Рассказики с политическим отклонениями

РАССКАЗИКИ -2
/с политическими отклонениями/

КЛИЗМА

В мире сплошные катаклизмы. Всё падает, рушится, переворачивается, сталкивается, взрывается, идёт ко дну, осыпается, вырубается с корнем, стреляют не глядя, убивают не спрашивая, с мёртвыми носятся, как с живыми, с живыми обращаются, как с мёртвыми , угрожают, насилуют, травят и стравливают, обещая выжившим льготные путёвки на тот свет, а кому не достанутся, отправят насильно, потому что язык силы — единственный, не требующий перевода.

Короче, всё вверх тормашками и вниз головой.
Кто куда, а я — к Богу.
– Господи, – спрашиваю, – за что ты нас так?
 – А как я вас? – удивляется.
 Перечислил ему наши невзгоды, а Он ни малейшего к печали повода не обнаружил.
–Это, – смеётся, – я вам клизму вставляю.
 – Зачем?
– Прочищаю общественный организм, чтобы лучше работал.
 Богу, конечно, виднее. 

МУДАКИ

– Алло, Василий! У тебя телевизор в рабочем состоянии? Почему? Не  хочешь расстраиваться? Понятно. Но ты, Вася, не прав. Всегда любопытно узнать, каков градус общественного мнения.  Народ, Вася, здесь не причём. Народ безмолвствует. А вот общественность волнуется. Мудит. Одним словом, мудачьё. Только что группа захвата общественного мнения битый час толковала, почему  таких, как мы с тобой, не следует подпускать к власти. Не потому, что мы такие плохие, а власть такая хорошая, а потому,что  у них имеются точные сведения, что ты и я… Да не «чтоты», а что ты. И сведения не сточные, а точные. И не мудрецы, а мудаки. Откуда я взял это слово? На свалке подобрал. Передаю по буквам: мутанты, узурпаторы, дармоеды, аллилуйщики, крутые, истеблишмент… Му-да-ки! А ты, Вася, похоже, совсем пал духом. Что из того, что банда. А мы свою соберём. Неизвестно,  чья будет похлеще. Не веришь в силу справедливости и предлагаешь сдаться на милость победителей? А какая нам от этого выгода? Войдём в правительство народного доверия? Ну, Вася, / восхищённо/ ты мудак!   

КУДА РУЛЬ ДЕРЖИМ?

Казалось бы, страна в разрухе. Скоро птицы налету будут падать. Население в состоянии интенсивного бегства: в подсознание, за границу, на тот свет… А желающих управлять страной не убывает.
 Интересуюсь у наиболее оголтелых: «Как же так, господа, чем управлять собираетесь? Никак могильными обелисками»? А они глядят на меня, прищурившись, будто им известно такое, что неведомо остальным. Значит, рассуждаю, не всё потеряно и для умного отыщется, чем поживиться, будь то на кладбище добрых намерений или на свалке использованных идей.

ИЗВИНИТЕ! ПОЖАЛУЙСТА!

– Пожалуйста, без глупостей!
 – Это в каком, извините, смысле?
 – Пожалуйста, не притворяйтесь ни дурачком, ни умником.

 – Это, извините, намёк  или хамство?
 – Выбирайте, пожалуйста, что вам по душе или по вкусу. Но помните, что мы с вами не те ягоды, которые собирают на одной поляне. 
– Нет уж, извините, я не позволю вам обобщать! 
– Скажите, пожалуйста, какие мы особенные! Тоже культя личности выискался. 
– Извините, но переходить на личность моей культи не позволяю даже жене. 
– Жене, пожалуйста, не позволяйте. А мне ваше непозволение до того самого места, от которого всё отскакивает. Но развешивать на моём поломанном заборе физиономию вашего кандидата не позволю даже избирательной комиссии в полном составе. 
– Если вы проголосуете за него, он починит вам забор.
 – Сначала пусть починит.
 – Хорошо, он пришлёт маляров, чтобы покрасили. Можно вешать портрет? 
– Не прежде, чем высохнет краска.
 – Тогда извините.
 – Пожалуйста.
 Когда ушли, удивился сам себе. С чего это я взбеленился? Надо было повесить их всех на моём развалившемся заборе. От каждого из них толку ничуть. Но все вместе может  на что-то и пригодятся.
 
ПЕССИМЕСТИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ

Кончайте молоть чепуху, а умного — от вас никто не требует. Сказав то, что не думали, вы, тем самым, подумали о том, чего не сказали. А не сказали вы столько, что хватило бы не на одну тысячу ночей, жаль только, что любителей слушать поубавилось. Не каждому по вкусу современные сказки, в которых  ловкий Иванушка-дурачок бесславно гибнет в схватке с Кащеем Бессмертным, новым олицетворением государства.

Выживают те, кто боится. Не то, чтобы им легче, чем другим, но надёжнее радоваться тому, о чём не догадываешься, чем притворяться, будто всё понимаешь. Ведь привычная житейская философия — не речь с кафедры, а твёрдый предмет, которым больно бьют по голове, когда под рукой — чужая.

Когда-то трудно было жить, зато теперь выжить всё равно, что взять рекордную высоту, когда планка в одном месте, шест – в другом, а ноги — в третьем. Надо ли удивляться, что из заваленных трупами горячих точек доносятся стоны тех, кто продал всё имущество, включая родных и друзей, а денег на билет всё равно не хватает.

И мафия на земле, как Господь на небе, только в помощь, потому что переловленная, она бы куда как хуже отразилась на нашей жизни, а так отказ «крестного папы» заниматься вашими проблемами означает, что вам не остаётся иного выхода, как совершить поворот «все вдруг» в  надежде, что на небесах не откажут в скромной жилплощади человеку без определённого места жительства. По этой причине наведывается часто-густо крамольная мыслишка: к чему это всё, кому и зачем? То есть, как будто ничего, всё путём, ни нашим взять, ни вашим дать, или, напротив, всем сестрам по серьгам, но, в сущности, если разобраться, никогда ещё не было так плохо, даже в скорбные времена всевластия покойников и привидений.

Иные скажут: опять пессимисты воду мутят! На что я такому жизнерадостному воробышку отвечу: «Кто мутит, в этом разобраться ещё предстоит, уж на что я и так и этак  пробовал, а утехи, словно в прореху утекают. Тут пессимистичничай или нет, а очевидность на физиономии, как фурункул на месте, ей прямо противоположном, но не противопоказанном. И речи я свои веду к тому, что ежели мы хотим хоть что-то изменить в нашей жизни, то следует не вопрошать, что, где и когда, а смело брать быка за рога, а, при надобности, и за более чувствительное место, и тогда, таким, как я, закупоренным пессимистам, не останется пространства для отрицания, как нет его теперь у нас для веры в будущее. Как бы там ни было, а об успехах судят не по якобы  сделанному, а потому, какое настроение у пессимистов.
Борис  Иоселевич