Демонетаризация финансов

          
В  СИСТЕМЕ  ПОКАЗАТЕЛЕЙ“КАЗАРМЕННОЙ ЭКОНОМИКИ”
Как известно, марксизм-ленинизм, выступавший под вывеской науки, но не отвечавший её     элементарным требованиям, представлял собой на деле сложный и противоречивый конггломерат  философских, утопических и квазирелигиозных постулатов, да еще непрерывно менявшихся в соответствии с менявшейся обстановкой. Если попытаться свести его суть к минимуму качественных показателей, то выделяются по значению три из них:
-  Дестратификация общества (построение социально однородного, бесклассового общества).
-  Демаркетизация экономики (замена рынка плановым распределением благ “по труду” и в идеале - “по потребности”).
-  Демонетаризация финансов (замена собственно денег квитанциями учета и контроля потребления). Горький опыт Х1Х-ХХ вв. показал, что все три постулата сугубо утопичны, т.е. в принципе несбыточны. Да, на какое-то время их можно претворить в жизнь, переведя в разряд так называемых реализованных утопий (“сказки, сделанной былью”), но это всегда сопряжено c тяжелейшими негатив-ными последствиями для общества и всегда раньше или позже обречено на неизбежное крушение. “Однородного общества” в принципе не бывает. Чтобы не говорить о муравьях или пчелах, с их спецификой, напомним, что любая собачья или обезьянья стая, а также очень похожая на неё детская, подростковая, молодежная, взрослая компания, вообще любой коллектив млекопитающихся, всегда и всюду делится ровно на пять страт: вожак, его привилегированное окружение, “середняки”,  в чем-то ущербные и потому дискриминируемые особи, наконец, тотально попираемые и унижаемые изгои. Точно так же, всякое человеческое общество, начиная с первобытного любой степени дикости или древнеарийского с его кшатриями, браминами, вайшьями, шудрами, париями и кончая любым совре-менным - от  сверхблагополучной Швеции или Швейцарии до свернеблагополучных Афганистана или России -  всегда и всюду делится на высший, высшесредний, средний, низшесредний и низший классы.
Высший класс - это всегда и всюду кучка отъявленных негодяев (не более 1-2%  населения), захвативших львиную долю национального богатства и всю фактическую власть средствами, очень  далекими от позитивных категорий морали и права.А уж как он называется:аристократия,номенклатура   или “новые русские” - не имеет значения.
Высшесредний класс - это прихлебатели, сытно питающиеся объедками с барского стола олигархов-магнатов. Он  многочисленнее, но тоже всегда и всюду измеряется считанными процентами.
А на противоположном полюсе - бедняки низшесреднего класса, едва сводящие концы с концами по части питания, одежды, жилища, и нищие низшего класса, “дна общества”, живущие впроголодь, в лохмотьях, в хижинах или трущобах.
Между ними - средний класс людей “среднего достатка” или со “средней зарплатой”.
Вся разница между “благополучным” или “неблагополучным” обществом - в том, что в первом удельный вес бедняков и нищих более или менее сопоставим с удельным весом богачей и сверх-богачей,  т.е. измеряется считанными процентами, а подавляющее большинство населения составляет средний класс, в пределах которого более состоятельная семья максимум вдвое-втрое богаче менее состоятельной. Это и есть, говоря словами поэта, “разные прочие шведы”. С другой стороны, во втором бедняков, как в России, может набраться до половины и более населения, а нищих - до трети и более, тогда как средний класс может  “съежиться” до узкой прослойки меж состоятельными и бедствующими, причем разрыв в уровне жизни уже не в два-три, а в двадцать-тридцать раз. Правда, сюда необходимо ввести поправки на “теневую экономику”, сопоставимую по масштабам, как в России, с “нетеневой”. Поэтому  в России,скажем,нищий на паперти может быть по уровню жизни причислен к высшесреднему классу, тогда как формально “высшесредний” университетский профессор может  оказаться на деле “низшесредним” бедняком.
Так вот,история учит нас,что всякая попытка ликвидировать эту отвратительную стратификацию всегда и везде кончается лишь перетасовкой сих гнусных карт, причем наверх всегда всплывает лишь то, чему положено всплывать в природе при аналогичных обстоятельствах. Это, разумеется, отнюдь не означает, что со стратификационными мерзостями надо мириться, как с чем-то Богом данным. Нет, их можно и должно изживать, целенаправленно оптимизируя социальную структуру общества. Но каждый раз - заранее взвешивая ожидаемые и желаемые последствия преобразований, чтобы масштабы бедствий не превысили масштабов благодеяний.  Каким конкретно образом - это особая тема, выходящая за рамки настоящего доклада.
          Примерно так  же обстоит дело с демаркетизацией экономики. Перефразируя известный афоризм Черчилля о демократии, можно сказать, что рынок - самое плохое, что придумано человечеством, но все остальное - еще хуже. Можно сколько угодно перечислять минусы любого рынка. Но факт остается фактом: там, где рынок, со всеми его минусами, - там благополучные США, ФРГ, Южная Корея, Коста-Рика; там, где самый эффективный Госплан с самым рациональным “потребительским бюджетом” - там неблагополучные СССР, ГДР, КНДР, Куба. Да, рынок можно закрыть в одночасье, чем в России с потрясающим успехом практически каждодневно занимаются с 1918 по 2000 год включительно. Но на его месте в ту же секунду немедленно возникает “черный рынок”, удесятеряюший минусы рынка обычного. А главное - переход от “рынка” к “казарме” (в смысле способа распределения благ) сразу же ведет к соответствующему уродованию социальных отношений, к тотальной деморализации общества и конечному краху при столкновении с “рынком”. Что красноречиво продемонстрировала Третья мировая война 1946-1989 гг., вошедшая в историю под псевдонимом “Холодной”. Все это также не снимает с повестки дня вопрос о “социальной ориентированности рынка”, равно актуальный и в США , и в России.
И точно так же обстоит дело с демонетаризацией финансов. Вряд ли стоит напоминать, что  деньги - всего лишь рыночный товар, только специфический. В принципе такой же, как наивысшая ценность советского общества - квартира или как подлинная российская валюта, покрепче и пораспро-страненнее всяких долларов -  проклятая поллитра.Что“много денег” невозможно заработать, поскольку благосостояние члена общества определяется не его трудолюбием, а его статусом в структуре общества, которое не может допустить, чтобы все поголовно стали миллионерами, как бы кто ни трудился. Общеизвестно, что существует множество способов “упорядочить доходы” таким образом, чтобы вышеприведенная классовая раскладка соблюдалась неукоснительно. Конечно, при прочих равных условиях, крыловский муравей будет жить несколько лучше, чем крыловская же стрекоза. Но и муравью, и стрекозе всегда будет далеко до крыловского волка - того самого  “сильного”, у которого “всегда бессильный виноват”. Не секрет, что большие состояния всегда составляются только двумя путями: либо преступлением, либо “лазейкой” в законодательстве (особенно налоговом). А уж потом передаются по наследству, содействуя образованию династий миллионеров.
Ну, что хорошего в таком гнусном “товаре”? Поэтому невозможно отнестись без симпатии к давним мечтаниям лучших умов человечества покончить с таким безобразием. Только вот как? Квартиру ведь тоже пробовали сделать даровой, и мы прекрасно знаем, что из этого получилось. В принципе можно сделать даровыми если не поллитру, то хотя бы стакан. Но не надо быть футурологом, чтобы предвидеть кошмарные последствия подобного шага.А ведь мы только что не без оснований приравня-ли поллитру к рублю и доллару в качестве валюты.
Не хотелось бы напоминать и о том, что мы доживаем последние секунды эпохи привычных, бумажных денег. Дело в том, что те по многим статьям не выдерживают  конкуренции с электронными. Примерно так  же, как двести лет назад золото, серебро и медь не выдержали конкуренции с бумагой - сначала в виде ассигнаций, затем в виде чеков и сберкнижек, наконец, в виде пластиковых карт. Все это быстро отходит в прошлое перед образом банкомата, в общении с которым никаких бумаг больше не нужно. Правда, пока не совсем ясно, как совместить банкомат и бакшиш, без которого азиатские цивилизации - включая евразийскую, африканскую и латиноамериканскую - перестают быть азиатчиной. Но не надо отчаиваться - мы, конечно же, в конце-концов что- нибудь придумаем ...
Зато нельзя не напомнить о том, что не успели электронные деньги начать триумфальное вторжение в нашу жизнь, как обнаружилась опасность финансовой катастрофы, несоизмеримой с катастрофами времен металлических и бумажных денег.
Лет пятьсот назад можно было захватывать сколько угодно испанских галеонов с золотом, но гибель испанской сверхдержаве того времени грозила совсем с другой стороны. Лет сто назад можно было обчистить самый крупный банк страны, но и это было для неё не смертельно. Лет пятьдесят и даже лет десять назад искусной биржевой игрой можно было вызвать панику на бирже и серьезно осложнить состояние экономики целой страны - но тоже не смертельно для неё. И только 1998 год открыл зияющую пропасть: шайка хорошо подготовленных хакеров вполне в состоянии торпедировать и пустить ко дну экономику любой державы мира. Теперь, подобно Алисе в Зазеркалье, придется очень быстро бежать, просто чтобы “оставаться на месте”. То-есть, придется разрабатывать сложнейшие стратегии и технологии, чтобы не проснуться и не узнать, что с твоими банковскими счетами поступили, как Гайдар со сбережениями своих соотечественников в 1992 году.
С учетом всего вышесказанного, стабильность существующей финансовой системы - как в мире вообще, так и в нашей злосчастной стране в частности -  представляется не само собой разумеющейся, а требующей непрерывных усилий для, так сказать, самоподдержания. В том числе более вниматель-ного рассмотрения альтернатив так называемой конвертируемой валюте.
Но сначала - немного об историческом опыте практической реализации подобного рода альтернатив в контексте упоминавшегося выше постулата о “демонетаризации финансов”.
Ленин был бы самоубийцей, если бы вздумал в конце 1917 - начале 1918 г. сохранять быстро обесценившиеся “керенки” или восстанавливать конвертируемую царскую валюту. В первом случае произошло бы то же самое, что и с советскими “дензнаками”  - полный крах финансовой системы. Во втором случае абрамовичи и березовские того времени моментально перекачали бы любое количество валюты в Швейцарию прямо через линию фронта, и крах наступил бы еще быстрее. Поэтому советское правительство правильно сделало, обратившись к инструментарию “демонетаризации финансов”. Плохо лишь, что это рассматривалось не как инструментарий, а как переходный этап к коммунизму, при котором полное исчезновение проклятых денег представлялось само собой разумеющимся. В резуль-тате “дензнаки”, явившиеся поначалу  единственной конструктивной альтернативой конвертируемой валюте, быстро превратились в своего рода “самоцель” и, не имея собственной альтернативы в  стре-мительно менявшихся обстоятельствах, вскоре стали просто мешками пустых бумажек, не имевших никакой практической ценности. Это и был полный крах финансов. Альтернатива нашлась лишь в 1924 году - после смерти Ленина - в виде полностью конвертируемой валюты, основанной на золотом и сере-бряном эквиваленте. А могла ли быть иная альтернатива? Не нэповская, в 1918 году невозможная, а качественно иная? И не в 1924 году, а шестью годами ранее? Это вопрос ретроальтернативистики - одного из разделов философии истории - которая начала разрабатываться нами применительно к российской истории в целом (см. “Философия истории”, 1998, 8; “Полигнозис”, 1999,1).
Для Сталина в 1929 г., когда он перешел от “перестройки No 1” -  “Новой экономической политики” Ленина - к новой попытке реализовать  обрисованную выше утопию казарменного социализма, тоже стало невозможным сохранение конвертируемой валюты. Особенно после подрыва сельского хозяйства по ходу авантюры с его “коллективизацией” и развязывания “Большого Террора”.  Но на сей раз это было сделано не только из-за практической необходимости, а и из принципиальных соображений:  после первой пятилетки (1928-32) советский народ должен был жить при социализме - как известно, социализм был провозглашен несколькими годами позже - а при социализме,согласно вышеупомянутому постулату  No 3, деньги обязательно должны были быть заменены “дензнаками”, дабы покончить со связанными с ними вышеописанными гнусностями. И действительно, советские деньги с тех пор стали неотличимы, скажем, от квитанции на багаж: получить чемодан можно, но оперировать квитанцией, как ценной бумагой, нельзя; тем более, что назавтра в камере хранения могли начать выдавать совсем иные квитанции, чего мы и насмотрелись в достатке, начиная с 1948 и кончая 1990 годом.
Правда, надо отдать должное сталинским финансистам. В отличие от ленинских, они изобрели-таки конструктивную альтернативу “дензнакам”.Правда,паллиативную,проблемы в целом не решающую. Речь идет о пресловутом “Торгсине” (“Торговля с иностранцами”): вы могли любые, еще не отобранные у вас ценности - в том числе каким-то чудом оказавшуюся в ваших руках строжайше запрещенную иностранную валюту: помните трагедию булгаковского управдома в “Мастере и Маргарите”? - сдать в специальный магазин и получить там чеки на покупку остродефицитных товаров, в открытой продаже не появлявшихся. Моя собственная приемная бабушка, урожденная баронесса фон Брунс, именно таким способом могла сводить концы с концами чуть ли не десять лет после смерти кормильца-мужа.
Как мы помним, “Торгсины” вовсе не исчезли после их ликвидации, Спустя какое-то время они воскресли как пресловутые “Березки”. Со сложной системой чеков сообразно качеству той или иной иностранной валюты, добытой злосчастным совком: за доллары давался один чек - “с полосой”, за тугрики - совсем другой, с существенно иной покупательной способностью, “без полосы” или “ с другой полосой”. Рядом, естественно, фунционировал “черный рынок” со своей собственной котировкой всех мыслимых чеков и валют. Словом, это была система, восторга, мягко говоря, не вызывавшая, но как-то все-таки функционировавшая сообразно обстоятельствам.
Мудрые китайцы сделали большой шаг дальше. Они вообще разделили свой юань на два подвида. Один, неконвертируемый, для покупки товаров ширпотреба в местных лавчонках. Другой, частично конвертируемый, для покупки дефицитного импорта или даже инвалюты, если она нужна для чего-нибудь, кроме складывания, как у нас, под матрас: такая операция в Китае бессмысленна, поскольку лишаешься законных процентов и обретаешь опасность пропажи, а доверие к банкам - в отличие от России - еще сохранилось. Хоть одну разновидность юаня в них складывай, хоть другую.
Опираясь на этот богатый исторический опыт, мы можем попытаться решить еще одну задачу ретроальтернативистики: попытаемся представить себе, какую финансовую политику мог бы начать вести Кремль в конце 1991-начале 1992 года, если бы тогда в его стенах оказался хоть один настоящий государственный деятель, заслуживающий этого названия.
На наш взгляд, такой деятель прежде всего настоял бы на предании публичной анафеме финансовой политики конца 80-х годов (приснопамятные “павловские реформы”). С публичным извине-нием за глупость и хищничество правительственных жуликов и мошенников, превративших финансы страны в разновидность операций банды наперсточников на рынке. И с торжественной клятвой впредь за такие художества четвертовать любого министра финансов или банкира прямо на лобном месте подле Василия Блаженного. С единственной целью: сохранить хотя бы остатки доверия народа к финансовым госучреждениям. Как мы помним, сделано было нечто противоположное. С соответствую-щими последствиями. И Павлов оказался жалким шалуном по сравнению со злодеями после него.
Кроме того, такой деятель, конечно же, не допустил бы ограбления собственного народа, выступая фактически “агентом влияния” сил, прямо заинтересованных в ослаблении державы, только что потерпевшей поражение и капитулировавшей после проигранной “Холодной войны”.  Разумеется,  он не имел  возможности выплачивать деньги по вкладам, так как в условиях того времени это привело бы к ажиотажу, километровым очередям и, возможно, социальному взрыву. Но он вполне мог бы “заморозить” вклады и выдавать по ним ограниченные суммы денег при чрезвычайных, заранее четко оговоренных обстоятельствах: рождение ребенка, болезнь, похороны и т.п. По сути, это была бы своего рода “параллельная валюта” - одна из деталей инструментария “демонетаризации финансов”. Но. как временная мера до стабилизации положения, такая система представляется вполне оправданной.
Далее, такой деятель, конечно же, ни за что не “отпустил” бы цены, оставив “связанными” доходы. То-есть, с пустыми магазинными полками надо было как-то кончать. Но разве обязательно заполняя их недосягаемыми для большинства потребителей импортными товарами, которые тут же подавляют отечественных производителей и заставляют миллионы теряющих зарплату семей спасаться от голода на своих “шести сотках”? Разве нельзя было ввести еще одну аварийную “валюту” в виде талонов на питание и одежду, в виде “зачетов” за жилье и разные бытовые услуги? Все это все равно пришлось вводить для десятков миллионов семей, но намного позже и в таком диком бес-системье, что эффективность при одинаковых затратах падала на порядок. Мы уже не говорим здесь о категорической необходимости во что бы то ни стало сохранить кадровой потенциал страны путем конструктивной конверсии ВПК, составлявшем львиную долю советской экономики. Для решения этой задачи требовалось соответствующее финансовое обеспечение, ни в существующие рубли, ни в доллары не укладывающееся.
Наконец, такой деятель должен был найти решение проблемы конвертируемости отечественной валюты, исключающее как чудовищную цену за каждую зеленую бумажку с изображением разных чуждых нам президентов, так и в особенности вывоз таких бумажек  в астрономических масштабах на тайные счета в зарубежных банках, что изначально напрочь подрывает любые попытки восстановления подорванной российской экономики.  Последняя задача решается элементарным контролем за финансовыми потоками, с крайне неприятными оргвыводами для нарушителей финансовой дисциплины  А первая - созданием сиcтемы государственных ценных бумаг (не путать с “пирамидами ГКО”!), т.е. еще одной “параллельной валюты”, которая делает излишней покупку долларов для складывания их под матрас. Правда, для этого нужна еще одна малость: доверие. Поэтому, помимо помянутых выше извинений и клятв, возможно, пришлось бы обратиться к какому-нибудь консорциуму иностранных банков, чтобы тот за принятую в таких случаях мзду сыграл роль нашей опозорившейся сберкассы. При любых масштабах такой мзды, не выходящей за рамки общепринятых прецедентов, это все же было бы намного дешевле нашей чудовищной дани победителю в “Холодной войне”.
Сегодня, спустя восемь лет, проводить в жизнь подобного рода мероприятия намного сложнее и труднее. Но и сегодня, по нашему мнению, остается актуальным вопрос: есть ли реальная и достаточно конструктивная альтернатива утечке за рубеж ежемесячно миллиардов краденых долларов, покупке долларов и марок за фантастически высокую цену с единственной целью - спрятать их под матрас “на черный день”,  многомесячной задержке зарплаты и простаиванию производственных мощностей из-за отсутствия должного финансового обеспечения соответствующих экономических процессов?
Представляется, что при поисках ответа на поставленный вопрос совсем нелишним может стать обращение к конструктивным элементам инструментария “демонетаризации финансов”.
При всей утопичности и порочности этого постулата “казарменной экономики” в целом.