Дьявол

         Знали, победы не будет,
                Знали, победы не ждать,
                Но, проиграв, возвращались
                опять умирать…
                Catharsis – Крылья.

Он знал, что пути назад не будет. Слишком далеко всё зашло. Слишком многое было сделано, и слишком многое ещё планировалось. И Отец не мог не знать о его планах. Он ведь Отец, Вечный и Прекрасный, Творец всего сущего.
Злая усмешка искривила губы. Раньше он не знал, что такое злость, любопытство, любовь. Теперь узнал. И эти чувства были слишком прекрасны, что бы от них отказываться. Что бы возвращаться назад.
Он медленно ступал по белоснежным, точёным ступеням. За его спиной стихала музыка, тускнел божественный свет, и Братья шептали в великом трепете: «Идёт… идёт…» Он не оглядывался, не дрогнул ни разу, когда взгляды, полные сожаления, осуждения, злобы и одобрения впивались в спину, провожая его в пути наверх
Тихо зашуршали крылья. Он не замедлил шага, мгновенно узнав Брата.
– Ты всё-таки решился…
Смесь из восхищения, тревоги, смятения.
– Не пытайся остановить меня.
– И не думал. Я иду за тобой.
Теперь их двое. Он впереди. И Брат сзади. Он чувствовал сомнения, которые одолевали спутника, его прерывистый, неуверенный шаг. Но связывавшее их родство сильнее смятения. Он знал, что не повернёт назад. И Брат последует за ним, куда угодно.
Ропот других братьев стал громче. Одни поддерживали их, другие проклинали. Пусть. Он дойдёт до конца. И задаст вопрос. И получит ответ. Его никто и ничто не остановит. Так он думал.
Снова зашуршали крылья: ещё один Брат неслышно присоединился к их походу. Потом ещё один. И ещё…
Но это не могло продолжаться долго. Слабый ветер всколыхнул его волосы. Дрогнула Великая лестница. И перед маленькой группой на ступени опустился сам Архангел Михаил, правая рука божия. Огненный меч в его руках пылал ярче солнца, голос гремел подобно иерихонским трубам.
– Остановись, Денница! Остановись, пока не поздно.
– Уже поздно, Михаил. Не пытайся задержать меня. Я всё решил, и хочу видеть Отца.
– Но Отец не хочет видеть тебя.
«Что?»
Внутри словно образуется мёртвая, леденящая пустота.
– Это невозможно. Я сын Его, самый близкий из всех! Как может Он отказать мне?!
Все девять крыл Михаила распахнулись серебряными парусами, заблистали нестерпимым светом. Он невольно отступил назад, заслоняя рукой глаза, – и шёпот за спиной стал громче, яростнее.
– Не близок больше ты Ему! Свет веры твоей затмили сомнения и плотские страсти. Крылья твои потемнели от тяжести преступления, тобой свершённого. И я, занимая, отныне, твоё место, передаю тебе послание Отца Нашего: пока не очистишь ты свою душу от лишней смуты, не подняться тебе в Его царстве выше нашей обители, обители Архангелов.
Он не ждал такой вести. Отец отказался от него, сверг до положения низшего ангела, отвратил Свой взор, обвинил в преступлении… которого он не совершал. Боль пронзила сердце. Он пал на колени, закрыв руками лицо и рыдания сотрясли его тело. Он не мог поверить в то, что происходило с ним.
Тёплая ладонь легла на плечо.
– Не плачь, брат. Смири свою гордыню, моли Отца о прощении, и будет оно тебе даровано. Ты вновь станешь любимейшим из Его сыновей. Пока же у Отца есть к тебе новое поручение: тебе предстоит исправить то, что ты натворил. Отвори хляби небесные, и дозволь водам залить мир, дабы уничтожить провинившихся пред Отцом созданий.
– Уничтожить Его творения? Но зачем? За что?
– Потому что такова воля Отца. Он не желает оставлять на Земле неподготовленных к всеведенью созданий. Он уничтожит их, и создаст новых, послушных воле Его.
– И бездушных…
– Что?
Он не ответил. Обернулся. Братья, следовавшие за ним, в смятении прянули в стороны. Лишь шестеро остались на месте, не отступив и не опустив глаз пред Архангелом. Он знал их по именам: Асмодей, Маммона, Сатана, Вельзевул, Левиафан и Бельфегор. Единственные, кто дерзнули остаться рядом с ним, Падшим, пред лицом Михаила – нового посланника Господа.
Он поднялся с колен и глянул дальше, туда, где кончалась Великая лестница, и начиналась пустота, предшествующая переходу на Землю. В прекрасный мир, светлый и радостный. Где он познал «плотские эмоции». Где научился любить и чувствовать. Будто сам вкусил от Древа Познания, наравне с созданиями Бога.
– А ведь по приказу Его я дозволил Первородному греху свершиться, – он сам удивился, какая глубокая ненависть прозвучала в его голосе. – По слову Его я людей совратил. И я же теперь виновен в том, что случилось?
– Он проверял тебя, и детей новых своих, – напыщенно начал Михаил, но Денница перебил его с холодной яростью, заполыхавшей в груди испепеляющим огнём.
– Проверял? Тогда за что же теперь Он гневается на меня? Почему не желает видеть, и гонит с презрением прочь?
Михаил смешался, а Денница поднялся во весь рост. Недавняя слабость отступала, сменяясь горьким чувством обиды и злобы. Крылья его распахнулись во всю ширь. Лишь на миг предательски дрогнуло сердце, когда увидел он черноту, покрывшую некогда снежно-белые перья. Ропот, стоны, плач вокруг стали громче и пронзительнее. Братья, поддержавшие его, смешались, не решаясь ни уйти, ни остаться рядом с ним. Лишь шестёрка, стоявшая за его спиной, ни на мгновение не проявила смятения или нерешительности.
«Пойдёте ли вы за мной до конца?» Таким был его вопрос.
«Что бы ни решил ты, я с тобой», – прошелестел в ушах тихий ответ от каждого из шести.
– Да будет так, – он шагнул вперёд, и страх исчез, растаял без следа. – Решение принято.
– Глупец!
Михаил прянул назад, заслонившись от него крылами, будто от прокажённого.
– Не ведаешь ты, что творишь! Отступись, дьявол, иначе гнев Господень обрушиться на тебя со всей своей силой!
– Дьявол? – незнакомое слово горьким привкусом застыло на губах. – Дьявол… «клеветник»? Но ведь нет в моих словах ни капли лжи! Отцов приказ я исполнял, спустившись в Эдемский сад!
– Сомкни уста, – Михаил смотрел на него с горечью и болью. – Гордыня смертным ядом разъедает твоё сердце. Твои слова лживы, и искажают то, что тобой было видано и слыхано. В последний раз молю, отступись, Денница. Отступись, и моли Отца о прощении!
– Никогда! Пока не увижу я Отца нашего пресветлого, пока не испрошу у него ответы, что нужны мне, не будет мне покоя! Да будет так!
Оглушительный раскат грома сотряс Небеса. Братья попадали на колени, стенания и проклятия заполнили воздух. Померк свет небесный, стихла райская музыка. Ибо впервые на Небесах зародились страх и Тьма. Но он будто и не замечал ничего. Голос его креп, и каждое слово огнём и кровью впечатывалось в страдающее сердце.
– И да отрекусь я от имени своего! Не кличьте меня отныне Денницей. Будет мне дадено имя Дьявола, «клевещущего», до тех пор, пока сам Отец наш не признает правдивости моих слов, пока не вернёт мне со своего дозволения имя Денницы. Да будет так!
– Мы не пропустим тебя!
Михаил взмыл ввысь, и воздух заполнило шуршанье крыльев. Со всех концов Небес к нему слетались братья, одержимые жаждой покарать дерзкого глупца и бунтаря. Но и он не остался одиноким – и ему на помощь спешили те, кто сомнениям подверг деяния Господа. И за его спиной сбиралась рать недовольных, разочарованных, сомневающихся…
– Мне нечего делить с тобой, и с моими братьями, Михаил. Пропусти меня, дозволь пройти. Иначе не миновать войны, в которой многие сгинут без следа.
– Да будь ты проклят, нечестивец! Падёт Кара Божья на твою голову. Ты не пройдёшь! Мы остановим тебя!
Он лишь улыбнулся… Избежать этого было невозможно. Так пусть будет так!
…И началась война…