Токката и фуга ремингтон

Токката и фуга ремингтон или Орган внутренних дел

Feeling unknown
And you're all alone
Flesh and bone
By the telephone
Lift up the receiver
I'll make you a believer
(«Personal Jesus» Depeche Mode)

Многозарядный полуавтоматический коммуникатор iPhone-700Re, совместный продукт компаний Apple и Remington Arms, известный на рынке под торговой маркой «Персональный Иисус». Производители гарантируют снайперские звонки в голову с практически неограниченного расстояния. Их реклама обещает «высокоточное поражение в пределах досягаемости вашего сотового оператора. Просто нажмите кнопку – Ваш Персональный Иисус сделает всё остальное.»

Знай только номер цели. Оснащенный мощным сканирующим определителем, в режиме «контрольный звонок» iPhone-700Re вычисляет номер любого активного мобильника в радиусе семисот метров, после вашего подтверждения команды «нейтрализовать» автоматически дозванивается до абонента и посылает в его мозг мощный усыпляющий дельта-ритм. Вы скажете, что 700 метров – это мало. А я скажу, что вполне достаточно, ведь в густонаселенном пространстве города редка лучшая видимость, а на природе, наоборот, крайне редко встретишь так близко от себя незнакомого человека. В общем, новейшие более дорогие модели имеют куда больший радиус обнаружения, но Александр Коровьев и за этот свой «семисотый» ещё не выплатил до конца. Пацаны дразнят его iPhone-700Re «театральным». Завидуют.
   
В детстве, в том возрасте, когда родители безнаказанно высмеивают самостоятельный выбор ребенком жизненного пути, Сашка побывал с ними в Париже и захотел стать музыкантом. Захотел тоже бродить по вагонам, на пару с красавицей играть веселую музыку и ловить счастливые улыбки пассажиров. О чем, когда семья прилетела домой, радостно заявил за ужином. Тогда его отец стал тереть свои очки, а мать умыла руки. Они помолчали ему, а потом отец рассказал, что Сашка сможет стать кем хочет, главное, чтобы они могли продолжать им гордиться. А для этого он должен быть в своём деле король, самый-самый. Сашка был не против, потому что он был за, и согласился. Тогда отец надел очки и заявил, что королем в музыке является, конечно же, тот, кто играет на короле всех инструментов. И Сашке нечего было ему возразить, поэтому Сашка снова согласился.
   
Ну уж после того как Сашка и на это согласился, отец нежно взял его в свои влажные руки и понёс в запретный подвал, а мама смотрела вслед мутными глазами. И там, в подвале отец впервые расчехлил перед Сашкой свой орган. Орган отца оказался такой по-взрослому большой, что Сашка заплакал, потому что понял: с таким огромным инструментищем ему никогда не странствовать по вагонам. Отец же сел на скамеечку и начал издавать странные звуки. То ли его растрепанный орган был не в порядке, то ли отец Сашки играл на нем неумело, но эти звуки показались Сашке душераздирающими. Он повернулся и на цыпочках поднялся к матери, оставив отца самозабвенно клацать в его подвале.
   
С того момента Сашка ни на что не давал своего прямого согласия, отвечал всегда уклончиво, а немного повзрослев, стал очень неравнодушен к своим органам. Интересно, что когда много лет спустя Александр пошел работать в органы, он узнал, что подвальный органище из его детства оказался довольно маленьким передвижным позитивом, списанным за ветхостью его романтично настроенным папашей-завхозом к себе в берлогу.
Из-за пережитой детской травмы с каждым годом взрослой жизни Александра Коровьева в нем росла страсть к органам. Наконец, она стала столь необоримой, что он уволился из органов, и с хорошими рекомендациями устроился охранником в местную филармонию, в зале которой имелся орган.
   
В обязанности Александра входило, в том числе, обеспечение порядка на концертах. Вот здесь-то в полном блеске и проявила себя любимая игрушка Коровьева, его коммуникатор iPhone-700Re «Персональный Иисус», игрушка, в счёт кредита за которую он отдавал почти весь свой заработок, так что ни на семью, ни на женщин денег не оставалось.  Со стиснутым в руке Персональным Иисусом Сашка возвышался у выхода из зала. «Убедительная просьба на время концерта выключить ваши мобильные устройства!» Наметанным глазом Сашка окидывал стихшую аудиторию, подмечая потенциальных «клиентов», индианоджонски усмехался и незаметно перезаряжал своего Персонального Иисуса на «контрольный звонок».
   
Поначалу Александр дожидался оскорбляющих слушателей звонков в зале, чтобы затем послать нарушителям причитающийся им дельта-ритм, ликуя в душе словами депеш модов «лифтап зересива, айл мейк ю белива». Но довольно скоро он перешел к тактике превентивного вызова: методично набирал сканированные номера близкорасположенных мобильников и посылал тем, кто отвечал на вызов, «приветственное снотворное», как он сам это окрестил.
   
Азарт охоты захлестнул Александра настолько, что желание не допустить ни единого телефонного шума во время органных концертов быстро превратилось во всепоглощающий смысл его жизни. Он прилежно совершенствовал своё мастерство, и вскоре ему стало тесно в небольшом зале местной филармонии. Инстинкт охотника вывел его на богатый дичью простор московского Дома музыки на Красных Холмах, девятый ряд пятое место, по билету, купленному на крохотные отпускные.
   
Эх, Сашка, чистая душа!.. Знать бы тебе заранее, куда ведет тебя твой инстинкт, не полез бы ты по своей воле да за собственные деньги. Промолчал твой Персональный Иисус, что не простой в Москве Дом музыки стоит на Красных Холмах. Не сберег он тебя. Да и откуда твоему айфону было знать то, что даже в интернетах не сыщешь. Что именно не сыщешь? Да что Дом-то тот построен для музыки двойного назначения! И ведь не ёкнуло сердечко, когда приближался из метро к этой странной громадине: не то скороварка, не то космическая станция. И не закралось никакого подозрения, что впритирку с космической скороваркой торчит гигантская высотка с антенной наверху, ретранслятор-не ретранслятор, пойми тут. И что сам храм музыки вместе с этой башней как-то очень обособленно стоят от всей соседней архитектурной толкотни, словно расчищено под них место зачем-то, словно что-то такое в окрест их под землей прячется, что никак нельзя на этом ничего строить.
   
Как завороженный вошел ты, Санёк, в мегатонны стекла и стали, поднимался по бесшумным эскалаторам все выше и выше, будто меняя палубы на океанском лайнере, и наконец, добрался до чуда чудного, дива дивного: в зале – не зале, яхте – не яхте (всё каким-то невиданным доселе недеревянным деревом обшито) во всю стену иконостасом - шеститысячатрубочный истукан.
   
Да, Саня, ну пришёл послушать орган, ну, сиди себе и слушай, так ведь нет, только учуял первую мобильную трель, тут же весь вжался в свое пятое в девятом и зашустрил семисотым. Да чего-то как-то не вырубился тот виновник трели с благородной лысиной в штатском, зато весь Санькин Персональный Иисус завибрировал. Ну, и завибрировал, а к уху-то зачем было его прикладывать, любопытно стало? Не понял, на кого хвост поднял, не допёр, что у московских техника покруче, и что тебя самого тут же вычислили? Щёлкнуло что-то в мозгу, и не успел Сашка удивиться, что за все годы с Персональным Иисусом сам он ни разу не отведал своего «приветственного снотворного», как произошло что-то совершенно дикое и невероятное.
   
Перебивая тихое звучание прелюдии, резанула новая телефонная трель, и дребезжащий мобильник из кармана вытащил сам органист! Этот наглый пижон ничтоже сумняшеся прямо на глазах Сашка и всего зала приложил мобилу к уху и развязно сказал «але». После непродолжительной паузы кивнул, спрятал телефон в карман, посмотрел на часы, что-то подкрутил в регистрах и… такого звучания Саша не слышал никогда в своей жизни. Точнее, он его вообще не услышал. Он его почувствовал. На каком-то инфразвуковом уровне перед Александром стали раздвигаться доселе невидимые складки воздуха, и он сквозь ставших размытыми окружающих, сквозь кресла, сквозь стены зала, сквозь стекла Дома музыки буквально ощутил творящийся хаос Москвы.
   
Этот хаос состоял из множества самых диких и разнообразных мыслей москвичей и гостей столицы, из пульсации бессмысленного и беспощадного креатива её сынов и дочерей, из реплик с театральных подмостков, платформ вокзалов, переходов метро и стоек баров, из тончайших эфирных тел мессиджей чатов, форумов, жежешек, айсикьюшек, эсэмэсок, скайпов и прочих твиттеров и мейлру, из надрывов на ультракоротких, дециметровых и всех, какие есть, теле-радиоволнах, из излучения мобильного трепа, из уходящих на искусственные спутники Земли и исходящих от них каких-то ритмичных струй - в общем, из всего того, что образует особую московскую ноосферу. Мозг Александра будто камешком в воду ввалился в этот безостановочно пузырящийся мыслеформами котел. И тут же от впавшего в ноосферу Сашкиного мозга пошли ментальные круги. Но странно, вместо того, чтобы быстро затихнуть, концентрическое движение хаоса становилось всё сильнее и сильнее с каждой новой разбегающейся от Сашкиного мозга волной.
   
Только тут Сашка заметил, что круги возникают не из его головного органа, а расходятся от места, в котором этот орган находится, и виновником всей этой интерференции ноосферы является не его ничтожный органчик, а величественный Орган Дома музыки. Мощные волны, рождаемые неслыханным инструментом под властью невиданной партитуры, успокоили бульканье мыслеформ, буквально разгладили хаос московской ноосферы, а затем начали быстро и уверенно упорядочивать, организовывать её. Александр увидел, как под влиянием Органа доселе хаотично сновавшие мысли людей начали принимать организованное направление. Это сразу же отразилось на городских потоках: ещё минуты назад толкавшиеся во всех направлениях броуновские людские тела сейчас же выстроились в четкие колонны трудящихся, марширующих в мини-, супер-, гипермаркеты и центры развлечений. Четкие пробки автомобилистов встали у въездов и выездов оживленных торговых площадок, ресторанов и театральных подъездов. На всех трассах застыли фигуры с полосатыми палками, остановив машинные потоки в ожидании проезда тазов с ведрами.
   
Вот она, жизнь по городскому Гудку, вот она, организация Органа. Вот как делаются дела в стране. Александра захлестнуло чувство сопричастности. Он с гордостью ощутил свою сиюминутную принадлежность к внутреннему органу ноосферы, и слезы счастья покатились по его лицу.
   
Они всё катились и катились, и по Садовому, и по третьему, и по недостроенному четвертому, и по кольцевой, и по бетонке, и далее – всё катились и катились организующие страну ноосферные волны Органа внутренних дел.
   
От пережитого Сашку немного покачивало, когда он съезжал на эскалаторах по палубам Дома музыки, словно и вправду сходил с корабля. По свежему московскому воздуху прошел до метро, долго трясся в вагоне, мучительно вспоминая название нужной ему станции, вышел в малознакомом районе, силясь вспомнить своё имя, и с пузырями у рта прошёл куда глаза глядят мимо щита со странным изображением Органа из бутылок газировки с ничего ему не сказавшим призывом «Проснись».
   
А в ухо всё звучал, не умолкая, его не выплаченный до конца Персональный Иисус:
Feeling unknown
And you're all alone
Flesh and bone
By the telephone
Lift up the receiver
I'll make you a believer*


*перевод с английского для Александра Коровьева:
Органа рингтон
Излучил Ремингтон
Ты поставлен на кон
Я есмь твой Айфон
Пока плоть твоя жива
Моя ты пожива.