Терпеливая Рахель

Рахель шла по улице Бен Айюда. На бедре она ловко несла кудрявого белокурого мальчика  лет четырех, а позади бежала девочка чуть постарше со спутанными длинными волосами. Дети были вполне европейские: смуглые, курносые, голубоглазые. Они смеялись и болтали без умолку. Рахель же была типичной еврейкой лет сорока: копна черных волос, орлиный профиль, серьезные карие глаза и большой четко очерченный рот. При этом казалось ничто не могло помешать её природной женственности: ни высокий рост, ни длинные ноги немного колесом, ни узкие бедра, как у подростка, ни сильные руки, которые так лихо удерживали и ребенка, и сумку, и еще какие-то вещи одновременно.
- Шалом, - поприветствовала Рахель охранника на входе в супермаркет.
- Шалом, - отозвался охранник и показал жестом, что не будет проверять ее сумку, как это обычно принято в Тель Авиве.
Рахель пересадила сына (это явно были её дети) в тележку для покупок и медленно двинулась вдоль прилавков. Девочка догнала ее возле полок со сладостями и сначала закинула в тележку свои кеды, а потом стала забрасывать туда массивные коробки с хлопьями для завтрака. Теперь она бегала по магазину совершенно босая. Но голые пятки дочери, которые очень скоро стали чёрными, ни сколько не смущали Рахель. Она так же спокойно продолжала вынимать из тележки ненужные трофеи и ставить их обратно.
Очень скоро мальчик тоже дотянулся до полок с продуктами и стал методично перекладывать в тележку все, что попадалось под руку. Казалось в этот момент у Рахель выросла еще одна пара рук, так ловко она справлялась со всем этим хаосом. Осталось добавить, что все это происходило под бесконечный визг и счастливые вопли. В какой-то момент Рахель скрылась за углом молочного прилавка. Босоногая девочка схватила тележку с братом и с победоносным кличем кинулась вдогонку за матерью, сшибая на пути бутылки с вином. Все эти стеклянные ёмкости каким-то чудом устояли, но звенели как пасхальные колокола по всему магазину. Люди оборачивались и хватались за сердца, охранник за пистолет. Но по лицу Рахель было видно, что даже если бы в этот момент разбились все бутылки мира, оно осталось бы таким же беспристрастным и спокойным...


Семьдесят лет назад, в сорок первом году, её бабка, такая же высокая еврейская девушка с длинными загорелыми руками, сидела съёжившись в подвале старого дома под Вильнюсом в ожидании своей участи. Ужас нескольких последних дней мобилизовал ее организм и не давал чувствовать ни голода, ни усталости. Она просидела не шелохнувшись и не сомкнув глаз в течении четырех дней. Никогда еще смерть не подходила к ней так близко. Она ощущала её запах, видела последнее отражение в зрачках умирающих, любимых и незнакомых людей. Горе, постигшее тогда еврейские семьи, сделало всех родными. Каждая пуля, всаженная в человеческое тело, отдавалась в ней беспощадной болью. Каждая чужая слеза, заставляла рыдать. На её глазах расстреляли несколько десятков человек, включая отца, мать и младшую сестру (совсем ребенком). Тогда, сидя в чулане заброшенного дома, бабка Рахель дала себе зарок:
- Если мне удастся пережить этот кошмар, клянусь Богом, я буду ценить каждую минуту моей жизни. Ничто и никогда не сможет вывести меня из себя, не заставит стыдиться, или бояться. Я буду самой благодарной женщиной на Земле.

Тогда бабке Рахель удалось выжить и она сдержала своё обещание.

И вот уже второе поколение её семьи воспитывалось в традициях непоколебимого спокойствия и благодарности. Наблюдая за Рахель со стороны я восторгалась её невозмутимостью и терпением, запаса которого хватило бы на все человечество. Её гиперактивные дети, казалось разберут этот супермаркет в центре Тель Авива по кирпичикам.
- У меня давно бы случился нервный срыв,- думала я со стыдом, вспоминая свою несдержанность.
 Тембр голоса Рахель оставался спокойным и ровным, даже когда она в сотый раз садилась на корточки и говорила “нет” (на иврите конечно) своим непоседливым детям и бережно вынимала у них из рук очередную пачку чего-то. Я ею любовалась... Я ею восхищалась...Я любовалась ими всеми...
И только когда Рахель подъехала со всем своим беспокойным хозяйством к той же кассе, где стояла я, мне удалось рассмотреть её совсем близко. И в тот момент, когда наши взгляды встретились у неё неожиданно дернулся глаз.
- Нервный тик! - подумала я с облегчением, как это всегда бывает, когда встречаешься с чем-то неестественно идеальным, - даже вековые традиции мудрого еврейского семейства не смогли убедить бренное тело прекрасной Рахель. У неё действительно дергался глаз.
И со спокойной совестью я пошла дальше, размышляя о вселенском терпении этой обычной, но совершенно замечательной еврейской мамаши.

- Хотя, может она мне просто подмигнула....