Глава 27. Валя-Валентина

А дома ждало потрясение.
— Ты знаешь, Толик, Валя умерла. Завтра похороны, — сразила с порога жена. Сжалось сердце от мелькнувшей догадки. И все же, а вдруг? Мало ли Валь на свете.
— Какая Валя? — спросил со смутной надеждой.
— Сашина жена. Он сегодня приезжал, — обрушила она эту самую надежду. У меня перехватило дыхание и потемнело в глазах.
Неужели нет больше женщины, которую в своих мыслях никогда не звал иначе, чем моя КОРОЛЕВА, моя ВАЛЯ-ВАЛЕНТИНА? Неужели никогда больше не увижу ту единственную, при редких встречах с которой всегда щемило сердце, напоминая о нашей короткой, но такой яркой и чистой любви? Ту, которая все еще помнила мои стихи, подаренные ей тем летом, знала их тайный смысл и столько лет хранила надежду на счастье? Я не мог в это поверить.
Так внезапно навалилось горе, которое предстояло пережить одному, не разделив его ни с кем, как и нашу на двоих тайну.

Мы не вечны с тобою,
Как и все на Земле.
И дано нам судьбою
Раствориться во мгле.

Он однажды погаснет
Этот мир золотой,
Где нам выпало счастье –
Горечь жизни земной.

Эти строки — первое, что пришло в голову после того, как всей душой осознал горечь утраты. «Она не захотела жить, она ушла по своей воле», — вдруг пронзительно, до боли застучало сердце.
— Отчего умерла? — спросил после длинной паузы, просто так, чтобы не молчать.
— Отравилась. Выпила смертельную дозу снотворного. Пытались спасти, но не смогли, — сообщила жена детали, которые лишь подтвердили страшную догадку.

В ночь перед похоронами периоды короткого забытья сменялись явью, в которой вовсе не хотелось быть. Картины сна, созданные воображением, смешивались с картинами воспоминаний, выдаваемыми памятью, и воспаленные мысли метались между радостью былого и горем настоящего. А все вперемешку холодным клинком пронзала единственная мысль: «Ее, как и Людочки, больше нет. Теперь она тоже фантом в моей израненной душе».
— Вставай, лежебока. Все дрыхнешь, — вдруг пропел надо мной знакомый до слез голос-колокольчик, и с меня мгновенно было сорвано одеяло.
— Валька, ты, в своем репертуаре. Разве можно так со спящим? — мгновенно вскочил на ноги, — Как ты здесь оказалась? А мне сказали, ты умерла.
— Кто тебе сказал такую чушь? Ты разве видел меня мертвой?
— Нет, но твой Саша вчера сказал.
— Он такой же мой, как и твой. Другом называется. Он бы рад меня убить, а я вот взяла и к тебе сбежала. Он меня витаминами хотел отравить. Три раза в день по таблетке, и так из года в год. Какой организм такое выдержит? Ладно, Толик, пойдем купаться, пока он не пришел. Всю жизнь только мешал.
— Куда купаться, Валя? Ночь за окном. Как мы в лес по темноте пойдем? Да и холодно еще в пруду купаться.
— Что с тобой, профессор? Какой здесь лес, какой пруд? Тут целое море под боком. Разве ты забыл наши вечера на море?
— Ничего я не забыл, — ответил ей и открыл глаза. Реальность задушила морем слез, соленых, как морская вода, которая больше никогда не примет в свои объятия наши разгоряченные молодые тела, прекрасные в своей наготе.

— А ты помнишь, как мы познакомились? — вдруг спросила Валя. Мы сидели вдвоем в беседке, где уже не было картежников. Все давно разошлись, как в тот самый первый вечер.
— Валечка, конечно, помню. Ты вышла вон из того подъезда. Такая молодая и красивая, как цветочек.
— А разве я сейчас не красивая?
— Валечка, ты всегда была красивой. Такой и останешься в моей памяти навсегда, как Людочка.
— Толик, зачем ты все время напоминаешь о моей сопернице? Мне это неприятно.
— Валечка, какие вы соперницы? Мы с тобой полюбили друг друга, когда я уже пять лет страдал от неразделенной любви и больше двух лет даже не видел Людочку. Ты вырвала меня из бездны уныния, вернула к жизни, вселила уверенность. И не было между нами никого. А когда мы встретились через долгих три года разлуки, ты была замужем, а Людочки уже целых два года не было на свете. Да и что вам теперь делить, если вы обе лишь фантомы в моей скорбящей душе.
— Толик, что ты меня хоронишь? Успеешь еще. А пока я живая. Хочешь убедиться, поцелуй меня, как тогда в Бердянске, — ласково улыбаясь, смотрела на меня Валя-Валентина, молодая красивая девушка, какой увидел ее тем памятным вечером в городе у моря.
Я протянул обе руки к моей Королеве и неожиданно наткнулся на ее безжизненный взгляд, как тогда в Ленинске, а в ее руке блеснул пистолет.
Проснулся в ужасе, какого не испытал даже тогда, когда точно в такой же ситуации угрожала реальная опасность. И снова действительность всей тяжестью навалилась на мою душу, оплакивающую любимых.

Разбитые бессонной ночью, мы с Таней быстро собрались и отправились в Болшево. В новой двухкомнатной квартире, которую в конце концов получил Саша, мы были всего пару раз, да и то года два назад. Не помню, почему, но нас не было на новоселье. Периодически заезжавшие к нам всем семейством Бондари несколько раз приглашали приехать посмотреть их новое жилище.
И однажды мы собрались. Конечно же, нас не ждали. Да и мы не собирались задерживаться надолго. Квартира, как квартира, но Таню поразила огромная лоджия.
— Вот видишь, люди едва в Москву перебрались, а уже такая квартира, — не преминула уколоть жена, — Какая лоджия! А у нас даже балкона нет. Тебя только успевают вычеркивать из списков на жилье, — выговаривала она. Я не понимал, в чем моя вина, а потому та поездка окончилась ссорой.
После этого мы долго воздерживались от визитов к новоселам. Но однажды Валя настояла. К тому был повод. Давний приятель Саши, наш однокурсник Дема собирался в длительную командировку в Соединенные Штаты. Последний раз мы виделись с ним еще в Ленинске.
Теперь, по прошествии времени, не жалею, что согласился, хотя и представлял, что все будет, как в прошлый раз — ссоры с женой не избежать.
В тот вечер Валя была неотразима. Ее необыкновенную красоту подчеркивало великолепное вечернее платье — остатки телевизионного прошлого, как позже определила она. Моя Таня и Рыжая, жена Демы по имени Людмила, которую так почему-то никто не звал, выглядели на фоне Королевы курочками-пеструшками.

Но, если Тане было не привыкать, то между Валей и Рыжей, которая оказалась дамой с амбициями, разгорелось своеобразное соревнование.
Для начала Рыжая умело организовала наших дочерей, и девчонки весь вечер были заняты какой-то игрой, не докучая взрослым.
А за столом она перехватила инициативу у Вали. Рыжая мгновенно сервировала стол по-своему, заявив, что перед зарубежной поездкой их этому специально обучали, и делать надо именно так, а не иначе. Валя была обескуражена такой бесцеремонностью.
Похоже, их много чему научили, и едва сели за стол, Рыжая с Демой стали демонстративно перебрасываться между собой фразами на английском языке. Простыми бытовыми фразами из раздела «В ресторане» карманного разговорника, но бегло, уверенно. Эффект был потрясающим. Валя и Таня смотрели на них во все глаза, видя в них чуть ли не иностранцев, с которыми тогда мало кто из нас общался. Именно в тот момент я почувствовал, что в моей Королеве что-то надломилось.
Похоже, лекции по правилам приличия оба «иностранца» прогуляли, хотя, скорее всего, дело было совсем в другом. Рыжая в тот момент показалась мне типичной стервой, а ее Дема — типичным подкаблучником.
— Спик рашн, плиз, — обратился я к новоиспеченным «американцам». Будущие «дипломаты», конечно же, сделали вид, что не понимают причину моей просьбы, ведь они, якобы, никому не мешают, но все же перешли на русский.

Прекратив упражняться в английском, они тут же затеяли светскую беседу на окололитературные темы. Разумеется, громко беседовала все та же подготовленная к зарубежной поездке парочка. Остальные вынуждены были молча выслушивать высказываемые ими с улыбкой превосходства умные мысли о восточной поэзии. Краешком уха как-то слышал, что Рыжая писала стихи и даже отсылала их в редакцию, правда, безрезультатно. Понятно, что и в этом направлении Валя, конечно же, не могла с ней конкурировать, несмотря на свой опыт телеведущей. Она в очередной раз потеряла инициативу хозяйки вечеринки.
Мне снова пришлось вмешаться и слегка осадить самоуверенную литераторшу, блеснув почерпнутыми когда-то у Дудеева познаниями. Рыжая попыталась, было, спорить, но смолкла, едва я принялся читать наизусть и комментировать рубаи Омара Хайяма. Жаль, что не предложила после этого тему импрессионистов. Слышал, этому их тоже учат, как и беседам на околомузыкальные темы. Было бы, где разгуляться.
А вскоре женщины уединились, и я был лишен возможности помочь моей Королеве. Пока мы мирно беседовали о своем, Рыжая, похоже, успешно самоутверждалась в женском коллективе.
Наконец, весь этот спектакль кончился, и нас собрались провожать на электричку. Неожиданно для всех Рыжая с Демой подошли к черной «Волге» с блатными номерами и распахнули дверцы, приглашая нас на задние сидения.
— Это ваша машина? — поразилась Валя.
— Нет, служебная, — честно ответил Дема, тут же съежившийся под укоризненным взглядом жены.
— А как ты поедешь, если неслабо выпил? — спросил его.
— Эту машину не остановят, — уверенно заявил он, многозначительно показав рукой на номера, дающие ему это превосходство над нами, простыми смертными, к тому же безлошадными.
— Все равно ты, Валечка, самая красивая, — шепнул Вале-Валентине, когда прощался. Она благодарно улыбнулась. Если бы знал тогда, что в последний раз вижу мою Королеву в самом расцвете ее красоты и в состоянии относительного благополучия.

Дома вместо ожидаемого скандала жена удивила решительным осуждением поведения Рыжей и искренним сочувствием к Вале.
— Не думала, что у красивых такие же проблемы, как у нас, бледных поганок, — заявила она, — Эта рыжая стерва так завела Валю, что на ней лица не было.
— Чем, интересно?
— Да всем. И зарплату ее Дема будет получать в валюте, а остаток в чеках. И жить они будут в апартаментах. И танцевать будет с принцами и королями. И весь мир увидит, в отличие от нас.
— А вы и уши развесили, — рассмеялся я.
— А что не правда? — начала заводиться жена.
— Само собой. Дему разве послом направляют? Нет, рядовым клерком с рядовой зарплатой. Валюту им, конечно, дадут, но для местного потребления. Сюда привезут только чеки, если что останется от Деминой зарплаты. Рыжая, конечно же, весь срок просидит без работы. А апартаменты — это просто меблированные комнаты, или квартира, а не то, что вы там нафантазировали.
— Квартира? — удивилась жена.
— Не веришь, посмотри в словаре, — успокоил ее, — Обыкновенная квартира с казенной мебелью. В ней Рыжая и проскучает все три года их командировки. Вспомни, что Люба рассказывала. Их из городка выпускали только толпой и только по магазинам. И это в социалистической стране. А в Америке их вообще не выпустят. Мало ли какие провокации. Ну, пару раз свозят на экскурсию. Путешествовать они будут. Как же.
— Пожалуй, ты прав. Любаша там действительно от скуки помирала. Дни считала до конца командировки.
— Надо же придумать такое. С королями танцевать будет. Жены послов об этом не мечтают, а кто такая Рыжая? Да и королей в мире раз, два и обчелся. И что, все они мечтают с Рыжей потанцевать? Полный бред. И Валя из-за всей этой чуши расстроилась? — удивился я.
— Еще как. Она красивая. Могла бы найти себе такую пару.
— Какую такую?
— Ну, как Дема, например.
— Что Дема, такой уж красавец?
— Да нет, но в Америку попал.
— Да он не в Америку попал, а в военно-дипломатическую академию. И попал туда лишь потому, что отец Рыжей большой начальник. А женился бы на Вале, жил бы до сих пор в Ленинске, или в лучшем случае в Сашиной квартире, в Болшево, — рассмешил я жену.
— А почему именно в Сашиной? — все еще смеясь, спросила она.
— Потому что Валя ему этот перевод устроила. Устроила бы и Деме, а может быть, и нет, — ответил ей, внезапно представив себя на месте Саши. Никогда бы я не отпустил мою Королеву в Москву хлопотать за меня. Думаю, и Дема тоже.
Примерно через неделю Валя заехала к нам. К сожалению, в тот день я задержался на работе, и она меня не дождалась. Зачем приезжала, неизвестно, но она очень удивила Татьяну неожиданным признанием.
— Знаешь, что мне Валя о тебе сказала? — спросила жена.
— Откуда?
— Не поверишь. Сказала, что давно влюблена в тебя. Что скажешь?
— А что я должен сказать? — спросил жену, чувствуя, что краснею, как мальчишка.
— Ничего не говори. По тебе все видно, — вполне дружелюбно отметила Татьяна, — Могу уступить, — тут же выдала она свое обычное провокационное предложение.
— Глупости, — ответил жене. Что я мог ей еще ответить?
«Бедная моя Королева. Зачем же ты сделала это бессмысленное признание? Столько лет продержалась, а тут не выдержала. Что с тобой?» — долго размышлял в тот вечер.
После того откровения Валя больше к нам не приезжала. Изредка заезжал Саша, когда бывал в Москве. Надолго не задерживался. О Вале рассказывал сдержанно, двумя-тремя фразами. От него как-то узнали, что она устроилась работать юрисконсультом в нотариальную контору, расположенную недалеко от проходной нашего предприятия.
Татьяна навестила ее на следующий день.
— Ну и контора, — рассказала она в столовой, — Теснотища. Народу прорва. Бедная Валька. С ее красотой и образованием работать в таком заведении?
— А где же ей работать, если на телевидение не взяли? По крайней мере, по специальности, — отметил, чувствуя, как скверно вдруг стало на душе. «Вот тебе, Валечка, и Москва», — надолго застряла мысль.
— Да-а-а. Ей не позавидуешь, — посочувствовала тогда Валентине жена.

Неожиданно, не пробыв в Соединенных Штатах и года, вернулся из командировки Дема с семьей. Об этом мне по секрету сообщил Саша. Что случилось в Америке, он не знал, или не хотел рассказывать, но сказал, что у Демы большие неприятности.
Татьяна, вскоре навестившая Валю, узнала от нее гораздо больше, чем рассказал Саша.
— Ты был прав. Апартаменты действительно оказались обычной квартирой. Рыжая, как ты и предполагал, сидела дома и занималась хозяйством. Один Дема куда-то ездил. Ни с кем она там так и не подружилась. Как и Люба, тихо помирала со скуки в городке. Очень обрадовалась, что их командировка кончилась досрочно, — пересказала она то, что услышала от Вали.
— Что я говорил? А то Америка. Дему работать направили, а не на экскурсию. Ну, и как там Валя? — не удержавшись, спросил жену.
— Ты знаешь, не нравится мне ее настроение. Чудная она какая-то стала. Вот, говорит, разведусь с мужем, и буду менять свою жизнь. Как это, спрашиваю? Снова, говорит, стану Кузнецовой, тогда меня сразу на телевидение возьмут, — пересказала жена какой-то немыслимый бред, — А что, могут взять?
— Не думаю, — ответил ей, — Заполнит анкету, и все встанет на свои места. Да, к тому же, ее уже давно знают. Фамилия в ее деле не имеет никакого значения.
Заехавший через пару месяцев Саша рассказал, что Дему направили служить во Львов. Рыжая с ним не поехала, осталась с дочерью в Москве. Устроилась на работу в ТАСС. До отъезда Демы они часто заезжали. Теперь изредка заезжала по выходным только Рыжая.

С появлением Рыжей Саша надолго исчез. Вскоре вместе с нотариальной конторой исчезла и Валя. Примерно на полгода наши контакты прекратились полностью. И лишь ранней осенью восемьдесят второго Татьяна, случайно попавшая в Болшево, решила зайти к Вале, хотя и не рассчитывала застать ее дома.
Валя оказалась на месте, но в каком виде!
— Я ее даже не узнала. Думаю, что за женщина? Растрепанная, в какой-то рваной майке, босиком. Ты что, спрашиваю, спала? Нет, говорит, я всегда так хожу.
— Ну, и что? Она же тебя не ждала. А почему она не на работе? — спросил жену, больше удивленный этим фактом.
— Я тоже спросила. Бросила, говорит, ту работу, да и не нужна она мне. Я, говорит, развожусь с Сашей и уезжаю отсюда.
— Ну и ну! — не удержался я, — Теперь понятно, почему они оба исчезли.
— Да ничего не понятно, — возразила Татьяна, — Она уже давно об этом разводе твердила. Тут дела похуже. Твой друг, оказывается, тот еще тип!
— В каком смысле?
— В прямом. Как только Валя заявила о разводе, начал ее потихоньку травить.
— Что значит травить? — удивился, предполагая, разумеется, моральную травлю и не понимая, как это можно делать потихоньку, если все стало очевидным, раз сказала ему о разводе, — Конечно же, он не обрадовался. Представляю его настроение, — попытался оправдать его реакцию.
— В том-то и дело, что он травит ее какими-то таблетками.
— Какими таблетками? А зачем она их пьет, если знает, что отрава?
— Какими, неизвестно. Ей говорит, что витамины, а сам не пьет. А когда Валя отказалась, стал тайком подмешивать в пищу. Она теперь боится есть дома, или ест только то, что приносит сама до его прихода. Мы с ней даже чай пили без сахара, потому что он мог и туда что-то подмешать, — несла какую-то чушь Татьяна.
— Типичная паранойя, — определил я состояние Вали, — А почему она не заявит, куда следует, или хотя бы не сдаст подозрительную пищу на анализ?
— Ей запретило начальство, — огорошила жена.
— Какое начальство? Она же не работает, — чуть не прокричал я.
— Сашино, — убежденно ответила Татьяна. Мне вдруг показалось, что схожу с ума. Татьяна несла полный бред, подобный тому, который часто слышал в коридорах психдиспансера. Но, она выдавала все это за рассказ Валентины. Слушать что-то подобное дальше было бессмысленным.
— Танечка, в первый же выходной едем к ним. Попробуем разобраться на месте, если это возможно, — решительно заявил жене. Она не возразила. Я облегченно вздохнул. Слава богу, Татьяна здорова. А моя бедная Валя-Валентина? Что с ней?

Выходных ждать не пришлось. В ночь с пятницы на субботу раздался звонок в дверь.
— Кого это несет среди ночи? — недовольно заворчала жена, — Наверно, твои из Харькова или того хуже, из Кораблино. Только там такие ненормальные.
Заглянул в дверной глазок. За дверью стояла Валя-Валентина.
— А я к вам. Не выгоните? — спросила она с порога.
— Заходите, — пригласил ее и прижавшуюся к ней сонную дочь, — Как вы добрались, Валечка? Электричкой?
— На такси, — улыбаясь, ответила Валя, — Мы к вам насовсем, Толик, — огорошила она. Сделал вид, что не расслышал.
— Ладно, проходите, — пригласил ранних гостий. На шум вышла Татьяна, выглянула удивленная теща.
— Что случилось? — спросили они в один голос.
— Принимайте гостей, — радостно улыбаясь, вошла Валя, ведя за руку дочь. В руке у Ольги был портфель, у Вали не было даже дамской сумочки.
И никто тогда не предполагал, что только что началась заключительная фаза трагедии молодой красивой женщины, которую любили все, даже не подозревая её страшную болезнь, которая завела в тупик, из которого она не смогла найти иного выхода.
На часах было начало четвертого, а потому, отложив все расспросы до утра, уложили гостей и легли сами.
— Надолго они к нам? — спросила Татьяна.
— Откуда я знаю? Думаю, завтра заявится Саша, все уладится, и гости разъедутся, — предположил ход развития событий.

Утро не привнесло ничего нового. Саша так и не появился. По квартире носилась радостная Валентина, заражая своим оптимизмом даже Татьяну. Жена повеселела, но неопределенность ситуации, похоже, угнетала. Да и теща, поблескивая глазками, так и норовила хоть что-нибудь выведать.
— Слушай, поговори с ней, — настаивала жена, — Узнай ее планы.
— Тебе проще, — сказал ей.
— Не в меня же она влюблена, — съехидничала жена.
Пришлось решиться на переговоры.
— Что случилось, Валечка? Расскажи, если хочешь, — зашел в маленькую комнату, где Валентина на какое-то время осталась одна.
— Ничего не случилось, Толик. Ты же хотел, чтоб я ушла от Саши. Теперь я свободна. Все хорошо. Осталось тебе освободиться.
— Валечка, что ты выдумала? У нас семьи, дети. Какая свобода?
— Я тебя понимаю, Толик. Поступай, как знаешь. А я к этому типу не вернусь, — вполне здраво ответила Валентина.
Расспрашивать о причинах семейной ссоры не хотелось. Они давно очевидны. В выдумки с таблетками не верил. Интересоваться планами гостьи в первый же день счел неэтичным.

Неожиданно позвонил Саша Дудеев. Он приехал в очередную командировку и снова поселился в гостинице «Академическая». Мы не виделись с лета восьмидесятого года. Тогда Саша приехал к нам в субботу. Конечно же, обсудив все новости, мы зациклились на литературе. Он читал свои новые стихи. Мне же по-прежнему нечем было ответить.
— Толечка, пиши, ты же можешь, — убеждал он. Я, как всегда, лишь смеялся.
А потом Саша рассказал о своем коротком знакомстве с Владимиром Высоцким, когда он возил его в горы, где спускал на санках по горнолыжной трассе. Под впечатлением от стремительных, захватывающих дух спусков, Высоцкий стал обращаться к своему отчаянному рулевому не иначе, как по прозвищу «Красный Волк», присвоенному за его ярко-красный спортивный костюм.
После катаний на морозце под яркими лучами горного солнца они оказались в жаркой русской бане, наполненной ароматами разнотравья. Красный Волк и в этом знал толк.
Насыщенный впечатлениями день завершился радушным азиатским застольем с цветистыми тостами и, конечно же, непринужденным разговором двух поэтов с особенным, романтическим восприятием мира.
Саша не рассказал, читал ли он свои стихи Высоцкому, или так и не решился. Все зависело от того, сколько выпили. Думаю, выпили немало.
— Будешь в Москве, заходи по-простому, Красный Волк, — прощаясь, сказал Саше поэт, оставив ему свои московские координаты.
— Толечка, завтра мы обязательно должны быть у Володи. Ты сам узнаешь, что он за человек, — уговаривал пьяненький Саша.
— Не выдумывай, Санька, — возражал ему, — Он приглашал тебя, а не меня. Иди один.
— Один не пойду. Вот посмотришь, вы понравитесь друг другу. Почитаешь ему свои стихи. Уверен, он будет в восторге. Не возражай, Толечка, — долго уговаривал друг.
— Санька, ты пишущий поэт, а у меня все в прошлом, — отбивался я.
— Поэт не может быть в прошлом. Пушкин разве не поэт? — смеялся Саша.
В конце концов, я сдался. «Как знать, может, вернется вдохновение», — подумал тогда.
— Все, завтра прямо с утра едем к Высоцкому, — твердо решили, разливая остатки спиртного.

— Ну, что, собираемся? — со странной улыбочкой спросил Красный волк за завтраком, поднимая первую рюмку.
— Санька, — ответил ему одним словом, отчаянно махнув рукой.
— Я так и знал, — рассмеялся он, — Ты, пожалуй, прав. За Высоцкого, за великого поэта, — провозгласил он первый тост. Мы выпили.
В день смерти поэта Саша позвонил мне из Фрунзе:
— Толечка, какие же мы дураки. Почему тогда не поехали к нему? А теперь мы уже не поговорим с ним НИКОГДА. Ты хоть понимаешь, Толечка, что это значит?
— Понимаю, Саша, — тихо ответил ему, мгновенно представив страшную бездну, НАВСЕГДА разделившую меня с моей любимой Людочкой. Ведь что бы я ни делал, сколько бы лет ни прожил, мне НИКОГДА больше не заглянуть в ее бездонные глаза, отражавшие Вселенную. Разве только во сне.
— Ни хрена ты не понимаешь, — раздался в трубке голос Саньки, и связь оборвалась.

— Толечка, а мы сможем посетить могилу Высоцкого? — спросил Саша в телефонном разговоре после того, как объявил о своем приезде в Москву.
— Вряд ли, — ответил ему, — У нас гости.
— Может я не вовремя?
— Саша, ты всегда вовремя, — успокоил его.
Суббота прошла как обычно. Девочки играли в куклы, взрослые занимались своими делами. Валя периодически пыталась помогать Татьяне по хозяйству. Таня вежливо отказывалась принять помощь, ссылаясь на законы гостеприимства. Валя смеялась своим чудесным смехом-колокольчиком, и женщины затевали обычный треп, который с интересом подслушивала теща, скрываясь за выступом коридора. Вечером все дружно смотрели телепередачи. Утомленные приемом ночных гостей, мы относительно рано легли спать.
Проснулся от стука закрываемой входной двери. «Что такое? Уж не Валя ли начала бродить, как в Харькове?» — мгновенно подскочил с постели.
— Что случилось? — проснулась Таня.
— Кажется, Валя куда-то ушла, — ответил ей.
— Я боюсь, — спряталась с головой под одеяло жена.
— За нее надо бояться. Одевайся, — скомандовал ей.
Кажется, подействовало. Она встала с постели.
Быстро оделся, прошел в прихожую и включил свет. Осторожно заглянул в маленькую комнату. На диване спала только Оля. Вали действительно не было. Не было на вешалке и ее верхней одежды. Слава богу, ушла одетой, но куда и зачем? На часах было около трех.
Одевшись, вышли на улицу. Несмотря на поздний час, то здесь, то там возникали одинокие фигуры, спешащие куда-то. Мы бросались навстречу, но напрасно. Прочесали всю округу вплоть до Ярославки. Вали не было нигде.
Вернулись домой проверить, а вдруг вернулась? Не вернулась.
— Вы откуда? — удивилась проснувшаяся теща.
— Гуляли, — коротко бросил ей.
— Ночь на дворе, а они гуляют, — запричитала теща.
— И еще пойдем. Хотите с нами? — предложил ей.
— Что я с ума сошла? — резанул хаос мыслей вопрос тещи.
«Бедная Валя. Она больна. Болезнь подняла ее с постели. Надо искать, пока не найдем», — решил я.
— Пошли, — сказал Тане, и мы снова вышли на улицу.
Уже второй час мы бессмысленно кружили вокруг дома, пугая одиноких прохожих и осматривая подряд густые заросли кустарника и все потайные закоулки, где в принципе могла бы устроиться на ночлег больная женщина.
Мы уже подходили к дому, чтобы еще раз проверить, не вернулась ли Валя, как вдруг у нашего подъезда притормозило такси, оттуда кто-то вышел и направился к двери.
— Валя! — обрадовано крикнул ей. Фигура остановилась. «Слава Богу», — воздал хвалу Всевышнему.
— Ты где была? — бросилась обнимать беглянку Татьяна.
— Что вы так переполошились? — ничуть не удивилась, увидев нас, Валентина, — Мне надо было съездить на Главпочтамт, отправить телеграмму, — поразила она своим ответом. Выглядела она как обычно. Ничто не выдавало ее болезни, кроме, разумеется, времени суток, избранных для столь безобидного, казалось бы, дела, вызвавшего такой переполох.
— Какую телеграмму? Почему ночью? — продолжала возмущаться Татьяна.
Я же наблюдал за их разговором, пытаясь оценить ситуацию.
— Срочную телеграмму Кирилову и Леонтьевой. Вы разве не знаете, что они поженились? — удивила Валя, — Я их поздравила. Пришлось ехать в центр, чтобы успеть, — пояснила она. «Все. Приехала», — екнуло сердце. Сомнений уже не было. Валя больна и больна серьезно. А Таня, удивленная лишь необычным сообщением, продолжила допрос.
— Кто такие эти ребята? Почему мы должны их знать, и разве нельзя было поздравить днем? — забросала она вопросами довольную успешно выполненным делом Валентину.
— Ты что, не знаешь дикторов телевидения? — удивилась она, — Как только мне сообщили, я тут же помчалась, чтоб быть первой. Это же очевидно.
— Кто тебе сообщил? Зачем тебе быть первой? — не успокаивалась Татьяна.
— Ладно, девочки, хватит разговоров. Пошли спать. Уже почти утро, — незаметно толкнул в бок Татьяну.
— Правильно, — согласилась Валя, — Завтра слушайте радио.
— Какое радио? — шепотом спросила у меня жена.
— Потом расскажу, — так же шепотом ответил ей.

— Мне надо с ней поговорить, — сказал жене, когда вошли в квартиру и разбрелись по комнатам.
— Завтра поговоришь, — ответила жена.
— Завтра будет поздно. Она может ничего не вспомнить о своих проделках.
— Да ты что? Тогда иди, — разрешила она.
— Валечка, ты не спишь? — постучал в дверь маленькой комнаты.
— Заходи, Толик. Я знала, что придешь, — улыбнулась мне укутанная в одеяло Валя, — Замерзла немножко, — пояснила она.
— Сейчас согреешься. Может, чаю горячего?
— Спасибо. Я уже почти согрелась. Спрашивай. Ты же для этого пришел?
— Точно, — нерешительно подтвердил ее догадку. Я смотрел на нее и ни о чем не хотел спрашивать. Но, делать нечего, Валя смотрела на меня с нескрываемым интересом. И я все-таки решился на тот трудный разговор, — Валечка, из твоих пояснений Тане я не увидел смысла в твоем поступке. Ты не хочешь мне ничего рассказать? Если нет, пойду спать.
Задавая вопрос в таком виде, я заведомо счел ее больной. Я был бы счастлив, если бы своим ответом она разубедила меня в этом. Увы. Этого не случилось.
— Хорошо, Толик, — немного подумав, ответила Валя, — Я расскажу тебе то, что не должна рассказывать никому. Ты знаешь, почему я это делаю, — сказала она и замолчала.
Всё. Мои надежды мгновенно улетучились. Я уже знал, что будет дальше. Нечто подобное все еще помнил из литературы по психиатрии. Внимательно выслушав ее бред, сделал вид, что поверил. Я старался сдерживать себя, не задавать лишних вопросов, которые могли спугнуть «пациента», заставить его замкнуться. Я невольно оказался в роли врача-психиатра.
И слушая рассказ Валентины, мучительно искал тот единственный путь продолжения разговора, который заставит ее усомниться в правильности своих умозаключений, потому что твердо знал, переубедить больного невозможно.
— Валечка, а ты знаешь, что мозг состоит из двух полушарий? — задал ей вполне невинный вопрос, на который она, конечно же, знала ответ.
— Знаю, — слегка настороженно ответила Валя.
— Так вот, Валечка, я где-то читал, что иногда каждая из половинок может вести себя вполне самостоятельно. Они могут даже общаться между собой. И тогда человек может видеть вполне реальные сны. Одна половинка что-то показывает, вытаскивая это из подсознания, а вторая смотрит как фильм то, что человек в действительности никогда не видел. Я часто видел такие сны, особенно в детстве. А ты видела?
— Конечно, видела, — ответила она, восприняв, разумеется, все, что я сказал. Что ж, можно двигаться дальше.
— А представь, что будет, если человек не спит. Ведь в этом случае он может слышать голоса и даже видеть давно умерших людей, которых в жизни никогда не видел, — и я рассказал Вале, как мы оказались в пустыне, и как реально увидел девушку в старинных одеждах, говорящую на незнакомом мне языке. Она была очень похожа на мою маму, но я точно знаю, что никогда не встречал ее раньше.
Я видел, что Валя внимательно слушает и, похоже, пытается примерить мой рассказ на свой случай. Развивать мысль дальше было опасно, и я замолчал. Мне показалось, она задумалась.
— Так, может, я сама себе даю команды? — неожиданно спросила Валя. Я чуть, было, не подпрыгнул от радости. Так быстро добиться результата. Это казалось невероятным.
— Не знаю, Валечка. Тебе видней. Давай спать, — постарался переключить ее внимание. Сомнение посеяно. Теперь дело за ней.

Мы проснулись от звонка в дверь. На пороге стоял Саша Дудеев.
— Это так вы меня ждете! Спят до сих пор! — деланно возмутился он. Мы обнялись.
— Саша, раздевайся и проходи на кухню, — пригласил его. Друг с удивлением посмотрел на меня.
— Что у вас за гости такие, что друзей на кухне встречаете?
— Сашенька, гости действительно не простые. Одна, похоже, подруга по несчастью, — ответил ему и рассказал все, что знал и предполагал. Саша был испуган не на шутку.
— Толечка, это же очень серьезно. Что ты там сделал. Ты же дилетант. Ее надо срочно в больницу, — уговаривал он.
— Санька, это мы с тобой понимаем. Но, как ты ее направишь, если она здесь не прописана? А домой возвращаться не хочет. У нее проблемы с мужем, — и я рассказал и об этом, — Я думал, он утром примчится, а его до сих пор нет.
— Ну, так поехали, поговорим с ним. Он же должен понять, что это не шутки, — предложил Саша.
— Это кто там шумит? — вышла на кухню Татьяна с подглядывающей, как обычно, из-за угла матерью. Они обе поприветствовали моего друга, которого всегда принимали с радостью.
— Валя уже проснулась? — спросил жену.
— Кажется, — ответила она, — Пойди, посмотри. Саша, проходи в комнату. Мы уже встали, — пригласила она.
— Танюш, мы с Санькой сейчас съездим в Болшево. Вале о нашей поездке ничего не говори, — попросил ее.
— Вот хорошо, — обрадовалась она, — Хоть бы они помирились.

Я зашел к Вале. Она и Ольга уже были одеты и сидели на убранном диване.
— Привет, девочки. Как спалось?
— Привет, Толик. Нормально. А кто там, на кухне? — спросила Валя.
— Друг из Киргизии заехал в гости. Кстати, ты его знаешь. Он служил в Ленинске, а потом комиссовался. Саша Дудеев, — напомнил ей.
— Как же, помню, — неожиданно обрадовалась Валя, — Веселая компания собралась. Пациенты дурдома, — громко рассмеялась она странным, не своим смехом. Я не знал, что сказать, а уж тем более, что делать.
— Валечка, ты подумала о том, что я тебе рассказывал ночью? — попробовал переключить ее внимание на продуктивное направление.
— А что ты мне рассказывал? — удивленно посмотрела Валентина, — Я же спала ночью. Когда? Что-то не припомню, — снова ужаснула она.
— А ты помнишь, куда ездила ночью? — спросил ее так, на всякий случай.
— Куда я могла ездить ночью, Толик? Ты меня пугаешь, — стала вдруг серьезной Валя.
— Я иносказательно, Валечка. Что ты так переполошилась? Идите, готовьтесь к завтраку, — предложил гостьям.

После завтрака мы с Санькой незаметно исчезли и отправились в Болшево.
— Приехали? — спросил мрачный как туча Саша, ничуть не удивившись нашему визиту, — Я так и думал, что она поедет к вам, — косо взглянул он на меня, словно именно я был причиной его несчастий.
— А куда ей еще ехать ночью с ребенком? — спросил, раздраженный его догадливостью.
— А мне все равно, куда, — удивил нас равнодушием к судьбе своих близких отец семейства.
— Тебе все равно, куда увезли твоего ребенка? — возмутился Санька.
— Ребенок с матерью. А вот мать, — махнул он рукой.
— Ты хоть представляешь, что с Валей? — уже не сдерживая эмоций, спросил его.
— А мне наплевать, — последовал ответ, после которого возникло желание немедленно уйти из этой когда-то благополучной квартиры и никогда больше здесь не появляться. Я молча развернулся к выходу.
— Тебе наплевать, что твоя жена серьезно больна? — придержав меня рукой, подключился Санька.
— Чем она больна, — то ли спросил, то ли выразил недоверие к сообщению Саньки обиженный муж.
— Ты сам давным-давно знаешь. А сейчас у нее обострение болезни. Она фактически недееспособна, а с ней ребенок. Между прочим, твой ребенок, — взяв себя в руки, обрисовал ему сложившуюся ситуацию.
— Мы с ней разводимся. Пусть суд решит, дееспособна она, или нет, — продолжил тупой упрямец, ослепленный чувством оскорбленного самолюбия.
— Ты сам решил, что вы разводитесь, или она так решила? — спросил его в надежде все же развернуть разговор в продуктивном направлении.
— Она решила, а я не стал возражать. Мне надоели ее капризы.
— Она уже ничего не может решать в ее состоянии. Понимаешь ты это, или нет? Она уверена, что ты ее травишь какими-то таблетками. Что ты на это скажешь? — пошел я в атаку.
— Какими таблетками? Что она выдумала? Это витамины!
— Теперь тебе все понятно? Или рассказать, что она устроила сегодня ночью?
— Понятно, — мгновенно сник Саша.
— А если понятно, собирайся, поехали.
— Я не поеду. Впрочем, вы езжайте, я приеду позже, — решил он.
Мы вышли из негостеприимной квартиры и двинулись на станцию.
— Думаешь, приедет? — спросил Санька.
— Надеюсь. Хотя, как знать. Я впервые видел его таким бестолковым.

Ближе к вечеру Саша все же появился. Выглянувшая на звонок Валя, едва увидев его, быстро заперлась в маленькой комнате.
— Ну, вот. Зря приехал, — огорченно сказал он, когда Валя, в ответ на его просьбы открыть дверь и поговорить, не произнесла ни слова.
— Идите в большую комнату, — предложил гостям, — Санька, поговори с ним, — попросил Дудеева, надеясь, что тот сможет объяснить Саше, что причина их размолвки — болезнь Вали, только она и вряд ли что иное.
Мне же предстояла задачка посложней — уговорить Валю объясниться с мужем.
— Валечка, открой, пожалуйста. Я хочу поговорить с тобой, — попробовал установить контакт с затворницей. Неожиданно дверь открылась:
— Входи, Толик. Неужели ты подумал, что я не захочу говорить с тобой. Я только с тобой и хочу говорить. Потому и приехала к тебе, а не уехала домой в Ефремов.
— Валечка, почему ты не хочешь объясниться с Сашей? Он приехал, значит, ему есть, что сказать, — обратился к ней, едва вошел в комнату.
— Мне не о чем с ним разговаривать, Толик. Мы все сказали друг другу дома. Я ушла от него насовсем. Ушла к тебе, если ты это до сих пор не понял, — повергла меня в шок своим признанием Валентина. Она говорила разумно, как женщина, принявшая непростое решение. И если бы не ее нелепые поступки накануне, мне было над чем задуматься. Ее ответ загнал меня в тупик.
— И все же, Валечка, выслушай его. Ты вольна поступать, как знаешь. Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь, пока не выгонят нас обоих. Но поговори с ним, — еще раз попросил Валентину.
Мы сидели рядом, и я говорил все это искренне, глядя ей в глаза, потому что вдруг почувствовал, что эта больная женщина настолько дорога мне, что готов пожертвовать всем ради ее благополучия. В тот момент мне показалось, что только моя поддержка поможет ей одолеть болезнь. И мне уже было все равно, что будет со мной потом.
Мы сидели, глядя в глаза друг другу, как когда-то, много лет назад в Бердянске, когда яркой молнией вспыхнула наша любовь. Я не знаю, сколько мы так просидели.

— Зови его, — спокойным тоном попросила Валентина.
Я вышел из комнаты и пригласил испуганного Сашу. Их разговор был коротким. Минут через пятнадцать они вышли вдвоем и стали собирать Ольгу.
— Ей завтра в школу, — хмуро пояснил Саша, — Мы завтра с ней приедем, — пообещал он, одеваясь. Валентина молчала, и, судя по всему, домой ехать не собиралась.
Вскоре они уехали. Заторопился в гостиницу Санька. Перед отъездом он сказал мне, что сделал все, что мог, и кажется, сумел убедить упрямца не спорить с больной женой.
Утомленные бурными событиями, рано легли спать, и ночь прошла без приключений. С утра, когда теща и Валя еще спали, мы с Таней уехали на работу.
Вернувшись с работы, мы не обнаружили Валентину. Зато теща встретила радостной улыбкой:
— Забрали ее в Кащенко. Приехал Саша с врачом и двумя санитарами. Валя их как увидела, сразу рассмеялась. Это, говорит, за мной. Врач с ней поговорил, потом она оделась, и они уехали, — с порога сообщила она новость.
Она еще долго рассказывала Татьяне какие-то подробности, но я уже не слушал. Тяжелое предчувствие камнем навалилось на душу. Я вдруг почувствовал себя то ли предателем, то ли соучастником преступления. Именно в тот момент появилось ощущение, что случись какая беда с моей Королевой, этот камень уже никогда не снять с души.

Все время, пока Валя была в больнице, у меня не хватило духа ее навестить. После всего происшедшего не хотелось встречаться с Сашей, даже для того, чтобы узнать, куда ее определили. Разыскивать самостоятельно не представлялось возможным — на меня навалились министерские события.
К тому же, неожиданно для меня против посещения решительно высказалась Татьяна:
— Она что, твоя родственница? Выпишут, съездим к ним в Болшево. А туда пусть ездит Саша. Он ее муж.
Саша меж тем больше у нас так и не появился. Понятно, что ему хватало забот о дочери и больной жене. К тому же я представлял, что могла ему наговорить Валя в запале семейных ссор.
Валю выписали лишь весной. Они тут же появились у нас всем семейством, через день после возвращения Вали из больницы. Если бы знал, что это была наша последняя встреча с моей Королевой, Валей-Валентиной.
Они приехали без всякого предупреждения. Было уже за полдень выходного дня, а потому Татьяна тут же принялась готовить стол из того, что накануне успели принести из магазина.
— Развлекай гостей, — отправила она меня с кухни. Кого развлекать? Девочки тут же ушли в маленькую комнату. Туда же вскоре переместилась теща.
Немного посидев с нами, за ней перебрался и Саша. Мы остались с Валей вдвоем.
Я смотрел на нее и не узнавал. Внешне это была прежняя Валя, но бледная, осунувшаяся, сникшая, как срезанный яркий цветок в красивой вазе, но без живительной влаги. В ней ничего не осталось от Королевы. Она словно бы померкла душой.
Она односложно отвечала на вопросы и ни о чем не спрашивала. Не звенел в разговорах ее голосок-колокольчик, не услышал я больше и ее смеха-колокольчика. Я рассказывал ей о своих непростых проблемах. Она внимательно слушала. И все.
Наконец, решился спросить о том, что действительно волновало. И Валя спокойно назвала свой диагноз, рассказала, чем и как ее лечили. Ничего нового — все тот же болевой шок и транквилизаторы.
— Как же ты, бедняжка, все это выдержала? — посочувствовал ей.
— Рожать труднее, — вяло ответила она.
Вскоре сели за стол. Разговоры не клеились и шли, в основном, вокруг малозначительных новостей. Никто ни словом не обмолвился о бурных событиях осени, когда Валя была вне себя. Но, тогда она излучала счастье освобождения от чего-то гнетущего! Теперь же создавалось впечатление, что моя Королева вновь оказалась в той же тюрьме, которая без решеток и оков крепко удерживала в кабале самое ценное — человеческую душу.
— Прощай, профессор Толик, — впервые улыбнувшись, тихо, только для меня, произнесла прощальные слова моя Королева, подставив щечку для поцелуя. Я поцеловал ее и тут же столкнулся с взглядом, полным тревоги и, мне показалось, какой-то невысказанной боли, — Я не выдержу все это еще раз, Толик. Я боюсь, — тихо добавила она, и на ее ресничках появились слезинки. Бедная моя Королева, Валя-Валентина.
Я не ответил, боясь расплакаться. Наше прощание так напомнило что-то подобное, что уже было однажды в коридоре купейного вагона поезда, несущего нас навстречу неизвестности. Но, тогда впереди у нас была жизнь и хоть слабая, но надежда. А теперь лишь камень на душе и ничего, кроме смутного ощущения надвигающейся беды.

Вот она эта Беда. Она сквозила в распахнутой настежь входной двери осиротевшей квартиры и в хмурых лицах снующих в ожидании чего-то незнакомых людей. Увидел проскочившего куда-то Сашу. Мы с Таней двинулись, было, за ним, но остановились в коридоре, потому что в комнатах, казалось, не протолкнуться от беспорядочной суеты каких-то сборов.
Увидел тихо плачущую пожилую женщину, одиноко сидевшую на диване среди всей этой кутерьмы, и сразу понял, что это ее мама, потому что больше не плакал никто. Вскоре ее подхватили под руки два крепких мужичка, и стало понятно, что все устремились на улицу. Там уже стоял небольшой автобус и крытый тентом грузовик.
Вскоре автобус был заполнен до отказа. Татьяна успела войти с какими-то женщинами, а меня не пустил решительного вида мужчина с зычным полковничьим голосом — по-видимому, распорядитель.
— Мне надо, — сказал ему так, что он сразу все понял и не стал задавать никаких вопросов.
— Лезь в бортовую, — сказал он и махнул кому-то рукой, — Пропусти его.
Я влез в кузов, где расположились четверо бойцов с лейтенантом, а в углу стояли венки и лежали лопаты. У меня защемило сердце.
Ехали недолго. Вскоре машина остановилась, и все выпрыгнули через высокий борт кузова, а я остался один, наедине со своими мыслями. Все происходящее казалось кошмарным сном, где стоит только проснуться, и не будет этой машины с венками и лопатами, и исчезнут незнакомые люди, готовые выполнить порученную им страшную, по сути, работу. Очнувшись от этой нелепой мысли, вдруг осознал жуткую реальность бытия и весь ужас происходящего.
Меж тем борт открыли, и четыре крепких бойца подняли на уровень кузова закрытый гроб. По инерции, почти не осознавая, что делаю, подхватил его за торцевую часть, обращенную ко мне и, пятясь, пронес вместе с бойцами в глубину кузова.
Бойцы и лейтенант влезли ко мне, борт закрыли, и мы снова поехали.
— Жалко. Такая красивая, — сказал один из бойцов, — Что, интересно, с ней случилось? Совсем молодая.
— Говорят, покончила с собой, — ответил лейтенант, и все замолчали до самого кладбища.

Я смотрел на гроб и не верил, что там лежит женщина, с которой всего три недели назад мы сидели за столом и говорили о наших проблемах. «Я не выдержу все это еще раз, Толик. Я боюсь», — вспомнил ее последние слова перед расставанием. Что же случилось с ней в такой короткий промежуток времени? Неужели она снова стала слышать голоса, которые отдавали ей команды к исполнению?
Я представил себе, как она боролась с раздвоением сознания, страшась этого состояния, осознавая его и не в силах побороть.
Бедная моя Королева, Валя-Валентина. Только мы с Дудеевым смогли распознать твой страшный недуг, потому что сами нередко находились у такой же черты, не преступая ее. Почему же ты выбрала этот самый простой, самоубийственный путь? Мог ли я предотвратить твой выбор? Мысли, мысли, мысли.
Лишь здесь, у твоего гроба, вдруг осознал, что не только мог, но и должен был принять твое безумное предложение сойти с поезда и вернуться домой вдвоем. Наша жизнь сложилась бы иначе, потому что мы любили друг друга искренне и чисто. И нет мне теперь оправдания.
Машина остановилась, открыли борт, гроб сняли и понесли к могиле. Я прыгнул из кузова. Люди из автобуса присоединились к процессии, а я все стоял и стоял, не в силах двинуться с места, придавленный неимоверной тяжестью запоздалого прозрения.
Я так и не решился пойти со всеми, чтобы проститься с тобой, моя Королева, потому что не захотел увидеть тебя мертвой. «Прощай, профессор Толик», — вспомнил твои прощальные слова, когда гроб уже почти скрылся среди деревьев, и мысленно ответил, — «Прощай, моя Королева, Валя-Валентина. Я запомню тебя живой».

К автобусу подъехали две легковушки. Ко мне подошел все тот же зычный полковник-распорядитель.
— Что, уже закончили? — спросил он, очевидно про похороны.
— Не знаю, — ответил ему.
— Пойди, посмотри, — скомандовал он водителю второй легковушки, — Ты Сашин друг? — спросил полковник. Я кивнул, — Ясно. Ты, Дема, давай, садись в автобус. Бортовая пойдет в часть, — скомандовал он, приняв, очевидно, за Дему, и пошел к лесу, откуда уже появились люди из похоронной процессии.
Я вошел в автобус. Вскоре он начал заполняться людьми. Вошла Татьяна:
— А ты, как здесь оказался? — удивилась она.
— Я на той машине, — показал ей на грузовик, — Меня в автобус не пустили.
— Да я так и поняла. Здесь было, как сельдей в бочке.
Меж тем маму Вали с сопровождающими и Сашей посадили в легковушки, которые тут же уехали. Немного погодя, тронулся и наш автобус.
Вскоре мы снова оказались у распахнутой двери Сашиной квартиры.
— А-а-а, Толик? — остановился около нас пробегавший Саша, — Вы пока погуляйте. Вы во вторую смену. Сейчас, — бодро крикнул он кому-то, выглянувшему в коридор, и чему-то улыбаясь, не спеша пошел в комнату.
— Слушай, у Сашки все дома? — покрутила жена пальцем у виска, — Такой день, а он чуть ли не радостный носится. Вот я умру, и ты тоже таким будешь? — неожиданно налетела она.
— Да я сам удивлен. Такое впечатление, что только Валина мама переживает, — ответил ей, проигнорировав последний вопрос.

Мы вышли на улицу. Там стояли еще несколько человек, среди которых были и оба мужичка, сопровождавших Валину маму.
— Извините, вы случайно не Толик? — обратился ко мне один из них.
— Да, — ответил ему.
— Николай, — протянул он руку для знакомства, — А это Виктор, — показал на второго, — Мы братья Валентины, — представил он себя и брата. «Потрясающее несходство», — мысленно воскликнул я.
Я пожал им руки и выразил наши с женой соболезнования.
— Пойдем в комнату, Толик. Мама очень хотела с тобой поговорить, — пригласил Николай.
Мы поднялись в квартиру, и зашли в маленькую комнату, где отдыхала мама Валентины. Ребята представили ей меня.
— Толик, — обняла женщина и расплакалась. Немного успокоившись, она объяснила, почему хотела непременно поговорить со мной.
Ее рассказ я слушал с большим интересом, потому что узнал много нового о Вале и ее семье, о ее детстве и юности, о ее планах и несбывшихся мечтах, и, наконец, о страшной болезни, убившей ее, в конце концов.
Дочь делилась с матерью, как с подругой, своими девичьими секретами, а потому оказалось, что в этой семье меня знали заочно с того памятного лета шестьдесят шестого года.
— Какой же счастливой она вернулась тогда из Бердянска, — рассказала мама, — Она читала мне твои стихи и очень долго ждала твоего письма. Я утешала ее, как могла. Забудь его, говорю, мало ли парней на свете. Нет, всегда отвечала она, такой всего один. А потом появился Саша. Что он там о тебе наговорил, не знаю, но Валька долго была сама не своя. Вышла замуж, поехали они в Ленинск, и вдруг присылает письмо, где написала обо всем, как оно было у вас на самом деле. А что уже поделаешь. В отпуск приехала. Мы тогда вас вместе ждали, Валя телеграмму прислала, а приехала одна. Снова не судьба. А потом ты уехал из Ленинска. Как же она переживала. Так захотела в Москву, что на все была готова. Вот тебе и Москва. На телевидение не взяли, на работе плохо. А там эта Рыжая со своей черной магией. И сгубили мою доченьку, — заплакала она.
Тогда я совсем не обратил внимания на слова «черная магия». Сказаны они были мимоходом, и мне ни о чем не говорили. В ее рассказе меня заинтересовало лишь упоминание Рыжей.
В тот день она лишь рассказывала. Ей надо было выговориться, растворить в том рассказе-воспоминании о дочери материнское горе. Все самое интересное я узнал гораздо позже. А пока нас пригласили в большую комнату помянуть Валечку.

Моя следующая встреча с родными Вали случилась меньше, чем через неделю — в день, когда по традиции отмечают девять дней.
Меня встретили, как давнего знакомого, и тут же усадили рядом с мамой, сидевшей за столом между братьями Валентины. В день похорон нам так и не удалось поговорить с ней обстоятельно, а потому она, похоже, решила не терять времени на поиски встречи со мной.
— Как же так случилось, Толик, что не уберегли мою доченьку? — спросила она, когда все уже давно переключились на трапезу и соответствующие случаю застольные разговоры.
— Мне кажется, Саша просто не понимал, что она больна, — ответил ей и рассказал о бурных событиях, предшествовавших больничной койке в психиатрическом отделении.
— Да нет, Толик. Саша давно знал о ее болезни. У Валечки она наследственная.
— Я знаю, — подтвердил я.
— Откуда? Разве Валечка или Саша тебе что-нибудь говорили? — удивилась мама.
— Нет, конечно. Узнал случайно еще в первые наши месяцы в Ленинске, а потом, года через два, в Харькове, — и я в деталях рассказал ей, что тогда произошло, а главное, что сказали моему отцу врачи, когда узнали об этих деталях. Мне показалось, что не удивил ее своим рассказом.
— Красавица моя, — всплакнула мама, — Вся в деда. Тоже был красивый и такой же несчастный, — пригорюнилась она. Помолчав, продолжила, — Все от деда взяла и красоту свою, и болезнь эту тоже. Валечке нужен был человек, который ее понимал, а главное, который был бы ей дорог. Когда у нее все хорошо, она как все. А как какая неприятность, жди приступа. Чуть переволнуется и ночью говорит-говорит, а иногда вскакивает и бежит куда-то. Дед, тот всю деревню обегал, а потом ляжет, где придется, и спит до утра. Но, никому никогда зла не причинит. А вот Валечка меня удивила. Толик, а ты когда видел ее в последний раз? — вдруг спросила она.
— Сразу после больницы. Они с Сашей и Олей заезжали к нам.
— А до болезни часто у них бывал?
— В этой квартире всего два раза. Сразу после новоселья, и когда нашего однокурсника провожали в Америку. А так Валя с Сашей иногда к нам заезжали, когда бывали в Москве, но за полгода до Валиной болезни совсем пропали. Мне было не до хорошего — работа, командировки. А вот жена съездила, навестила, но уже слишком поздно. Они собрались разводиться. А через день Валечка к нам примчалась.
— Толик, а ты слышал что-нибудь о черной магии? Валечка или Саша тебе ничего не говорили? — удивила она неожиданным вопросом.
— Нет. А что они мне должны были говорить? — недоумевая, спросил ее.
— Да нет. Ничего, — ответила она и, похоже, потеряла интерес к этой теме.
И я долго еще рассказывал ей подробности, как познакомился с Валечкой, как вспыхнула наша любовь, как нелепо складывались наши дальнейшие отношения. Мама слушала внимательно, не перебивая, но я чувствовал, она уже давным-давно знала все это от своей Валечки.

Прошло около месяца от даты печальных событий.
— Слушай, тут Сашка заезжал, — сообщила как-то жена, — Напомнил, что скоро сорок дней Валентине. Странный он какой-то. Неужели сумасшествие заразно? — предположила она.
— Выдумаешь такое. А что случилось?
— Представляешь, приехал довольный такой. Вчера, говорит, с Валей разговаривал. У нее все в порядке. Он рассказывает, а у меня мороз по коже. Ну, думаю, и этот умом тронулся от горя. Валя мне тогда рассказывала, с чего у нее все началось, — я насторожился.
— Что началось?
— Да все ее неприятности. Сначала похороны Сашиной мамы, потом еще кто-то из родственников умер. А тут, говорит, на работе направили оформить завещание. Приходит, а там труп. И так дня три подряд. Ну, и пришлось ей бросить работу. А дома уже Саша со своими таблетками. Слушай, как бы и он в дурдом не загремел, — обеспокоилась жена. Вспомнив, как вел себя Саша в траурные дни, я задумался.
И снова за столом оказался рядом с мамой и братьями Валентины. В этот раз можно было не сомневаться, что все они относились ко мне по-родственному. Одновременно видел их недовольство странным поведением Саши.
— Знаешь, Толик. Так и подмывает морду набить за все хорошее, — сказал кто-то из братьев, заметив его очередную выходку, — Так ведь рассыплется, а ему еще Ольгу воспитывать.
Уже в конце поминок мама все же не удержалась и рассказала, что слышала от Вали о странном увлечении мужа и его друзей, вернувшихся из Америки.
— Валечка мне тогда рассказала, что жена этого Демы, Рыжая, привезла какую-то книжку про черную магию. И вот они все ее прочитали и начали что-то там делать, как написано. И представляешь, говорит, мамочка, у меня стало получаться лучше всех. Как рассказала, меня ужас охватил. Что же ты, говорю, доченька, делаешь? Мы же православные, а не нехристи какие. Зачем тебе это надо? А зато, говорит, я с дедушкой говорила. Как, спрашиваю, ты можешь с ним говорить, если он давно помер? По той книге, говорит, с мертвыми можно разговаривать. Страх какой, — разволновалась она так, словно Валя рассказала ей весь этот бред только что, а не несколько месяцев назад.
— Да тут Саша недавно мою жену напугал, когда рассказал, что он с покойной Валей говорил. Она подумала, он с ума сошел от горя, а выходит, той ерундой до сих пор занимается, — вдруг осенило меня.
— Да они пусть занимаются, чем хотят. Они здоровые, а моя Валечка именно после этого стала слышать голоса. Угробили они ее этой магией.
— Похоже на то, — мрачно согласился с ней, вспомнив нашу ночную беседу с Валей после ее побега на Главпочтамт.
Я вдруг ясно представил, что произошло, когда Дема и Рыжая вовлекли Сашу и Валю во вроде бы безобидное занятие снобов — сеансы спиритизма. Они, психически здоровые люди, просто развлекались от скуки, а вот бедняжку Валю, страдающую наследственным заболеванием, это неизбежно должно было привести к катастрофе. Мог ли об этом догадываться Саша, знавший, как оказалось, о болезни Вали? Вряд ли. Ведь он не читал литературы по психиатрии.
И я рассказал маме о том разговоре, когда Валя сообщила мне «страшную тайну», что она биоробот, который должен исполнять команды какого-то центра. И еще рассказал, как попытался внушить ей, что не какой-то центр, а она сама себе выдает те команды, и что Валя, в конечном итоге, согласилась со мной, но к утру напрочь забыла и о нашем разговоре, и о своем ночном путешествии.
— Вот видишь, Толик, ты все понял, и Валечка тебя поняла. А этот умник сам подбросил больной жене такую книжку. Мало того, мне сказали, что эта Рыжая зачастила к Валечке, когда она вышла из больницы. Кто знает, чем они занимались. Но, не могла моя Валечка сама на себя руки наложить. Все эта магия проклятая, — расплакалась мать, потерявшая дочь.

Переговорить с Сашей удалось лишь месяца через три, когда он, как обычно, заехал к нам по дороге из Москвы в Болшево.
Он сам затеял тот разговор, когда понес какую-то чушь об астральной связи с Валей, которая в данный момент, якобы, успешно преодолевает какие-то «чистилища», прежде чем ее определят на постоянное место жительства в одной из сфер.
Выслушав весь этот бред, сопровождавшийся научной терминологией, понял лишь, что Саша не сумасшедший, а увлечен вновь входившими в моду учениями Рериха и Блаватской.
Начитавшись привезенных Демой книг об оккультизме, он возомнил себя медиумом. На здоровье, заблуждайся, сколько хочешь. Меня же интересовало лишь одно, понимал ли он, что творил, когда вовлекал во все это Валентину?
И я сделал вид заинтересованного человека. Сколько же чепухи узнал в тот день, мысленно содрогаясь от смеха. А Саша с сияющими глазами фанатика все рассказывал и рассказывал о каких-то сферах, в которых обитают сущности, или, по-иному, очищенные души бывших людей.
Узнал я и как он выходил в астрал для связи, и как отыскивал там кого-то.
— Все это требует большой концентрации мысли. Отвлекаешься от всего, расслабляешься, входишь в транс, а потом все идет само по себе, — заикаясь от волнения, ответил Саша на мой вопрос, — сущности сами тебя находят. Меня как-то нашел мой предок, который жил четыре тысячи лет назад. Его звали «Тургай» и он был убит стрелой, — с гордостью сообщил он потрясающую новость, почерпнутую из астрала.
— А как вы говорите? На каком языке? — с серьезным видом продолжил я допрос.
— В том-то и дело, что в этом обмене нет языка. Мы обмениваемся мыслями.
— То есть, ты хочешь сказать, что сам формулируешь то, что воспринимаешь из астрала? — задал ему вопрос-ловушку.
— Ну, да! — тут же попал в нее новоиспеченный медиум, — Ты все правильно понял!
— Еще бы, — с гордостью ответил ему, — А голоса сущностей ты слышишь, или нет?
— Голоса слышала только Валя, — неожиданно проговорился «медиум», — А мы ничего не слышали, — честно ответил он. «Вот оно!» — мысленно воскликнул, но не стал развивать допрос в интересующем меня направлении.
— А как же вы все-таки фиксировали ваш обмен мыслями, если фиксировали?
— Запросто! — воскликнул профессионал бесед с загробным миром, — Я держу в руке карандаш, и он сам, помимо моей воли, записывает ответы сущностей, с которыми установлена мысленная связь, — радостно пояснил он.
— То есть ты хочешь сказать, что кто-то водит твоей рукой помимо твоей воли?
— Совершенно верно! — попался Саша в очередную ловушку.
— Саша, а скажи, пожалуйста, — продолжил я, — Как ты различаешь, когда ты пишешь сам, а когда пишут за тебя?
— Запросто! — глянул он на меня с видом превосходства, — По сути ответа. Он содержит то, о чем я до ответа даже не подозреваю.
— Саша, а тебе не приходило в голову, что эти ответы приходят не из астрала, а из глубин твоего подсознания, то есть, по сути, от самого себя? — попытался сокрушить устои его новой религии.
— Этого просто не может быть! — с искрой в глазах уверенно заявил фанатик.
— Почему?!
— Потому что мы все делаем строго по правилам и предписаниям, — ответил типичный догматик веры.
— Ну, тогда, конечно, да, — поддержал его.

«Круглый идиот», — подумал я. С таким идиотизмом вряд ли подумаешь о других людях, даже близких. Как же! Ты вышел в астрал, ты поднялся над людьми, ты можешь знать прошлое Человечества в деталях. Интересно, а как насчет будущего? Наверняка и здесь есть перспективы, иначе, зачем весь этот огород?
— Саша, а свое будущее можно узнать у сущностей? — смиренно спросил я «гуру».
— А как же! — оживился он, — Не только свое, но и всего Человечества! — уверенно заявил новоявленный Пророк. Вот это да! Да только от осознания своего величия можно свихнуться. Ведь если о будущем все известно, то облегчается и поиск пути к нему. А когда знаешь направление, о чем еще думать, зачем суетиться. И Саша продолжил потрясать, — А о себе я уже давно знаю все. Умру я в девяносто восьмом году от инфаркта. А до этого года мне ничто не угрожает. Так что я теперь спокоен, как удав.
— Потрясающе! — закончил я познавательную беседу.
Пусть заблуждается, решил я. Это помогает ему не воспринимать свое горе как реальность. Тем лучше. Не стоит даже намекать ему, что своим безрассудством он сам разрушил свое семейное счастье. Правда, с его «познаниями» восточного мудреца, мне кажется, он и поныне счастлив. Весь его сияющий вид кричит об этом.
А что же Валя? Это теперь всего лишь сущность, с которой можно общаться, когда захочешь. Все совсем как в реальной жизни. И ничего не изменить. А тогда, при чем здесь скорбь?
Что ж, похоже, это лишь мой удел всю оставшуюся жизнь оплакивать мою Королеву, мою Валю-Валентину.