С лица воду не пить

Глава из романа Селя ви маленьких человеков


Ведь плохо спится на подушке Славы,
Когда лицом к ней не прильнет Любовь.
Байрон

Бачили очі, що купували, їжте, хоч повилазьте.



Говорят, что бабьего тела много не бывает.  Бывает и еще как бывает! Увидев в проеме распахнувшейся двери массивную женскую фигуру выше среднего роста, я почему-то сразу  решила, что это жена ее шефа. А кто еще мог позволить себе так бесцеремонно врываться к нему в кабинет.
Меня поразила безобразная упитанность вошедшей дамы. Ее распирало и вдоль и поперек. Необъятный живот натянул до состояния барабана юбку не менее чем пятьдесят шестого размера, выявляя и провал пупка, и холм лобка и врезавшиеся в мясо трусы. Огромные ко¬лышущиеся груди, минуя шею, переходили в лоснящуюся рыхлость щек. В стороны от этого громоздкого сооружения торчали окорока рук с пухлыми кистями, толстые сардельки-пальцы которых блестели массивными перстнями. И хотя ноги ее были тонковаты, выглядела она слоном в юбке. Было видно невооруженным глазом, что эта дама ведет преимущественно горизонтальный образ жизни при усиленном питании. "Материалу-то сколько зря изведено! Таких как я, пожалуй, две выкроить можно. Еще и останется",- злорадно подумала я.  А лицо! Тоже без слез не взглянешь. Маленькие, глазки и носик-пуговка затерялись на его обширных бесцветных просторах, и только маленький ротик с тонкими ярко накрашенными губами, зиял на нем кровавой ра¬ной. На месте подбородка колыхались три. Выражение всего этого было высокомерным и злым, улыбки на нем не предполагалось.
По-хозяйски оглядев помещение и не обнаружив на положенном месте своего мужа, дама вопрошающе посмотрела на меня и спросила:
         - Что вы здесь делаете? Где Сергей?
- Вы, я полагаю, Сергея Семеновича имеете в виду?- решила я повалять дурочку:- Спросили бы у секретаря. И вообще, кто вы такая и почему вламываетесь без разрешения? Здесь что для вас - проходной двор?
От такой наглости, я и сама от себя ее не ожидала, мымрины глазки вылезли из орбит: ее не узнали в лицо!
Продолжая дуракаваляние, я обратилась к открытой двери:
- Мария Степановна, здесь какая-то... гражданка разыскивает Сергея Семеновича. Пожалуйста попросите ее подождать в прием¬ной.
- Вы, я полагаю, Маргарита Филимоновна?- прошипела вошедшая, игно¬рируя мое обращение к секретарше.- Как же, наслышана.
- Допустим. А вы кто? Не имею чести знать.
- Узнаете!
Брюзгливо отклячив губу, Мымра одарила меня испепеляющим взгля¬дом, весьма резко для такой горы мяса, жира и костей развернулась на сто восемьдесят градусов и устремилась прочь. Пока она шла до двери, я успела разглядеть, что со спины ее вид был еще непригляднее. Широкая плоская задница и пухлая с наплыва¬ми жира спина завершались мощным загривком, прикрытым русыми прядями волос. Душе-раздирающее зрелище! Казалось, что тонкие ноги несут такую тяжесть с трудом.
 "Такую тушу  не очень-то хм-хм. Да и можно не найти, куда... Дамоч¬ка, наверно, уже и забыла, когда ее кто-либо покрывал",-  думала я, глядя на эту спину.
Вскоре после ухода неожиданной посетительницы, дверь приоткрылась и в образовавшуюся щель мышкой вшмыгнула секретарша Мария Степановна, с которой у нас были доверительные отношения.
- Зря вы так с ней!- прошелестела она.- Напакостит. У нее не заржавеет. А возможностей – выше крыши.
- Бог с ней. А я пока пойду к себе. Если буду нужна Сергею Семеновичу, вы мне позвоните. Не хочу присутствовать при выяснении их семейных отношений.
Я не помню, почему я оказалась в кабинете, да это и не имеет значения, поскольку отношения у нас были не только служебные. Иногда он вызывал меня будто бы по делу, а на самом деле, он просто соскучился. Я брала первые попавшиеся бумаги и шла. Возможно, так было и в этот раз, но ему понадобилось ненадолго отлучиться, поэтому он попросил меня не уходить. Вот и попала я, как кур в ощип.

- Ты любил когда-нибудь свою жену? - спросила я его на следующий день после той встречи с его благоверной,- Она нравилась тебе хоть когда-нибудь?
- Нравилась?- он хмыкнул и оставил вопрос без ответа.
- Почему ты на ней женился? Что ты в ней нашел такого-эдакого?
          - Вообще-то она не всегда была такой безобразной и злобной. Пятнадцать лет назад была очень даже ничего. Не ве¬рится, что ее бесформенная расплывшаяся жопа когда-то была ядреной попкой, а свисающие до пупа мешки - упругими, задорно торчащими буферами. Да и мордашку, хоть и не блиставшую красотой, безобразной тоже назвать было нельзя. Обычное лицо: круглые щечки, бойкие вишни глаз, уморительно морщив¬шийся от пузырьков шампанского носик и капризно надувавшиеся губ¬ки. Но это было давно и не правда. Я ведь тоже, если прис¬мотреться, не красаве'ц из себя. Особенно, если не директор, а так, прохожий на улице... Со временем выяснилось, что моя супружница -  дура беспросветная, хоть и весьма уверен¬ная в себе: говорливость, она ведь не признак ума, а скорее - его отсутствие. Но я полагал, что так даже лучше, но просчитался. Не знал, что лучше с умной терять, чем с дурой находить.
И он рассказал мне следующее:
"Когда мы встретились, мне было двадцать четыре. Простой, недавно  из армии парень, хорошо показавший себе в фут¬боле, я не устоял перед напором бойкой девицы.
После одной удачной игры, мы всей командой загудели в ресторан. Кутнули от души, а когда собрались по домам, с нами вместе вышло несколько расфуфыренных девиц. Слово за слово и я не заметил, как остался с одной из них. Прочие куда-то слиняли. Пришлось провожать. Когда мы дошли до ее дома, я раньше в таких и не бывал, она позвала меня к себе попить кофейку, сказав, что дома никого: родители в отпуске. Черт меня попутал, я согласился. Видимо судьба.
После пары бокалов шампанского (про кофе было забыто) мы оказались на дива¬не. Трусы она сняла заранее, а ноги раздвинулись сами. Заметь, что ей тогда было только семнадцать. Только школу заканчивала. Но в постели выделывала уже та¬кое! Профессор!
На следующий день, когда я узнал, что провел ночь с дочерью партийного босса города, то перепугался не на шутку и решил больше с ней дела не иметь. Но не тут-то было. Она ждала меня. Поймала после тренировки и позвала опять к себе. И я не устоял, да и льстило мне, что дочь самого важного в городе человека бегает за мной.
Все мое свободное время, она всегда была свободна, мы стали проводить у нее и вылезали из постели только по надобности. Там нас и застали вернувшиеся из отпуска родители.
Скандала не было. Папаша, дождавшись, пока мы оденемся, проводил меня до выхода и сказал с металлом в голосе, чтобы я оставил его дочь. Признаюсь, я был даже рад такому исходу.
Но девица забеременела. Папаша, мужик строгих правил и уже далеко немолодой, аборт ей делать не позволил. Нужно было срочно выдавать ребенка замуж. Жениха найти для столь завидной невесты даже с "дефектом", не составило бы труда. Она была согласна, но только за меня.
И папаша сдался, надеясь подстре¬лить сразу двух зайцев - образумить непутевую доченьку и заполучить вну¬ка.
Что до меня, то такой расклад меня вполне устраивал.
Мой тесть, хоть и был большой шишкой, в быту оказался мужиком простецким, и ко мне почему-то сразу проникся. Своему же дитятку старик знал истинную цену.
- Она стервозина, такая же, как и ее мать,- ра¬зоткровенничался он однажды со мной после пары рюмок,- Но она у ме¬ня одна и больше не будет. Ты уж ее не обижай, а я о тебе позабочусь.
Женясь, я и не помышлял о карьере. У меня появилась возможность получить сытую и удобную жизнь от щедрот богатой и влиятельной родни, этого мне было больше чем достаточно. Шутка сказать: из барачной комнатушки в тринадцать квадратных метров, где я жил вместе с выжившей из ума мамашей, членом партии с дореволюци¬онным стажем, начинавшей день с громкой читки передовицы "Прав¬ды", и старшей сестрой, озлобленной старой девой, я переселился в отдельную квартиру со всеми удобствами в доме не для всех. Отк¬рою секрет, что только там я впервые в ванну влез и на унитаз сел. Но тесть решил все по-другому.
          Первые месяцы после  многолюдной и богатой свадьбы, все шло путем. На деньги родителей мы жили в свое удовольствие. Беременность жены оказалась неудачной, но дело было сделано.
Для начала тесть меня пристроил на заочное отделение политехнического института, директор которого был не только его приятелем юности, но и ставленником. 
Учась, я не слишком надрывался на постижении вузовских премудростей. Не скрою: по некоторым предметам мои познания студента не слишком далеко заходили за пределы названия самого предмета и фамилии преподавателя. Но как бы там ни было, учеба завершилась получением диплома о высшем техническом образовании.
Ноздря в ноздрю с учебой двигалась и моя карьера. Как только я стал сановным  зятем, меня тут же выбрали секретарем  заводского комсомола, а после того как срочно, почти как космонавта, "записали" в партию, был "избран" секретарем парткома завода. Отличный трамплин при соответствующей поддержке для карьерного скачка. С футболом я, конечно, расстался.
Обзаведясь диплом, я с партийной стези перешел на производственную: стал начальником цеха. А когда главный технолог завода ушел на пенсию, то я перебрался на его место. Директор-то был слабак: ни в чем не перечил моему тестю. В результате таких перестановок я к сорока годам оказался в этом, директорском, кресле, хозяина которого тоже спровадили на пенсию. Не хи¬ло! Правда? Самородок. А на поверку просто сивый мерин, по-родственному выдвинутый на рысака.
И все бы ничего, если бы теща, которая была лет на двадцать моложе тестя, ей тогда было под сорок, не положила на меня глаз. Муж-то уже был не "боец", а ей еще только давай. Сначала это была с ее стороны как бы материнская забота: угостить зятька чем-нибудь вкусненьким, костюмчик за¬казать в обкомовском ателье, другие приятные мелочи устроить. Мне это нравилось, даже льстило. Но однажды, когда я застал ее дома одну, она, после угощения с рюмочкой, усадила меня на диван, а пока я соображал что к чему, оказалась рядом со мной совсем без ничего и заключила меня в объятья.
Она была таким же пугалом огородным, как ее доченька теперь, может только не столь упитанной. Я, конечно,  ее отшил  и даже обозвал старой бэ….
- Ой, ли,- вмешалась я в повествование.- Как говорил Станиславский: "Не верю!"
- Станиславский? Кто такой?
- Режиссер такой театральный был когда-то. Колись, сознавайся, как на духу, было или не было у тебя с ней?
- Ну, было разок.
- Опять не верю!
- Ну ладно, сдаюсь. Тем более что дело прошлое и быльем поросло.
Теща оказалась ненасытной. Она требовала свиданий чуть ли не ежедневно, грозила, что иначе обо всем станет известно  ее мужу и дочери. Она считала, что ее муж простит, а вот мне, законному супругу его любимой доченьки, не поздоровится. Что мне было делать? Тем более, что меня как раз должны были назначить начальником цеха. Да и вошел я уже тогда во вкус удобной и сытой жизни, лишиться которой казалось мне трагедией. Я же себя уже видел только в дальнейшем продвижении наверх.
В молодости, как и большинство парней моего круга, я учился кое-как, пил, хулиганил и подворовывал. Любил попинать мяч на местном стадионе. Окончив с грехом пополам школу, я устроился на завод разнорабочим (погрузить, подмести). В свободное от работы время продолжал пить на то, что удавалось унести с завода. И загреметь бы мне под фанфары, как это случилось с некоторыми моими сверстниками. Спасла армия. Вовремя забрили. А там не забалуешь. Дисциплина:  Везде строем и никуда самостоятельно. Злыдень старшина, зануда сержант, да и взводный – врагу не пожелаешь. Тяготы и лишения воинской службы, которые согласно присяге, нужно стойкого переносить, доконали бы меня. Неожиданно выручил футбол.
Начальник гарнизона, еще молодой генерал-майор был  любителем футбола. Он требовал, чтобы каждое самостоятельное подразделение гарнизона имело футбольную команду. По выходным, если ничего не мешало, по утвержденному им графику устраивались матчи. 
Футболистам жилось вольготно. И я решил попытаться стать одним из них, тем более играли они так себе. Помог случай. При разминке команды нашей части перед матчем  нападающий повредил ногу и я предложил себя на замену. Тренер, командир одной из рот, почесав в затылке, согласился. Деваться некуда, а выгнать никогда не поздно.
Однако удачный прорыв по краю и красивый гол, забитый мной в девятку, решил мою судьбу до конца службы. В основном я играл, как все, не заносился, но, улучив момент, совершал успешный прорыв по краю и забивал. Меня стали узнавать, здоровались за руку даже начальники.
Успехи в футболе поставили меня в особое положение. Поскольку полностью освободить меня от службы не могли (в нашей стране не было профессионального спорта). Даже у больших спортсменов где-нибудь лежала трудовая книжка с записью: токарь, слесарь, бухгалтер и т.п. Меня сделали помощником истопника летной столовой. Истопник в помощи не нуждался, поэтому все мое время было моим.
Переводя меня на такой режим службы, командир полка предупредил, что если проштрафлюсь, не посмотрит ни на что: отправит в роту охраны. А там служба – врагу не пожелаешь.
Его предупреждение я помнил всегда: тренировался без дураков, и на поле выкладывался пополной: без гола практически не уходил никогда. А служба моя из тягот и лишений превратилась в сплошное удовольствие. Как говорится, был сыт, пьян и нос в табаке.
- А бабы как, были,- вмешалась я.
Он на минуту задумался и продолжил:
- Была одна. Не много и не мало, а жена замполита. Дамочка уже не первой молодости, партейная, между прочим. Лицо и фигура у нее тоже были, мягко говоря, не очень,  мужеподобные, но с харакером пробивным и решительным. Замполита нашего она не только держала под каблуком, но и управляла по службе. С ее подачи он сделал меня кандидатом в члены партии.
- Пригодится,- сказала она мне, когда я стал кочевряжиться.
К сожалению, службе, как бы она не была длина, наступил конец. Нужно было возвращаться на гражданку с ее неопределенностью бытия и необходимостью думать о пропитании и всем остальном. А ведь меня там ничего хорошего не ждало. Я даже попытался задержаться в армии, остаться на сверхсрочную, но, увы – помощники истопников им не требовались.
Воротясь домой, я неделю пил, не выходя из комнаты в коммуналке. Компанию мне составляли матушка родная и старшая сестра, обе тогда еще не алкоголички, но большие любительницы выпить на дармовщину. Соседям надоел наш загул и они стукнули участковому, который отвел прямехонько в отдел кадров этого завода. Здесь я трудился до того, как меня позвали защищать Родину.
Кадровик, коротышка со сморщенным, как прошлогоднее яблоко лицом, долго вглядывался в какую-то папочку, вертел в руках клочок бумаги и, наконец, изрек:
- Могу предложить тебе место грузчика.
- Но я и до армии был грузчиком, здесь же,- возмутился я и  собрался уходить.- В гробу я вас видел исключительно в белых тапочках вместе с вашим грузчиком.
- Ну, ты полегче на поворотах,- взбеленился кадровик.- Можно и пятнадцать суток схлопотать.
Я уже хотел послать его куда подальше, но он, вдруг  сменил гнев на милость и спросил:
- А в армии ты чем занимался?
- В футбол играл.
- Все три года?
- Все, все, все,- раздраженно ответил я и направился к двери. Голова у меня шумела после вчерашнего: требовалось было срочно ее поправить.
- Комсомолец?
- Кандидат.
- Куда кандидат?
- В партию.
- Чего ж ты сразу не сказал.
- А меня не спрашивали.
- Посиди в предбаннике,- властно он произнес.- Я попробую что-нибудь подобрать для тебя.
Ждать пришлось довольно долго. Когда я хотел уже на все плюнуть и податься восвояси,  появился крепенький мужичок в плаще, из-под которого виднелись красные спортивные штаны.
- Это ты в футбол играешь?- спросил он, глядя на меня с интересом.
- Ну я. А чё?
- Да ни чё. Встань. Дай рассмотреть тебя,- принюхался:- вчера пил.
- Было дело.
- Такие фрукты мне ни к чему.
- Больше не будет,- взмолился я, чувствуя, что удача уползает от меня.
- На первый раз поверю. Завтра, когда совсем просохнешь, приходи на стадион. Спросишь Павла Ивановича. Меня  там каждая собака знает.
Так я опять стал футболистом. Что было дальше, ты можешь домыслить сама.
- Нет ты продолжай! Не про футбол. Это не интересно. Про то, как развивались твои отношения с любимой тещей.
- Лучше не вспоминать. Каждый день в конце рабочего дня она на своей машине и забирала почти у проходной и везла к себе домой. Как только я пытался начинались угрозы, о которых я уже говорил. Дочь, чтобы не мешала, она устроила работать секретаршей к градоначальнику, который вскоре допустил ее к своему телу.
Став директором, я прекратил "сотрудничество" с любвеобильной тещей. В ответ она стала настраивать против меня мужа.
Тот, зная ей цену, а может и догадываясь о причине ее нападок, на ее козни не реагировал. Он меня, как своего родственника, поставил в очередь в коммунизь сразу за собой и своей семейкой.
Теща затихла, но не простила. Ходят слухи, что  после смерти мужа, она опять принялась за старое: пакостит мне, капая на мозги городскому руководству.
- Ну и ублажил бы бабульку разок другой. Поди не убудет,- ехидничаю я.- А то ведь могут переместить в хвост очереди или вообще из нее выкинуть.
- На фиг мне ихина очередь. У меня и так коммунизь. Машина есть, квартира – не у всякого министра такая, жратвы всякой – хоть жо…
- Ты говори, говори, не стесняйся. А то ведь квалификацию потеряешь. **
- Да ладно тебе. Слушай дальше, пока я не передумал. Уже с первых дней нашей совместной жизни я понял, что жена презирает меня, считая, что я ей обязан по гроб. И даже сей¬час, через столько лет, ничего не изменилось. Ты же видела ее. Наглая, как танк.
- Да уж.
- Она никогда не перегружала себя домашними заботами. В доме было чисто: домработница приходила два раза в неделю, но неуютно и никакой еды, кроме слад¬кого и сигарет. Однажды я сорвался и, когда она на мой вопрос об ужине принялась бузить, слегка намял ей бока. Она, конечно, пожаловалась родителям, но папаша вмеши¬ваться в наши семейные дела не стал.
Наверно, окажись ее беременность удачной, у нас бы сложилось что-нибудь стоящее. Бывает же так, что дети связывают семьи. Выкидыш исключил и последовавшее за этим бесплодие исключил такую возможность. В результате наша семья превратилась в види¬мость. С некоторых пор мы вообще живем каждый своей жизнью, даже не сохраняя внешних приличий. Только  у тестя с тещей в гостях мы продолжали изображать мужа и жену. Однако после смерти старика я вообще туда ни ногой.
- Можешь не продолжать, мне и так уже все ясно. Одного не пойму: по¬чему ты теперь с ней не разведешься теперь, когда тебе от них уже ничего не нужно?- прервала я ставшее мне надоедать повествование.
- Так ведь тогда вся эта сволочь накинется на меня. Сожрут и не поперхнутся... Затопчут... Забодают... Они сила... Кодла…  Мне против них не выстоять... А им только дай повод. Я ведь для них чужой… За моей спиной никого… Пустота. Думаешь, я кому-нибудь нужен. Да никому во всем свете. Друзья приходят и уходят, враги остаются и накапливаются. Как ты уже поняла, я на это место попал случайно. Мне сидеть не в этом кабинете, а на проходной. Вахтером. Пропуска проверять…
Он помолчал и со вздохом закончил:
- То, что я директор такого завода, как наш – беда, беда государственного масштаба.
"Бабы сделали тебя. Как бы они тебя и не погубили",- подумала я и ничего не сказала.