Субботник

Он получил путевку в санаторий. Прибыв к месту назначения, зашел в административный корпус. Медсестра, оформляющая приезжающих, строго спросила у него:
— Курите?
— Нет.
— Пьете?
— Только безалкогольные напитки.
— Ясно. В таком случае я подложу вас к одному щепетильному товарищу. Кстати, он как и вы, язвенник и трезвенник. Надеюсь, вы столкуетесь между собой.
Василий Иванович пошел устраиваться в спальный корпус. Там уже расквартировался его сосед.
Поздоровавшись, он представился:
— Василий.
— Павел Моисеевич, — ответил сосед.
— Вы случайно не еврей? — простодушно спросил Василий Иванович.
— Нет, — лаконично возразил сосед.
Открыв чемодан, Василий Иванович стал выкладывать из него гигиенические принадлежности и утрамбовывать их в тумбочку. Сосед пристально наблюдал за его действиями.
— Спиртного и сигарет нет? — следовательским тоном спросил он.
— Что вы, я же лечиться приехал. Живу в соответствии с Указом о борьбе с "зеленым змием".
— А раньше вы выпивали?
— Еще как! Пил все подряд! Жена из дома дезертировала, а дети по углам прятались. Милиция лекции читала! Помню, как—то заправился я шампунем, дурно мне стало и душа куда—то поплыла. Закричал я: "Спасайте! Богу душу отдаю!" А жена говорит: "Если бы Богу, а то дьяволу!" Вызвала "скорую". Те стали меня промывать, а пены еще больше образовалось. Вроде как дым повалил из горящей трубы. Задыхаться я стал, посинел весь. В общем, превратился в огнетушитель. Еле отмыли меня в тот раз. Потом врачи смеялись: "Ну, дед, ты пенки выдавал!"
— Вот так я пил, Пал Моисеич, и ничего не мог с собой поделать. Моя благоверная часто взывала ко мне, когда я лез в бутылку: "Остепенись, Вася, возьми себя в руки!" Ну, брал я свою пьяную голову в руки, а она на шее не держится, а я на ногах, тем более: кувыркнешься в это хмельное болото, и света белого не видишь.
Пытались лечить меня, в ЛТП направляли, да что толку — там медики были такие же, как и я — алики: а ежели слепой поведет слепого, сами понимаете, что будет...
— А что все-таки вам помогло? Указ? — продолжал любопытствовать собеседник.
— До Указа еще перестроился я. Как сейчас говорят, покаялся. В церкви дело было. До ручки я тогда дошел. Пришел в церковь сильно загазованным. С дружком своим — Жорой. Еле ворочал языком, но все же заявил: "Религия — есть опиум и сивуха!"
Только все почему-то улыбались. Я на полном серьезе предложил Жоре помочь мне освободить сектантов от тумана в голове. А Жора — мой кореш — не меньше моего хватил, но благородно подхватил мое предложение:
— Нам надо, — сказал он, — этих людей из темноты вывести!
— Ну и как вы это делали?
— Очень просто. Я сказал одному из баптистов, который там за порядком следил: "Слушай, корешок, давай к свету выйдем, воздухом подышим и поговорим по душам". И шепнул ему на ухо: "Имеется у меня с Жорой еще мыслишка — сообразим на троих". А он мне — в ответ: дескать, пьяницы в Царство Божие не попадут. Я сначала возмутился: "Спасибо, говорю, — на добром слове. Но я в Царство Небесное не особенно тороплюсь — еще пожить охота". А он мне дружелюбно посоветовал:
— Браток, ты погибнешь, если не покаешься. Дьявол тебя обманул. Но Бог любит тебя и может тебе помочь".
Это меня поразило: я-то думал, что меня никто не любит, все готовы в чайной ложке утопить, а, оказывается, Бог любит, и притом может помочь. К тому же в ад попадать не хотелось.
Засели эти слова у меня в голове крепко. На следующее собрание я пришел более трезвым. Помню слова проповедника: "Всякий, кто призовет имя Господне, спасется". — "Эх, — думаю, — где наша не пропадала, попробую покаяться. Вышел я к кафедре, молиться не умею, а слезы текут. Все с сочувствием смотрят на меня. Я стал на колени, ударил лбом о пол так, что голова загудела и зарыдал: "Помилуй меня, Господи, грешника окаянного!" Как умел  — так и сказал. Надолго запомнилась верующим эта моя челобитная.
Потом  поздравили меня, цветы дали. И на душе легко стало. С тех пор я стал трезвым и новым человеком. А вы, Пал Моисеич, тоже христианин? — спросил Василий Иванович раскрывшего от удивления рот соседа.
— Да, только я не баптист, а адвентист седьмого дня.
— Стало быть, субботник?
— В какой-то степени, да.
— А я тогда, воскресник! — радостно воскликнул Василий Иванович. — А вот на субботник не хожу. После того, как на работе обо мне сказали: они, баптисты, на коммунистические субботники не являются, грехом их считают. Ну, думаю, ежели так, то работайте без меня!
— Это похвально, — согласился адвентист.
— Теперь я понял, — продолжал Василий Иванович, — что бывают коммунистические субботники, а бывают и христианские. Вы — христианский субботник. Это тоже похвально!
Павел Моисеевич был далеко не в восторге от такого восприятия своего вероисповедания.
— Я чту седьмой день, — пояснил он, — субботу.
— Вы ошибаетесь, уважаемый, седьмой день — это воскресенье! В пятницу, на пятый день — Христа распяли, в субботу Он был во гробе, а в воскресенье Он воскрес! Поняли? Ларчик просто открывается, и не надо мудрствовать лукаво. И если вы забуксовали на субботе, то значит вы еще во гробе.
— Христос воскрес! — воскликнул Василий Иванович.
— Воистину воскрес! — отозвалась уборщица из коридора. А сосед молчал...
Василий Иванович ушел на процедуры. Возвратясь, он обнаружил на своей тумбочке записку, увещевающую его читать 4-ю заповедь: "Чти день субботний". Уразумев, чьих рук это дело, он написал с другой стороны: "Кто Господин субботы?" и положил записку на тумбочку к соседу. Так началась их переписка. На следующее послание с увещанием исполнять ветхозаветный закон, Василий Иванович отписал: "Конец закона — Христос!" Он на своем горьком практическом опыте познал ценность апостольского указания: "Итак, стойте в свободе, которую даровал вам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства".
Однажды, когда Василий Иванович аппетитно уплетал сало и предложил его соседу, тот вознегодовал:
— Это тук нечистого животного!
— А я так думаю, — спокойно возразил Василий Иванович, — все освящается Словом Божьим и молитвой. Тем более, что не входящее в уста оскверняет человека, а исходящее из наших уст. Так Христос сказал. И еще: в доме Корнилия Господь научил Петра не почитать нечистым то, что Он очистил! Но если вы соблазняетесь, Павел Моисеевич, то я, следуя совету апостола Павла, прекращаю трапезу.
Он завернул продукты и отнес их в холодильник.
Как-то в воскресный день Василий Иванович обнаружил субботника, занимающегося стиркой своих носков. На замечание собрата тот вначале повел себя агрессивно, заявив, что стремление к чистоте не является греховным ни в какой день, но, вспомнив о поступке баптиста, во избежание соблазна, свернул это мероприятие.
Наступил день, когда Павлу Моисеевичу нужно было покинуть санаторий. Василий Иванович любезно проводил его на вокзал. Адресами они не обменивались во избежание соблазна бесконечной переписки. Но расстались по-братски...