Грянул гром

Рассказ


Всю вторую половину «туры», что в переводе с языка троллейбусников означает рейс, троллейбус мой буквально окатывало водой, как из пожарного брандспойта.
«Полощет-то как! – думал я, с трудом различая впереди себя проезжую часть. – Светопреставление, да и только!»
«Дворники» не успевали смахивать воду с лобового стекла. Встречный транспорт шёл, снизив скорость и включив ближний свет фар; запоздалые пешеходы жались поближе к домам и заборам. За какие-нибудь полчаса шоссе превратилось в бурную реку, вброд которую перейти было почти невозможно. Гром постепенно стихал и удалялся.
Когда я подъехал к диспетчерской, вода мутным потоком продолжала бежать по асфальту, во всю его ширину. Впереди с убранными штангами стоял старенький троллейбус Климова, без году неделю работавшего в депо.
«Перерыв, наверно», – машинально подумал я, отправляясь отмечаться в диспетчерскую. Перед самым входом я еще раз мельком окинул взором климовский «аппарат». В салоне у него сидела какая-то девушка. Сам Климов, разувшись по случаю дождя, выскочил из троллейбуса, намереваясь ставить штанги.
«Что же он делает?!» – мелькнуло у меня в голове. Мысленно я отметил сразу три его нарушения: босиком, без оранжевого жилета безопасности, да еще, ко всему прочему, в простых брезентовых рукавицах, а не в резиновых...
«А если ещё левую штангу раньше правой поставит? Триста вольт!» – рассеянно подумал я и вошёл с путевкой в диспетчерскую.
– Заберу я у Климова зеленый талон из книжки водителя! – брюзжал там водитель-наставник Реус, ковыряя в зубах спичкой. – Говоришь ему: не вози посторонних в кабине, надевай оранжевый жилет! Всё как об стенку горохом. Ведь клялся, шельмец, божился. А на перерыв становится... опять штанги без жилета снимает! Я рапорт на него напишу! Ей богу напишу!
– А эта краля день-деньской у него в салоне, – проговорила пожилая диспетчер тетя Лиза, отмечая мою путевку, – в джинсах-то которая!
В углу, на дерматиновом топчане лежал дежурный слесарь Степан. Он зевнул и лениво перевернулся на другой бок:
– В джинсах, говоришь? А фигурка как?
– Молчи уж, бабник!
– Отобрать сейчас у него что ли талон-то? – вслух рассуждал Реус, сплевывая расщепленную спичку себе под ноги.
Взяв путевой лист, я уже хотел было выйти из помещения, как вдруг небо на улице в очередной раз рассекла ослепительно-яркая молния, похожая на вспышку электросварки, и затем что-то там, вверху, так громыхнуло напоследок, как будто на землю обрушился гигантский камнепад из космоса. И как раз в этот момент тетя Лиза закричала не своим голосом, указывая в окно:
– Климова... Климова, убило!.. Ой, мамочки, Климова!..
Я остолбенел, не в силах сдвинуться с места от ужаса. В то же время мозг у меня лихорадочно работал. В голове бились, как пойманные в силок птицы, два страшных слова: «Левая штанга! Левая штанга! Левая штанга!»
– Климова током убивает? – продолжала истерично орать женщина, схватив телефон и пытаясь набрать номер, и от её голоса мурашки пробегали у меня по коже.
Упитанный слесарь Степа, как будто подброшенный взрывной волной, вскочил с топчана и закричал в свою очередь:
– Климова током убивает!?
Затем он принялся бестолково метаться по диспетчерской в поисках резиновых перчаток.
– Немедленно... зеленый талон... – бессвязно бормотал белый, как смерть, Реус и протягивал слесарю откуда-то из угла выуженные замасленные перчатки.
– А сапоги? – горестно взвыл Степа. – Сапог-то резиновых нету?!
– Нету! – обреченно развел руками водитель-наставник Реус.
Не в состоянии выглянуть в окно, я почувствовал какую-то приторную тошноту, подкатывающуюся к горлу при одной только мысли о том, что там сейчас должно было происходить с Климовым. Меня как будто парализовало, и я не мог и шагу ступить из диспетчерской. В то же время я отчетливо сознавал, что если сейчас же, в сию минуту, не помочь Климову, потом будет уже поздно.
О, ужас! – я сознавал... сочувствовал... и – не двигался с места! Как и все...
Суматоха в диспетчерской продолжалась еще минуту... Наконец тетя Лиза, бросив телефонную трубку, облегченно выдохнула:
– Идут! – и без сил рухнула на стул.
– Кто идет? – страдальчески спрашивал, выглядывая в окно, Реус.
– Климов идет со своей кралей! – буркнула в ответ диспетчер.
– Отберу я у него зеленый та... – заговорил было, заикаясь, Реус, и тотчас же оборвал фразу на полуслове.
В диспетчерскую, тяжело дыша, ввалились вымокшие до нитки, грязные, взлохмаченные Климов и невысокая симпатичная девушка с размазанной по щекам тушью – его спасительница.
Стараясь не встретиться с ними взглядом, я поспешил к выходу. Мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда за свою трусость. В коридоре я на минуту остановился, прислушавшись.
– Ты ж смотри, Климов, будут спрашивать, говори, что вначале правую штангу поставил, а потом уже левую, как я тебя инструктировал! – донесся до меня испуганный голос Реуса.
– Однако, сапоги нужно выписать, – ехидно хмыкнул Степа и, подумав, добавил: – Резиновые.
Он бросил замасленные перчатки на дерматиновый топчан и отправился мыть руки. У него начинался обеденным перерыв.


24 сентября 1985 г.