Свидание во сне

Рассказ не закончен.

1

Этим вечером дождливая погода навеяла тоску о прошлом и непоколебимое желание вернуть былое. В ответ на это, мое сознание, в чью функцию входит борьба с информационными раздражениями, пыталось побороть столь ненавистные мне ощущения. В силу ни так давно совершенных поступков, события ретроспектив медленно гнили в моей голове, травя своим зловонием разум и, как следствие, поведение.

Всякий раз, пытаясь забыться, и прибегнув к самому простому способу – бутылке, то, что Фрейд называл «бредовыми идеями», овладевало мной и тянуло на подвиги.

Алкогольное опьянение началась благодаря самому очевидному поводу – пятнице. Неделя была тяжелая: что ни день, то контрольная, что ни вечер, то подготовка. Пару контрольных работ я с успехом завалил. Как обстояли дела с другими - не знаю. Наверняка либо придется переписывать, либо получать задрипаный трояк. Хотя, если честно, напился в тот день я совсем не из-за того, что ощущал себя последним идиотом не способным справиться с, как уверяют преподы  « элементарными задачами и простецкой теорией» и не из-за того, что один из них демонстративно высмеял меня перед группой, поскольку я перепутал в схеме гармонического асцилятора колебательные уровни с вращательными подуровнями. Дело было в другом. Сильный гнет воспоминаний и суровый укор совести никак не могли оставить меня в покое. Что ж, мое «Сверх – Я», получилось на славу. Ведь согласно мировосприятию величайшего психоаналитика, именно оно, образовавшееся в результате разрушения Эдипова комплекса, отвечает за наличие совести и неосознанного чувства вины.

- «Мдээ», – подумал я, - «дедушка Фрейд в могиле переворачивается от моих умозаключений».
Эта мысль слегка меня развеяла и просветлила пьяную и забитую всяким хламом голову.
Сидя в вагоне метро, и слушая гроулинг Кори Тейлора, который без устали вторил, что «People=shit», мне вспомнилось, что произошло со мной несколько часов назад и продолжается до сих пор.

Ко мне зашел друг и предложил в честь пятницы «посинячить». Он постучался, когда я лежал на кровати и обдумывал сюжет своего очередного рассказа. Получалось плохо. В голове не вертелось ни одной фразы, воображение не работало, интриги не плелись, поэтому приход Сереги был как нельзя кстати. Алкоголь раскрепощает подсознание, которое отвечает за творческий процесс.

Выпив с ним пол-литра водки, отполировав его двумя бутылками пива на каждого, параллельно смотря какой-то дурацкий фильм, в котором в одной из сцен я увидел мастурбирующую собаку, мы начали разговор по душам. Я рассказал, что хочу поговорить со своей бывшей, или хотя бы извиниться. В последнем разговоре я во многом был не прав и вспыльчив.
- Конечно, езжай – подытожил Серега.

- Я же пьяный! Она не захочет со мной разговаривать!
После размышления на этот счет Серега сказал:
- Захочет! А если нет, то выбрасывай ее из головы!
Мысль была дельной. Пора было что-то делать, либо возвращать, либо забывать. Надеясь на снисхождение, я решил попробовать первое.
 
Я вернулся к себе в комнату. За окном был августовский вечер и моросящий дождь. Одевшись по-рокерски (потертые джинсы, косуха и черные кеды), я вышел на улицу и пошел к метро, по пути представляя, как пройдет наша встреча.

Электричка метрополитена мчала меня на противоположный конец города. После холодного вечернего воздуха я немного протрезвел, и первые похмельные симптомы начали давать о себе знать. Сушняк и головная боль были частыми явлениями для меня. Жалко, что не купил воды. С ее помощью можно было бы хоть как-то побороть перегар.
Музыка в наушниках навеивала на меня разные мысли и ассоциации, в том числе и визуальные. Чем я люблю метро, несмотря на разные часы пик и бесконечные давки, так это за такие минуты как это было бы ни странно спокойного уединения, в каком-то смысле мысленной сатисфакции.

Я открыл глаза, когда подъехал к станции, на которой надо было сделать пересадку.
«Чуть не проспал», - подумал я, - «повезло».
Прошло еще двадцать минут, и я был на месте. Выйдя из подземки, я оказался под ливнем и  подумал, что было бы лучше сначала позвонить и предупредить о приезде. Но я об этом не подумал, и теперь мне не оставалось ничего, кроме как обругать самого себя за такую оплошность.
Я отправился прямиком  по нужному адресу. По пути успел прилично вымокнуть - волосы можно было выжимать.

Подойдя к домофону, я набрал номер квартиры и стал ждать ответа. Через некоторое время послышалось:
- Кто там?
Ответили так неожиданно, что на мою, страдающую похмельем голову, пришел самый очевидный ответ:
- Я!
- Вы к кому? Вы знаете, сколько сейчас время?
- Знаю, - автоматически сказал я, поняв, что соврал. Я ведь даже не помнил, во сколько выехал из общаги.
- Так к кому Вы?
- К Лене! Можно?
- Лена здесь не живет?
На мгновенье я смутился.
- Это улица Кржижановского, дом 18, квартира 103?
- Да, Она и Ольга съехали, ни так давно. Ничем не могу Вам помочь.
- Но…

Меня не дослушали и повесили трубку. Минуту я стоял в раздумьях, потом вспомнив все детали диалога, посмотрел на часы. Времени было тридцать пять минут первого. Сначала, я решил, что у меня неполадки с часами, вернувшись к метрополитену и уткнувшись носом в закрытые двери, оказалось, что с ними у меня все в полном порядке.
Получается, что я заснул в метро и два раза доехал до конечной станции, сначала в одну, затем в другую сторону, каждая длинной примерно в пятьдесят мину, не учитывая времени, пока электропоезд стоял в депо, ожидая, пока машинист перейдет в противоположный вагон, чтобы вести поезд в обратном направлении.
- Кажется, у меня небольшая проблемка.
Я оказался в другом конце города, без денег, под ливневым дождем, полупьяный, промокший и совершенно не знающий что делать.

2

Какое-то время я стоял под козырьком подъезда, теша себя надеждой, что шквальный ливень пойдет со мной на компромисс, и если полностью не прекратиться, то хотя бы сбавит темп. Однако мои желания не торопились сбываться, и дождь не терял присущую ему стихийно разрушительную силу.

Мощный поток ветра пытался повалить деревья во дворе дома, но они, не желая сдаваться, пытались как можно уверенней стоять, вонзившись корнями в землю. Я сел на лавочку близ подъезда, но в таком положении капли воды падали на плечи моей кожаной куртки. Пришлось встать и подойти поближе к двери подъезда.

- «Вот это климат, блин, - подумал я, - как будто на экваторе».
Такая погода в конце лета объяснялась большим количеством испаренной воды и контактом летних - прогретых воздушных масс с более холодными – осенними. Потому и дождь лил, как из ведра, да и ветер был такой, что в городе объявили чрезвычайное положение, о чем я вспомнил только сейчас. Теперь уже вставал вопрос о смерти. Согласно статистике, на следующий день после таких заявлений население города сокращается на одного, два человека. Вероятность, конечно, ничтожная, но, тем не менее, она есть.

Спустя минут двадцать, я понял, что не могу больше стоять и ничего не делать. Дело было не в том, что я боялся замерзнуть и тем более не в том, что меня может прибить снесенным деревом или внешнем жестяным подоконником. Просто не хотелось стоять возле ее дома. Все эти воспоминания и впечатления, полученные от не столь давних отношений, сейчас вовсе не радовали, а наоборот заставляли грустить. «Нет ничего грустнее, чем в моменты радости вспоминать о печали», написал когда-то Данте Алигьери в своей «Божественной комедии». Конечно, он имел в виду не то, что происходит сейчас со мной. Но, сейчас, стоя возле подъезда своей бывшей и вспоминая все те моменты радости, мне становилось чертовски гадко и противно, из-за осознания, что все то, что было, не имеет продолжения.

Неподалеку от моего местонахождения располагался всем известный «Битцевский парк», в котором я всегда мечтал побывать, но в силу различных обстоятельств этого сделать не получалось. Я прикинул, что если отправлюсь туда, то шансы расстаться с жизнь многократно увеличатся. Поэтому я и произнес вслух:
- А почему бы и нет?

3.

Не прошло и десяти минут, как я был на месте. По пути я вымок до нитки. Дождь умудрился забраться под косуху, из-за чего мой свитер полностью промок и сумел сделать влажной футболку. Джинсы были «хоть выжимай», кеды наглотались воды по саму щиколотку и мокрые носки, контактируя с давно не сушенной старой подошвой, издавали хлюпы сродни чавканьям. Про голову и говорить не стоит. Найти на ней хоть один сухой волос, бровинку или ресницу было невозможно, оттого, будучи мокрой, челка упала на лицо, полностью его закрыв. Короче, выглядел я, как самый натуральный панк времен Сида и Ненси. Такие личности – это дело вкуса. Мне такой вкус в общем-то по душе.

Естественно, в парке не было народа. Все их как ветром сдуло, уж не знаю, то ли в прямом, то ли в переносном смысле, хотя, как мне кажется, это один из немногих случаев, когда переносный смысл перетекает в прямой.  Но это было не важно. Тогда было важно, что парковые асфальтовые дорожки были усеяны лужами, из черного неба продолжал идти, как мне показалось, постепенно утихающий дождь, многочисленные деревья упорно стояли, не давая ветру сломить их и то, что мой хронический тонзиллит начинал давать знать о себе.
Сначала, я подумал, что было бы неплохо уйти куда-нибудь в глубь лесопарка, там найти дерево с толстым стволом и сесть, прислонившись к нему спиной. В таком случае мои шансы умереть минимизировались и была возможность укрыться от дождя под густой древесной листвой, но обдумав идею, я пришел к выводу, что уже и так весь мокрый, а по пути в глубь леса меня может постигнуть несчастье – я мог споткнуться о корень и упасть, перемазавшись в земле, да и прибить меня могло внезапно сломавшимся суком. Оно мне было не надо, хотя, как мне тогда виделась ситуация, причин, чтобы уйти из жизни у меня хватало.

Пройдя несколько сотен метров по дорожке, я остановился и сел на мокрую, холодную лавку. Малому и большому тазу сразу стало не по себе, но проблема заработать простатит и после операционного вмешательства лишиться возможности вырабатывать семенную жидкость в мои-то годы, меня на тот момент не беспокоила.

Я сидел, упершись предплечьями в колени и свесив голову. Сила притяжения продолжала притягивать воду с небес на землю и ее многочисленные объекты, в том числе и меня. Постепенно начинали мерзнуть ноги, область в районе поясницы и затылок. Наверное, со стороны меня можно было принять за панка-алкаша (коим я в какой-то степени и являюсь) или наркомана, может даже за БОМЖа, но рядом не было людей, поэтому формулировать мнение было некому, аесли бы даже и было кому, то мне бы было все равно.
 
Из-за «водных процедур» я почти протрезвел, и даже головная боль сошла на нет.
«Хоть что-то хорошее случилось. И на том спасибо!», - сказал я, посмотрев наверх, туда, где согласно христианской догме сидит и наблюдает за происходящим Бог.
Оказавшись в одиночестве, мне не оставалось ничего, как раз за разом вспоминать финально-ущербный аккорд моей личной жизни. Хоть я и понимал, что никакие поступки не исправят случившегося, но в глубине души, я хотел вернуть все назад.

Вскоре от этих воспоминаний мне стало невыносимо тоскливо, тогда я «сменил пластинку» и начал думать над рассказом, в котором один из главных героев был некрофилом. Моя фантазия родила незамысловатый сюжет, как он раскапывает несвежую могилу, в которой была похоронена молодая девственница. События происходили в сельской местности, поэтому раскопки прошли без проблем. Открыв крышку гроба, герой видит ссохшееся тело, и, не теряя ни минуты, приступает к половому акту. Решив не игнорировать процесс филляции, он с глубоким упоением наблюдает, как слизкий комок могильных червей, проев девственную плеву, выползает из полового отверстия покойницы. Такое обстоятельство лишь раздраконивает либидо этого «придурка», и он, не теряя ни минуты, приступает к оральному сексу, облизывая и гениталии умершей и скользких червяков.

«Что ж, неплохо для начинающего писателя», - подумалось мне, - «хотя эпатаж и шок нынче не в моде. Но что ж поделать, увы».

******