Сокровенное прошлое

       Расцвела поздняя сирень махровая после холодной затяжной весны, и закружило пряным запахом хмельным на окраине города. Бредёт солнечным днём июньским по московской улице старенькая женщина с палочкой. Идёт она и по сторонам всё время озирается, будто ищет кого-то.
       - Бабушка, Вы что-то потеряли? – обратился к ней участливо проходивший мимо юноша.
       - Сердце своё, внучек, оставила где-то здесь сорок лет назад, - улыбнулась она ему смущённо, - Вот и ищу, где оно затерялось.
       - Понятно, - кивнул молодой человек, - Сокровенное прошлое не доверишь чужому человеку, оно - слишком личное.
       А вокруг - дома высокие с яркими витринами зазывающими, но проходит мимо старенькая женщина – не затем она сюда приехала. В конце улицы, за домом, дуб старый, всё ещё могучий, шелестит густой темно-зелёной кроной. Подошла женщина к дереву и погладила его нежно по коре шершавой:
       - Ты всё такой же, ничего тебе не делается. И скамейка та самая сохранилась. Вот, Егорушка, пришла я попрощаться с местами нашими сокровенными, как обещала на твоей могилке на проводах. Показалось мне тогда, будто голос твой из недр земных просит об этом свидании.
       Опираясь на палочку, присела женщина на скамейку, прикрыла глаза и погрузилась в далёкое прошлое своей жизни извилистой: вот едет она, Наталочка, с голодающей Украины вместе со своей подружкой Любашей к её тётке в Москву. Никого из родни не осталось у двенадцатилетних девочек в селе под Полтавой – кто от болезней помер, кто от голода. Подхватила брюшной тиф Любаша в дороге, и сняли их с поезда. Подружку в больницу увезли, а она, ослабевшая от голода, залезла под лавку в зале ожидания и лежала там ко всему равнодушная...

                * * *
 
       Кипела работа на станции Владыкино в середине 30-х годов – всё шли и шли через неё поезда с материалами строительными для возведения канала Москва – Волга. С утра и до позднего вечера трудился дежурный по станции Егор Иванович Юрков, выполняя заодно обязанности маневрового диспетчера, чтобы не было срыва движения поездов.
       Был он очень одинок, пережив в конце 20-х годов трагедию смертей любимой жены и дочери: сначала верная его спутница, пережившая невзгоды революции, ушла в мир иной, заболев сыпным тифом, а за ней и дочь не перенесла крупозного воспаления лёгких. Невыносимо было поначалу просыпаться по утрам и тосковать от щемящего чувства одиночества. Пытался он забыться в алкоголе, но после запоя ещё сильнее растекалась в груди боль непереносимая от утраты безвременной. Спасла его душу обнажённую, кровоточащую от безысходности, работа на станции. Так прожил он в одиночестве пять лет и семь месяцев, пока не ворвалась в его жизнь размеренную роковая случайность...
       Как-то в осенний день непогожий подошла к Егору Ивановичу уборщица и поведала, что второй день под лавкой в пассажирском зале лежит, съёжившись клубочком, какой-то подросток оборванный. Пошёл он вместе с ней в зал ожидания и вытащил из-под лавки существо в тряпьё замотанное с юбчонкой торчащей – оказалось, что это девочка.
       - Ты почему здесь? – спросил дежурный по станции.
       - Умираю, дяденька, - прошептала девчушка несчастная губами посиневшими, до крови обветренными, - Я уже и ходить не могу – ноги, как ватные подкашиваются.
       Поднял он её лёгкую, как пёрышко, от недетских страданий высохшую, и отнёс к себе домой. Весь вечер возился с маленькой девочкой Егор Иванович – купал, волосы от вшей вычёсывал, отварами поил целебными. В заботах и домашних хлопотах проходили теперь у дежурного по станции часы вечерние. Выходил он девчушку и оставил у себя, как домработницу. Появилась в его доме светлая радость от больших, по-детски преданных задумчивых серых глаз. Потихоньку, с божьей помощью, протекала жизнь в маленьком домике у Егора Ивановича и Наталочки. Утром расходились: он на станцию, она в школу – семилетку колхозную. Вечерами теперь ожидали его тепло общения, вкусный ужин и уют заботливой хозяюшки с весёлым щебетаньем.
       Прошло пять лет - выросла и превратилась в красавицу Наталочка, закончила семилетку и кулинарное училище. Заметил Егор Иванович, что соседи на них неодобрительно косятся, юноши под окном собираются - на Наташеньку посматривают, и стал задумываться – как дальше быть? Сердцем он давно прикипел к своей хозяюшке, но двадцать лет разделяли их - разве мог себя навязывать с такой разницей в возрасте? Подыскал общежитие приличное, работу в столовой и объявил, что теперь, когда у неё есть образование и перспективы на будущее, она сама может судьбу свою устроить. Бросилась ему в ноги девушка, умоляя оставить её:
       - Вы мне жизнь спасли, не прогоняйте меня, пожалуйста.
       Махнул рукой Егор Иванович, уступил слезам девичьим, полагаясь на судьбу рассудительную. Только с этого дня стал он ловить на себе взгляды Наташи тревожные, вопрошающие, и было в них уже не девичье, а женское притягивающее обаяние. Трудно было сопротивляться молодому очарованию, и однажды не устоял он - покорился чувству обжигающему. Подошёл сзади к девушке, у окна задумавшейся, обнял фигурку стройную и прижался к завиткам волос пушистых. Повернулась к нему Наташа, обвила его шею руками, как лианами, и увидел он лицо страдающее от ожидания чувства ответного, слезами неразделённости залитое. Через год поженились они и были очень счастливы, а ещё через полгода начались для всей страны тяжёлые испытания – война Великая Отечественная. Забрали Егора Ивановича в войска железнодорожные, а Наталка в скором времени поваром в госпиталь устроилась. Два года ничего про мужа она не слышала, никаких весточек не получала, но однажды в госпитале замерло сердце у неё от предчувствия и не ошиблось, когда привезли тяжело раненого. Это был её Егорушка без сознания, с головой перебинтованной, и была с ним медсестра сопровождающая.
       - Наталка, це ты? – бросилась к ней подруга давно забытая.
       - Я, Любаша, а это муж мой, Егор Юрков.
       - Ой, Ната, он не выживет – протянула ей Любаша историю болезни, - Пуля в лёгком застряла, и опасное ранение в голову – третий день не приходит в сознание. А как же ты, по любви вышла? Мужчина он, конечно, интересный, но ведь намного старше тебя.
       Стиснула зубы Наташа:
       - Не ко времени, потом поговорим, а сейчас я мужу нужна.
       - Подожди, Ната, я через два часа на фронт уезжаю. Если сможешь, навести мою дочку. Она у тётки живёт, я твоим именем её назвала. Муж мой тоже воюет – он лётчик. Ещё пару секунд удели мне - я только адрес запишу, - отдала Любаша листок бумаги и обняла подругу на прощание.
       Больше они никогда уже не увидятся, и болит до сих пор сердце ещё живой женщины, что не приветило тогда подругу свою единственную. Будет все ночи напролёт дежурить Наталочка у постели раненого мужа и спасёт его хрупкую жизнь угасающую. Долгим будет выздоровление, но настанет радостный день для них обоих, когда встанет он на ноги и осторожно пройдёт по комнате...
               
                * * *
 
       А война уже границу перешла  и близилась к завершению...
       Где-то Любаша сейчас? Решила Наташа Любину дочку проведать: нашла клочок бумаги с адресом, купила яблок, игрушек и отрез на платьице. Разыскала она тётю Любаши - худенькая пожилая родственница была больна, с трудом передвигалась и почти не разговаривала. За ней поочерёдно ухаживали соседи по коммунальной квартире. Наточку, Любину дочку, они два года назад в детский дом отвели.
       Спешит Москва суетливая, каждую минуту рассчитывает. Торопится и Наташа - надо детский дом найти, да по пути на базар заскочить, чтобы фрукты купить - яблоки она Любиной тёте оставила. Детский дом оказался недалеко от базара – красивое здание и снаружи и внутри. Робко постучала женщина в дверь кабинета директора. Оказался он приветливым мужчиной, быстро отдал распоряжение, и минут через десять  воспитательница привела в кабинет маленькую девочку. Взглянула малышка на Наташу, да как закричала пронзительно:
       - Мамочка, моя родненькая, как же я ждала тебя!
       Одёрнула её воспитательница:
       - Перестань - это мамина подруга, я же говорила тебе.
       - Нет, это моя мамочка – она мне столько раз во сне снилась, - рыдая, повторяла девочка.
       - Мы с подругой похожи, нас даже сёстрами в детстве считали, - объяснила Наташа директору странное поведение дочки Любаши.
       - Если хотите, можете взять малышку погостить домой – познакомитесь поближе, и она успокоится, - посоветовал директор, отзывчивый на детскую боль и страдания.
       Оставила Наташа свой адрес для Любы в детдоме и забрала с собой четырёхлетнюю девочку. Пока ехали метро, беспокойно было на душе: как-то примет Егор дочку Любину? А он, мужчина любимый, посмотрел в её глаза тревожные, притянул к себе обеих и похвалил:
       - Молодец, что привезла. Пусть поживёт у нас, пока Люба не вернётся.
       Шелестит листва дуба, будто с женщиной разговаривает:
       - Я хорошо помню, как вы на скамеечке вечерами сидели втроём и ворковали по-особенному.
       И действительно - никогда не повышал голос на неё Егор Иванович, да и в маленькой Наточке души не чаял. Здесь под дубом узнали они в 46-ом году, что погибла Любаша при освобождении Польши, но про её мужа, Валентина, долго ничего не было слышно. В 48-ом сшила Наташа приёмной дочке из коричневого кашемира платьице, из белого штапеля и кружева фартучек нарядный смастерила и повела в начальную школу.
       Пролетел год, наполненный хлопотами первоклассницы, и готовились они к праздничному школьному утреннику. Разливался в конце весны всё тот же изумительный запах сирени, когда вошёл во двор к ним лётчик военный, и Наташа сразу же догадалась, кто это. Подвела она к нему девочку и сказала:
       - Это твой отец, Наточка.
       - Нет, мой папа дома, - возразила девочка и убежала к Егору
Ивановичу.
       Остались они вдвоём во дворе, ошеломлённые.
       - Давайте знакомиться, - прервал молчание лётчик, - Меня зовут Валентин, а Вы, по-видимому, Наташа. Люба много про Вас рассказывала и дочку нашу назвала Вашим именем. Не знал только я, что Вы удивительно на неё похожи.
       Покраснела Наташа под внимательным взглядом молодого лётчика:
       - Что ж мы стоим во дворе? Идёмте в дом, я Вас с мужем своим познакомлю. Вы на дочку не обижайтесь, что она так встретила Вас - дети быстро привыкают.
       Вошли они в комнату, а на диване рядом с Егором Ивановичем дочка сидит, нахохлившись.
       - Послушай, Наточка, у тебя есть ещё один папа – Валентин Михайлович. Он долгое время был в отъезде, а теперь будет жить недалеко от нас, - объявила молодая женщина, и полыхнул ей в глаза благодарный взгляд лётчика.
       Стал частым гостем отец Наточки в маленьком домике заместителя начальника станции, и возникла между ним и Наташей особая симпатия. Всё больше тревожили Наталку его взгляды обнимающие, ток прикосновений случайных любящих и настойчивое желание соединить их судьбы. Но покинуть Егора Ивановича она наотрез отказалась:
       - У нас с ним больше, чем любовь – вечная привязанность, и живыми мы никогда не расстанемся.
       Уехал с расстройства Валентин на Север, и вскоре стал получать письма от дочки своей, а в каждом из них душа любимая женская звучала. Иногда Наташа от себя добавляла что-нибудь личное, сердечное, и тогда он не раз их перечитывал.
       Прошли годы...
       Окончила приёмная дочь школу, в институт поступила, а под осень в тот же год получили они известие страшное: погиб на испытаниях на далёком Севере её отец, Валентин Михайлович. Полетели две Наташи проститься с родным любимым мужчиной. И там, на Севере, рассказала им женщина, спутница Валентина Михайловича, что перед последним полётом до поздней ночи перечитывал он письма дочери, словно с жизнью земной прощался. 
       А в Москве опять жизнь в суете закрутилась, но прядь седых волос напоминала каждый день энергичной женщине, что опустела земля без любимого отца Наточки. На последнем курсе института приёмная дочь замуж вышла и вскоре уехала работать по контракту в Сирию. Грустно было на душе у Натальи Петровны, бередила тоска, когда провожала в аэропорту молодую семейную пару. Но появились внуки: сначала мальчик, потом девочка, а с ними - новые радости. И только, когда ушёл из жизни её верный спутник Егор, всё в ней сжалось от боли отчаянной, показалось, что опять она лежит, скорчившись под скамейкой в зале ожидания, равнодушная к смерти надвигающейся...
       Умер Егор Иванович от инфаркта – выстрелила всё-таки пуля, в лёгком когда-то застрявшая. И оплакивала своё горе Наталья Петровна, в одну ночь полностью поседевшая:
       - Почему вы так рано покидаете своих женщин, любимые наши мужчины, души родные, бесценные?
       Сидит Наталья Петровна на скамеечке, погрузившись в воспоминания, и вдруг слышит голос робкий, охрипший:
       - Бабушка, подайте, Христа ради, на хлебушек.
       Обернулась - стоит возле скамейки мальчик лет десяти с глазами полными слёз. Потерялась в большом городе его мать, приехавшая с Украины на заработки, и ходит малыш с вокзала на вокзал, побирается.
       Очнулась женщина от оцепенения:
       - Это знак мне от Егорушки - всё в этом мире повторяется. Идём малыш, будем маму твою вместе искать, а пока у меня поживёшь.
       Взяла она за руку потерявшегося мальчика и пошла с ним к метро мимо кустов нежно благоухавшей махровой сирени, одержимая мыслью спасения юной человеческой жизни...