выхлопных труб. «Электромобили!» - догадывается Макс. Он лихорадочно пытается расстегнуть сумку, чтобы вытащить камеру. Но спутники не дают ему остановиться. Костян ловит машину. Потом москвичи и кавказцы распинаются, предлагая друг другу наперебой ехать первыми. Наконец, Муса не выдерживает, ловит вторую машину и запихивает в нее оторопевшего Макса и неловко жмущегося Толика. Жека и Костян садятся сами:
- Ладно, мы первые. У нас регистрация на рейс через пятнадцать минут. Но вы следом!
- Договорились!
Даги садятся во вторую машину.
- Толик, мы где? – шепотом спрашивает Макс.
- В Махачкале! – фыркает Толик, - Прилетим в Москву, отведу тебя к доктору: голову лечить.

- Проходите, товарищи, не задерживайтесь.
Стюардесса в синей пилотке и со знаком Аэрофлота на отвороте блузы. Костян и Жека, помогая пассажирам, берут на руки чьих-то детей и поднимаются с ними по трапу. На запястье Костяна нет свастики.
- Смотри! – Толик берет Макса за плечо и поворачивает к зданию аэропорта. Там за стеклянными дверями весело машут пять дагестанских комсомольцев. Макс представляет каждого и в темноте московской ночи, и в свете махачкалинского утра. Четверо безмятежны. И только у Мусы проносится судорожная тень по лицу, как будто он один знает, что произошло в ту московскую ночь. Макс машет Мусе на прощание. Затем поднимается по трапу в новенький авиалайнер ИЛ-116.

Видя, как мучается приятель, пытаясь восстановить цепь событий, Толик, наконец, решает помочь. Он наскоро объясняет, что редакция газеты направила их в Махачкалу в командировку, чтобы снять репортаж о дагестанских комсомольцах, спасавших людей в центральной России во время пожаров, полыхавших прошлым летом. Добровольцы тогда слетались из всех концов Необъятной. Спецкоры могли поехать в любой уголок Советского Союза за своим репортажем, но Макс (именно Макс) выбрал Махачкалу.
- Ты помнишь почему? – вопрошает Толик.
Самолет попадает в воздушную яму. Макс подпрыгивает, чуть не стукаясь головой о потолок. В голове открывается шлюз памяти, воспоминания накрывают волной. Первые мгновения кажется, что это чужие воспоминания незнакомого человека. Но затем все становится на места. Это единственная и настоящая жизнь Максима Примова. А та, другая, мрачная, переполненная терактами, ненавистью, фашиствующими москвичами, в самом деле, ему только приснилась. Комсомолец Муса Исаев спас его деда, ветерана Великой Отечественной войны, Ивана Кузьмича Примова, когда тот от сильного задымления задыхался в своей московской квартире. Парень появился вовремя и оказал старику первую помощь. Потом сопровождал до Ленинградской областной больницы, выбранного дедом места эвакуации, придерживая кислородную подушку и поправляя капельницу. В те дни были спасены сотни стариков. Не все конечно. Но многие. Комсомольцев наградили грамотами и отправили домой. А через год, к дню Победы, вдруг вспомнили о них, героях мирного времени, и подготовили серию статей и документальных фильмов.
- Слушай, как стыдно, - Макс закрывает глаза руками, - Я даже не попрощался с ним как следует.
- Из дома позвонишь! В гости еще приедешь, – пожимает плечами Толик, - Ты так говоришь, как будто сложно слетать на выходные в Махачкалу!
- Ты не понимаешь, - Макс нерешительно смотрит на Толика, - Каким дерьмом мы все могли бы стать, если бы забыли о подвиге наших стариков.
- Откуда в тебе столько пафоса?! – интеллигентно морщится Толик.
Макс смотрит в иллюминатор на бескрайнюю пушистую белую пустыню под ядовитыми лучами солнца, потом неожиданно спрашивает:
- А с Марса наша экспедиция когда вернется?
- На следующей неделе. Здорово, что они успели приурочить старт к пятидесятилетию Гагаринского полета? - Толик улыбается.
Макс молчит. Ему еще многое предстоит вспомнить. Когда развеется ночной морок…

Дед проводит майские праздники на даче. Он выходит на крылечко встретить Макса, примчавшегося из командировки вечером восьмого мая. Светлые глаза старика излучают радость.
- Внучок, как ты вовремя. Я уж боялся, что самому придется флаг вешать. Завтра гости поздравлять приедут, а у деда флаг не висит. Непорядок.
Макс приносит лестницу и закрепляет красное знамя деда в железном флагштоке под самой крышей. Выцветшая от времени ткань полощется ветром.
- Спасибо, внучок. Ну, в дом проходи.
- Это тебе дед спасибо, за Победу, - отвечает Макс и обнимает старика.
- Ты поумнел, Максим, - задирается дед.
- Я комсомолец, дедушка.
Из окна доносится композиция Свиридова «Время вперед!»
- О, вечерние новости! – торопится дед. – Пошли, посмотрим про весеннюю посевную.
- Нет, дед, я лучше в интернет схожу, - Макс нерешительно замирает, - У тебя же есть интернет? Ты знаешь, что это такое?
- Спрашиваешь! Компьютер в маленькой комнате.

Некоторое время Макс привыкает к квадратному экрану ноутбука «Позитрон 2011», затем к названиям доменов на кириллице. Выясняет, где найти почту и как пользоваться аськой. На мониторе всплывает окошко с портретом Мусы и надписью:
- Привет! Как долетел?
- Прекрасно, спасибо! – набирает Макс в диалоговом окне.
- За что спасибо?
- За то, что разбудил, – пишет Макс, затем решительно стирает и поправляет: - За то, что вернул в реальность.
Собеседник с минуту не отвечает. Наконец, на экране появляется короткая фраза:
- Я не мог видеть тебя таким.
- Это был страшный сон.
- Мне приснилось, что на моих друзей напали фашисты. Ночь, темень. И как будто все в реальности. Я хотел в милицию звонить, но потом твою аппаратуру заметил, и тебя со спины узнал. Надеялся, что ошибся. Но когда ты повернулся, такая злость во мне появилась: мой друг, внук ветерана – и с фашистами. Что вот убил бы! Ну, и убил.
- А ствол-то где взял?
- Я знаю?! В куртке нашел. У меня там такое в карманах было! Как в гангстерском боевике. Приснится же! Так радовался, когда проснулся, что даже разбитый нос тебе простил.
- Извини. Приезжай в гости.
- Передай привет дедушке!