Имя

         Что происходит с вами, когда вы укладываетесь в постель, закрываете глаза, собираясь уснуть, но еще не спите?  Вспоминаете  прошедший день? Обдумываете следующий?  Мучаетесь в поисках способов решения проблем? Строите планы на будущее или уноситесь в неоправданные мечты? Как это происходит? Как вы рисуете себе тот мир, который перемещается из вашего «вне» в ваше «внутри» и обратно? Мыслями, образами, видеофильмами? А знаете ли вы, что это самое загадочное время? Это время  пересечения нескольких миров. Тех миров вашего «Я», границы которых вы не осознаете. Реального физического мира, от которого пытаетесь уйти, прикрывая веки и расслабляя тело, ментального мира вашего сознания,  начинающего терять дневную логику и ясность, и мира вашего подсознания, выходящего на сцену и набирающего силу. И эти моменты времени, казалось бы, пустого, ненужного –  самое лучшее, что дано вам для реализации сокровенных  желаний. Главное – знать механизм, соблюсти последовательность перемещения мыслеформы своего желания по этим мирам и еще, конечно, кое-какие правила. И все, что сегодня предстает перед  мысленным взором около засыпания, завтра окажется дневной, бодрствующей реальностью.
          Но Марина этого не знает. Как не знают и тысячи других людей. Её фантазии, мысли и чувства  реализуются  в многостраничные романы, выходящие под издательством «Новости», поощряемые приличными гонорарами и преданностью читателей.
Она пишет с удовольствием. Мягкий звук пульсирующей клавиатуры компьютера вспрыскивает жизненную силу в рождающееся произведение. Слова, бегущие по экрану монитора, соединяются в сюжет, сюжет рождает действие- движение жизни, которое охватывает некоторую временную протяженность, качественное изменение героев во времени.  Этим творческим актом писатель, как впрочем, и любой другой художник, сродни Богам. Они рождают жизнь, моделируют пространство. А самое главное – принимают в свое сердце всех, созданных ими, живых существ. И чем более они разнообразны, тем больше писатель раздвигает границы восприятия, тем больше он пропускает через себя живительной энергии, освещая бесконечные грани мироздания.
             Марина вдыхает, ставший уже горячим, вечерний воздух, стоя в размышлениях на маленьком балкончике. Тюль из комнаты вырывается навстречу скорому закату и обнимает Марину за талию, целует в шею. Внизу, под балконом,  нежная весна  растекается по асфальту, газонам, касается людей так же ласково, как тюль Марины.  Она возвращается в прохладную комнату. Чашка с кофе на полу давно осиротела, кофе остыл и выглядит не аппетитно. Марина, погруженная в свои размышления, поднимает чашечку:  "Но ведь писателя, отдающего себя  своим героям, остается еще много. Ох, как много. И та большая часть, не нашедшая способа вырваться наружу, объявиться в осязаемой реальности, обрести свет, цвет и плотность, растрачивается по мелочам или остается внутри неясным томлением, тихим вздохом? Чем еще это остается? - Марина прилегла к спинке дивана, разомлевшая от горячего вечера, - Но даже  выраженное, каким образом, в каком объеме воспринимается оно другими людьми?  Конечно не полностью, конечно не так, как планировал автор. До другого сердца доходит еще менее того, что было задумано.  И в остатке мы имеем нечто иное. Нечто, что называется моим, например, творчеством. И это лишь некоторая, несущественная часть творческого потенциала, затраченного на результат. Куда улетучивается все остальное?  Остается в энергетическом банке вселенной?" - она смеется сонно, проваливаясь в дремоту.       
             Жизнь Маринина давно отлажена и гармонична. День принадлежит размышлениям и созданию книг, вечер - семье.  И даже те несколько минут перед засыпанием, она посвящает сочинительству. Однако это не истории, которые  перевоплощаются в произведения. Это – одна история длиною в жизнь. Она развивается вместе с ней. Растет вместе с ней, находится рядом с юности.
             Впоследствии, возвратившись к самому началу событий, она никак не могла вспомнить момент завязки. С чего все началось? Вполне возможно, что с обычных девичьих грез. Но, возникнув фантазийно, очень быстро эта история окрепла и приобрела четкие очертания героев, характеров,  декораций, и всего того, что свойственно художественному изложению событий. 
             За много лет сюжет принимает окончательную форму. Главные герои распределяются и обозначаются с такой четкостью в её воображении, что она помнит их дни рождения и любит как близких друзей.
              Единственное, что сближает эту историю с её книгами, так это то, что она в ней кто угодно - режиссер, художник по костюмам, оператор, сценарист, но только не героиня. Она как будто снимает свой единственный фильм, наблюдает за ним перед сном и отдает ему ту часть себя, которая  не находит  выражения в её произведениях.
История не хитрая. Единственная странность - фундаментальность имен главных героев. И если сюжет со временем претерпевал некоторые изменения, то никакие попытки изменить имена не имели успеха. Они существовали изначально. Марина воплощала себя в каждом из них, однако самые тонкие душевные переживания, самые многоликие проявления, достались  главной мужской роли.  Не смотря на то, что это был мужчина, в нем Марины было больше всего. И имя его, в большей степени, чем другие, служило отправной точкой. Нулевой точкой системы координат, без которой все вектора событий не имели права существовать.
Имя было обычным. Им обладает множество других мужчин. Когда оно звучит в реальной жизни, она настораживается, огладывается, всматривается. Но  никогда еще ощущение имени из её истории не совпадало с восприятием этих же звуков в реальности. Никогда.
Марина «выпадает» в свое кино даже днем, если очень хочется отвлечься от реалий жизни. Она может погрузиться туда достаточно глубоко, перемещаясь в иное бытие. Иногда она забывает о нем надолго, но  с горячностью возвращается. Раздумывая над тем, что  живя двумя жизнями, отдавая этому процессу излишнее количество сил, что имеет она взамен? В чем заключено удовольствие, получаемое от глубокого переживания  придуманных событий?

                И вдруг Марине надоела эта история.  Изображение свернулось, образы побледнели, потерялся интерес и  её второй мир погас. Перестал существовать. Как будто умерла какая-то её часть. Она не жалела, раз пришел срок. Хотя в обычной жизни Марины ничего не изменилось. Готовилась к изданию её новая книга и, увлеченная этим процессом, она не стала задумываться, почему  потерялось её  кино, как никогда не задумывалась, зачем оно вообще существовало. Но образовавшаяся пустота давала о себе знать, требовала восстановления или замены.
Когда энергия перестала перетекать из неё в эту странность, Марина задумалась: откуда взялся сюжет, почему он именно таков, откуда возникли имена, ведь они никак не пересекались с реальностью, существующей вокруг неё, откуда все это взялось и главное зачем?  Ответа не было. Обдумывая возможность написать роман по своему фильму, она почувствовала, будто выдаст этим действием тайну жизни, обнажит самые странные закоулки души. Она отвергла эту идею и больше к ней никогда не возвращалась.


- Маришь, представляешь, на  днях встретил старого институтского друга и пригласил его. Надеюсь, ты не против? -   муж расставлял тарелки по белоснежной скатерти.
- Конечно, нет. А что за друг? Я его не знаю?
- Мы одно время близко общались, потом растерялись. Он в аспирантуру уехал, я в институте остался, знаешь, как это обычно бывает. Профессор философии! Представляешь…
- Профессор философии? Очень много «Ф» для одного человека. Зовут его, надеюсь, не  Федор  Филиппов? – Марина рассмеялась, - Может он разнообразит нашу уже скучноватую компанию. Как же зовут профессора  философии? - Марина шла следом за мужем вокруг праздничного стола и раскладывала столовые приборы возле поставленных мужем тарелок.
Чем-то невозможно острым кольнуло Марину в солнечное сплетение в момент ответа мужа. Пронзило подозрением и ощущением состоявшегося, вырвалось, облачаясь в реальность звука таинственно скрывавшегося имени, материализовалось в голосе Марины со знаком вопроса. Она спохватилась, но муж уже вскинул удивленно брови:
- Да, его так зовут. Чему ты удивлена? Я тебе о нем никогда не рассказывал. Или что-то говорил?
- Даа,- протянула Марина,- мне кажется, как-то ты упоминал о нем, - она опустила глаза к тарелкам, искусственно задумываясь, но белая скатерть успела отразить её замешательство. На ней, как на полотне экрана уже возникла проекция блеска ожидания, раскинулась узором светотеней меж столовых приборов.
         То, что странным образом привязанный к Марине процесс, может иметь некое воплощение в мире, от которого она периодически убегала, представить было абсолютно невозможно. Да и попыток таких она никогда не предпринимала. Но пространство вариантов плетет себе тонкую паутину реальности, выдергивая ниточки из нашего сознания, прошивая полотно времени неоднозначностью и неосознанностью, ставя человека лишь перед фактом свершившегося события.
          В повседневной действительности существует всего три источника появления новых людей в жизни: знакомые знакомых, профессиональная деятельность и территориальная принадлежность.  Однако попытка взглянуть на этот факт более глубоко, приведет вас к мысли, что все, что находится вокруг вас, есть лишь зеркало, отражение вашего сознания. И работая над своим сознанием, изменяя его, можно принципиально изменить не только круг своего общения, но и всю жизнь. Равно как и профессиональную деятельность,  и территориальную принадлежность, и, конечно, знакомых знакомых.

          Ожидание томило. Гости почти собрались. Теть Зоя суетилась вокруг стола, что-то поправляя, переставляя, бегая из кухни в комнату и обратно, добавляя фруктов и вина. Это была тетка мужа, но поскольку у Марины не было более родственников, то она давно стала родной теткой и ей. Рита, ближайшая Маринина подруга эмоционально рассказывала о последней, ею увиденной выставке Рерихов: "Вы не представляете - из них льется свет! Это просто чудо! Абсолютно иное впечатление, по сравнению с разглядыванием репродукций. Их надо смотреть не глазами, только не глазами!"- Рита вскидывала холеную ручку, определяя этим степень своего восторга. "А чем их смотреть то?" - хихикнула теть Зоя, укладывая поуютнее мандарины в вазе. "Сердцем, теть Зоя, сердцем. - Рита надула яркие губки,- вам обязательно надо увидеть!"
           Семейная пара, сослуживцы Марининого мужа, разглядывали первый экземпляр новой Марининой книги, не слушая Риту. Все они, хоть и не слишком часто встречались, но знали друг друга давно, притерлись, приговорились и  любили собираться вместе. Тем более, что день рождения мужа Марины был всегда хлебосольным, и веселье само собой следовало за хорошим вином и обильной закуской. И те, кто еще не присоединился, уже торопились, полные теплых поздравительных речей и милых подарков.
            Марина третий раз меняла платье. Она не переставала себе приказывать: "Успокойся. Ну, пожалуйста, успокойся. Разве что-то случилось? Подумаешь, какой-то неизвестный мне профессор. Ну, зовут его так, ну и что? " - руки не слушаясь, плохо справлялись с задачей. Она последний раз переоделась, остановившись на темно-зеленом шелковом платье, которое очень шло к её белой коже и светлой рыжине волос.
Звонок в дверь был сродни расстрелу. Все чувства обострились и Марина,  бледная более обычного, вышла  встречать нового гостя. Поскольку его появление было заранее обозначено именинником, то и Рита, и теть Зоя, не борясь с любопытством, немедленно очутились в прихожей.
              Он вошел так, словно отлучался лишь на 15 минут: "Всем привет!"   Обнявшись с именинник ом, новый гость обратился уже ко всем толпящимся в прихожей с весенней улыбкой: "Я так понимаю, меня здесь ждали".      
Конечно, Марина была представлена первой. Но к тому моменту, когда ей пришлось протянуть руку, она была уже странным образом спокойна. Новоявленный профессор был прост, улыбчив, излишне худ и слегка сутулился, но взгляд его так светился открытостью, что, казалось, принимал  все и всех, находящихся рядом.

              Расселись за столом. Разговор был еще разрознен, перебегал мелкими предложениями от одного к другому. Но будущий его центр уже обозначился. Все взгляды были устремлены на новое лицо. Посыпались вопросы: Откуда? Зачем? Надолго ли?   Профессор отвечал с охотой, весело и вскоре, почти все было о нем известно:  прибыл из области, приглашен прочитать несколько лекций в местном университете, не женат, не хозяйственен, не спортивен, но очень и очень мил, как несколько раз успела заметить быстро охмелевшая Рита.

- Как дорога? Не слишком утомительна? - теть Зоя накладывала в тарелку профессору со всех салатников сразу.
- Трасса хороша  только в марте или начале апреля, - ответил он, с улыбкой наблюдая за траекторией тарелки.
-  От чего же?
- От того, что лишь в эту пору она отражает принцип мироздания, - профессор был подобен самой серьезной своей лекции.

Что-то попало, видимо, в дыхательные пути, и Маринин муж закашлялся. Его соседка по столу, теть Зоя, принялась активно хлопать его по спине, и кашель не успел никого утомить.
-  Я продолжу, если позволите? Думаю, все хотят услышать подробности.
- Конечно! Не томите же нас, - Марина держала строго нож и вилку, подражая, как ей казалось, некоторому тонкому ироничному пафосу профессора, пытаясь подыграть ему.
- Когда снег еще не совсем растаял, и нет даже намека ни на какие листья, природа вдоль автомобильных трасс отражает нашу сущность. Прозрачные березы на фоне прохладного неба – это наши души. А темные и плотные сосны, как наши тела,  на еще снежном фоне полей. Души стремятся к небу, тела к земле. А истина – это путь. То есть дорога, дорога к гармонии между двумя проявлениями.
- Вы ничего не путаете? Может Вы поэт, а не философ? – Рита произнесла это после нескольких секунд всеобщего молчания.
- А ты совсем не изменился, парень! – Муж Марины хлопнул однокашника по плечу с нескрываемым смехом.
 
   Все рассмеялись, расслабились. Зазвенели фужеры, заблестели ножи и вилки.
Для Марины веселье, которое как никогда было довольно искренним, благодаря новому интересному лицу в их устоявшейся компании, слилось  в один долгий общий звон. Она лишь прислушивалась к себе: «Ну что, что меня беспокоит в нем? Не внешность, не голос, не слова даже. А какое-то странное ощущение понятности. Я как буд-то в зеркало сморю. Буд-то знаю его не мысли, нет, а ощущения. Движения его энергии.  Это странно и ново». 
Как оказалось, профессор имел определенную цель посещения их семейства. Он предложил Марине разделить с ним чтение лекций в университете. Отобразить его тему на примере её художественных произведений. Он их читал, как опять же оказалось, и нашел много общего в их размышлениях. Марина, конечно, согласилась, главным образом для того, чтобы  увидеть его на лекции. И сидя на последней парте, среди студентов, она только вновь и вновь отмечала странное ощущение близости к его сущности.

             Муж, с уставшим видом, скинул ботинки и плюхнулся на диван рядом с Мариной. В комнате было темно, лишь  массивная настольная лампа пыталась вобрать в себя наступивший сумрак и частично превратить его в желтое пятно света. Марина щелкала выключателем, не давая лампе осуществить желаемое.
- Я хочу поговорить с тобой, - вяло произнесла Марина.
- Наконец-то! Я думал, что так, замороженная, и начнешь новую книгу. О чем будем писать?
- Нет, не о новой книге. Я хочу кое-что тебе рассказать. Я просто должна кому-то это рассказать, - Марина пристально взглянула мужу в глаза, настраивая его на серьезный лад.
- Может тогда по коньячку?
- Да, пожалуй.

Широкие бокалы блеснули янтарем, отражая установившийся свет лампы и обещая внутреннее тепло всем, кто прикоснется к ним.

- Что-то случилось? - чуткий слух уже уловил незнакомую тональность родного голоса.
Марина улыбнулась, к слабому облегчению насторожившегося супруга. Они всегда вместе обсуждали первоначальный замысел её книг. Он этим дорожил и становился особенно чутким в такие моменты.

- Я слушаю тебя, дорогая.

Марина помолчала, разглядывая на свет бокал, и явно подыскивая слова.

- Это началось давно. В старших классах, скорее всего. Я точно не помню. Я тогда и не помышляла, что буду писать. Но именно в то время, во мне родилась некоторая история. Как бы тебе объяснить. Ну, я перед сном представляла себе события, в которых сама лично не принимала участие.  Сочиняла что-то вроде моего первого романа, так и не написанного. Сначала мне это просто помогало засыпать, потом я привязалась к этому процессу, потом я уже не могла без него уснуть. И это продолжалось долго. Это продолжалось очень долго. – Марина выдержала паузу в несколько секунд, попробовав коньяк, -  Вобщем, закончилось все это только в прошлом году….  Так же неожиданно, как и началось.
Муж разглядывал ножку бокала.
- Нет, конечно, это не происходило каждый день. Но всегда присутствовало. Попробуй меня понять, это было не слишком существенно для меня. Днем я забывалась, жила полноценной жизнью. Это не отнимало у меня никаких сил. Казалось даже наоборот – придавало. 
- Но если это не имело для тебя особого значения, то почему продолжалось так долго? И что это за история?
- Дело не в сюжете, как таковом, понимаешь?! – Марина сверкнула глазами в полумраке. Коньяк делал свое дело, расслабляя и сближая разговаривающих.
- Пока ничего не понимаю, - честно признался муж.
- История сама по себе почти банальна. Но есть в ней некоторая странность. Только одна, пожалуй, странность. Это имена героев.
- Что же с именами?
- Сюжет, конечно, тоже, претерпевая со временем многочисленные корректировки, обрел окончательность. Но имена…. Они были незыблемыми с самого первого момента! Понимаешь? Они никогда не имели никакого отношения к моей реальной жизни. Но клеймом выжжены в моей голове. Особенно имя главного героя.
- Это мужчина? – глаза мужа, привыкшие  доверять Марине во всем, были еще растерянными.
-  Да, главный герой - мужчина.
- Хорошо, все это я вполне могу представить – написание основного романа твоей жизни затянулось на слишком долгое время. Дальше то, что?
 - А дальше, - Марина перешла почти на шепот,- то, что мой главный герой – это наш новый друг. Твой однокашник, профессор философии…. И зовут его так же. – Марина поставила бокал на столик у дивана, потому как рука, державшая его, предательски задрожала.
- Что? Я не понял….
- То и есть, милый. Мой главный герой – это он,- Марина теперь слегка успокоилась, дойдя до главного тезиса своей речи.
- В смысле, это он? Марина, я ничего не понимаю. С чего ты взяла? Только потому, что у них одно имя? – муж рассмеялся во весь голос, - Это бред, Марина! У меня в управлении пять мужиков с таким же именем!
- Нет, не все так просто. Пойми. Вот есть, например, песня. Она вроде как  одинакова для всех. Но каждый исполняет её по своему, понимаешь? Она единственна в каждом исполнении.
- Но тогда, кроме имени, за твоим утверждением должны стоять более значимые факты?
- Это вопрос по существу, - Марина улыбнулась, -  только я почти не знаю как на него ответить.
- Ну постарайся, потому как без пояснений, все теряет какую либо почву. Почему я должен этому верить?   
- Я почувствовала это сразу. Но по мере того, как его слушала, смотрела на него, наблюдала за ним, все сложилось, как  картинка из пазлов, понимаешь? По маленьким обрывочкам, по совершенно, казалось бы, не относящимся друг к другу ощущениям и картинкам, вдруг все сложилось окончательно. И не осталось места для сомнений.
- Ну хорошо, предположим, что это так. А сюжет этой твоей истории, он что повторяет его жизнь, прям все так и совпадает? Ты представляла себе всю жизнь вот такого профессора философии? - муж выпил весь коньяк, что оставался в его бокале.
- Нет, конечно. Это было бы слишком. Но понимаешь, суть, основная суть его существа и даже некоторые моменты биографии, придуманные мной, совпадают, - Марина не брала бокал с долитым коньяком, потому как рука все еще предательски дрожала.
- Ох, Марина, в своем ли ты уме? -  муж засмеялся, но в неестественность этого звука уже просочилось его настороженное настроение.
- Мне кажется, что в своем, - она улыбнулась ему в ответ более уверенно и, наконец, взяв предназначенный ей бокал, залпом его осушила. 
- Но зачем это тебе было нужно? Почти всю сознательную жизнь...?
- В какой части нашего сознания начинается процесс творчества? Кто же знает? Из какой-то неосознаваемой точки душевной потребности тебе вдруг становится необходимо это делать, как дышать. И ты просто не можешь ни повлиять, ни изменить. В такие минуты нами руководит кто-то другой, только не ты сам.
- И что ты собираешься со всем этим делать? - совсем погрустнев, спросил муж.
- Вот именно об этом я и хотела тебя спросить.

Муж молчал. Совсем не желал он дать ход глупой своей ревности, не имеющей никаких оснований, но легкая боль уже пролегла через сердце.

- Я думаю, это - твоя новая книга. Но только не просто запиши эту историю, а историю о своей истории.
- Что ты имеешь ввиду?
- Опиши именно две параллельные реальности. Героиня пребывает по очереди то там, то там. Чтобы, при материализации твоего героя, сомнений не было и у читателей тоже. Убеди их в возможности происходящего.
 Легкая отстраненность мужа не укрылась от Марининых глаз. Она пересела к нему на колени, обняла за шею и, уткнувшись носом в его плечо, прошептала:
- Слуушай, а ведь это не плохая  идея! Я обязательно поразмышляю над этим, а теперь пойдем спать. 
 


             Она сидела за широким столом, в просторном зале библиотеки, где проходила презентация её последней книги. Марина машинально подписывала автографы на обложках и отдавала книги в руки всем, кто подходил, говорил какие-то слова благодарности. Она не слушала.  Она краешком глаза поглядывала на входную дверь, ожидая только его. Он пришел. Улыбчивый, радушный. Принес цветы и взял подписанную Мариной книгу. Что-то сказал, но и этого она не услышала.
Сердце билось в груди горячим солнцем, доставая жгучими лучами до кончиков пальцев, которыми она трогала переплет своей новой книги, до глаз открытых, словно небеса, небеса, дарующие свободу душе и мыслям, способным рождать действительность.
Марина смотрела в его сторону, лишь слегка повернув голову с самой тихой своей улыбкой, улыбкой художника, закончившего полотно с ощущением явной его состоятельности, ощущением творения, способного существовать далее без творца, жить своей жизнью: « И все-таки Он – это лучшее мое произведение».