2. Визит

                Андрей В. Миронов

Visit

     Вот еду я, Доктор…
     На вокзал…
     Время в пути выверено годами; ровно за пять минут до отправления я вхожу в вагон… и мыль такая странная: «До отправления чего: поезда, состава или вагона… или до отправления меня?» Вот такая вот дурь, Доктор…
     Вагон умышленно выбран, что называется «сидячий», выбран по трём параметрам: де-шевле, демократичней и не обязывает к общению с соседями. А вот с ними, соседями на этот раз действительно не повезло – эдакая чопорная девица лет двадцати, одетая в строгий брючный костюм «букле»… Не ведаю, Доктор, может оно, «букле» и модно сейчас, но выглядит отвратительно… и я отвернулся к окну. Она, видимо, также обнаружив во мне некий не-ведомый мне изъян, ты же знаешь, Доктор, во мне нет изъянов – Я, Само Совершенство, отвернулась в противоположную сторону.
     Тронулся поезд, проводница проверила билеты (для этого всё же пришлось повернуться от окна), и заснул я сном блаженного идиота, ибо ехал в любимый мною город, к любимому мною голосу. Заметь, Доктор, я не говорю, что еду к любимой женщине, не знаю я женщины ещё, а знаю только голос её. В общем, еду и мысль у меня тупая такая: «При худшем исходе город, он же не денется никуда…»
      И снился мне сон… Странный такой, непонятный… Будто бы прибыл поезд на вокзал, вышел я на перрон, а ощущение странное какое-то, не так будто бы что-то… И тут я понял, что, собственно, «не так» - на перроне я был совершенно один. Не было ни проводников, ни носильщиков, не было даже «ментов», что уж  говорить о пассажирах. И потом, по расписанию я должен был прибыть в славный Город днём, а теперь явно была ночь…
     Я медленно прошел через пустынный вокзал, вышел на безлюдную привокзальную площадь, огляделся по сторонам и… о чудо, безобразный гранитный «гвоздь», изваянный безумным скульптором и вбитый в центр её неким сумасбродным архитектором, исчез, а на месте его возник пирамидальный каскадный фонтан, по виду стеклянный, с четырёх сторон под-свеченный разными цветами. Вид его завораживал, меня влекло к нему и я, как  сомнамбула, медленно потянулся через улицу, на которой вовсе отсутствовал транспорт, к нему, к фонтану. Низкий парапет его также казался стеклянным, и на ощупь оказался тёплым. Я опустил правую руку в воду. Вода – лёд… отдёрнул руку и к удивлению своему обнаружил, что она совершенно сухая…
     «Странно всё, странненько», - ни то подумал, ни то произнёс я, скорчив на лице гримасу недоумения.
     Я шёл по проспекту, по проезжей части, по самому центру её. Взгляд мой блуждал по сторонам, всё было мне не знакомо: реклама неведомых товарных брендов, вывески фир-менных магазинов и даже название самого проспекта – «Низкий» наводило на вполне зако-номерную мысль:
     «А туда ли я попал?»,
     И ответ возникал незамедлительно:
     «Не туда…»
     А паники не было.
     Шёл я, шёл и должен был выйти к реке, но упёрся в кирпичную высоченную стену, и не было ей конца ни в правую, ни в левую сторону.
     «Всё», - пронеслось в моём затуманенном мозгу, а что, собственно, «всё» и не понятно мне было… и проснулся я всё в том же вагоне, всё с той же, но спящей соседкой и до прибытия, судя по свету за окном, долго ещё.
     Попытался я заснуть, но тщетно. И книги никакой у меня не было, только вечный мой спутник – блокнот для записей, делать которые не было ни малейшего желания.
     Так и просидел я с закрытыми глазами пока не проследовали мы районный центр Колпино, с которым когда-то, что-то было связано, а теперь не место и не время, и не помню.  Стал я по привычке, есть у меня, Доктор, глупая такая привычка – считать станции до…  «Металлострой» - где прошли четыре прекрасных года моей безалаберной жизни, «Рыбацкое», «Обухово», «Сортировочная», «Фарфоровская», «Навалочная» и… прибыли… Санкт-Петербург…
     Вышел я на перрон и всё было на месте, проводники и носильщики, встречающие и пас-сажиры, башмаки и сургучные печати, короли и капуста, менты и бомжи – много-много тех и других, и третьих, которые непонятны. Гармония невероятная...
     И стоял я посреди этой толпы, как тот «гвоздь», которого во сне не было. И было мне легко и радостно. А рядом кто-то звал какого-то Колю.
     Зачем приехал я, спросишь ты меня, Доктор? Кто может верно определить свои цели?

               
Для общения на предмет общения, но только с симпатичной и обаятельной… Доволен ты, Доктор своим учеником? И можешь не отвечать…
     Толпа незаметно рассосалась и пошел я к выходу, но не через вокзал, а налево, через кассы пригородных поездов. Изменения, случившиеся за десять лет моего небытия не заставили себя ждать; на месте киоска, торговавшего пирожками, как бы это сказать, «не ручной» лепки (весь процесс приготовления выполнял автомат), единственного киоска во всём, тогда Ленинграде, пестрел рекламой солон мобильной связи «Связной». И это было как нельзя кстати.
     Время было раннее. Кроме продавцов, пардон, менеджеров в салоне никого не было. Я вошел и быстренько прикупил «симку» с питерским номером, по её, кстати совету прикупил, Доктор, в целях экономии моих средств. Ты же знаешь, Доктор, я в этих мелочах жутко не практичен, а она вот надоумила. Купил, активировал, позвонил…
     Доктор, мой Доктор, нет предела восторгу сердца моего и содроганию души моей. Голос, который любил я до безумия произнёс неуверенное:
     - Алё, - неуверенное, наверное, потому, что  номер был незнакомый.
     А откуда ему быть знакомым, я же его только что приобрёл…
     - Привет, - это я сказал, Доктор, - а это мой питерский номер…
     И не было во мне ни страха, ни смущения, а только покой и уверенность. И, поскольку Она работала, условились мы встретиться на станции метро «Академическая» в 21. 00. И еще она спросила меня, как я выгляжу, а я ответил, что выгляжу, как и прежде замечательно, и, что только так могут выглядеть лысые, беззубые карлики, коим я и являюсь. Вот такой весёлый я человек, Доктор. А, впрочем, ты знаешь.
     Времени у меня было вдосталь, Город мой лежал передо мной, и вышел я на площадь перед вокзалом, и гвоздь, которого во сне не было, торчал «перстом указующим». Или порицающим? Или всё равно как… но торчал… и я торчал на площади этой, давно знакомой и не такой, как «прежде». «Прежде» - это десять лет тому, когда я был здесь…
     Я стоял и вслушивался в себя. Ощущение очевидных перемен, так я назвал то, что про-исходило во мне, независимо от меня…
     Нужно было начинать движение и я повернул в сторону Реки, которой во сне тоже не было. Традиция такая – идти в сторону реки, которой может быть и нет; а традиции нарушать не следует, я и не нарушал.
     Фасады Главного Проспекта, за время моего отсутствия, безобразно украсились строи-тельными лесами, отчего Проспект напрочь утратил своё всегдашнее своеобразие. На фасадах не тронутых прелестями реставрации, как во сне, красовались рекламные плакаты и бренды фирм мне неведомых, а это наводило на  мысль – сон в руку. В общем не порадовал меня Проспект… а к реке я всё же вышел, и была она, и не была, а есть прекрасна и величава, и вода похожа на расплавленный свинец, и облака над ней всё так же фиолетовы…
     Легкость и радость или наоборот, всё равно в какой последовательности, испытала моя душа и мне стало легко и радостно, а это почти Счастье.
     Спустился я к воде, умыл свою изрядно помятую после поезда лицевую сторону, хотел было побриться (до 21.00 щетина моя вырастет до неприличных размеров), но не смог, по причине отсутствия зеркала.
     «Ну, да ладно, - подумал я, - не целоваться же…»
     Поднялся от реки на набережную, посмотрел на Крепость и пошёл направо, к античному Суворову. С тем же успехом я мог бы пойти налево, к Медному Императору или назад, к Ве-ликому Поэту. Куда угодно мог я пойти, времени у меня было и на то, и на это, на другое и на третье, и на четвёртое.
     Но я пошёл налево…
     Постоял на мостике у Зимней канавки… Нравится мне это место… Умиротворяет…
     А вот и монумент работы Козловского… Прежде, он вероятно выглядел лучше. Теперь, будто бы увитый троллейбусными проводами производит странное впечатление… Сей нелепый Суворов всегда вызывал во мне ироничную улыбку… И сейчас вызвал… Сколько не пыжился я сделать фотографию «без проводов», ничего не вышло. Сделал «с проводами».
     И тут я понял, что рассказ мой становится слишком затянутым и, наверное скушным (именно так – «Скушным»)… Да что там Скушным, он просто вязнет в сознании, а хотелось бы, чтобы будоражил оное сознание…
     Поэтому не стану я рассказывать, как бродил я по Городу квадратными кругами в поисках столь памятных мне «Пирожковых», «Пышечных» и «Котлетных» (очень хотелось есть, в смысле питаться); там где они были когда-то, появились рестораны японские и итальянские, на худой конец «Макдональдсы» и «Ростиксы». Какие бы маршруты я не выбирал они всегда выводили меня на Проспект. И как в поисках мемориальных досок, на знакомых мне зданиях, находил какие-то «Банки».
     Нет, Город сильно изменился, и изменился он не в лучшую сторону…
     Однако же фотографий я сделал немало…
    
               
     И пирожки я всё же нашел, но были они не так вкусны… Впрочем, те, что с зеленым лу-ком…
     Какую же чушь я пишу, Доктор…
          
                *     *    *

     Рано я приехал на «Академическую», очень рано, более чем за час до назначенного…
     Надоело бродить от Проспекта к Проспекту…
     Обычный спальный район, каких и у нас довольно; универмаги, кинозал, закусочные-распивочные – стандартный набор…
     Походя я размышлял: «Покупать мне цветы, чи не..?»
     Конечно было можно и не покупать; встреча наша… да нет, не деловая. А какая она, наша встреча, а Доктор? Убей бог, не могу подобрать не то что точного, а даже подходящего определения. Для чего? Посмотреть друг на друга? Для чего? Поговорить о внутренних сил-логизмах в поэзии народов Центральной Азии? Оно конечно занятно, но… Просто побродить по Городу, взявшись за руки… Вот и определил я для себя цели и задачи на ближайшие пару часов. Это если она придёт. Да нет, придёт конечно, Доктор, придёт же? Придёт, а я без цветов… Непорядок… Значится купить… Какие? Розы – тривиально, гвоздики - торжественно-траурно. Хризантемы? Лилии?
     Размышляя таким образом, подошёл я к цветочным павильонам, обильно разбросанным окрест метро.
     Видимо, серьёзность моих намерений была написана у меня на лице; продавщицы стали навязчивым образом предлагать мне свою продукцию: розы, конечно же, опять же, лилии и хризантемы… Хотел я было спешно ретироваться, так и не купив ничего, но тут коснулись моего взгляда пёстренькие такие цветочки, похожие на орхидеи оранжево-фиолетового цвета. Я даже название спросил, но тут же забыл; помню только, что на букву «А». В следующий приезд, обязательно уточню…
     Их я и купил… и время подоспело, но позвонила Она, извинилась и сообщила, что немного опоздает. И это было хорошо – опоздает, значит придёт…
     Доктор, мой Доктор, радостен я стал и светел. И не было ни страха, ни беспокойства. Испил я, Доктор, святой минеральной водицы и занял позицию на выходе из метро…
     Нет, Доктор, я не ходил из стороны в сторону, не глядел ежеминутно на часы, сиречь на дисплей телефона, не вращал головой вокруг её оси. Я стоял, обтекаемый толпой, и смотрел в ту сторону, откуда, по моему сугубому мнению, должна была появиться она… Я не прижимал букет к груди, как некое сокровище, я держал его в правой руке, бутонами по направлению к асфальту. Так держат банный веник… Лукавая улыбка блуждала у меня на губах… Я нравлюсь тебе, Доктор?
     Стоял я довольно долго, но разве время имеет значение.
     Как выяснилось позднее, пока я стоял, она за мной наблюдала, размышляя – подойти, не подойти…
     Толпа, а народу для двадцати одного часа действительно было многовато, обтекала меня, как воды ручья обтекают большой камень-валун, глубоко вросший в землю. Обтекала, не касаясь.  Этакая серая, безформенная (именно «без») и безликая масса. Я подумал тогда, что вот еще один Город моей бескрайней Родины в котором часть народонаселения напрочь ут-ратила лица…Так, констатировал без сожаления…
     И только я это подумал, как с запада, в лучах заходящего солнца, впрочем, солнце и не думало заходить – «белые ночи» всё-таки. Так вот, в лучах ярко-красного солнца, ко мне приближалась Она, Доктор, я знал – это она… На ней были синие джинсы и белоснежная блузка, волосы сияли медью, а глаза, Доктор, у неё были чудесные глаза, зелёные и бездон-ные… Правда, о том, что они зелёные, я узнал несколько позже…
     Как пишут в хороших книгах, «на какое-то мгновение он (т.е. Я) потерял дар речи», однако, не надолго.
     Я, легко и без подобострастия протянул ей цветы и произнёс:
     - А вот такой я в действительности, соврал только насчёт карлика….
     - А я вот такая, - сказала она и это был тот голос, который я любил; в «отрыве» от телефона он был ещё чудесней или как теперь говорят «эротичней», что, в сущности, - синонимы…

     Здесь начинаются разброд и шатания, сумбур, смятение, затмение, помороки и прочие ограничения умственных способностей личности. Какую преле-стную чушь я нёс, Доктор, жаль, что не помню какую. У неё оказался неподалёку автомобиль, миленькая такая «Лада Калина». Мне твой смех не понятен,

Доктор?  Очень удобная машинка, только разгоняется медленно… С какого-то перепугу мне срочно по-надобилось «сфоткать» Смольный монастырь в лучах заходящего солнца и мы долго искали дорогу к нему и даже не дорогу, а направление движения. Карта по-могала плохо, но мы упрямо и напряжённо двигались к цели и когда наконец продвинулись, выяснилось, что парковка в районе Смольного запрещена. Долго искали мы место вероятного приземления, нашли тихий переулок, но не менее чем в полутора километрах от цели. Оставили машинку и двинулись к цели взявшись за руки. Сбылась мечта идиота, как сказал товарищ Бендер…
     Сделал я несколько снимков, которые в позднем рассмотрении оказались неудачными. Потом я поехал провожать её домой на её же машине и мы заплутали в районе Советских улиц, долго сверялись с картой, по очереди теребя её дрожащими руками.
     Вот тут я изловчился, извернулся и поцеловал её крепко в губы. Нашло на меня, Доктор. И она отве-тила на поцелуй своими мягкими губами.
     Ты представляешь, Доктор…
     Ну, и опять сумбур, затмение и прочие неприят-ности…
     Приехали к её дому… к ней нельзя, там муж, но-минально бывший, но из плоти и крови…    
         
     - Пока, - это пожалуй всё, что я мог сказать, вразумительно, более-менее...
     - Ты куда, теперь? – Спросила она и я ощутил между нами некоторую недоговорённость.
     - На вокзал. – Я даже не ответил, я пробормотал.
     - Тут, так, - если бы у неё был в руке носовой платок, она бы его теребила, - у меня ключ от салона, ты можешь там переночевать, утром я тебя выпущу…
     Тут я вспомнил, что она работает стилистом в салоне «Сакура» и уборщицей там же, по совместительству…
     Замечательное предложение, и я не смог от него отказаться.
     Мы вошли, я тщательно осмотрел помещение, потому как если входишь куда-то, нужно знать, как ты оттуда выйдешь. Нормальное помещение, не хуже и не лучше, вот только спать можно было либо на стуле, либо на маленьком дерматиновом диванчике, стоящем при входе, предназначенном для клиентов, ожидающих своей очереди.
     Я выбрал диванчик. Сел на него, попрыгал, чтобы проверить жесткость, заметьте – не мягкость; сносно… Всё лучше, чем на вокзале…
     Как то неловко она засобиралась домой…
     Я, негодяй, предложил, ещё посидеть, поболтать о том, о сём.
     Она хотела присесть на диванчик с краю, но диванчик был настолько мал, что для двух человек у него не было середины, если с одного края размещался я, а с другого она, мы сидели очень близко друг к другу.
     Отчего-то мы разговаривать не стали, а тут же принялись целоваться, причем не понятно, кто же начал первый, похоже, что оба… Поцелуй был длинным, губы её отвечали мне и были они мягкими и нежными…
     Потом, Доктор, ты и представить себе не можешь, мы как по команде принялись скидывать с себя одежды. Какой это был конфуз, Доктор… Пуговицы не расстёгивались, футболки скатывались в жёсткий валик на спине и не желали сниматься, и прочая, прочая, прочая…
     То, что произошло, когда нам всё же удалось разоблачиться, описанию не поддаётся, Доктор; чудесно, волшебно, сказочно – это только слабые, ничтожные эпитеты…
     Мы расстались в четыре утра, она обещала прийти за мной в девять, а в десять должны были прибыть мои товарищи, и прибытие это стало мне ненавистно…
     Заснуть мне так и не удалось; сказались слишком сильные впечатления, и слишком малая длина диванчика…
     Она пришла в девять, мы целовались и только, она буквально выгнала меня, сказав, что ждёт меня вечером. Забыл, ночью я почти сразу сказал, что люблю её и это не было правдой…
     Душа моя ликовала, я летел к месту встречи, на Фонтанку, к мосту на Московском про-спекте…


     Прилетел я вовремя, и, как выяснилось, напрасно. Час с небольшим бродил я в зоне ви-димости места встречи. Дождичек моросил, ветрило нешуточный задувал, а на мне лёгкая
курточка, а со мной никакого зонта… Даже не стану описывать насколько я продрог. Только одно небольшое происшествие повеселило меня. Стоял я на одной стороне моста, а мимо проходила пара, казалось бы ничем не примечательная – женщина и мужчина. Мало ли женщин и мужчин проходит по мосту ежедневно. Это конечно так, но в мужчине легко уз-навался популярный актёр из сериала про ментов. Был он пьян до изумления. Женщина тянула его за рукав, приговаривая: «Ну Лёша, ну быстрее, нас люди ждут, мы и так опаздываем». Упирающийся Лёша поднял правую руку вверх, резко опустил и произнёс: «А и хер с ними…», - и продолжал упираться.
     На этой весёлой нотке прозвонил телефон и приятели мои сообщили, что опаздывают ещё на два часа, пробки мол…
     «Кайф, класс и прочие удовольствия, - подумал или даже произнёс я, и отправился искать какое-нибудь прибежище, кафе что ли.
     Нашел конечно же. Слава богу в Городе с этим просто, посидел, даже съел что-то, выпить очень хотелось, но было нельзя и час назначенный явился к мосту, а зря, потому-как, до по-явления этих подлючих харь прошёл ещё час, и при встрече они даже не извинились, а ос-ведомились о том, снял я им гостиницу… О человеки, нет предела вашей скотскости…
      Поехали искать гостиницу. На Московском вокзале нашли посредника, который и привёл нас к ней, гостинице… расселились… я в этой затее не участвовал, решил, что и в салоне перекантуюсь три ночи… Мишакин тоже отказался, сказав, что он человек «походный» и ему неплохо будет в машине. На том и порешили.
     Пора было выходить в Город. 
     И началось… один хотел «Аврору», другой – Петропавловку, третий – Дворцовую площадь... Конечно можно было успеть увидеть всё, но коротко, только вот незадача, каждый настаивал на первенстве своего объекта и уступать другому не собирался…
     Пришлось вмешаться, иначе это не кончилось бы никогда:
     - Парни, - как пишут в романах, сказал я тоном не терпящим возражений, - мы все без споров, идём в Исаакиевский собор, на смотровую площадку. Оттуда вы увидите и «Аврору», и Петропавловку, а уж Дворцовую площадь – обязательно. Возражений не принимаю»
     А они и не возражали…
     Ой, как скушно мне всё это описывать… Были мы на Исаакии – публика в восторге… дошли до Медного всадника и началось… У одного заболели ноги и вообще, он устал… второй заявил, что он хочет жрать… и только Мишакин держался молодцом и был готов идти куда угодно…
     Нет, не стану я всё это описывать… Скучно мне, Доктор, скучно…
     И ночи не стану я описывать… нет таких слов…
     Сколь тягостны были дни мои, столь чудны были ночи мои…
     А потом я, т.е. мы уехали…
     Она не смогла проводить меня…
 
     После я приезжал ещё три раза, а потом мы расстались…