Звездопад

26 июля. Подумать только, двадцать лет назад я была именно в этом доме отдыха… Я вспомнила как автобус упрямо карабкался вверх по узкой шоссейке окруженной высоченными елями, вспомнила неожиданный вид с холма – былинный, с деревенькой на крутом берегу, уходящими в даль рощами, рекой и даже озером. Господи, ничего же не изменилось! Даже два маленьких кирпичных корпуса покрашены в тот же линяло желтый цвет. И лавки из двух чугунных загогулин, соединенных тонкими рейками, и два покосившихся грибка на пляже. Здесь наверно еще сохранилась библиотека с подшивками журнала «Экран», откуда я в свое время нещадно выдрала всех обожаемых французских актеров. И прокат лодок и катамаранов. И кинозал с вишневыми стульями.
Да, все было на месте. Было еще много чего, хотя кормили тогда не в пример лучше. Ладно, чего я хотела от профсоюза на путевку за треть стоимости. Зато на три недели я была избавлена от необходимости метаться по магазинам, готовить и мыть посуду, а это уже неплохо.
Номер мне достался приличный, одноместный, с душем. Мебель с тех самых времен. Балкон с видом на сосновый бор. Перегородка, разделяющая мою половину балкона от соседской, отсутствует. Ну, это смотря что за соседи у меня будут.
При виде соснового бора у меня защемило сердце. Та акварель, где она сейчас? Хорошо вышло, особенно молоденькие сосенки в центре. Сейчас они уже мало чем отличались от своих старших сестричек – вытянулись, потемнели. Как я гордилась той работой! Ее даже брали на выставку художественной студии. Кажется после нее она и пропала.
Народу, слава Богу, не много. Большинство рвется отдыхать на юг, а тут еще лето дождливое. Несколько семей с детьми. Несколько пенсионеров. Парочка очень похожая на молодоженов. Кажется отдых будет спокойным.
16:00. Видела свою соседку по балкону. Совсем еще девочка, лет 15-16. Черненькая, худенькая. Глаза так и блестят. Вежливая. Ладно, если она не будет по ночам слушать музыку и водить к себе местных рокеров из деревни, мы вряд ли пересечемся. Нас разделяет тонкая гипсокартонная стенка между нашими комнатами и двадцатилетняя пропасть разницы в возрасте.
19:00 За ужином завязались первые знакомства благодаря феерически общительной Анастасии Филипповне (бывает же такое!). за столом нас шестеро: она, я, пара молодоженов Ленчик и Лёнчик, печальный язвенник Валера и Тисса, моя соседка по балкону. Трое на трое. Трое оптимистов и трое настороженных отдыхающих опасающихся за свой суверенитет. Странно, что Тисса примкнула к оппозиционерам. Наверно это подростковая застенчивость. Не удивлюсь, если дня через два она уже будет играть в пляжный волейбол с Анастасией Филипповной или вызывая приступы мучительной зависти у местных ребят из деревни, плавать по реке на катамаране.
Что до меня – я постараюсь отстоять свое право на спокойный отдых. Никогда не понимала прелести шумных спортивных развлечений. Одно дело поддерживать милую беседу за столом, и совсем другое изменить своему жизненному принципу – в долину молния не бьет.
02:30 Меня разбудило тихое шкрябанье и шевеление на балконе. Я оторвала голову от подушки и едва не закричала. На фоне звездного неба стояла белоснежная фигура со свечей и медленно чертила знаки плавным движением призрачной руки. Как я не поседела от страха! Меня спасло только то, что я отменно вижу в темноте – в руке приведения мне удалось разглядеть карандаш. Да и свеча стояла на перилах балкона вполне прозаическом граненом стакане.
Бесшумно встав с дивана я подошла к балконной двери. Так и есть. Тисса. Она пыталась запечатлеть лунный пейзаж с натуры. Целое облачко насекомых металось вокруг свечи. Господи, как я испугалась!
Потом я вспомнила – я использовала для подобных целей специальный фонарик, который закреплялся на голове резинкой, такой носят телефонисты и электрики. Но от резкого контраста – белый лист, черное небо – у меня сильно болели глаза. Все равно, что рисовать в солнечный день на пляже.
Забавно, значит Тисса увлекается живописью. Это кое-что объясняет. Что ж, тогда вполне возможно она не станет заводить знакомства с местными аборигенами и приводить их к себе на сейшен. Меня пока я жила здесь больше привлекали роскошные виды, чем колоритная натура. В душе я не портретистка.
Осторожно вернулась на диван, стараясь не вспугнуть полуночную рисовальщицу. Но тут она задела локтем стакан со свечей и он упал вниз на клумбу. Сердито чертыхнувшись она ушла с балкона. А я сделала эту запись.
28 июля. Ходила на пляж. Нужно ловить те немногие теплые дни, чтобы успеть подзагореть. Ну и лето в этом году – сплошные дожди и ветер. Но сегодня погода была просто замечательная. Ни ветриночки, высоко в небе редкие облака, а то что вода холодная, так в воду можно и не лезть. Ленчик и Лёнчик шумно целовались на катамаране. Анастасия Филипповна сколотила команду и лихо скакала в пляжный волейбол (как это я ее угадала, а?). Тисса в джинсах и рубашке с длинными рукавами сидела в тени и мрачно смотрела на небо. Наверно не выспалась после вчерашней натуры.
Наконец я все-таки не устояла. Вошла в воду. Не так уж и холодно, если быстро грести. Нацелилась, было доплыть до острова, но решила не рисковать, ну какая из меня пловчиха? Утопленница еще туда-сюда. Поплавала взад-вперед любуясь отражением деревьев в воде. Удивительное ощущение – смотреть с поверхности изломанного зеркала, почти что с той стороны. Жаль, что я не умею открывать глаза под водой. В маске это не так красиво. Все равно, что смотреть в стекло автобуса на проплывающие мимо виды.
Пожалела что не взяла с собой ни пастели, ни карандаша. Но кто знал…Давно не чувствовала такого сильного желания что-нибудь изобразить.
19:00 За столом Анастасия Филипповна неожиданно заметила наше «разительное» сходство с Тиссой. По-моему, наше сходство не больше чем у любых темноволосых худощавых девиц, но переубедить неутомимого Массовика-затейника от Бога, я не пыталась. Тиссу подобное заявление настроило на философский лад и она почти ничего не съела.
Анастасия Филипповна решила развлечь нас. По ее словам выходит, что мы все – поколение скептиков и пессимистов, но если нас занять, мы и думать забудем про хандру и сплин. Я уж было, приготовилась под первым удобным предлогом сослаться на скверное самочувствие и улизнуть из-за стола, но оказалось, что речь идет всего лишь о небольшой прогулке в лес. Ха! Я прекрасно знаю здесь все закоулки, мне бы только оторваться от основной группы – и поминай как звали, они меня до ужина не увидят. Остальные тоже согласились по каким-то своим причинам. Завтра идем в лес.
29 июля. Стоило посмотреть на то, как экипировались наши доблестные путешественники – второй раз я до слез пожалела об отсутствии бумаги и карандаша. Ленчик – в белом «рибуковском» костюме для занятий аэробикой в стерильных условиях, Лёнчик – в коротких бриджах или длинных трусах, под кодовым названием «комариная радость», Валера в строгом деловом пиджаке и  наша предводительница в розовом платьице с оборками из газа, в котором она походила на огромную мультипликационную медузу. Еще два спортсмена с пляжа и дама в китайском халате с драконами. Мы с Тиссой выглядели бывалыми профессионалами в своих джинсах и ветровках. Еще двое или трое завербованных вчера «переселенца» не явились – где они прятались и чем собирались оправдывать свою неявку, не знаю, но мужественные люди ничего не скажешь.
В лесу я отделилась от общей массы и пару раз лениво аукнув углубилась в чащу. Мне вдруг вспомнилось одно местечко. Интересно, найду я его или нет? Память на места у меня всегда была отличной.
Высоченный ельник был строг и темен, точно древний храм. Ни пререканий птиц, ни шелеста ветерка. Ветки сплетались высоко над головой образуя свод, здесь не хотелось ни говорить, ни торопливо шагать – медленно, словно во время какой-то церемонии шла я между колонами стволов уходящих в невообразимую высь. Здесь даже воздух обретал оттенок и плотность.
Впереди показались заросли папоротника. Значит все верно, не заблудилась. Я пошла еще медленней. Вот сейчас… Еще минута… Вот он! Овраг. Да какой! Не широкий – метров двадцать, не более. Зато глубина его – просто ужас! В одном месте на дне росла осина. Ее вершина едва дотягивалась до корней елей на краю, а ведь это было взрослое дерево, стройное и высокое.
Я замерла на краю оврага. Сама не знаю отчего, я испытывала первобытный ужас, совершенно необъяснимый, и от этого еще более сильный, при виде расступившейся земли, исполинских папоротников и хвощей темнеющих в глубине карликовым лесом. Когда-то я даже убежала отсюда – потом, правда, вернулась. Тогда я была почти ребенком, впечатлительной, с буйной фантазией. Сейчас на краю оврага стояла взрослая женщина, не склонная к опрометчивым поступкам и вере в чудеса. Прошло двадцать лет – и ничего не изменилось, сердце так же тревожно билось, и что-то холодело в районе обильного завтрака.
С той стороны оврага прямо к моим ногам стелился мост – толстый ствол вывороченной ели, ее корни причудливым веером торчали из земли. Такой же мост был и тогда. Но вроде не здесь… Не могло же дерево так долго лежать, оно покрылось бы мхом, сгнило… Конечно, это было совсем другое дерево. То лежало корнями на моей стороне, вершиной от меня.
Внезапно я увидела ее. Она стояла у самых корней поваленного дерева и смотрела вниз. Я могла угадать ее мысли – когда-то я точно так же стояла над еловым мостом и убеждала себя, что никто и никогда не узнает, а сказать можно что угодно, и незачем, в сущности, рисковать, нет ни малейшей необходимости, и еще много чего в том же духе, пока не стала себе отвратительна и не поняла – или я сейчас перейду, или возненавижу себя.
Тисса дошла да последней точки куда быстрей меня. Повернувшись боком она ступила на ствол. Мне стало нехорошо. Если она свалиться и упадет в овраг – сломанная нога – лучший финал ее бессмысленного поступка. Глупая девчонка! Словно от того, пройдет она или нет измениться хоть что-то в ее жизни!
Она шла очень медленно, стараясь не смотреть вниз, только под ноги. Скорей бы. Мои нервы натянуты до предела. Легче уж самой пройти, честное слово… Еще шаг. Еще один. Еще…И вот когда она уже почти добралась до края оврага, под ногой у нее хрустнул сучек. Девушка взмахнула руками. Я не выдержала и вспрыгнула на ель.
- Держись! – моя рука протянулась к ее.
Она ухватилась за нее и мне удалось удержав равновесие утащить ее на безопасное место, после чего мы обе свалились в папоротники на краю оврага.
- Ты, акробатка, - невольно выдохнула я, - чего тебя понесло на бревно?
- Хотела срезать.
Врет. Сколько себя помню в ее возрасте, я тоже всегда врала незнакомым людям, причем безо всякой корысти.
- Понятно. Ты удрала от всех?
- А вы?
- Я-то удрала. Стара я для пионерских костров и походов.
- А почему вы тогда не отказались? – она смотрит на меня с упреком.
- Из чувства солидарности. А если честно – не хотела осложнять себе жизнь. На споры ушло бы пол вечера, а так – и волки сыты и овцы целы.
- Они будут вас искать.
- Вряд ли.
- Будут. Решат что вы заблудились.
О! Голос совести. Как же, как же…
- Но ты тоже, как будто заблудилась. Нет?
Мрачный взгляд исподлобья.
- Я люблю гулять по лесу одна.
- Я тоже. Вставай, Тисса, папоротники не самое подходящее место для отдыха.
Мы поднялись.
- Страшное место, верно? – внезапно с содроганием глядя в овраг говорит девушка. – Прямо жуть берет. Особенно от папоротников. Совсем как первобытный лес. Они такие большие!
- Комарья в них много. А по осени – паутины. – спешу развеять мрачновато-мистический настрой преувеличенно бодрым тоном. – Давай пойдем в обход. Там где ты переходила в первый раз должен быть заасфальтированный мостик.
- Даже с фонарями. Правда они не работают.
- Видишь, как все удачно. И нет никакой необходимости изображать из себя гимнаста Тибула над городской площадью.
- А вы бы перешли?
В голосе ее не вызов, не агрессия – напряженное любопытство. Она смотрит на меня во все свои огромные желтые глаза так, словно от моего ответа зависит что-то очень важное.
- Нет. Даже не стала бы пробовать. Разве что за мной погнался бешеный медведь.
- Это теперь. А раньше?
Раньше… Раньше мне ничего не стоило влезть на самый верх водонапорный башни, чтобы по просьбе друга написать «Маша дура», запрыгнуть на проезжающую мимо на малой скорости платформу товарняка, чтобы успеть на день рождения, взобраться по отвесному склону без страховки перепугав спелеологов… Но перейти этот овраг по упавшей ели…
- Я когда-то пробовала, - невесело признаюсь я, - давным-давно. Почти в этом самом месте. Даже дерево такое же лежало. Не дошла. Почти до середины добралась, а потом глянула вниз и сама не помню как оказалась там, откуда начала.
Я даже сейчас помню то ощущение, неприятное крайне. Пожалуй, именно тогда я впервые по-настоящему испугалась. Я представила как я падаю в овраг, где на дне непременно торчат какие-нибудь заостренные коряги, на манер волчьей ямы, я напарываюсь на них… С той поры я больше не лазила по крышам и недостроенным зданиям.
- А потом? – Тисса смотрит на меня с надеждой. – Потом вы еще раз не пробовали?
- Нет. – искренне созналась я. – Не смогла. Я уступаю тебе в мужестве. Ты молодец.
- Я тоже боялась. Я бы упала, если бы не вы.
- Сучек обломился, вот ты и оступилась.
- Дело не в сучке. – она ежится, как от ветра. – Мне словно кто-то показал, как я падаю на такую острую штуку, знаете? Ну, как бывает на пне, если дерево сломалось, как игла. Вот я чуть и не слетела.
- Я понимаю. Ладно, самое страшное уже позади. Идем догонять честную компанию, а то они и впрямь до ужина будут нас аукать. Хотя мы с тобой единственные, кто здесь не заблудится.
И мы пошли прочь от елового моста.
1 августа. По возрасту ей бы больше подошли Ленчик и Лёнчик. Но они когда не целуются – ссорятся не менее темпераментно и всенародно – для диковатой шестнадцатилетней девочки это немного слишком. Остальные – кто занят собой (Валера), кто детьми, кто общественной жизнью (а ведь осточертела будто всю жизнь знакомы, Анастасия свет Филипповна!). Вот и приходиться Тиссе поддерживать общение со мной. Именно что приходиться. Я ей не очень нравлюсь (уверена), у нас почти нет ничего общего, да и возрастной промежуток сказывается. Она очень ранимая и независимая. Застенчива – ни разу не похвасталась своими работами, а она рисует, я видела. И в то же время, бесстрашная, как всякий шестнадцатилетний подросток. Вчера отказалась принимать участие в совместном проекте «Нам песня строить и жить помогает». Я под шумок тоже слиняла. Ну какая из меня вокалистка! Я и в хоре-то стояла только для массы, открывая рот и улыбаясь.
Но мне с ней легко. Ее словно и нет. Первый раз встретила человека с которым спокойно могу бродить по лесу. Не отстает, не болтает без умолку, ей можно сказать – смотри, какая красота, и увидеть восхищенный взгляд в подтверждении своих слов. Самое удивительное – мы совершенно не спорим в выборе направления. На моем веку подобное встречается впервые, обычно двое лучших друзей стоя лицом к солнцу с картой и компасом в руках насмерть грызутся из-за того куда им нужно идти, чтобы куда-либо придти. Некоторые ее высказывания вызывают у меня невольную улыбку, я такой наивной в ее возрасте уже не была. Категоричности в ней тоже хватает, слава Богу, нет ни апломба, ни настырности. А еще она очень любопытна.
Только не могу понять, почему именно я вызываю у нее такое неистовое любопытство. Словно ей поручили написать сочинение на тему «Портрет тридцатишестилетней женщины, на фоне дома отдыха» – и вот теперь, бедняжка, собирает материалы. Хотя может это и от скуки. Ведь что ни говори, а заняться здесь особо нечем.
2 августа. Правду говорят – связался черт с младенцем. Сегодня я еще раз убедилась в том, что если ума человеку не дадено, надеяться на внезапное поумнение – глупо. Будем откровенны – мной двигало самое низменное желание – произвести впечатление. И я была по заслугам наказана.
Самое странное – я же прекрасно знаю свои силы, особенно в воде. И никакими уговорами или «слабо» меня не сподвигнуть на заплыв больше 100 метров, в непосредственной близости от берега. Так что сегодняшний инцидент можно рассматривать как случай временного помутнения рассудка.
Началось все с Лёнчика-Ленчика. Эти два обалдуя все-таки затащили Тиссу в воду. Плавала она «своим» стилем, но на воде держалась. Анастасия поведала нам, как в будучи вожатой в «Артеке» она плавала на знаменитые Адалары и еще куда-то в пятибалльный шторм. Сладкая парочка похвасталась километровой дистанцией на Канарах (судя по тому, как они плавают, дистанция эта была преодолена на надувных матрасах). Еще один бывалый пловец переплывал Урал едва ли не вслед за Чапаевым, и в полной амуниции (не то тевтонского рыцаря, не то запорожского казака). На фоне такого сборища ихтиандров мы с Тиссой имели бледный вид сухопутных крыс. Мне, честно сказать, было все равно. А вот девчонку здорово задело. Она ядовито осведомилась кто из присутствующих здесь сможет доплыть до живописного острова с несколькими березками, видневшегося в некотором отдалении в центре озера.
Оценив расстояние пловцы сникли. Уральский сподвижник Чапаева сослался на радикулит, Анастасия на долгий перерыв в водных процедурах, Лёнчик сомневался чистотой воды, Ленчик – дна.
Даже под дулом пистолета я не сделала бы то, что сделала под взглядом ее даже не просящих, а повелевающих глаз. Я встала и без единого слова вошла в воду.
За спиной тихо плеснуло. Кто-то еще принял вызов ядовитой девчонки. Я не оборачивалась, потому что берегла силы, у меня из было немного, а до острова было еще о-го-го.
Я старалась не думать о неприятном. Напротив, представила себе тихую заводь, по водной глади которой неспешно скользит купальщица (я), и облака отражаются вокруг, и едва заметные волны расходятся в стороны. Вода теплая, мягкая словно покрывало и плыть легко – раздвигаешь ее руками и толкаешь себя вперед, все ближе и ближе к острову.
И тут что-то коснулось моей руки. Бог мой! Я не хуже дельфина выскочила на полкорпуса из воды. С невероятной быстротой ринулась я прочь от неведомой опасности. Все самые ужасные картины, которые могло нарисовать больное воображение: утопленники, обросшие слизью водоросли, исполинские грибы-монстры, океанские медузы и даже почему-то купол затопленного храма – все это мгновенно пронеслось перед моим внутренним взором.
Но быстро плавать я не умела. Рывок отнял у меня все силы и примерно на середине пути я поняла, что не доплыву. Дышать стало трудно, вода больше не держала, напротив, подо мной стали образовываться отвратительные пустоты, куда меня неудержимо затягивало, вода затекала в нос и рот. Я испугалась.
Бодрый плеск за спиной вывел меня из состояния мухи упавшей в таз с дождевой водой. Если мне будет совсем невмоготу – попрошу подержаться за плечико, подумала я. Только неплохо, чтобы при этом у меня было нормальное выражение лица, а не вытаращенные глаза и перекошенная физиономия потенциального топильщика. В противном случае я либо перепугаю своего спасителя до смерти и он сам будет нуждаться в помощи, либо он кинется спасаться бегством.
Внезапно я поняла, до острова осталось совсем немного. Еще пара минут и я на суше. Из последних сил я наддала и вскоре с омерзением вытаскивала ноги из глубокого ила пополам с водорослями. Только тут я обернулась.
В нескольких метрах от меня отчаянно боролась за свою жизнь Тисса. Я помогла ей  выбраться на сушу.
- Ну как, устала? – спросила я ее когда ко мне вернулось дыхание и дар речи.
Она кивнула.
- Вообще-то, я плаваю не очень.
- Зачем же тогда поплыла?
- Захотелось.
- А если бы не доплыла?
- Доплыла бы. Вы же доплыли.
Я хотела еще что-то сказать, но передумала. Нам предстояло еще возвращаться назад. Можно было, конечно, попытаться докричаться до берега, чтобы за нами приплыли на катамаране, но в таком случае пропадал даром весь пафос нашего дурацкого поступка.
- Если что, возьмешь меня за плечо, поплывем рядом. – сказала я Тиссе.
Она заулыбалась. Похоже, мне впервые удалось сделать нечто такое, что подняло мой авторитет в ее глазах. Непостижимым образом это придало мне силы.
Обратно мы доплыли на диво быстро и легко. На берегу нас вяло приветствовали, в основном Анастасия: «Хорошо сплавали, девочки?» но наш триумф это не омрачило.
Только после ужина, когда все пошли в кино, а я уединилась на звенящей комарами террасе, мне стало нехорошо. Я испугалась, задним числом. Я увидела все происшедшее со стороны – наш заплыв, где никто бы нам не помог – ну кто кинулся нас спасать, уральский казак, разве что… Берег у острова мог оказаться топким, как бы мы выбирались? Если бы я обернулась и увидела, кто за мной плывет еще на середине озера? Нет, все, все с самого начала было несусветной глупостью. Не говоря уже о том, что черта с два я бы выплыла, если бы Тисса положила мне руку на плечо.
Но самое удивительное – я была горда нашей дурацкой выходкой, словно совершила подвиг. Вот это самое непостижимое.
6 августа. Дни бегут незаметно. Мы насушили целый пакет грибов, собрали всю позднюю малину в округе и даже посмотрели индийский фильм, «Зиту и Гиту». Как я раньше могла смотреть такое по 5-6 раз? После фильма народ тряхнул стариной и спел несколько индийских шлягеров из «Бродяги», «Танцора диско» и «Али-бабы и 40 разбойников». На закуску уральский казак спел арию индийского гостя, а мы с Тиссой сплясали лезгинку.
Неутомимая Анастасия уже было, хотела организовать концерт местной самодеятельности, как вдруг произошло ЧП. Деревенские, или как они себя называли, поселковые джентльмены, в нетрезвом, или как они это называли, под градусом, попытались поучаствовать в концерте со своими номерами: хоровое пение, половецкие пляски и заключительный мордобой.
Наши воспротивились. То ли испугались конкуренции, то ли последней части предложенной программы. Возникла сильно конфликтная ситуация, усугубляемая громкими вскриками Анастасии: «Что вы себе позволяете?» и «Это просто невероятное хамство!», а так же провокационными замечаниями Ленчика, типа: «А настоящий мужчина за такое дал бы в морду!»
Неизвестно, чем бы дело кончилось, если бы не уральский казак. Он отвел самого шумного бузотера в сторону и что-то доверительно и тихо сказал ему глядя в глаза. Росту в нем было – едва ли метр шестьдесят, а весу – килограмм 40, но исполинский детина из поселка Разявино (или Оболдуево), по военному вскинулся «Есть, отец !» и скомандовал своей роте отбой. На этом инцидент, можно сказать, был исчерпан.
Но возбужденный народ не мог разойтись просто так, без обсуждения. Я из любопытства осталась. Все чувствовали себя не очень – героев-то среди наших оказалось не много. Поэтому, чтобы перебить неприятное впечатление принялись геройствовать на словах. Ленчик играла роль овода в стаде, она задавала ядовитые вопросы и комментировала каждое высказывание с потрясающим сарказмом.
По-моему, этой юной патрицианке хотелось крови и зрелищ, а так же подвигов в свою честь. Так как ее лишили подобной возможности, да еще ее рыцарь оказался не на высоте (не ему же выпала честь обратить в бегство вражеское войско), и теперь она рвала и метала.
Мы с Валерой отошли к умеренным. Честно сказать, я вообще не видела нужды в конфликте, но если уж он возник, решать его кольем, на уровне противника, казалось мне еще более диким.
- А если бы на вас напали? – сердито поинтересовалась сытая дама, тайный оппонент и лучшая подруга нашей Анастасии. Они работали в одном отделе какого-то НИИ, души друг в друге не чаяли, но есть предпочитали за разными столами, на всякий случай.
- Если бы напали, - миролюбиво отозвался Валера, мы бы защищались.
- А если бы они напали на незнакомого человека? Тогда пускай он выкручивается сам?
- Не знаю, не знаю. Смотря какой человек. А то один мой знакомый, здоровый такой дядя, увидел как товарищ в подпитии грязно пристает к молодой смазливой дамочке. Он его и приструнил. А та, недолго думая, хвать его по голове увесистой сумочкой. Ты чего, говорит, моего мужа обижаешь? Я тебя, говорит, бугай городской, искалечу, а то вы совсем обнаглели, последних мужиков наших перебить готовы.
- Вот вы иронизируете, а еще Иисус говорил, что трусость самый страшный грех.
- Это не Иисус. Это Михаил Булгаков. – тихо сказала Тисса.
- Все равно.
Шум нарастал. Мне стало скучно и я вышла на террасу. Здесь было уютно и тихо. Елочки темнели в августовском сумраке, в лесу шумели деревья. На ощупь найдя кресло с обтянутыми плюшем подлокотниками, села и мечтательно закрыла глаза.
- Вы тоже думаете, что трусость самый главный грех? – донеслось до меня из темноты.
Когда она успела сюда пробраться? Вряд ли вслед за мной, я бы услышала.
- Нет, не считаю. Если уж ссылаться на Иисуса – не судите, да несудимы будете. Я и сама трусиха. Но уж если выбирать главный грех…Отчаяние я бы в вину не поставила. Это скорее беда, несчастье. Ложь…Тоже нет. Может предательство?
- Вас предавали?
- Конечно. И меня предавали и я предавала. Очень больно.
- Что? Предавать или быть преданной?
- И то и другое. Когда тебя предают у тебя есть утешение – им воздастся! Пожалеют еще, но поздно будет. Приползут на коленях, поймут какое сокровище потеряли. Если предаёшь ты – никаких утешений у тебя нет. Есть оправдания, в которые ты сама не веришь, да угрызения совести, от которых никуда не уйти.
- Разве обязательно предавать?
Я невольно поежилась. Обязательно? Наверно нет, если заранее знать, что так все выйдет…Многого можно было не совершать, а кое-что наоборот, сделать.
- Нет, Тисса, не обязательно. По счастью, со мной такое случалось лишь дважды. Поверь, теперь я бы многое отдала, лишь бы все исправить. Но… В след ушедшему поезду рукой не машут. Приходиться жить дальше.
- Те люди, которых…С которыми вы расстались, они вам кто были?
- Тогда мне казалось, что врагами. Это только в книжках отрицательные персонажи думают по принципу – а совершу-ка я какую-нибудь подлость, а то читатель уже засыпает, того и гляди книгу захлопнет. Мы честно оправдывали свои поступки благими намерениями, а потом уже было поздно.
В темноте мягко завозилось.
- Можно теперь встречный вопрос? – после некоторого молчания спросила я.
- Можно.
- Тисса – это действительно твое настоящее имя, или скорее псевдоним?
Послышался тихий смешок.
- Это прозвище. Зовут меня совсем по-другому.
- Я так и думала. В твоем возрасте я тоже все время мечтала о другом имени.
- Каком?
- Например Мадлена. Или Констанция. Или Елена.
- Или Изабелла?
- Да! Похоже, мы читали одни и те же книги.
- Наверно. А вы бы могли больше не предавать?
Смешная девчонка. Но похоже, она просит совершенно серьезно, рассчитывая на абсолютную честность с моей стороны.
- Тебе-то это зачем?
- Нужно.
- Раз нужно…Я постараюсь.
- Спасибо.
Честное слово, она сказала «спасибо» так, что я почувствовала, как у меня потеплело на душе!
8 августа. Сегодняшний день походил на восхитительный праздник, неожиданный подарок, драгоценную находку. Даже если кроме него все прочие дни лил бы холодный дождь и ничего хорошего бы не было – согласна, он стоит целого лета.
Мы пошли за маслятами в соснячок, километрах в пяти от дома отдыха. Что это за соснячок! Весь золотой, прохваченный солнцем, с плюшевым ковром под ногами, а деревья, Бог мой, что за деревья! Нет ни одного похожего на другое. Тут и гидры с причудливо выгнутыми шеями, и лиры, и драконы. Стволы янтарного цвета, гладкие, без сучков, только наверху веселый игольчатый свод, не темный, как в ельнике – ажурный, светлый. А запах! Можно опьянеть от одного только вздоха, столько в нем бодрости, чистоты.
По такому лесу ходить – одно удовольствие, хоть час, хоть два, не устанешь. Травинки редкие, мягкие, опушенные едва заметным розовым облачком. Ноги в них не путаются совершенно.
Ветер все шумел в кронах и было так спокойно, как будто бы нет ни завтра, ни вчера, только сегодня. Про маслята мы забыли, устроились на огромной «лире» и смотрели на небо.
А потом внезапно раздался гром. Словно огромный зверь заворчал. Когда гроза успела подкрасться? Молнии фыркали где-то рядом, но капли до нас почти не долетали – дождь был не сильный. Гром все рычал, глухо так, совсем не как в городе и пахло хвоей и свежестью.
Тисса скакала под дождем как белка и визжала от восторга при каждом всполохе молний. Я вела себя не лучше, только что, кажется, не визжала.
Кончилась гроза так же мгновенно, как и началась, раз - и солнце. Мы пошли дальше. А тут…Нет, такое надо видеть. Лес расступился, как занавес отдернули. Мы стояли на обрыве песчаного карьера, перед нами лежал весь мир с полями, лесами, облаками и радугой во все небо. Если есть где-нибудь рай, то начинаться он должен вот так.
Не было ни слов, ни чувств, только восторг во всю грудь и глаза во всю ширь. Если чего-то и не хватало, так это крыльев, но ветер упруго гудел за спиной и казалось, – шагни вперед – тебя подхватит и понесет. У меня, привыкшей любоваться в лучшем случае стеной соседнего дома или ширью городских улиц, дыхание перехватило. Радуга! Да во все небо!
Тисса отчаянно ринулась вниз. Вместе с небольшой лавиной песка она неслась к наполненному прозрачной водой озеру. Я кинулась следом. Вода оказалась теплее теплого, а песчаное дно просвечивало даже на глубине. Как же мы накупались! До полного изнеможения. Хорошо, что у нас с собой были яблоки и бутерброды, потому что обед мы пропустили, полдник тоже, и только часам к пяти нашли в себе силы двинуться в обратный путь. Стрекот кузнечиков аккомпанировал наступающему вечеру. В лесу стало темнее, зато ярче засветились золотистые стволы сосен. В такое время легко поверить в эльфов, лесных фей и вообще, во что угодно. Глядя на Тиссу, по-кошачьему ловко пробирающуюся по подступившим зарослям орешника, на ее лицо с прищуренными глазами меняющими цвет от желтого до темно карего, я вполне могла допустить, что она – мой проводник, и путь наш лежит не в дом отдыха на ужин, а в туманный лес, наполненный светом призрачных огней и музыки невидимых лютней сумеречного народца.
Чудный день…Счастливый день. Похожий на бесценный дар, милость, неожиданную удачу. Я вдруг поняла, почему мне было так хорошо – я видела мир не только своими глазами, но и глазами Тиссы. Я представляла, как она замирает от восторга, что она чувствует и поэтому чувствовала вдвойне остро. Я радовалась и за себя и за нее, поэтому моя радость возрастала в двойне.
За один такой день можно было отдать не только лето – но и пол жизни. Той, что еще осталось.
9 августа. Спор о любви затеяла конечно же Ленчик. Их медовый месяц все больше походил на последний день Помпеи, они уже не целовались, а все выясняли отношения.
Поэтому, когда за ужином она ядовито заметила, что настоящая любовь длиться примерно три недели после замужества, я особо не удивилась. Анастасия Филипповна ринулась на защиту брачных уз. Валера высказался, что любовь и замужество конечно не взаимоисключаются, но тем не менее, вовсе не одно и то же. Лёнчик сказал, что он тоже так думал, а теперь видит – ничего подобного. Тиссу по молодости лет в спор не позвали, а меня попросили высказаться.
- Понятия не имею. – честно призналась я. – Я не влюбчивая.
- Правильно! – Ленчик просияла. – Влюбляться хорошо лет в пятнадцать-шестнадцать и в киноартистов, с которыми никогда не встретишься. А реальных кавалеров нужно выбирать на трезвую голову.
- Бог знает что вы такое говорите, Леночка! – ужаснулась Неистовая Анастасия. – Да как же без любви! Без страсти! Вся наша жизнь на ней и держится.
- У женщин может и держится, - коротенький носик новобрачной наморщился воинственной гармошкой, - а мужчины только говорить о ней могут.
- Это вам попадались еще очень неплохие экземпляры, - отозвался Валера, - обычные мужчины о любви говорить не могут, не умеют и не хотят. Хотя иногда ее даже испытывают.
Тисса по щенячье склоняла голову ток одному плечу, то к другому, с живым интересом прислушивалась к различным мнениям. Вскоре посыпались случаи из жизни.
- Почему вы говорите, что любви нет? Вот одна моя подруга уже тридцать пять лет живет со своим мужем и до сих пор они друг друга очень любят. Ездят вместе отдыхать. Он ее зовет Солнышко, а она его Милый.
- Это раньше такие мужчины были, Анастасия Филипповна, а теперь они почти все вымерли. Уступили место более мелким видам.
- Нет, Лена. Вы не правы. Одного моего друга его девушка дождалась из армии. Они даже поженились.
- И не ссорятся?
- Ссорятся. Она забирает пятерых детей и уходит к маме. А он недельку отдыхает и едет их забирать. Но это не главное. Живут же!
- А вы, Валерочка, тогда почему не женаты?
- У меня слабые нервы, интересная научная работа и очень строгая мама. Против такого триумвирата никакая любовь не устоит. К тому же я еще человек не старый, все может случиться.
- Все равно никакой пользы от влюбленности нет!
- Есть. – я отодвинула компот из сухофруктов. – От влюбленности поднимается жизненный тонус. Вот любовь – дело другое.
- В чем же разница?
- По моему, влюбленность это что-то легкое, приятное, кружащее голову, когда тебе с человеком хорошо, ты к нему стремишься, пишешь стихи (даже тот, кто не умеет), хочешь обнять весь мир – короче, все идет вверх, ввысь, и ты летишь, летишь…Пока не упрешься в сам объект своей страсти. Реальный. С его желаниями, мыслями, чувствами. Вот тут, как правило, влюбленность умирает. Потому что не нуждается она в реальности, она живет внутри тебя и настоящий возлюбленный ей зачастую даже и не нужен.
Вот тут может начаться любовь. А может не начаться. Даже скорее наоборот. Настоящая любовь чаще возникает из неприязни – там меньше иллюзий. Ты видишь реального человека, со всеми его недостатками. Еще чаще любовь рождается из дружбы. Дружба тоже равноправна и не слепа.
- А страсть?
- Не знаю…Видела я такое однажды, не хотелось бы мне подобное испытать на себе. Все равно что ехать в одном купе с фанатом тяжелого рока и его магнитолой.
- Какие ужасы…Значит, по-вашему любовь – это надолго, а влюбленность на час?
- Да нет, можно годами нести светлый придуманный образ, особенно если прекрасный принц за горами. А можно любить несколько дней. Может я не права, но влюбленность и любовь отличаются тем, что первая проходит оставляя лишь легкий след – разочарование, огорчение, недоумение, иногда даже стресс, но все это проходит. А любовь меняет человека. Остается шрам. Навсегда.
Тисса задумчиво оперлась подбородком на сложенные рука.
- Любовь-по-правде и любовь-понарошку?
- Да нет никакой любви, ни по правде, ни понарошку!
С этими словами сказанными «насморочным» голосом Елена прекрасная покинула судилище богов.
- Ну да, - согласился Виталий, - а вот и доказательство. Шел бы ты, друг дорогой, утешил свою благоверную, а то как бы она от этой самой, несуществующей не пошла топиться. Бывали случаи на природе.
Мы разошлись по комнатам. Тисса вышла на балкон, я присоединилась к ней. Она повернула ко мне свое бледное в сумерках лицо.
- Ты почему сказала, что невлюбчивая?
- Потому, что это правда. Я влюблялась только в детстве, во всяких книжных героев. А потом…Потом я полюбила и разучилась влюбляться.
- Он тебя предал? – тихий голос похож на вздох.
- Нет. Он умер.
Синий вечер сгущался прямо на глазах. Вот уже нельзя различить подросшего соснячка, только масса леса темнела перед корпусом, да квадраты зажженных окон лили уютный свет на густые кусты жасмина и сирени.
Я почувствовала, как мне на руку упала горячая капля.
- Это было давно, Тисса. Видишь, я уже могу говорить об этом без слез. И ты не плачь. Настоящая любовь сильней даже смерти. К сожалению, это не значит, что смерть отступает перед ней. Просто любовь продолжает жить даже тогда, когда того кого любишь уже нет.
- И ты никого больше не любила?
- Как сказал сегодня Валера – я человек не старый, всякое может случиться. Тридцать шесть еще не конец, верно?
- Верно.
- Врешь ты все. – я пихнула ее плечом. – В шестнадцать лет я считала, что тридцать – это уже предпенсионный возраст, а тридцать шесть – глубокая старость. Но все равно, спасибо.
- Ты сильная – помолчав сказала она.
Да нет, не сильная. Просто никуда не денешься, надо жить дальше.
- Смотри! – я показала на куст сирени у главного корпуса. Там на скамейке безудержно целовались Ленчик и Лёнчик.
- Ой, уже помирились! Как ты думаешь, у них по-настоящему?
- Откуда мне знать…Уж больно шумные они. Но может…
- Вот бы хорошо, если по-настоящему.
Да, это было бы хорошо.
11 августа. Да здравствует безумье! Похоже, в моем размерянном организме настроенном на самосохранение, что-то разладилось. Произошел сбой и теперь я кинулась во все тяжкие. Теперь мне осталось только влюбиться, например, в спокойного Валерочку, который после вчерашних откровений о любви смотрит на меня с мечтательной задумчивостью.
Сегодня я совершила подвиг. Прямо перед обедом. Правда, подвиг небольшой, по росту, но после него у меня и появилось то самое чувство – ну, теперь мне все можно.
Я совершенно самостоятельно и без всяких понуканий и мысленных уговоров перешла овраг по еловому мосту. Сперва туда, а потом обратно. Ну кто бы мог подумать, а? Я собой просто горжусь.
Нет, не выдержу, пойду похвастаюсь Тиссе. Она меня поймет.
13 августа. Вчера вечером мы все наблюдали августовский звездопад. О нем вспомнил Валера и хотя никто точно не помнил с какого числа он начинается, попустить роскошную возможность загадать парочку-тройку желаний никто не захотел.
Мы устроились на площадке перед столовой, там раньше горели фонари, но местные жители подсуетились, и они больше не горели. Звездное небо сверкало над нашими головами опираясь на верхушки высоких елей. Пахло лесом и августом – этот запах я узнаю из тысячи. Август – мой месяц, мне все удавалось в августе когда-то, мне по шалому везло и никакие неприятности не омрачали мою жизнь.
- По-моему, невозможно успеть проговорить желание за такой короткий промежуток. – раздался из темноты голос Ленчика. – Разве что одно слово.
- Сокровенные желания чаще всего в одно слово и укладываются. Жить, любить, верить.
Кажется, это Валера. Голоса в темноте звучат странно. В них появляются другие интонации. Или слышишь их по-другому – лиц не видно, приходиться более чутко относиться к каждому звуку.
- А у меня и желаний-то нет. У меня все есть.
Лёнчик. Точно, он.
- Какой вы счастливый, Леонид. Тогда подарите свое желание мне. У меня их тысячи, и все очень важные.
Анастасия. Какой у нее молодой голос.
- Нет уж, пусть он для меня загадает.
- Чего тебе-то не хватает?
- Я тебе на ушко скажу.
Смех, шепот, поцелуи.
- Это нечестно, нам тоже интересно узнать, какие такие сокровенные желания вы от нас прячете?
- Ой, да так, пустяки…Мне бы хотелось, чтобы Лёнчику никто кроме меня не нравился.
- Мне и так не нравиться.
- Никогда-никогда! Я оказывается такая собственница! Даже чтобы не смотрел на других, вот!
- Какое жестокое желание. – Анастасия вздыхает. – Леонид и вы согласитесь?
- Конечно. Хотя, я и без звезд могу.
- Настоящий рыцарь. А вы, Валера, что пожелаете?
- Если вслух говорить не исполниться, Анастасия Филипповна.
- Исполнится, исполнится. Говорите.
- Ну, если вы обещаете…Хотел вот небеса попросить о спутнице жизни. Посмотрел на наших молодоженов и позавидовал. Хорошо им.
- Ой, Валерочка, вы умница! – щебечет Ленчик. – А вы, Анастасия Филипповна? Какие у вас тысячи желаний?
- Похудеть бы. В Италию съездить. Который год собираюсь, да все как-то…У меня эта мечта с детства. Увидеть Колизей, Рим…Глупо наверно…
- Что вы! Рим, это так здорово!
- А мне бы хотелось стать собой. – опережаю я вопрос. – Просто собой. Такой, какой я могла бы быть.
- Да? – Анастасия заинтригована. – Как интересно.
Но развивать свою мысль я не стала.
- А ты, Тисса? – спрашивает Ленчик. – Чего хочешь?
Тишина.
- Тисса? Ты где?
- Она ушла.
- Ушла. Она еще ребенок, в сущности. Какие у нее могут быть сокровенные желания.
- Не скажите, Леночка, именно у детей и бывают настоящие сокровенные желания. С возрастом они как-то пропадают.
Стремительный прочерк на небе. Еще один. Разговоры стихают. Я тихонько отхожу в сторону. Да, Валера прав, в шестнадцать лет я так многого хотела, у меня было столько надежд…Всего августовского звездопада не хватило бы чтобы осуществить их. А теперь…
Тихое дыхание, легкий шорох. Кто-то стоял рядом со мной. Тисса. Никуда она не ушла. Несмотря на гуашевую темноту ночи, я различаю ее бледное запрокинутое к небу лицо. С ней легко молчать.
Я отыскиваю знакомые созвездия и жду, жду следующего росчерка. Не такие уж они и быстрые – ровно на одно слово. Больше и не надо. Или надо?
Тисса тихо вздыхает. Нужно будет спросить, как ее зовут по-настоящему. И где она живет. А еще неплохо было бы посмотреть ее рисунки. Конечно, я не великий знаток, но когда-то собиралась учиться на художника. Интересно, что она рисует? Что ее задевает, волнует? Я же ничего о ней не знаю, а она обо мне – все.
Но это утром, не сейчас. Сейчас нужно успеть загадать то самое сокровенное желание. Быть собой. Снова стать собой.
Год спустя. Теперь, когда я оглядываюсь назад, я удивляюсь, как я тогда была слепа. Хотя наверно удивляться нечему. Я не могла тогда этого понять, потому что смотрела изнутри. Кто бы тогда сказал мне, что моя судьба измениться столь необычным образом – вот бы я посмеялась!
Возвращаясь к тому дню я словно заново переживаю его, все до мельчайших подробностей сохранилось в моей памяти, и, хотя больше записей в моем дневнике с тех пор нет, мне нетрудно восстановить события 15 августа даже теперь, год спустя.
Я проснулась с ощущением, что должно произойти нечто важное. Ах да, сегодня же последний день моего пребывания в доме отдыха! Вот и отпуск пролетел.
Потом я вспомнила про Тиссу, точнее про свое намерение узнать ее настоящее имя, почему-то мне это показалось очень важным. Одевшись я пошла завтракать, но оказалось, она позавтракала уже раньше и куда-то ушла. Не было ее и в комнате.
Я собрала свои вещи, упаковала их в небольшую сумку с длинным ремнем и в последнюю очередь пихнула в боковой карман свой дневник.
И вот тут я вспомнила. Когда-то давно, еще в первый свой приезд в «Отрадное», точнее перед самым своим отъездом отсюда…Это было время, когда комсомольцы 70-тых писали заветы комсомольцам 90-тых, а пионеры – своим будущим потомкам. Наверно, всеобщее помешательство не прошло стороной – я написала послание себе самой и оставила его в дупле ивы. Вроде как я рассчитывала вернуться сюда на бедующий год, или хотя бы лет через пять. Занятно, оно все еще лежит там, или нет? Что я там такое написала? Хоть убей, не помню. Какой-нибудь детский бред. Я решила посмотреть.
Идти было недалеко, чуть дальше чем до пляжа. Когда я вышла из корпуса, впереди мелькнула голубая ветровка Тиссы. На плече у нее висела спортивная сумка. Я хотела окликнуть ее, но у столовой стояли люди и я решила, что если пойду быстро, то вскоре нагоню девушку, тем более, что шла она в том же направлении.
Я шла по тропинке и мне казалось, я вижу ее худенькую фигурку. У развилки она свернула к бывшему футбольному полю. Я за ней. Теперь я точно различала, да, это Тисса, но она гораздо дальше, чем я думала. Перейдя поле она скрылась в роще, той самой, куда я и собиралась заглянуть.
Мне вдруг стало тревожно. Я побежала, мне было все равно увидят меня или нет. До старой ивы оставалось совсем немного. Почему я решила, что Тисса направляется именно туда? Не знаю. Ива за двадцать лет могла рассыпаться прахом, могла сгореть от удара молнии, ее могли просто срубить – старое больное дерево…Но она стояла на месте, и дупло чернело на обросшем светлым лишайником стволе.
Тисса привстала на цыпочки. Откуда она узнала? Я замерла на опушке глядя на нее во все глаза и почему-то не решаясь подойти. Сейчас она достанет мое письмо…Откуда она могла знать о нем?
Но она ничего не достала из дупла, напротив, положила в него какой-то предмет похожий на небольшую коробочку. А потом поправила сумку на плече и легко зашагала прочь, в сторону леса. Мгновение – ее голубая ветровка последний раз мелькнула между кустами и она растворилась в глубине леса.
Я подошла к дереву. За прошедшие годы дупло сильно расширилось. Внутри пахло грибами и прелыми листьями. Там лежала железная баночка из-под индийского чая, та самая банка, в которую я положила когда-то свое письмо.
Я держала ее в руках и постепенно все мелочи последних дней складывались как кусочки мозаики в целую картину. Все еще не решаясь поверить, я открыла крышку и достала листок исписанный мелким подчерком, не узнать который я не могла.
« Привет, незнакомка. Извини, что не называю тебя по имени – не знаю, какое ты выберешь к тому времени, как будешь читать это письмо.
Пишу тебе из твоего прошлого и своего будущего, так что обратного адреса не оставляю.
Даже не знаю, что тебе сказать. Ты старше меня, умнее, опытнее, ты, наверно, уже достигла того, о чем я только мечтаю. И живешь ты в удивительном мире, который я и вообразить не могу. Но попытаюсь.
Ты научилась рисовать по-настоящему и конечно же рисуешь много и гораздо лучше чем я. А может ты даже стала художницей, как я хотела, да? В таком случае, поздравляю. Я тобой горжусь.
Ты стала смелой, уверенной в себе и больше не вздрагиваешь, если тебе кажется, что незнакомые люди говорят о тебе. Ты их попросту не замечаешь. У тебя полно друзей и в любой компании ты желанный гость, потому что можешь отстоять свое мнение и рассказываешь интересные истории.
У тебя есть большая любовь. Настоящая, на всю жизнь. Он тебя очень любит и ты его тоже.
Ты ничего не боишься (не то что я. Помнишь, как я не смогла перейти через канаву по елке?), и ты бывала в самых опасных переделках и не разу не струсила.
Ты, конечно же, красивая. Зря что ли меня все утешали – ничего, подрастешь, выровняешься, станешь хорошенькой, все подростки угловатые. Ты красивая и добрая, потому что тебя все любят.
Ну как, я угадала? Не смейся, мне просто очень хочется, чтобы все было именно так или даже лучше.
Вчера ночью я смотрела на звезды. Они все падали, падали и я вспомнила – я ведь могу загадать желание! Только какое? У меня их так много. Я загадала, знаешь что? Тебя! Такую, как я написала. Так что, давай уж, не подведи меня.
Вот пожалуй и все. Не знаю чего еще написать. Да и мне пора уже. Пойду через лес до деревни, так ближе, заодно опущу банку в дупло. Интересно было бы посмотреть, как ты будешь читать мое письмо, какое у тебя будет лицо, ну да ничего не поделаешь, не выйдет.
Привет тебе от твоей предшественницы. Вспоминай меня иногда, но не очень часто, нельзя жить вчерашним днем, верно? И потом, я же иду к тебе на встречу. Пока!»
Прочитав письмо и сунув его в карман, я вернулась в свой номер, заперла его и сдала ключ вместе со снятым бельем кастелянше.
- Уезжаете? – окликнула меня Ленчик. – А Тисса где?
- Она уже ушла. – сказала я.
- Жалко. Не успели проститься.
- Жалко.
- Может, вас подвести?
- Да нет, спасибо, я немного прогуляюсь.
Из дверей корпуса вышел Валера со своим аккуратным чемоданчиком.
- Разрешите составить вам компанию?
- Я пешком.
- Я тоже. В такой славный день просто смешно ездить в каких-то там машинах.
- Ладно.
Внезапно меня захватила волна озорного веселья. Глянув на него с хитрой улыбкой, я сказала:
- Но учтите, вам придется лезть через дремучие топи, непроходимые заросли лиан, сражаться с воинственными дикарями, переплывать бурные реки и еще форсировать каньон по одинокому стволу ели. Подумайте, время у вас еще есть.
- Ого! Теперь я уж точно пойду из одного любопытства.
Он тоже заулыбался.
- А знаете, вы удивительно похожи на Тиссу. И вы очень изменились. Неужели ваше желание так быстро сбылось?
- О, да! Это же августовский звездопад. Он способен воплощать самые невероятные желания.
Мы пошли по лесной тропе ведущей к деревне. Проходя мимо ивы я невольно заглянула в дупло. Пусто.
- Что вы там ищете? – поинтересовался мой спутник.
- Письмо. От одной моей знакомой.
- Вы очень загадочная и необычная личность, вы это знаете?
Да, теперь я это знала. И не собиралась больше забывать никогда. Не могла же я обмануть ожидание одной моей знакомой девчонки, которая так верила в меня, той давней ночью, во время августовского звездопада.