Толкай, Сизиф, толкай

Короткая ночь пролетела в одно мгновение, истомленное тело жаждало хотя бы короткого отдыха, поэтому  в сон  его затянуло как в темную воронку, мгновенно, прокрутило там,  помелькали неясные меняющиеся образы, да и выбросило на поверхность утра.
Синее небо, без единого облачка, немного ранней свежести, совсем легкое дуновение ветерка.
Днем будет привычное, но такое тяжелое, изнуряющее июльское пекло.
При работе на свежем воздухе его не избежать, но и работа на жаре тоже неизбежна.
Он и не роптал, чего попусту воздух сотрясать. Судьба, однако…
Собрался быстро, выпил кружку обжигающего кофе, сваренного в старенькой  турке. Между глотками пожевал хлеба, отламывая кусочки от лепешки, мягкого сыра…
Поосновательнее поест уже к ночи, днем будет не до еды.   
 Около семи утра Сизиф уже стоял у подножия горы, привычно задумчиво оглядывая камень, большой валун, который нужно будет катитьТуда, наверх, к недосягаемой пока вершине.
Они с камнем знакомы уже много лет…Горячие человеческие руки источили камень,  покрыли его поверхность вмятинами от пальцев. Руки притерлись к камню, души привыкли друг к другу. А сколько лет они враждовали, переживали лавину взаимного раздражения, упреков, ненависти. Но, хвала высшим, им хватило мудрости, рожденной безысходностью,  со многим смириться, найти компромиссы, понять друг друга. А теперь... Теперь и подавно, они почти друзья, союзники, повязанные общей тайной.
 Сизиф был молчалив. Наверное, многие другие на его месте разговаривали бы вслух, сами с собой, с камнем, с  горой, жарой, небесами. Сердясь, умоляя, проклиная…

Когда то, совсем давно, он тоже был таким.. Трудно человеку молчать круглосуточно, наедине с молчаливым камнем и горами. Вначале. А потом - легко. Потом, когда все уже сказано, передумано, понято…И принято решение - переступить границу между живым и неживым. Туда, к молчаливому неживому.
И теперь даже про себя,  он не говорил « О.. снова ты тут, камень.. «.. или «Привет, камень.. « или «Да когда ж это все кончится!?».
Зачем? Камень снова тут, куда бы ему деться, привет- зачем, камень и так знает, что утром Сизиф придет. Да и не кончится это никогда…
А думать и говорить про другое еще рано.
Поэтому Сизиф, поплевав на ладони, начал закатывать камень в гору…
Гора тоже была знакома до мельчайших неровностей, смены пород, их цвета, блеска, твердости… Крохотные ложбинки, почти горизонтальные, в которые так облегченно закатывался камень, и можно было дать секундную передышку им обоим. Да, камень тоже уставал, старое тело ныло от постоянного давящего перекатывания по жесткому склону, по острым краям выпирающих камней…
О том, что будет в конце пути, камень и думать не хотел. Зато потом – благословенный, но такой короткий, особенно летом,  покой.  А еще  потом придет зима, навалит снега, эх, как мягко будет  катиться и в гору и с горы, как весело. И ночь будет длинная, сладкая, а холода он совсем не боится.
Это Сизифу зимой холодно, ветра насквозь продувают, метель  глаза порошит, ноги проскальзывают на обледенелом склоне или утопают в снегу по колено, а ему, камню, хорошо.
Но сейчас было жаркое лето, и мучались оба. Камень терпел молча. Сизиф дышал всё тяжелее, постанывал сквозь зубы, охал, когда временами отдавало болью в плечо или колено. Солнце слепило глаза, приходилось зажмуриваться, но это почти не мешало движению вперед и вверх, напротив, соленый жгучий пот со лба не щипал глаза.
Потихоньку они продвигались все выше и выше.
На горе были свои рекордные отметки, в основном летние. Самое высокое место, до которого удалось докатить камень. Наступал момент, когда силы кончались совсем. Точнее, почти совсем. Нужно было оставить крошечку, чтобы отскочить в сторону в тот же миг, когда обессилено упадут руки. А если не успеть… Впрочем, Сизиф не знал, что будет, если не успеть. Он всегда успевал, срабатывал инстинкт самосохранения.
 А привычка, чувство долга, самолюбие и  гордость, больше смахивающая на гордыню,  выливались в желание закатить камень как можно выше…
Камню это не очень нравилось, но.. привычка, чувство долга, самолюбие и  гордость, больше смахивающая на гордыню примиряли его с тем, что чем выше его закатят - тем дольше, больнее, головокружительнее он будет катиться с горы, подпрыгивая на неровностях, и особо больно ударяясь потом о склон.
Впрочем, с недавних пор, у них появилась новая причина побить прошлые рекорды.
Вот и сегодня… Когда усталость стала вымучивать тело, когда ноги стонали «ни шагу вперед», когда руки при каждом отрыве от камня, при каждом переходе к новому толчку норовили рухнуть вниз,  когда сознание стало нашептывать «брось.. брось.. брось..» - перед глазами встала картина из вчерашнего дня, и он сделал еще шаг, и еще, и еще…
Всему наступает предел. Солнце садилось. Силы кончились. Сегодня не удалось добраться до отметки недельной давности. Тогда было прохладнее, и от этого чуть легче…
Сизиф и камень расстались.
Камень, громыхая и вскрикивая, все быстрее и быстрее покатился вниз, увлекая за собой мелкие камушки. Казалось бы - откуда они только брались за эти годы? Казалось,  склон должен быть уже монолитен, а внизу - образоваться новая гора.. Но видимо, времени было недостаточно. Не гора, а небольшие каменистые холмики собирались внизу из тех мелких камушков, которые  добирались  все же до подножия. И, уходя с работы, Сизиф напоследок немного разравнивал начало пути для завтрашнего подъема.
Да, камень покатился вниз. Сизиф не смотрел ему вслед, как многие годы раньше, потому что как только он отделился от камня, освобожденное тело взмыло вверх, туда, к синему небу, вслед заходящему солнцу, которое снова ударило по глазам, ослепило на секунду, но он махнул руками, развернулся и увидел под собой пройденный путь, каменистый склон, долину внизу, свой прилепившийся к краю горы крошечный домик, и там, дальше, далеко, за зеленой полосой леса, желтую полоску песка, и море.. море.. синее,  и почти черное от дальней глубины  море, с белыми и серыми барашками волн…
Полет был совсем не долог. Человек не птица. Но и Сизиф - уже не совсем  человек, придавленный к земле грузом дел, размышлений, памяти, а главное, убежденностью, что  летать он не может, не дано, не велено.
Он и сам так считал раньше, пока однажды не закатил камень так далеко, что, наверное, открылось второе, да какое там второе, двадцать второе дыхание, и он катил, толкал его всё выше и выше, и усталость отступала, и охватывал восторг от того, сколько он может вынести, и не сломаться.. и когда он решил, что хватит, и отпустил камень, он сам  первый раз взмыл над землей, резко, как  наполненный свежим гелием шарик из его детства, который натягивал нитку и так рвался ввысь, что маленький Сизиф жалел его и отпускал…
Тогда он резко поднялся, и, не успев толком понять, что же случилось, не успев ничего разглядеть, не успев насладиться секундами полета, но и не успев испугаться, рухнул вниз.. Как говорят - камнем,  больно ударившись боком, прокатившись, обдирая руки и ноги,  еще с десяток метров вниз…
Это теперь они с камнем, знают, что такое счастье полета и созерцания его, поэтому каждый день стараются подняться выше. А двадцать второе дыхание больше не открывается, подниматься невозможно тяжело, но возможность полета того стоит.
И Сизиф старается продержаться в небе как можно дольше, чтобы камень, докатившись до подножия и, наконец, замерев, смог увидеть парящего Сизифа.
Ну, нравится это камню почему-то, облегчает боль от падения, примиряет с новым испытанием завтра. Это же так красиво и необычно - летающий человек. Камень гордился Сизифом, и тем, что без него, камня, человек бы никогда не взлетел.

 Опустился он плавно. И неспешно стал спускать вниз, где уже почти стемнело.
Провел рукой по камню, напоследок, как погладил. Разбросал руками и ногами мелкие камушки.. Не доросли еще до того, чтобы поднимать их в гору - почему-то подумалось…
Сизиф улыбнулся.

Улыбался он и засыпая.  Короткая ночь пролетит  в одно мгновение. А завтра… Может быть завтра он закатит камень еще выше…
26.05.11