Шашлычник

Ураза заканчивалась. В Назрани машина остановилась у ворот в частный двор. На железных дверях, выкрашенных в цвет какао, чёрной краской были выведены большие пляшущие буквы - КАФЕ.
- Здесь неплохо готовят, - произнёс наш местный водитель, Али, и подкурил сигарету.
- Идём, - увлёк он нас жестом, приоткрыв ворота.
   Мы попросили принести что-нибудь по-быстрее. На  столе сразу появились салаты. Кушали молча. Пожилой мужчина, с седыми бородой и усами посматривал на нас с растерянной улыбкой. Он покружился, покружился, а потом по-свойски подсел к нам, чикнул зажигалкой и заговорил:
-Э -э - э... в ГАИ обращаться надо. Во-он там одна женщина стояла (он вытянул подбородок) а здесь мужик какой-то. Маршрутка подошла и они исчезли. И мой катёнок тоже. Совсем маленький. Во-от такой! - он показал руками мячик.
 - Я его слепым ещё нашёл. Молоком кормил, потом каждый день длину линейкой мерил – от хвоста до носа, и каждый раз по его длине кусок мяса резал, ему давал. Сегодня чуть больше отрезал, так он эту разницу не покушал, оставил. И сегодня же он в первый раз за ворота вышел... Вышел и пропал. Э - э - э... Совсем маленький. Во-от такой! - он ещё раз соединил полусогнутые пальцы рук.
   Незнакомец затушил недокуренную сигарету и, не дожидаясь слов сочувствия, продолжил:
 - Вы журналисты?
 - Да...   
 - Ты послушай меня, сынок. Не надо ни снимать, ни показывать. Даже звать меня как знать не  надо.  Просто послушай... Вот я в том вагончике живу, а там шашлыки жарю, - он показал на строительный вагончик за окном и мангал.
   Это на первый взгляд  шашлычник показался пожилым. На самом деле ему было лет 45-50. Просто седая шевелюра и  белая щетина на  морщинистых скулах старили его лет на 20…
- Я из Чечни. Беженец... Жена умерла, когда вторую дочку рожала. При Масхадове это было, когда ещё та-а-а (он махнул рукой за голову) война кончилась. Когда русские ушли - все  радовались... Но пришли ваххабисты. Разве народ за такие порядки воевал? Захотели за два дня на шариат перейти. Палками по пяткам...  Людей расстреливали, позорили перед смертью... По городу в трусах водили... Тут вторая война началась... Подумал, легче станет. Ваххабисты уйдут, русские придут - порядок будет. И что? Как-то ночью к нам   солдаты ворвались. Меня перед дочками на пол свалили. Лицом в низ… Чуть пошевельнусь - ботинком (он пнул ногой воздух), что-то скажу - прикладом (сымитировал руками тычок). На глазах у девочек, как со скотиной обращались...
   Шашлычник глубоко, но тихо вздохнул и расчувственно просопел. Облизал губы, почесал слегка опущенный нос... Отвёл взгляд.
- Так вот..., - тихо заговорил он вновь. - Унизили, стёкла повыбивали и телевизор унесли... Ну, думаю, время такое. Бывает... У них тоже злость накопилась. Думал, забудется всё, но ошибся... Несколько дней прошло. Мы только окна политэленом заделали - снова зачистка. Меня во двор вытолкали и лицом - в грязь. Дети плачут, кричат, у меня спрашивают, что от нас эти люди хотят, а я ответить не могу. Солдат ботинком на затылок давит, голову поднять не даёт... Вообщем, перевернули всё в доме, сорвали целофан с окон и магнитофон унесли...
   Шашлычник изменился в лице. Расстерянность сменила ярость. Глаза засверкали гневом:
 - Я тогда решил, что если они ещё раз придут - автомат возьму ! - он почти кричал, смотрел в глаза и резко жестикулировал. - Что ж получается?! Одноногого  Басаева поймать не могут, а надо мной издеваются?! Он по горам скачет, а они меня грабят?!
   Но его глаза снова потускнели. Он отвёл взгляд. Голос снова стал тихим:
 - Но не стал я третьей зачистки дожидаться. Собрал вещи, взял дочек и поехал в Ингушетию. А здесь знаешь как? Говорим, что чечен и ингуш - братья, а друг другу проходу не даём. До драк доходит... Вот и в школе девочек моих стали обижать, дразнить. До того их достали, что отказались те в школу ходить. Отправил я их обратно в Чечню, к тётке в горы. Я же здесь, как бездомный живу, шашлыки жарю...Как дальше быть - не знаю?! Вот и всё, что я и хотел вам сказать...