Остров

Вы никогда не хотели побывать на острове? Должно быть, там красиво… Пальмы, кокосы, ленивый гамак, привязанный к стволам деревьев. Пение экзотических птиц, названия которых, должно быть, сохранилось только в красной книге. Большой яркий костёр в тёмное время суток, и море, бескрайнее и бездонное море, в котором хочется утонуть, и тогда его покорные тихие волны будут нежно омывать ваше бездыханное тело.
На стене висела старая карта, которая, судя по её изношенности, осталась ещё с детских времён. Карта эта была, видимо, из какой-то детской книги, наподобие «Остров сокровищ» ,или «Дети капитана гранта». Чуть выше неё располагался второй ярус. Он был сделан из грубого куска железа, приваренный к основанию нижней кровати. Каждый, кто видел её, готов был поклясться, что спать на ней просто невозможно. Но эти слова были бы смешными для неё. Она, и её соседка, которая жила «этажом ниже», привыкла к таким «удобствам» с рождения. Потолок всегда желал ей спокойной ночи и нежно «целовал» её щёку, когда та умудрялась повернуться боком. Но со звоном будильника, с этой бесконечной пулемётной очередью противных громких высокочастотных звуков, её мучения прекращались: она проползала вдоль своей койки, спускалась по холодной железной лестнице и собиралась. Но перед тем, как одеть в очередной раз строгую униформу чёрно-белых цветов, она смотрела на стену, и вдруг на секунду ей казалось, что она не здесь, на холодном и растрёпанном от высоких грубых женских каблуков и тонких ментоловых сигарет линолеуме, а там, на том бескрайнем острове, собственном маленьком рае. За это время, что она представляла себя обитателем необитаемого, её, если можно так  выразиться, подруга успевала проснуться. Вторая девушка была невероятно стеснительной, и в тот момент, когда первая стояла в одних белых трусиках и бюстгальтере, она успевала покраснеть и рявкнуть : «отвернись, извращенка!» Рыжеволосая тут же отводила свой взгляд, быстро одевала чёрную юбку с именным номером у самого края, поправляла свои роскошные локоны и удалялась в уборную. Какое-то чувство безграничной досады захватывало её: будто кто-то подменил её жизнь, будто ей нужно быть там, на том острове, и смотреть на карту «большой Земли» с надменной улыбкой, выражающей и облегчение, и сожаление, и, как это не странно, самую, что ни на есть ненависть. Но спустя пару мгновений досада, как и утреннее смущение из-за соседки по комнате, куда-то испарялась: девушка садилась к остальным в большой многоместный автобус, держась вместе со всеми за поручень , прибитый высоко к потолку. Этот автобус тоже был чёрно-белый, и возил он исключительно девушек в соответствующей форме. Все они были, как один: длинные светлые волосы, голубые глаза, выражающие тупую, понятную только им, глазам, скорбь. Даже причёски были одинаковыми, не говоря уже о еле заметном макияже. За окном виднелись компактные многоэтажки с однотипными планировками и «обшитые» почти зеркальными стёклами. Помимо небоскрёбов на каждой улице аккуратно стоял полицейский гарнизон: около трёх машин с мигалками, контрольно-пропускные пункты, наконец, сами полицейские, в такой же чёрно-белой форме. У каждого из этих красавцев при себе было оружие, что делало нарушение закона в любой его форме «более пикантным».
«Интересно, они когда-нибудь уйдут с наших улиц?» - подумала юная мечтательница.
Она ещё помнила то время, когда люди носили цветную одежду и ходили во всех четырёх направлениях абсолютно не думая о том, что за «неправильный шаг в неправильную сторону» можно получить, как минимум несколько лет исправительных лагерей. Максимум – пуля в лоб. Очередной раппорт о попытке совершения государственного переворота пал бы на стол полицейского начальника, и никто, повторяю, никто бы не понёс ответственность за жизнь человека.
По телевизору шла передача.  Диктор на ярко-красном фоне в чёрно-белой одежде читал хорошо поставленным голосом, выделяя, даже акцентируя букву «Р» в каждом слове, как знак принадлежности к славянской расе.
«Уже как пять лет наше революционное правительство борется против иностранной интервенции. Захватчики не жалеют никого: каждый, кто говорит, как русский, думает, как русский, или считает себя русским должен вооружиться и дать справедливый отпор агрессивной бесовщине!..»
В автобусе, помимо девушек, было двое взрослых мужчин, одетых в каски и бронежилеты. Оба курсировали по разным концам транспорта с автоматами в руках. «Просто участились случаи побега» - так объяснила Марья Петровна, преподаватель по фортепиано, года три назад, когда нововведение с автоматчиками только вступило в силу.
«Наши войска, - продолжал диктор надрывным голосом, - дали отпор под Тулой, Новороссийском и Петрозаводском. На Востоке мы нещадно гоним врага восвояси. Через пару дней контроль над исконно русскими городами, такими, как Владивосток и Магадан будет возвращён. Враг будет разбит! Победа будет за нами!»
Каждый раз, слыша эти слова, водитель автобуса сигналил, что было сил, автоматчики заряжали свои винтовки, а девочки клали левую руку на правую грудь, а левую руку быстро откидывали вверх, исполняя двухминутный гимн государства.
Наконец, всё заканчивалось: девчонки под бдительным надзором проходили в большие помещения. Это были солдатские столовые, которые были сделаны на скорую руку – кругом виднелись недочёты, крыша местами протекала. Но это мало кого волновало, даже больше – через некоторое время столовые были соединены с солдатской больницей, и так называемой «комнатой досуга». Тем временем, девушки аккуратно выстроились в шеренгу, и через какое-то время большая, тучная дама в громоздких очках начала расхаживать вдоль. В её руках был листок формата А4, причём не один, а листка два-три. Это были списки по распределению на работу. Возле каждой двери стояли ещё совсем «зелёные» солдатики с аккуратно выглаженной формой и начищенными чёрными автоматами. Мечтательница посмотрела на одного из них: его нижняя губа тряслась, впрочем, как и ноги, которые держали мальчишку около трёх часов. Бессменно. Она знала это потому, что её старший брат ушёл на фронт два года назад. Он не был добровольцем, и не был даже патриотом. Более того, братишка в корне призирал чёрно-белую революцию и бессмысленную войну, которая идёт уже более десяти лет. Но его забрали. Его руки связали, вещи сожгли. Его длинные волосы коротко подстригли, на правом плече сделали татуировку с именным цифирным кодом и с логотипом рода войск и отправили. На фронт. Либо на Восток, либо на Юг, а может быть на Север – она и сама уже не помнила. Так это было давно.
-Воронцова, Вы что, мечтаете о победе Великого Союза Славян? – раздался грохочущий голос тучной дамы.
Она стояла напротив девушки, которая замечталась, разглядывая измученного парня с автоматом.
-Так точно! – ответила Таня, как только пришла в себя.
Но мадам не могла успокоиться: её томный взгляд, казалось, просверлил дырку во лбу у юной красавицы.
-Комната отдыха. – сказала она, и, покосившись, пошла дальше.
Воронцова жадно вдохнула воздух – ей стало дурно. Все знали, что комната отдыха, по идее, предполагала собой не место для спортивных игр, а место, где солдаты, уходящие на фронт, находили себе «подруг сердца» через штаны. Это было частью программы по мотивации добровольцев: « ушёл на фронт – девушка ждёт» - так звучал их лозунг. Перед тем, как уйти, и, возможно, больше никогда не вернуться, молодые солдаты знакомились с девушками, которых приводили в «место встречи», закрытую комнату, где каждый, словно в тюрьме, смотрел друг на друга через грязное стекло и говорил по телефону. Затем ещё полчаса давалось на то, чтобы «заняться любовью». Отсутствие презервативов в этом процессе крайне поощрялось – это была программа по восстановлению популяции, ведь по статистике, каждый второй, ушедший на фронт, больше никогда оттуда не возвращался.
Вскоре, обход был закончен. Откуда-то из потолка «вылез» большой длинный жидкокристаллический экран, на котором появилось чёрно-белое знамя и заиграл гимн. Девушки с «прелестной» дамой повторили процедуру чествования, положив руку на грудь, а другую быстро вскинув вверх. Затем тучная сеньорита повернулась своим «широким» задом, и все услышали, как её большие несуразные туфли на высоком каблуке застучали по коричневому паркету. Каждый слышал в этом стуке что-то своё: у кого-то от радости стучало сердце, так как её отправили по распределению на кухню, у кого-то стучали виски из-за нервного напряжения. У Воронцовой тоже стучало сердце, но стук его был минорным, и даже отчаянным : ей жутко не хотелось становиться тряпкой, в которую плачут, а затем кончают молодые солдатики, изливая весь свой страх и ужас перед надвигающейся, как грозовая туча, смертью.
Как только большой тёмный силуэт растворился где-то вдалеке, автоматчики, стоящие по углам, взяли инициативу в свои руки. Да и ничего, собственно, брать было не нужно: девушки, наученные горьким опытом неповиновения, пошли дальше по коридоры в сопровождении надзирателей. Коридор был длинным с множеством комнат, на каждой из которых было кодовое число. Возле двери  были списки, на которых большими красными цифрами были написаны другие кодовые числа, числа девчонок, которые должны были быть в той, или иной комнате.
«Только не 556712, только не 5567122» - повторял про себя Таня, едва шевеля губами.
-56712! – крикнул солдат, остановивший колонну у безликой серой двери. – Номера: 395, 678, 881, 321…
Он продолжал громко называть числа, пока три девочки уже зашло. Номер Воронцовой был 321, но ей жутко не хотелось идти. Она стояла в коридоре, пряча свой штрих код  за юбкой другой девушки. Наконец, какой-то неприятный мужлан с выпяченными скулами и квадратным подбородком подошёл к ней.
-Ты что, заблудилась что ли? – сказал он, вырвав кусок юбки из её руки.
Солдафон посветил своим сканером на штрих-код.
-Ах ты сука.
За этими словами последовала пощёчина. Таня упала, удар был слишком сильным.
-На фронте умирает твой отец и брат: они умирают за великую родину, в то время, как ты прячешься за спинами других! Ты думаешь, что ты особенная?! Ты думаешь, что тебе нужно делать карьеру, или стать известной актрисой? Твоя вагина такая же, как у всех. Ты родилась на этой земле, так будь добра, роди этой земле сына, который умрёт за правое дело! Вставай, и выполняй свой долг!
Он схватил её за руку, поднял, резко дёрнув, и оттряхнул.
-Родина ждёт! – крикнул он.
-Родина ждёт! – крикнула она в ответ и зашла в комнату. В тёмную комнату, с небольшими проблесками света.
Это чем-то напомнило ей кинотеатр: вокруг было темно, кругом стояло множество стульев в ряд. В конце длинной комнаты стоял солдат, спрятав руки за спиной. Кабинки были огорожены небольшой серой перегородкой. Она прошла, поправив свою юбку и волосы. Коснулась лица – ссадина. Ужасно болит. «Наверное, будет синяк. Сукин сын. Что б он сдох, чёртов фанатик.» - подумала она.
Напротив стульев была тоже перегородка, но другая: она была из грязного стекла, которое подсвечивали небольшие лампочки в самом низу. Обычно у девушек, как и у парней, всегда есть возможность выбирать, хотя по сути, всё приходилось на Господина Случая: каждый садился хаотично на свободные места – так Воронцовой про комнату отдыха рассказывала Варя, соседка по кухне, в которой Таня проработала последние три месяца. Но в её случае, выбор был невелик: стул был только один, а на всех остальных уже мило лепетали девочки, накручивая локоны своих длинных светлых волос, игриво улыбаясь и слушая шутки собеседников по ту сторону барьера.
Таня села на стул. Сквозь грязное стекло появился образ молодого парня с тёмными волосами. Он сидел не так далеко, но почему-то иногда вдыхал жадно воздух, будто его ему и не хватало в этой жизни. Глаза были видны смутно, но как показалось девушке, они были зелёными. Большие зелёные глаза. Парень, спустя какое-то время, сделал жест, указывающий на телефонную трубку. Таня подняла.
-Привет. – зазвучал грубый басовый голос.
-Привет. – нехотя ответила Воронцова.
-Тебя как зовут?
-Таня. А тебя?
-Меня Ваня. У тебя приятный голос, Таня.
-Спасибо.
Таня не смогла, или не захотела сказать то же самое ему.
-Послушай, - продолжил парень, прокашлявшись. – Я знаю, что так быть не должно.
-О чём ты?
-Мы не должны с тобой вот так знакомиться, под надзором этих истуканов.
Сердце Тани дрогнуло: она подумала о том, что разговор могут записывать.
-Ваня, я тебя не знаю, но лучше тебе не говорить такие слова. Нас могут подслушивать.
Ваня рассмеялся.
-Ты что, всерьёз считаешь, что они могут нам что-то сделать? Я – пушечное мясо, а ты для них служанка и суррогатная мать. Мы полезный ресурс для них.
Тане стало жутко неловко.
-Ваня, прекрати. Мне сегодня уже досталось. – сказала она, вновь коснувшись своего лица.
-Досталось? Они тебя били?
-Да… Я не хотела сюда идти.
Ваня на минуту замолчал. Девушка ждала, что он спросит «почему», но он не спрашивал. Он замолчал, а потом вдруг начал жадно набирать воздух ртом.
-Слушай, ты любишь острова? – внезапно спросил он.
-Острова? – удивлённо переспросила. – Почему ты спросил про острова?
-Не знаю. Просто я очень люблю острова. Ты какие больше любишь? Я жутко люблю тихоокеанские.
Девушка улыбнулась.
-Странно, а я люблю Гавайи. Когда-то в детстве я хотела туда уехать.
-Гавайи? Это наверное после «Перл Харбора» с Аффлеком?
-Послушай, Ваня, я тебя очень прошу, не провоцируй их, не говори об американских фильмах, пожалуйста.
Ваня сделал вид, что не слышал просьбу.
-Нет, Гавайи – это, конечно, хорошо. Но, знаешь, ничто не сравнится с Французской Полинезией.
-Французская Полинезия? – переспросила она.
-Да! Это такое небольшое островное государство, которое находится возле Австралии и Новой Зеландии. Там всегда 25 градусов тепла, всегда солнечно, почти безлюдно. Представляешь? Там для того, чтобы добраться с одного дома до другого, нужно плыть на лодке. Представляешь, как здорово?
Таня вдруг притихла. Она нечаянно вспомнила свои мечты о том, чтобы жить в Венеции и плавать к своим друзьям на гондоле. Она всегда обладала очень живым умом, и даже слушая своего нового собеседника, Таня всё представляла в ярких, живых красках : и эти пальмы, и эти деревянные лодки, выкрашенные в белый цвет, на которых переплывают с одного маленького островка на другой.
-Там правда классно : можно будет открыть небольшой магазинчик, семейный такой. Продавать там что-нибудь. Вот ты, например, что любишь?
-Я…Я Родину люблю. – сказала Таня сокрушённо, полагая, что их прослушивают.
-Ну, тогда будем продавать Родину! –чуть ли не крикнул Ваня.
Воронцова увидела, как двое солдат, стоящие по бокам на той стороне, сразу же устремили свои взоры по направлению к её собеседнику.
-Ваня, ты что?..
-Ну, я же не в прямом смысле, - поправился он, - а в переносном! Будем матрёшки продавать, игрушки всякие, ещё советских времён.
-Игрушки?
-Ну! Вообще классно заживём! Ты умеешь раскалывать кокосы?
-Кокосы?
Таня пыталась ему отвечать, но в то же время погрязла в мыслях о том, что их подслушивают.
-Да! Большие такие, коричневые, волосатые.
-Люблю ли я кокосы? – переспросила она.
-Ну и это тоже! А вообще раскалывать их умеешь? Слушай, если нет, то я тебя научу – просто из них такой вкусный кокосовый сок идёт, он такой классный, питательный. Я набрал лишние килограммы, хочу сбросить. Вот, будем с тобой жить в том кокосовом раю и будем есть кокосы! Как, помнишь, песенка-то была? Чунга-чанга – лето круглый год! А?
Улыбка Вани сияла. Это ещё больше убивало её.
-Ну, ты что такая грустная? Мы же на остров едем! Там нужно быть весёлыми.
Внезапно её пробило: скупые женские слёзы покатились по её щекам. Ей захотелось рыдать что было сил, но нельзя было подавать виду.
-Забери…Слышишь? Забери меня на этот остров. Пожалуйста. Забери. – сказала она, почти шёпотом.
-Ну, что ты? Конечно, заберу. И мы там будем жить вместе, хорошо?
Она вытирала слёзы запястьем и кивала головой, всматриваясь в грязное стекло.
-Время! – крикнул грубый мужской голос.
Все встали. Стеклянная перегородка открылась, и каждая пара, встретившись, должна была пройти в «комнату любви». Но как только грань между тем миром, и этим отворилась, Таня увидела его: высокого, темноволосого и зеленоглазого. Он улыбался своей широкой улыбкой, с проблесками жёлтого налёта кариеса, и распростёр свои руки, встречая её глазами. Девушка понуро подошла к нему и холодно припала к его плечу.
-Забери меня отсюда. – прошептала она ему на ухо.
Юноша нежно обнял её и поцеловал в лоб. Спустя мгновение они оказались в тёмной комнате, в которой стояла большая двуместная кровать. Оба сели. Обоим неловко. Она в слезах. Он старался улыбнуться, но мысли о том, что это последняя их встреча, не давала ему покоя.
-Иди сюда. – сказал он нежно.
Она, подобно мягкому котёнку, прижалась к его груди. И заплакала.
-Я не могу так больше, слышишь? Не могу. Им всем что-то нужно от меня, им всем я что-то должна. Политики, подруги, солдаты с автоматами, диктор, ведущий, учителя, родители – им всем что-то нужно. – шептала она ему, еле слышно. – Я больше не смогу так, забери меня, пожалуйста, на этот остров. Прошу тебя.
-Ну что ты, что ты… - начал он.
Тогда она вскочила, посмотрела на него своими голубыми глазами, и сказала:
-А хочешь я стану тебе самой лучшей женой? Серьёзно! Я умею всё делать! Только не умею готовить… - стыдливо призналась она в последнем. – Но я научусь…Обещаю, клянусь тебе! Я научусь! Ты слышишь? Только забери меня отсюда, я умоляю тебя.
-Политрук сказал вчера, что войну выиграем за 9 лет. Японцы уже понемногу выходят из Манчжурии, так что…
-Японцы? – перебила его она. – Я люблю японцев! Пусть себе там выходят, они нам не помешают! Они дадут нам политическое убежище? А? Они возьмут нас на остров?
-Тань, подожди, Тань…
-Я устала ждать, понимаешь? Я не знаю кто я. Я какой-то робот, который выполняет свои функции. Я – это чьи-то надежды, чьи-то мечты. Я чья-то, но я это не я. Нам нужно бежать. Ты побежишь вместе со мной?
-Тань…
-Я знаю, ты хороший! У тебя глаза добрые…Нет, даже не добрые – самые прекрасные глаза. Я таких никогда не видела! Ни-ког-да.
-Иди сюда. – сказал Ваня, похлопав ладонью по кровати.
Девушка села рядом.
-Вань, Вань, мы же убежим? Пообещай мне, что ты вернёшься за мной, что ты не подохнешь там, как все остальные, а вернёшься. Прошу тебя, умоляю…Я тебя заклинаю, только пообещай мне…
Он посмотрел в её глаза.
-Обними меня.
Обняла.
-Мы обязательно убежим. Обязательно. Я тебе клянусь….
В дверь застучали.
-Время! – крикнул всё тот же грубый голос.
Они переглянулись друг на друга и у обоих в голове промелькнула одна и та же мысль, от чего каждому стало немного неловко.
-Мы…мы так и не занялись се..
-Тише, - сказал Ваня, прижав указательный палец к её рту. – Не говори ни слова. Просто поцелуй меня.
Она поднесла свои большие алые губы к его рту, закрыла глаза, набрала воздуха… Губы соприкоснулись в нежном танце ласки. Он провёл правой рукой по её щеке, нежно поцеловал её шею, от чего она невольно страстно вздохнула.
-Время! На выход!
Они смотрели друг другу в глаза.
-Мне пора.
-Знаешь, ты – самое лучшее, что было у меня.
Девушка засмущалось: что-то в глубине души протестовала против тех слов, которые она собиралась сказать, но только она хотела их произнести, как дверь открылась.
Парень лишь успел улыбнуться, провести ладонью по её прекрасным длинным волосам и сказать:
-Я тебя не забуду.
Затем он встал, поправил военный мундир и пошёл в сторону света. Она продолжала сидеть, не решаясь сказать. Но что-то дёрнуло её: она подскочила, быстро побежала из комнаты, пытаясь догнать его, но он уже уходил в общей массе солдат.
-Я…Я люблю тебя! – крикнула она вслед.
Но его разглядеть она не могла: все были в одном и том же. На душе стало как-то пусто. Ей на секунду показалось, что момент утерян навсегда.
-На выход! – прокричал мужской голос, указывая девушкам на дверь.
Все стали выходить: одни были счастливы, другие не очень. Таня была мрачна, как никогда ранее: эта встреча, это мимолётное свидание в один миг перевернуло всё внутри неё. Но уже ничего нельзя было вернуть. Девушки вышли и в сопровождении солдат прошли дальше по коридору, смотря друг другу строго в затылок. Вдруг вместо голых стен появились окна, которые выходили на улицу, где как раз проходила погрузка новобранцев.
-Таня, я тоже тебя люблю! Таня! – кричал Ваня по ту сторону окна.
Таня, услышав знакомый голос, тут же ринулась к окну и увидела его. Её лицо засияло в детской, чистой улыбке. Она смеялась, впервые за несколько лет.
Он увидел её.
-Я тебя заберу, обещаю! Ты меня слышишь? Я обещаю!
Их быстро посадили в чёрно-белый фургон и повезли в неизвестном направлении. Таня улыбнулась, и провожая фургон взглядом, шёпотом сказала:
-Я знаю, я знаю…
Так всё-таки, Вы любите острова? Ведь на них должно быть так красиво…