сестра

Говорят же – «муж и жена – одна сатана», а сатана-то у них был в юбке. Она бушевала, выходила из берегов, заплывала за буйки и взвивалась смерчем – он усмирял. Она ехидничала – он улыбался. Очень у них гармонично складывалось – как если плюс на минус или как струя воды – в горячий огонь.
Никогда нельзя было заранее предугадать, какие слова выведут Анну из себя - зато Дэн прекрасно изучил науку, как вернуть мир и согласие обратно. Анне ничего не стоило раскрыть дверь машины на полной скорости и вывалиться на обочину, лишь бы оказаться подальше от раздражающих личностей.
Или без объяснений исчезнуть из города на три дня, оставив мужу растерянные попытки сложить головоломку и понять, что ее разозлило (ведь нужно было чинить, а в чем состояла поломка – в глаза не бросалось).
Или найти забытый небритым электриком люк и вылезти на крышу – чтобы подумать, подышать воздухом и охладить пыл. Его или свой? Можно спорить, но затихали обычно оба – когда Дэн приближался к краю аккуратными ровными шагами, брал ее за руки – само собой, упрямо заведенные за спину, поначалу-то – и вел вниз, а потом домой.
«Она истеричка!», - говорили многие, кто с осуждением, кто с откровенной завистью, но никто не стал бы спорить, что что-то в Анне есть. Она всегда смотрела уверенно и слегка туманно, будто в этот самый момент думала совершенно о другом, но, так и быть, снизошла до того, чтобы уделить и вам минутку внимания, и черные блестящие глаза ее светились лукавством. И когда, валяясь на пляже, она забрасывала на Дэна голые загорелые ноги, он не старался выбраться или перевернуться, придавить ее в ответ и показать, кто здесь главный – он ласково поглаживал ее бедра и ступни, и в этом было столько секса, что любопытные наблюдатели тушевались и опускали глаза. Даже самые наглые.
- Салют! Привет! – Анна вскинула в приветствии руку и повалилась в кресло - без сил, как будто всю дорогу тащилась пешком с тяжелым рюкзаком за плечами; будто не вышла только что из такси - оно как раз рычало за стеной, собираясь обратно. Я изобразила восторг и почти не соврала – я обожала Анну и боялась.
Дэн привычно отставал на шаг и улыбался чемоданам, что оттягивали руки. Еще одна поклажа - сумка – висела на плече. Я поспешила на помощь – нельзя так надрываться, ей-богу, и по лестнице тащил, и теперь – и не заметила, когда Анна оставила лишь слегка успевшее нагреться место. Кресло оказалось пустым. Я растерянно огляделась (сердце привычно замерло – что она придумала еще, мамадорогая, я же здесь главная, за всех в ответе) – Анна лежала на подоконнике, на спине, ноги упирались в стену, и ей, само собой, было с высокой колокольни плевать, что юбка скользнула по гладкой коже и собралась в дивные складки где-то в районе… ну да Макса не было поблизости, и ладно.
- Какое небо голубое! По-настоящему голубое, понимаешь? – я понимала. Я сама на эту синь с неделю дивилась, а потом попривыкла и забыла – только иногда, когда небо заливалось какими-то совсем уж необыкновенными красками, замечала это и снова ахала.
- У вас качели есть?
- Качели? – я снова растерялась. – Здесь нет детей. К чему нам качели?
- Как это к чему? Ка-ча-ться? – вопросительный оттенок указывал на то, что только последний идиот не держит возле дома качелей. – Откидываться назад и смотреть в опрокинутое небо.
- Голова закружится.
- Вот именно!
Убедившись, что Анна не собирается вывалиться в окно (до земли было метра три, но все-таки), я вспомнила о Дэне и обернулась. И застыла: он не стоял один, всеми забытый (боже, когда уже вернется Макс), - за его спиной улыбалась блондинка. Они так и стояли: по диагонали, под одинаковым углом, с одинаковыми улыбками, молча – картинка с рекламного плаката «Наша дружная семья», потому-то я не удивилась ни капли, когда Дэн ответил на незаданный вопрос:
- Это моя сестра. Аля.
Аля. Я хмыкнула. Что-то я ни разу не слышала от него ни про каких сестер.
- Троюродная, - снова ответил он, не давая мне открыть рот, будто я думала слишком громко или будто он успел хорошо подготовиться, отрабатывая встречу на других. – Издалека приехала.
Ну что ж, пусть будет Аля. Анна – черная, не только глазами и волосами, а вся - будто разводы туши на листке – резкая, темная, загадочная – неоднозначная, кому что хочется, то и увидит. И Аля – белая, светлая, как солнечный зайчик, пойманный в ладошку, как лучик солнца, щекочущий нос поутру. В ней не было ни одного угла – только изгибы, и длинные волосы цвета липового меда падали на плечи мягкими волнами. Я сразу же в нее влюбилась и почувствовала укол вины («А как же Анна?»), но быстро себя успокоила, что для Анны моя любовь/не любовь не слишком много значит.

Через час вернулся Макс – просоленный, веселый, чуть пьяный от ветра, с полным ведром серебристых рыбешек. Они били хвостами, бедные рыбки – среди них не попалось ни одной золотой, которую мы захотели бы отпустить. Впрочем, нас собралось слишком много – волшебница выбилась бы из сил, исполняя желания повелителей XXI века – поднаторевших в игре под названием «хочу» с младых ногтей. Впрочем, я наверняка бы попросилась стать владычицей морскою, а это известно, чем кончилось.
Итак, нас собралось слишком много – чтобы думать, чем кого кормить, поэтому проблему решили просто: пусть каждый приготовит что-то свое, желанное, и угостит других.
Макс без раздумий отправился во двор – он всегда во всем стремился быть первым, и не прошло и пяти минут, как с улицы потянуло вкусным дымком. Я высунулась в окно, втягивая ноздрями аппетитный запах жаренья и прохладный – моря. Рыбки послушно вытянулись на гриле, брюшко к брюшку, спина к спине, Макс срывал листки с веток и посыпал пузатых окуньков свежим эстрагоном – он рос недалеко, на холме. Распоротый зеленый лайм лежал наготове рядом. Мне хотелось посмотреть, как Макс станет давить сок и поливать им рыбу, которая принялась бы шкворчать и щелкать, и подпрыгивать на решетке, но нужно было идти на кухню. Нельзя было ударить в грязь лицом – особенно перед Алей. Я же хозяйка. Флагман. Всем ребятам пример.
Я спрыгнула с подоконника - Аля как раз стояла позади, хранила на лице всю ту же чудесную мягкую улыбку и я мысленно хлопнула себя по лбу: «Ба! Милая девочка. Она же ничего здесь не знает, где что лежит». Яблоко, однако, она найти сумела, и хрустела им, отламывая крепкими зубками большие сочные куски. Сок пролился на футболку, струйка стекала по груди и нельзя было не заметить, до чего большая и упругая эта грудь. Анна, увлеченно листавшая журнал за Алиной спиной, по сравнению с ней казалась неразвитым ребенком, девчонкой-сорванцом, что пока лишь лазает по деревьям и прячет в саду разноцветные секретики под осколком стекла, и не знает, для чего еще нужны мальчишки, если не для казаков-разбойников. Я сама была такой, а Аля – нежная, другая, эти девочки расчесывали волосы по пять раз на дню, а не только после пенной ванны с корабликами, как делала я; они сидели на скамейках с особенным видом и я всегда им завидовала.
Аля спросила, где найти картошку и мясо, я развела руками – ни того, ни другого среди запасов не было. Тогда она сварганила пасту с брокколи, сливками и тертым грецким орехом. Анна, к моему удивлению, через полчаса поставила на стол румяный пухлый пирог с привезенным в качестве гостинца и пущенным в дело виноградом – я и думать не могла, что она умеет готовить, мне почему-то казалось, что такие женщины – неистовые, опасные – годятся только для страсти.
Вы скажете – а что же ты? Еды было много, нетяжелой, но все-таки еды, и я наскоро смешала салат – из желтых, остро пахнущих летом помидоров, больших яиц с оранжевыми желтками, сладкого перца и распаренного кускуса. Добавила растертых с маслом каперсов и остреньких анчоусов. Полила все лимонным соком, настоянным с горошками перца и чесноком, и, главное, так мелко все порезала, что совершенно невозможно было отгадать, из чего состояло блюдо.
Ужин прошел весело, каждый упивался своим мастерством, ревниво похваливая других, только Дэн смотрел чуть виновато – не брал в руки разделочный нож, только вот вилку, но скоро он утешился тем, что будет за всеми мыть посуду.
Воды в доме не было, труба, будто в насмешку, заканчивалась за двадцать метров – основательной чугунной колонкой, которая низко пела перед тем, как извергнуть из темного жерла тугую, слегка горьковатую струю. Воду приходилось таскать ведрами и наполнять гигантский бак, которому, казалось, сколько ни залей – все будет мало, но драгоценная жидкость, как это всегда и бывает, по закону подлости моментально заканчивалась. Дэн вспотел, совершая это короткое путешествие – раз за разом, Аля вызвалась помогать и они курсировали рядом – два фрегата с высокими мачтами и светлыми парусами.
Когда стемнело, разбрелись по комнаткам. Я придирчиво выбирала постели – шли дожди, простыни и перины немного отсырели, нужно было все перетряхнуть, пощупать, а после расстелить и расправить – и, вернувшись в кладовую за очередной стопкой белья, услышала в тишине воркование и понятные шорохи. Я смутилась – Дэн и Анна… и отступила на шаг, и тут отъеденный кем-то с краю круг луны выкатился из-под тучи и волосы спутницы сверкнули светлым… Дэн прижимал ее к шкафу и водил языком по обнаженной груди, которая округло светилась в лучах луны. Одной рукой он опирался на дверцу, другой придерживал задранную Алину футболку.
Я чуть не вскрикнула от удивления – как же? Сестра? Пусть троюродная, но родственница? В аристократической среде, когда-то, это не считалось диковиной – влюбиться в кузину, но сейчас времена другие.
И Анна?...
Я попятилась назад никем не замеченная и столкнулась с ней – похоже, кладовая сегодня медом была намазана.
Должно быть, я не успела вернуть лицу приличествующее – нейтральное – выражение, потому что Анна нахмурила брови и сказала:
- Ты видела Дэна, - без всякой вопросительности на этот раз.
Я что-то залепетала, с ужасом понимая, что комната за моей спиной оставалась единственной, где она еще не искала, и ощущала недобрую силу, которая притягивала Анну в порочную темноту. Уж не подумает ли она, что я.. что мы.. втроем?
В бешенстве она распахнула дверь – просто чтобы убедиться, «виновники торжества», понятно, уже приготовили слова, оправили одежду, но Анна не намеревалась слушать. Она повернулась на каблуках - четко, как солдат, и бросилась прочь.

Мы начали искать – как назло, проказливая луна снова спряталась за толстые шторы туч – словно сыграла роль, которая на сегодня была ей написала, - бархатная теплая тьма сгустилась, проглотив очертания предметов, и только на пляже угадывались абрисы валунов – в моменты, когда маяк вспыхивал. Горел он сегодня на диво ярко, но этих коротких секунд света, да и направленного в море, недоставало для спасательных работ.
«Случилось что-то нехорошее – кроме того, что уже случилось» - эта мысль нас не оставляла. И вздумай Анна прыгнуть в море (даже не для того, чтобы больше никогда не вернуться, а даже захоти она «охладить свой пыл») ей трудно было бы вернуться – отлив слизал уже не одну тонну песка подальше в море.
Да и одежды ее на берегу нигде не было видно.
Я старалась не смотреть на любовничков, хотя Аля демонстрировала непритворное отчаяние (одно дело – запретные наслаждения, и совсем другое – чужая жизнь на совести) и усердно придумывала, куда бы еще пойти.
Мы нашли ее только через два часа, когда холодные молоточки в голове уже выдолбили дыру, и Макс порывался съездить на велосипеде за полицией – Анна преспокойно лежала на спине, как по приезде – только теперь посреди сонной дороги, и редкие машины, наверное, шарахались в сторону от небывалого препятствия, поймав его лучом фар.
Она лежала на спине, положив одну ногу на другу, согнутую в колене, и что-то напевала. Я решила, что она окончательно сошла с ума.
Дэн подошел неслышно, крадучись, как дрессировщики подходят к дикому зверю, и даже куска мяса в руках его не было. Да и не помогло бы оно.
Мы отошли – этому действу не требовались другие участники – и устроились метрах в пятидесяти, на обочине. Макс немедля вытащил сигарету, я тоже попросила одну и увидела, что пальцы трясутся. Аля сидела на корточках, охватив колени, и на ее лице блуждала потерянная улыбка.
- Не трогай меня! Козел! – слышалось в ночной тиши. Звонкий звук пощечин и шорох камешков по асфальту. Мне показалось, что он тащит Анну за ноги, как куль с мукой, но когда я обернулась, то увидела, что они исступленно, молча, боролись. Наконец Дэну удалось навалиться сверху и прижать ее к шоссе, и можно было разглядеть, что он расстегивает джинсы.
Слава богу, машина на этой дороге была такой же редкостью, как и пешеход.
- Пошли, - сказал Макс и легко вскочил на ноги. Мы кивнули. Он протянул мне руку, я поднялась, стряхнула приставшую траву и наша троица понуро поплелась обратно.

Они вернулись через полчаса – Дэн бережно нес Анну, одной рукой она обнимала его за шею и .. спала.
Я боялась, что топиться теперь решит другая. Ей некуда было податься – внизу имелся лишь старый раздолбанный велосипед, а такси.... Телефона на маяке не было, и волны, которые требовались мобильным, пронизывали воздух самое близкое километрах в десяти.
- Не беспокойся обо мне, - сказал вдруг Аля. Сегодня мои мысли читали все.
И добавила с неожиданной решимостью:
- Это еще не конец.