Мастерская управляемого хаоса

Часть 1. Луч солнца в сумрачном царстве отражения…

Пока ещё начало весны, а отопление уже отключили. Раньше в прошлые годы «застоя и недоразвитого социализма» такого не было. В помещении было несколько «свежевато», посмотрев на градусник, ахнул. Всего то плюс семнадцать, как в спортзале. А сегодня придёт ко мне моя любимая модель. И как быть, отогревать потом коньяком? Хотя, это неплохая мысль…

Как и у любого художника в моей мастерской царил «рабочий творческий бардак», хотя без него просто невозможно жить и работать. А я всем и всегда говорил: «Добро пожаловать в мастерскую творческого хаоса!» Но при этом именно здесь и есть тот шаг до порога вдохновения.  Сразу начиная с коридора и далее, любой входящий попадал в «кузницу искусства», принимая душевно красоту прописанных полотен: несколько портретов по стенам, натюрморты тут и там, пейзажи, включая и городские тоже, много обнажённой натуры. На столах разбросаны подмалёвки, эскизы, наброски карандашом, шаржи и картон, ватман, холст. Ещё особенность любой мастерской – это устоявшийся запах красок, и любой гость сразу носом втягивает тот неповторимый аромат.

К работе я всегда подходил проще, чем другие художники. Желающим заниматься в мастерской всегда говорил, что рисовать могут все, просто этот талант надо развивать. Будь то дети или взрослые. А познать творческое ремесло никогда не поздно. И надо для себя понять, что именно творчество развивает любого, как личность, даря ему радость познания. А выбранный путь в искусство дополнительно наполняет душу каждого светом красоты, доброты, позитива и восприятия возвышенного чувства. Художниками не все становятся, но понимать и ценить искусство, живопись, архитектуру сможет любой, а это главное.

Интерьер мастерской особо ничем не отличался от «рабочих стандартов», но у меня был большой рабочий зал, несколько смежных небольших комнат и склад для хранения всего. Последнее не у всех художников имелось, и это была моя гордость. В остальном – это, как и у всех, всё по личным пожеланиям и возможностям. Возможности же не всегда совпадали с желаниями, но это тоже, как всегда. Хотя один мой постоянный и яркий штрих всё же был. Это много, много зеркал. Везде. И при входе в мастерскую сразу тоже. Огромное старинное зеркало, в котором ты отражаешься во весь рост. Далее в зале стояло два рабочих мольберта, вдоль стены и окон широкие столы.

А так как мы все были воспитаны ещё в «эпоху всеобщего дефицита», то меня всегда радовало большое количество новых и старых кистей и различных ёмкостей и тюбиков с краской. Интерьер ещё дополняли различные предметы домашнего быта: глиняные крынки, хрустальные вазы, фарфоровые блюда, керамические чашки, старые утюги, медные самовары и прочая утварь, всегда так нужная для рисования, живописи и постановок.

В дверь позвонили. Ну, всё – это она. Моя любимая модель, моя давняя муза для творчества. У меня с ней уже работ накопилось более десятка и маслом, и графических, и масса набросков карандашом, пастелью, сангиной и углём. Ещё ей же посвятил с десяток стихов, написал несколько песен. Три дня назад начал писать большое полотно в стиле эпохи романтизма. Очень уж он мне был по нраву изображением более бунтарских страстей и характеров, а это как раз на тему любви и красоты женщины. И, конечно, красоты обнажённого женского тела!

На пороге стояла она. Весело улыбаясь, шагнула в мастерскую, и помещение сразу осветилось-озарилось лучами света. Всё вокруг как-то преобразилось, засияло. Про себя подумал: «Э, брат! Да ты никак «запал» на это ангельское создание?» Проходя мимо меня в комнату, чтобы сбросить курточку, она неожиданно нагнулась ко мне и вскользь коснулась губами моей щеки и, смеясь, побежала дальше, унося за собой аромат французских духов. Было «невыносимо» приятно! У меня на щеке остался, ожёг от её поцелуя. Я стоял, как вкопанный, и размышлял: «Как быть? У нас за весь прошедший год отношения начали переходить в несколько другую плоскость! Творчество творчеством, а красота девы ломает страстью и желанием…»


Часть 2. Модель.

Мою творческую музу звали Анна. Ранее она с самого детства довольно серьёзно занималась гимнастикой, потом из-за травмы, полученной на соревнованиях, бросила спорт и ушла. Стала заниматься современными танцами, но так для себя, чтобы поддерживать форму. В один прекрасный день в спортивном комплексе я её и встретил. Просто сидел и рисовал находящихся в зале, она подошла и, увидев рисунок, попросила его себе.

Рисунок подарил, а внизу написал свой телефон, заранее зная, что она должна мне позвонить. Проверенный способ. Через несколько дней она точно позвонила, я пригласил её посетить мастерскую и она пришла. Через какое-то время согласилась позировать. В первый же день я, провоцируя, предложил ей позировать обнажённой, а она взяла и разделась…

Анна вышла и села на край дивана, набросив на себя махровый халат. Чтобы не замёрзнуть, пока я готовлюсь к продолжению уже начатой работы. От прохлады помещения и от возбуждения она слегка дрожала, но всячески старалась не выказывать этого состояния. Вспомнив про коньяк, я отложил краски и сходил за бутылкой. Налил ей грамм пятьдесят и дал дольку яблока. Всё, что у меня на тот момент было. Она выпила глоток, потом вдохнула воздух, как я учил и замерла. Далее процесс повторился. Буквально через несколько минут у неё на щеках появился румянец, и она уже села более расслаблено. Напиток подействовал стопроцентно.

Аня была так красива, женственна и притягательно желанна, что не восхищаться ей было просто невозможно. Она мне с самого начала напоминала Жанну Эбютерн, модель с картины Модильяни, ставшую в дальнейшем его женой и постоянной музой. Такая же тёмноволосая, миниатюрная, при обнажении хрупкая и беззащитная. Словно она старалась, как бы защититься от нашего безумного мира. Это так умиляло и добавляло пламенного вдохновения, от которого хотелось ещё более работать.

А творчество Модильяни я вообще любил, вот только муки и мытарства художника и завершение его жизненного пути мне не особо нравились. Трагедия и для него, и для жены. Жанна, не пережив смерти Мастера выбросилась из окна! Поставив, таким образом, точку и в своей жизни.

Приготовившись к работе, предложил Анне раздеться и занять то положение, которое мы с самого начала определили. Она расположилась передо мной, открыв для обозрения свое шикарное по красоте миниатюрное и гибкое тело. Передо мной сидела настоящая богиня красоты. Что-то неуловимое в её облике мне напоминало восточную утончённость, как лёгкий туман. Может, её несколько раскосые глаза? Глядя на неё, её совершенное и пропорционально сложенное тело, я всегда испытывал восторг, который потом своими множественными рисунками переносил на бумагу, картон, холсты. И она всё это как бы понимала, как и всякая женщина. Женщина, желающая, чтобы ей восторгались, боготворили и любили. Я же всегда считал, что рисование обнажённого женского тела – это не только наслаждение творчеством, но и наслаждение самой красотой женщины.

В самые первые дни Анна несколько уставала от нахождения в одной позе. Но чем дальше я прорабатывал свой рисунок и общий подмалёвок холста, тем она становилась, более терпелива. Могла уже совершенно спокойно сидеть, не меняя своей позы. Работать с каждым днём было всё лучше и лучше. Когда она после моей дурацкой просьбы неожиданно сама обнажилась передо мной, я честно сказать жадно «пожирал» её глазами, но в тоже время понимал, что «дистанция», выработанная годами между художником и моделью, будет неукоснительно соблюдаться. Это закон! Так мы с ней проработали уже более года, но вот ныне наши отношения начали постепенно переходить несколько в «другое русло».

Я восторгался её красотой, её телом. Влечение, конечно же, было, но старался отбрасывать все эти «мысли греховные», понимая, что после овладения ею, может всё сразу измениться. И она либо будет со мной и далее продолжать работать, либо, бросив всё, уйдёт. Последнее будет, скорее всего. Этого мне не хотелось.


Часть 3.

Анна же стала всё чаще переходить «грань дозволенного», вначале переводя свои фантазии то в шутку, то в игру. Но я понимал и видел, что она была влюблена в своего маэстро и всем своим молодым существом желала, стремилась стать не только творческой музой, но и более того – единственной женщиной. С одной стороны её порывы были мне приятны, но с другой стороны меня всё время останавливала разница в возрасте. Она была так молода! Нас с ней разделяли полтора десятка лет...

Но вот сегодняшний её «поцелуй украдкой» меня несколько озадачил. Что-то в этом порыве было предвещающее. Но я как всегда отмахнулся от этих мыслей и стал работать дальше. Прошло минут сорок, решили передохнуть и я пошёл поставить чайник, чтобы перекусить. Анна набросила свой халат и присоединилась ко мне, придя в небольшую комнату, служащую кухней и местом отдыха.

Сидели, болтали в ожидании кипятка, чтобы заварить чай. Она мне предложила: «А, что маэстро! Не смогли бы вы осчастливить замерзающую девушку ещё одним глотком коньяку?» Я нагнулся  за бутылкой, достал и стал наливать коньяк. Она спросила: «А вы мне не составите компанию, а то как-то так одной не очень…» Отказаться после таких слов было невозможно! Выпили, заварил чай. Для перекуса кроме печенья, сахара и карамели ничего не было, но и это было нормально. Болтали на отвлечённые темы, и она вдруг меня спросила: «А почему вы всё время один? Где ваша женщина?»

Я ей ответил, что «холостячу» по причине того, что боюсь навредить какой-нибудь женщине своим творчеством, постоянно имея отношения вот с такими прекрасными моделями! Это же любая жена от ревности умрёт. Она, улыбаясь, тогда мне сказала: «А вы возьмите себе в жёны вот такую как я, чтобы не ревновала, а была всегда рядом! Как у Модильяни. Это же ваш любимый художник. В жизни у вас тогда будет всё «один в один». И меня будете рисовать сколько угодно, и другие модели не потребуются!» От неожиданности я даже вздрогнул.

«Анна! Ты должна понять, что это просто невозможно!» – чуть ли не выкрикнул я, душевно чувствуя во всём сказанном некий подвох с её стороны. «Ну, почему невозможно? У Модильяни же было возможно!» – произнесла она и сбросила с себя халат, оставшись передо мной вновь полностью обнажённой. «Я же вижу, как вы смотрите на меня и когда рисуете, и когда я раздеваюсь! Неужели вас это не волнует?» – медленно проговорила она, словно желала загипнотизировать меня. И взяв мою руку, приложила её к своей груди. «Слышите, как там бьётся моё сердце? Оно скоро разорвётся на части от любви к вам!» – сказала она уже шёпотом, припадая к моим губам в страстном поцелуе.

И я действительно слышал, как где-то там, в глубине бьётся сердце этой маленькой и божественно красивой женщины. Но я ещё и пламенно, да и жадно внимал округлости её груди, руку от которой уже невозможно было оторвать. Мы с ней опрокинулись на старенький диван, стоящий здесь в комнате. Не помню как, но я тоже мгновенно оказался без одежды. Объятия наши переплелись, уста горели от поцелуев, тела соединились в непрекращающемся безумном ритме танца любви…

Когда совершенно обессиленные, потерявшие разум, но получившие любовь и страсть, о которой оба давно мечтали, мы стали приходить в себя, я сказал: «Ну, и что теперь? Как нам с тобой быть, жить, работать?» Она, лёжа на моём плече, спокойно и уравновешенно, словно уже давно этого ждала, ответила: «А всё нормально! Что должно было произойти, оно произошло. Теперь мы с вами… тобой поженимся, ты будешь меня любить, а я вас… тебя. Я буду твоей вечной моделью. И ещё – у нас с вами… тобой будут дети, которых мы будем очень любить!»

Я лежал и размышлял: «Да! Вот она женская логика. Хочешь ты того или нет, но они всё решат и выстроят так красиво, что в действительности ты точно будешь рад! Вот лежит совершенно ещё молодая девица, а рассуждает как обременённая громаднейшим жизненным опытом женщина! И сказать то в ответ нечего…»

Через месяц мы с Анной подали заявление в загс и, ожидая свадьбу, уже жили вместе.
В завершении нашего романа и счастливо сложившихся дней совместной жизни, мне вспомнился опять Модильяни со своей женой Жанной. У меня ныне жена тоже и модель, и моя муза.


Фото размещено из Интернета...