Улыбка Алексея Михайловича

     Вася Петров разглядывал комнату друга Костика  раскрыв рот. Он был уверенным,  рослым, русоволосым студентом экономического факультета, принципиально одетым во всё джинсовое, классического синего цвета. Часто чихал и тер большим платком курносый нос.
     – Ты почему молчал, что прячешь здесь такое богатство?!
     – «Богатство», – горько усмехнулся Костя.
Смуглый, кудрявый, похожий на цыгана, в тщательно выглаженной белой рубашке и в брюках со стрелками.
– Если бы в школе узнали, дразнили бы ботаником; помнишь, как доставалось Игорьку – сыну профессора физики. А мой папаша – профессор-историк, мне бы и вовсе дорого обошелся!
– Ну, в школе ладно… Пчи!.. а в институте-то надо было рассказать, что у тебя дома настоящий  музей.
– Да как-то к слову не пришлось.
– Нет, ты не прав! На первом курсе было самое время! – убежденно заявил Петров, – все как раз знакомились и хвастались друг перед другом кто чем, а у тебя был такой прекрасный повод. Знаешь, мой папаша любил повторять, что все надо делать вовремя и никогда не откладывать, чтоб не сделать себе только хуже! 
Вася всё не мог закрыть рот, озирался, вздыхал восторженно:
– Ух, ты! Вот это да! Как ты мог молчать! А это что?!
Все стены комнаты были заставлены высокими книжными шкафами. Бесконечные  полки занимали раззолоченные фолианты, странные статуэтки, загадочные обломки камней и даже звериные черепа. Многие предметы казались гостю необъяснимыми и сказочными. А Костя, скучая, смотрел на них, давно привыкнув переставлять артефакты, протирая пыль с полок. 
– У отца ещё есть большая коллекция старых монет, – бесцветно произнес он,  – трясется над ними, как больной, не понимаю.
– Ты что! Пчи! Пчи!
– Будь здоров!
– Спасибо… Коллекция – это же так интересно!  А монеты очень старые?
– Он больше всего гордится уродливой медной кругляшкой, твердит, что эта копейка времен медного бунта.
– Это что ж с 17 века? – изумился Вася, –  пчи… пчи…
– Да ты знаток, – усмехнулся Костя.
– Это всё, что я знаю про Медный бунт, да и вообще про 17 век, – отмахнулся от него друг. – Ну, что покажешь монету-то?
– Покажу, пока отца нет, а то он разведет лекцию на 3 часа.
Парень полез в один из шкафов, извлек оттуда толстый нарядный том, похожий на большой фотоальбом.
– Вот над этим папаша и чахнет все вечера!
Он открыл, стал показывать аккуратно рассортированные и подписанные, закрепленные в прозрачных кармашках отцовские реликвии. Петров, не знавший ценности каждого экземпляра, смотрел невнимательно, чихал и всё торопил.
– Ну, где? Где твой драгоценный медняк?! 
– Погоди, папаша его всегда в самом конце показывает, как редкое чудо, что он в ней нашел, ладно монета была бы большая и золотая, а то мелкая и кривая денежка – копейка!
 Монетка и в прям была небольшая, с одной стороны можно было различить силуэт Георгия Победоносца с копьём, а на другой надпись и вовсе почти стерлась.  Едва увидев медную редкость, Петров спросил с придыханием:
– А можно я её подержу?
– Держи,  – равнодушно согласился друг.
Парень выхватил монету из кармашка, и как только она оказалась в его пальцах,  ощутил нестерпимое желание проверить её на зуб, настоящая ли? Сконфуженно вынул изо рта, густо покраснев под презрительным взглядом старого друга.
– Фильмы насмотрелся, – фыркнул Костя.
– Сам не знаю, что на меня нашло, – пожал плечами Вася.
Простившись с другом, он выходил из подъезда, глубоко задумавшись.
– Чертовщина какая-то, пчи…  на фига мне кусать эту дрянную деньгу?! Сколько народу её лапало! Тьфу! Гадость!
Он сплюнул прямо на асфальт, разрисованный цветными мелками. Кто-то провел жирную черту поперек дороги и написал, словно в издёвку: «Не переступать!»
Вася шагнул и…
Свалился на грязный земляной пол, поднимаясь, увидел свои босые ноги, крикнул взбешенно:
– Э, где мои кроссовки?!
Дальше хуже, стал рассматривать себя и вовсе растерял все слова:
– О-о-о, у-у-у!
Вместо любимых джинсов на нем были грубые полотняные бесформенные штаны, напоминавшие мешковину, на поясе они были перехвачены пеньковой веревкой. На плечах красовалась такого же серого полотна широкая рубаха.
– Что это? Как это?
Вася стал испуганно озираться: низкий потолок, черные от копоти бревенчатые стены, крохотное, почти не дающее света оконце, грубо сколоченные  полати,  занимавшие полкомнаты, заваленные тряпьем, и открытый очаг без трубы – повергли веселого студента в ужас. Он так стремительно ринулся к низкой двери, что лоб расшиб о притолоку. Схватившись за гудящую голову, Петров вывалился на двор из темного дома, но здесь было ещё хуже. Парень  сразу наткнулся на грязную, громко хрюкавшую свинью. Тесный дворик ограничивал высокий деревянный забор. Из открытого хлева тошнотворно несло навозом.
– Матерь божья! Что ж это делается?!  – жалобно завопил студент. – Я в деревне! Ещё в какой деревне! Этого быть не может! Верните меня на место!
Он зачем-то погрозил хмурому небу кулаком. Больше всего будущего экономиста пугало то, с какой легкостью ему вспоминались специфические деревенские словечки.
– УУУ! Зеленые человечки!  – закричал он почти радостно, найдя оригинальное объяснение случившимся с ним странностям. То ли  инопланетяне попались бесстрашные, то ли дело было совсем не в них,    но черная избушка и хлев упрямо не пропадали. А к вонючей свинье прибавился пролезший через щель в некрашеном дощатом заборе  рыжевато-коричневый мерзкий козел. Он тряс отвратительной бородой, враждебно смотрел на студента. Потом вовсе опустил голову, выставил вперед рога и побежал на него.
– Мамочки! – взвизгнул будущий экономист и отпрыгнул в сторону.
Не видевший этого козел продолжал мчаться вперед, пока не ударил своими острыми рогами в стену черной избушки. Искры он не высек, но долбанул так сильно, что рога глубоко вошли между бревнами. Воинственный зверь напрягся, дернул со всей силы, заблеял громко, испуганно, пытался трясти головой, но не мог даже шевельнуться.
 Петрову некогда было праздновать победу. В высоком заборе со страшным скрипом открылись ворота, и в их широком проёме появилась необъятная фигура; вошедший был столь широкоплеч, высок и пузат, что показался студенту невероятным гигантом. Загорелый, краснолицый, бородатый  мужчина в кожаном фартуке, вытирал о грязную тряпицу огромные лапища, увидев испуганного парня загремел разъяренно:
– Вот ты где, сукин сын! Пошто из кузни сбежал, дурень?!
– Я…
– Вот так  и сынок у меня! Я его хотел к себе на монетный двор пристроить, клялся дьяку, что меха раздувать некому,  а ты от работы убег!
– Монетный двор… – промямлил будущий экономист.
– Кого попало туда брать не будут! Царские монеты чеканим! За каждую копейку  головой отвечать придется! Дьяки глаз не спускают с каждой заморской генеи и динары. Пока мы её в наши копейки, деньги, полушки превращаем, а потом и того пуще, а ты!.. Поди сюда, я тебя выпорю за ослушание!
– Не-е-ет! Только не это!
Петров бросился наутек, кое-как втиснулся в щель забора, проделанную козлом. Не разбирая дороги, продирался через кусты и крапиву. Не замечал царапин и хлестких шлепков гибких веток. Ему казалось, что стоит только вырваться из тесного страшного двора, как он сразу окажется под сенью родных многоэтажек, на асфальтной  глади. Вывалившись из кустов, он готов был выть, увидев  перед собой   раскисшую грязную  дорогу в огромных глубоких лужах, высокие дощатые заборы и худую корову, флегматично пережевавшую траву на обочине.       
– Невозможно! – твердил скептик. – Этот мужик принимает меня за своего нерадивого сынка! Бред! Ну почему?! Почему это приключилось именно со мной. Это всё из-за имени! Что за деревенщина – Вася Петров! Надо было давно сменить имя. С каким-нибудь Валерием или Дмитрием – такого бы не случилось!
– Васька!  – подтверждая его горькие мысли, радостно крикнул шедший навстречу худощавый, конопатый парень.
– Идите вы все!  – завопил студент и ринулся обратно в жгучую крапивную зелень.
Там он присел на корточки, скукожился и сам себя пожалел, так мал и одинок он был в этом чужом непонятном мире. Петров раскачивался из стороны в сторону, держался за голову и готов был плакать, как девчонка.
– Эй, ты чего?
Встретившийся на дороге парень не хотел оставить несчастного экономиста в покое, залез в кусты и ошарашено смотрел на странное поведение приятеля. На всякий случай Василий решил взять себя в руки и не  поступать как безумец, а то мало ли чего.
– Да-а так, оса под рубахой…  – не слишком остроумно соврал он.
Как ни странно, его  приятель вполне удовлетворился ответом, некрасиво растянул рот в радостной улыбке.
– А я гляжу, ты в кусты диранул, как ужаленный.
– Я и есть ужаленный, – ворчливо ответил Василий.
Он с неудовольствием осознал, что отлично помнит этого парня – его ухмылки, большие уши и глупые речи. Даже имя помнит.
– А хорошо тебя назвали Дмитрием!
– Ага! – радостно закивал парень. – Отец любит повторять, что в честь князя, победившего врагов  на Дону. Отец у меня очень умный. Он даже знает,  почему сейчас серебряные деньги меняют на медные.
– А что, меняют? – удивился Петров.
– Ты что, с луны свалился?! Уже  давно  налоги собирают старым серебром, а жалование платят медной требухой. За 1 серебряный рубль  нынче торговцы просят 17 медных. Батя говорит, что это всё из-за войны с поляками царю денег не хватает менять деньги один к одному. Да ты не можешь не знать, твой-то отец на денежном дворе кузнецом.
– Не говорит он ничего, – поморщился студент, – только прибить грозиться.
– Да, батя у тебя суровый, – с уважением сказал   Митрий.
– Митя, ты всегда всё знаешь, что сейчас в городе творится?
– Странное творится, что-то нынче будет. Народ хочет идти в село Коломенское к  царю, с челобитной, просить отменить медные деньги, уже с утра толпа собирается.
– Столько времени терпели, а теперь что ж?
– Сегодня на Лубянке нашли листы, где, как четырнадцать лет назад, во всём винят князя Милославского да Ваську Шорина. Я слышал, народ уже пошел громить дом гостя Шорина, что пятую деньгу собирает.
– А чего четырнадцать лет назад было? – тупо спросил студент-экономист.
Приятель посмотрел на него как на больного,  потом хитро сощурился, решив, что тот притворяется, но ответил:
– Народ бузил из-за цен на соль, налоги допекли.
– А-а-а, – протянул Василий, сделав  вид, что понял, о чём речь, и собрался было по привычке чихнуть, но тут вдруг понял, что от его насморка не осталось и следа. Тогда он сделал суровое лицо и добавил глубокомысленно, – м-мда.
– Побежали смотреть, что из всего этого выйдет, – предложил Митрий.
Петров только кивнул, еще не представляя, к чему его  может привести любопытство. Ушастый приятель повел Васю тайными, только ему одному известными тропками, и уже вскоре парни выбежали на разъезжую, петлявшую между полями дорогу.
– Здесь до Коломенского рукой подать. Смотри, а вон и мужики, – воскликнул Митрий,  – идут, кричат, ругаются, грозятся. Интересно, на что они решатся.
– Оружия не видно, – заметил будущий экономист.
– Откуда у них оружие! Обычно вилы или топоры. А сейчас всё мирно. Не видно ничего такого.
– Может, безобидных  царь выслушает?
– Вряд ли, опять казнит всех как бунтарей.
Вот когда Петров горько пожалел, что плохо учил в школе историю, ему бы сейчас взять да и вспомнить, что там пишут в учебниках про медный бунт. Кого казнят, как казнят. Но как он ни напрягал память, так ничего и не вспомнил, кроме отчества царя. Он сразу решил блеснуть знаниями:
– Говорят, Михалыч добрый государь. 
– Алексей Михайлович бывает и суров. Зря ты его так запросто, словно родного дядьку.
– Так никто ж не узнает, – легкомысленно отмахнулся студент.
– Бог всё видит! – испугался его приятель. – Негоже так о Божьем помазаннике.
– Ладно, ладно не буду!  – пообещал Петров, так и не проникшись уважением к владыке Руси.
Между тем шустрые парни нагнали шумную ватагу мужиков, и сами не заметили, как оказались в самой гуще.
– Вот уж не собирался я сегодня участвовать в массовых гуляниях, – ворчал себе под нос будущий экономист.
Он даже пытался выбраться из толпы и тянул с собой приятеля, но тот  ни в какую не поддавался, воодушевленный участием в чем-то великом и государственном.
– Ну, какое тебе дело до этих гостей и князей?! – увещевал его студент. – Чую, добром всё это не кончится, после  любого бунта бывают только расправы и казни. Достанется нам на орехи, достанется.
– Ты почем знаешь?
– В книжке читал,  – буркнул Вася.
– Да ты читать умеешь?! – поразился тезка Дмитрия Донского.
– Так, чуток, – спохватился будущий экономист,  – разбираю некоторые слова.
– Ну, ты даешь!  – радостно воскликнул парень. – Будет тебе трусить, пошли с мужиками.
– Мы и так идем, – недовольно констатировал Петров, – тащимся невесть куда, вместе с бестолковыми мужиками.
– Чё это – невесть куда! В Коломенское идем, к царю, челом бить, требовать справедливости.
– Так челом бить или требовать? – хмуро уточнил будущий экономист. 
– Там видно будет, – отмахнулся Митрий.
Между тем ватага мужиков уже приблизилась к царскому селу. Здесь, в загородной резиденции,  у Алексея Михайловича  войск совсем не было. Не ожидал монарх вдалеке от Москвы встречи со своим народом.  Мужики  у стен нарядного терема были для царского семейства полной неожиданностью.  Пока собравшиеся во дворе выкрикивали свои просьбы и требования, Петров жадно разглядывал жилище персонажа с учебников. Большой деревенский дом, украшенный резными крылечками, башенками и пристройками.
– Чё ж у царя всё из  дерева?  – снисходительно поинтересовался он.
– Так тут же деревня, большие каменные палаты в Москве остались. 
На крыльцо выбежала сенная девка. Глянула перепугано, выпалила:
– Нет здесь царя, в церкве он.
И опрометью убежала обратно в терем, хлопнув дверью, будто за ней гнались.
– К церкви, надо идти к церкви!  – зашумели мужики.
– Он из церкви выйдет добрый, надо там  с ним говорить.
Студент-экономист вновь предпринял попытку выскользнуть из толпы и юркнуть в кусты. Однако мужики,  испугавшись собственной дерзости,  так плотно жались к друг другу, что ему не удалось даже с места сдвинуться. Сгрудившись, сбившись, словно рыбы в плотный косяк, челобитчики двинулись к высившейся поблизости сиявшей новеньким резным кружевом, церковке.
– «Нет ещё у русских царей гигантомании», – размышлял студент.
Даже подойти близко к божьему храму бунтари не решились. Остались ждать Алексея Михайловича на  широком церковном дворе. Нетерпеливый Вася вновь попробовал выбраться из толпы, стоявший рядом плечистый мужик рассердился, дал ему тяжелый подзатыльник.
– Не сикати! Стой спокойно!  – басовито сказал он.
И будущий  экономист смирился.
– «Может, обойдется».
Не помнил он в истории ни одного бунта, чтоб обошлось без страшной расправы, так он вообще мало, что помнил в истории. Может, и было, а он просто не в курсе. Все же Петров не смог сдержать тяжелого вздоха.
– «Вот угораздило,  невесть где, невесть когда, один, совсем один», – сокрушался Петров.
Кроме всего прочего, ему из толпы почти ничего не было видно, только хмурое небо да куполок церкви.  Студент догадался о том, что царь вышел к народу по общему глубокому вздоху да потому, с какой невероятной силой сжала его толпа. Алексей Михайлович беседовал с мужиками негромко, так что слышали его только стоявшие рядом. Вася напрасно напрягал слух, все перекрывало свистящее дыхание полного носатого соседа и комментарии широкоплечего бородача.
– Точно, точно, так оно и есть, батюшка, так и есть.
– Верно говоришь, батюшка! – решил крикнуть Вася, чтоб не отличаться от  стоявших рядом.
Внезапно мужики одобрительно зашумели, подались в сторону. Вокруг  Петрова образовалось свободное пространство. А прямо перед собой обалдевший студент увидел темноволосого мужчину с аккуратно подстриженной бородой, пухлыми щеками и большими темными глазами. Его длинная из дорогой красной ткани с широкими рукавами одежда придавала солидности его приземистой фигуре с изрядным брюшком. 
– Царь… – выдохнула толпа.
Алексей Михалович поправил отороченную мехом шапку, улыбнулся толстыми губами:
– Ну, здравствуй.
Петрову адреналин вдарил в кровь:
– «Это он со мной здоровается!» – подумал Вася восторженно, а царь продолжил мягко.
– Ну что, согласны вы с моими условиями? Не станете больше жечь гостей Московских?
– Согласны! – дружно загудела толпа.  – По рукам!
– Пусть так, – согласился мудрый монарх и протянул Василию свою холёную широкую ладонь.
Петров и очнуться не успел – пожал мягкую руку царя. Со всех сторон  громко одобряюще закричали, заулыбались, принялись хлопать сына кузнеца по плечу, хвалить за смелость. Алексей Михайлович тоже милостиво улыбался. Неспешным вальяжным жестом стал выпроваживать мужиков со двора.
– Ступайте, ступайте.
Прежде лишенный всякого священного трепета перед властью, захваченный врасплох общим  ликованием, Вася Петров светился от счастья.  К нему подскочил неизвестно где пропавший Митрий.
– Ты молодец! С самим царем по рукам ударил!  – восторженно брызгал  слюной он.  – Такое везенье вообразить нельзя! Это ж надо! Сын кузнеца с самим царем!
Народ гудел как растревоженный улей. Медленно брел по дороге обратно к Москве, все мужики улыбались, словно только что получили ценный подарок. Никто и не задумался о том, что царь не станет делать того, о чем мечтают простые горожане. Да он и не обещал ничего конкретного. Но все были счастливы тем, что видели самого царя, тем, что Алексей Михайлович добр и улыбчив, и тем, что не встретил их злыми стрелецкими саблями. Когда стали подходить к городу, удачливых гонцов уже встречали зеваки. Смотрели, разинув рты. Тыкали пальцами. Не верили рассказам о невероятном везенье.
Вдруг Васе показалось, что среди людей, толпившихся вдоль дороги, мелькнуло как всегда сосредоточенное лицо Кости.
– Быть не может! – воскликнул студент и, растолкав шедших рядом, бросился догонять друга. – И почему здесь люди такие бестолковые!  – проворчал он и крикнул страшно. – А ну, расступись!
Если бы студент только попытался высказать всю бурю эмоций, порожденную в нем этим его  странным приключением  в далеком чужом времени, он не нашел бы слов, только бы громко выкрикивал странные звуки, да размахивал руками. Петров так решительно расталкивал вялую толпу любопытных, что люди стали шарахаться от него. Но Вася не обращал внимания ни на тучных баб в цветастых сарафанах, ни на бородатых мужиков, в августовскую теплынь носивших шапки, ни на бесчисленных полуголых ребятишек. Будущий экономист видел перед собой только знакомую сутулую спину институтского приятеля – Кости.
– Стой! – заорал он ему во всю силу легких. 
Сын профессора испуганно остановился, втянув  голову в плечи, словно  ожидал удара. 
– Ты чего?! Это же я! – поспешил его успокоить Петров.
Костя посмотрел на приятеля мутным взглядом, спросил бесцветным голосом:
– Ты здесь откуда?
– Оттуда, откуда ты! – кипятился студент.
Ему показалось, что Костя его не  узнает. Петров глянул  на сокурсника внимательней. Он был одет так же, как все горожане: в льняные серые штаны, широкую рубаху. На  голове – шапка, лицо бледное, растерянное.
– Эй! Тебе что, голову напекло! Или как там это называется?! – тепловой удар!? – воскликнул Вася. –  Зачем тебе шапка летом?
– Так надо.
– У-у-у, зануда!
Вася схватил приятеля за плечи, принялся энергично трясти:
– Очнись, очнись, чучело! Нас здесь только двое из другого времени! Нельзя впадать в спячку! Соображай быстрее, что делать?!
– Бежать!
Костя схватил друга по несчастью за руку и потащил за собой, да так быстро, что Вася ничего и сообразить не успел. Только в ближайших зарослях черемухи они остановились и перевели дух. 
– Чего это ты?! – выпалил Петров.
А Костя глянул на него совсем по-другому, трезво и холодно. Зашептал торопливо:
– Не ори, лучше, чтобы нас никто не заметил, ты что – историю не знаешь, сейчас такое начнется. Царь Алексей Михайлович карать будет всех без разбора.
– Он… карать! – рассмеялся Вася. – Да царь душка! Я сам ему руку жал. Мягкая такая теплая.
– Это он потому был душкой, что остался один, а теперь пришел в себя, послал стрельцов перебить бунтарей.
– Не бунтарей, а челобитчиков, мы ж безоружные к нему в деревню приперлись.
– Это первая ватага пошла без оружия, челом бить, а по другой дороге из Москвы в Коломенское уже мужики валят, злые, вооружены чем попало – кольями, серпами, топорами. Против них царю несдобровать. Довели народ до крайности медные деньги.
– А какая разница? Медные, серебряные?
– Дурак, инфляция! Медяки уже ничего не строят, а налоги требуют серебром.
– Так ты точно знаешь, что дальше будет? – присвистнул студент-экономист.
– Я помню, что в учебниках написано, а может, в жизни все совсем по-другому было, в любом случае, нам лучше держаться подальше от толпы.   
– Выходит, что мне  страшно повезло, что я попал в первую, а не во вторую толпу.
– Сказочно повезло, вот чуть-чуть бы позже бы ввязался в это дело и увидел бы не улыбчивого Алексея Михайловича, а только вооруженных стрельцов,  – очень серьезно сказал Костя.
– Так что, мы будем сидеть и бездействовать в этих кустах? – возмущенно воскликнул обладатель редкого дара успевать вовремя. – Или, может, поищем способ вернуться?
– Вряд ли нам это удастся сейчас, – скептически заметил сын профессора, – вот-вот в городе начнутся такие события, что нам лучше спрятаться и затаиться.
– Так что ж, мы даже одним глазком не глянем  на исторический момент? Что мы потом сможем рассказать в институте?
– Если мы попадемся стрельцам, то делиться впечатлениями нам не придется больше никогда. Мне бы твою уверенность, что мы попадем в институт.
– Конечно, вернемся, не будь таким пессимистом.  Может, это вообще сон, и мы вот-вот проснемся.
– И чей это сон? Твой или мой? – ехидно спросил Костя.
– Ну, почем я знаю, – поморщился студент, – но сидеть в этих кустах я больше не намерен.
– Хорошо, пойдем в другие кусты, насколько я помню, теперь главные события развернутся около реки.
Приятели рискнули высунуть нос на опустевшую дорогу. Но не успели сделать и десяти шагов, как на них налетел Митрий.
– Васька! Вот ты где! А я думал, куда ты вдруг подевался. Сбегал в одну сторону, в другую, как сквозь землю провалился. Тебя батя разыскивает. Ох, всыплет! 
– Бежим отсюда! – взвизгнул Вася.
Он схватил за руки обоих и потащил за собой куда-то в узкий переулок между двумя высоченными заборами. Петров очень спешил, не разбирал дороги, думал только о громадных кулаках краснолицего кузнеца. Не сдерживал рвавшихся с губ  ругательств.
– Вот чертяга! Чего пристал?!  Папашей назвался, дубина! Не нужны мне такие папаши! Ни за что не пойду на его двор! Один козел там чего стоит!
Парни спешили следом за ним, каждый по-своему понимал его слова.
Неожиданно заборы кончились, и беглецы оказались на большом заросшим бурьяном и полынью пустыре.
– Куда теперь?
Резко повернулся Петров к Митрию, словно не он сам затеял эту беготню. Тот только пожал плечами, а Костя деловито осмотрелся и скомандовал:
– Туда!
– Неужели ты и в этом городе ориентируешься?  – усомнился студент. – Что там?
– Там кусты, гуща.
– И только-то?!
– Это всё, что нам сейчас нужно, чтобы спрятаться и отсидеться, – строго произнес сын профессора.
 – А от кого мы прячемся? – подал голос Митрий.
– От царя.
– Что ж, он сам за  нами придет?! – наивный парень пораженно уставился на приятелей.
– Много чести,  – фыркнул Костя, – стрельцов пришлет.
Эти его слова прозвучали так грозно, что больше никто не стал с ним спорить. Парни добежали до  тесно стоявшего черемушника, нырнули под сень листвы, присели на корточки, даже дыхание затаили. Митрий громко икнул от страха и спросил шепотом:
– А что дальше?
– Как мы определим, что бунт окончен? – шлепнул назойливого комара  Петров.
Костя не ожидал столько вопросов, не знал, что сказать:
– Ну… скорей всего…
– Так ты не помнишь, сколько продолжалась расправа и когда нам можно выбраться без опасности попасть под горячую руку солдат? – возмутился Вася.
– Погодите, погодите, о чем это ты?  – потянул его за рукав Митрий.
– Понимаешь… – принялся подбирать понятные  слова студент-экономист, – не всем так везет, как нам с тобой. Они сами злые и царя разозлили.
– Пока мы здесь болтаем, москвичи подняли настоящий  бунт, – пришел к нему на помощь сын профессора, – ты же помнишь, как жестоко расправились с выступавшими?
– Ага, батя рассказывал про соляной бунт, – закивал Митрий. – Ужас!
– Так вот, в городе начинается тоже самое.
– А ты почём знаешь? – икнув, спросил Митрий.
– Верный человек шепнул, – нашелся Петров.
Такой ответ вполне успокоил продрогшего парня, но сам Вася забеспокоился.
– Слушай, Кость, нам срочно надо узнать, что происходит, не можем же мы здесь сидеть бесконечно. Нам надо домой, ведь иначе застрянем навсегда! – он в отчаянии замотал головой.
Его сокурсник напустил на себя важности,  произнес солидно:
– Я полагаю, мы могли бы пробраться к реке, чтобы из укрытия видеть, когда  опасность минует. Но где, хотел бы я знать, здесь река?
– Я знаю, – обрадовался Митрий, – я покажу.
– Идем.
Паренек почувствовал себя главным, приосанился, надул губы, важным медленным движением повел рукой:
– Смотрите сами, сколько здесь комаров, верный признак – вода  совсем рядом, нам нужно будет только обойти вон ту церковь и сразу окажемся на берегу реки.
– Берег-то пологий, – зачем-то уточнил студент?
– Низкий, гладкий, будто корова языком вылизала.
– Насколько я понимаю, – насупился Костя, – историческая расправа произошла именно на таком берегу. Имеет смысл и нам туда направиться, только…
– Там найдется, куда спрятаться всем троим? – закончил за него Петров.
Митрий поскреб в затылке,  убил на щеке комара, только потом ответил:
– А как же! Там рядом забор, хороший такой забор, через него в щель будет все видно.
– Забор? Как мы окажемся за ним?
– Говорю же, там почти на берегу церковь, у попа огородик, поставили забор от коров да свиней, но я знаю, как за него пробраться. Что, вести?
– Веди!
Предводительствуемые высоко задравшим нос  Митрием, приятели отправились к реке, сами не зная, с какой целью. Вася старался запомнить дорогу, но его новый приятель так петлял и часто сворачивал в только ему известные подворотни, что будущему экономисту пришлось отказаться от этой идеи. Когда Петрову уже стало казаться, что Митрий заблудился  и берег реки вовсе недостижим, тот неожиданно ткнул пальцем в стоявший перед ними грубосколоченный из неструганных досок забор.
– Вот дырки, смотрите, весь берег как на ладони.
Студенты прильнули к забору через круглые отверстия от сучков. Действительно была отлично видна река и широкий пологий берег.
Вася только взглянул и отпрянул.
– Вот кошмар! – вырвалось у него слишком громко.
– Тише! – хором зашипели его спутники.
Парень решился посмотреть ещё: весь берег был усеян изрубленными трупами. Многие лежали у самого забора и казались Петрову ужасающе близкими. Он отлично видел застывший на лицах ужас, широко раскрытые остекленевшие глаза, темневшую на песке кровь. Весь воздух был пропитан громкими криками отчаяния и злыми голосами стрельцов. Вася с трудом оторвал взгляд от страшной картины внизу и оцепенел от страха, в голове не укладывалась реальность всего происходящего на берегу, телевизионные военные сцены  разом померкли: совсем рядом живые рассвирепевшие стрельцы в длинных кафтанах саблями рубили безоружных растерянных горожан в серых льняных  рубахах. Кто-то из них еще пытался защищаться длинными  палками, но острая сталь легко крошила их. Мужики пятились к реке, а стрельцы наступали. Многие из них уже стояли по колено в воде и шаг за шагом заходили все глубже. Студент  зажмурился. От страха ему стало холодно. Ледяное дыхание ползло по спине, зуб на зуб не попадал. Парень глянул на своих приятелей. Митрий, не выдержав, опустился на корточки и, закрыв лицо руками,   раскачивался из стороны в сторону, причитал горестно, как старушка на похоронах, Костя прижался к забору, не отводил глаз, зло сжал кулаки, на его лице застыло негодование.
– Надо что-то делать, нельзя сидеть здесь и смотреть!
Гневные слова прозвучали у Васи как-то жалобно, а Костя только фыркнул раздраженно:
– Хочешь умереть вместе с ними? Историю не изменить, на самом деле нас с тобой здесь не было.
– Но мы же здесь…
– Ты хочешь здесь и остаться?  – жестко спросил сын профессора.
– Нет, но…
В это время Митрий издал беспомощный стон и повалился на землю. Он лежал и смотрел в одну точку, совсем как те, за забором.
– Он что, тоже умер? – испугался Петров.
– Вряд ли, раньше люди были гораздо крепче нас. Скоро очухается, – равнодушно бросил его сокурсник, – идем, нам нужно поторопиться, если ты все еще хочешь вернуться в свое время.
Оставив несчастного Митрия, приятели двинулись в обратный путь.
– Куда мы сейчас?  – спросил Петров.
– На двор кузнеца.
– Зачем? Ни за что! Там козел! – громко возмутился Вася.
– Будь там хоть целое стадо рогатых зверей, но, похоже, это наш единственный путь обратно, – серьезный Костя остановился, повернулся к приятелю, – если твои приключения в семнадцатом веке  начались с этого двора, значит, там есть проход между временами.
– Боюсь, кузнец сделает все, чтобы нам помешать.
– Кстати, о кузнеце: если он уверен, что ты его сын, то его настоящий сын должно быть попал в наше время. Подумай о том, что ему сейчас гораздо хуже.
– Бедный парень, – согласился с приятелем будущий экономист.
Между тем, они уже добрались до улицы, на которой Петров впервые встретил Митрия.
– Да тут совсем близко, – буркнул он, – чего ж этот мутень так долго нас водил?   
– Для пущей важности. А теперь ты вспоминай, куда нам идти.
– Вон, кажется, в те кусты. 
Ступив под сень зеленой черемухи, Вася задумался:
– Стой, а ты-то откуда здесь взялся? – нелюбезно спросил он Костю.
– Наконец-то, я уж думал никогда не поинтересуешься, – улыбнулся тот. – Медяк пропал, я сразу подумал, что ты, по нечаянности, прихватил его  с собой и бросился следом. Выбежал из подъезда, тебя нет, смотрю, на асфальте дурацкая надпись, только шагнул, и попал на двор к твоему папаше, то есть кузнецу. Ох, и злющий мужик. Я еле ноги унес.
– Надеюсь, сейчас его нет дома, а то…
Когда парни решились пробраться через щель в заборе, их сразу атаковал зловредный козел. Студенты едва успели увернуться.
– Дурацкая коррида получается!  – отметил Костя без тени улыбки.
Рогатый охранник заблеял, развернулся и вновь ринулся на непрошенных гостей. Студенты бегом понеслись к почерневшей избе. Неуклюжая свинья, в это время пересекавшая двор,  плюхнулась в лужу прямо посередине, так что беглецам пришлось ее перескакивать.  А злющий козел не рассчитал прыжка,  зацепил толстый бок задними копытами и завалился на хавронью. Свинья отчаянно хрюкала, рогатый пинался и блеял, приятели захлопнули за собой низкую дверь. Но они рано радовались. Прямо перед ними вырос громадный краснолицый кузнец. Низкий потолок не позволял ему поднять головы. И  мощная фигура, казалось, занимала полкомнаты.
– Васька! Во-о-от ты где! – радостно загремел кузнец.
– Ага, – прохрипел запыхавшийся Петров.
– А ну, поди сюда! Я тебя…
Приятели, не сговариваясь, не подумав, одновременно изо всех сил  зажмурились и прыгнули…
Асфальт был такой твердый, но такой родной! Эмоциональный Вася готов был картинно упасть на колени и целовать современное дорожное покрытие, но постеснялся своего сдержанного приятеля.
– Дома! Костя!  Мы дома!  – не смог он сдержать восторженного крика. – Это же твой подъезд, все на месте, мы в своем времени!
– Да, все по-человечески: джинсы, красовки… да, а где черта?
Студенты уставились под ноги. Асфальт, мокрый от недавнего дождя, был абсолютно чист.