Ч. 3. Гл. 5. Доказательство

- Сеть изменилась. – Кьяра «отсутствующим» взглядом рассматривала пейзаж за окном лаборатории, уже приобретающий урбанистические черты на фоне бурых скал Аравы. – Это она. Я знаю. Я ее чувствую.
- Кто? – Устало отозвался Вадим. Последние дни изрядно вымотали их обоих.
- Рыжая Ева.
- История не оставила документальных свидетельств о цвете ее волос, если, конечно, мы говорим об одной и той же женщине.
- Мы были вместе в интернате, – продолжила Кьяра, проигнорировав его иронию – она не была злой, она была жестокой. Как могут быть жестокими дети – естественно и равнодушно. Поэтому мало кто обращал на это внимание. Кроме меня. СИЛОЙ она была наделена немерянной – щедро и иногда даже казалось, расточительно щедро. Нас странным образом тянуло друг к другу. Наверное, я была единственной ее подругой, а потому испытала всю тяжесть ее жестокости. Почти все наши игры заканчивались слезами. Моими слезами. Я ревела, по-детски самозабвенно не помня себя от обиды и какой-то странной горечи, происходящей видимо от интуитивного понимания, что назавтра все повторится снова. Она могла унизить на самом высоком накале откровений, походя, невзначай и от того еще больнее. И все же я не могла без нее. Это была какая-то «безответная» дружба (именно дружба, а не «любовь», любовь не может быть безответной по определению). Она мне многое дала. А точнее, избавила. Она избавила меня от какой-то чрезмерно открытой «восторженности», что ли, которую часто принимают за глупость. Много позже я поняла, что была ей так же необходима, как она мне. Мы были словно два полюса одного целого, «логической переменной». Она исчезла внезапно. Ее словно «вычеркнули» не только из настоящего, но и из прошлого – когда я спросила: «Где Ева?», наставник заговорил со мной о трудностях в учебе, словно не расслышав или даже не поняв вопроса. И вот теперь я снова ощущаю ее присутствие. Это чувство трудно описать словами. «Сладкий восторг от предстоящего ужаса» - что-то так. Она где-то рядом, в сети.
- Вот этого я не понимаю. В сети не миллионы – десятки, может быть сотни миллионов людей, сейчас, в данную минуту. Ее состояние меняется каждую наносекунду, а главное меняется непредсказуемо. А ты говоришь о какой-то рыжей Еве, которую «чувствуешь» в сети!
- Видишь ли, я и такие как я воспринимаем сеть не на уровне импульсов и даже не на уровне информационных блоков. Мы воспринимаем ее на уровне противоположных потенциалов, «логических переменных». Что-то вроде «добра» и «зла», хотя это не так. Наше восприятие сети лишено этических критериев. При этом нам не нужен физический контакт с сетью. Ты наверняка слышал о технологиях, позволяющих считывать информацию с жесткого диска, без какого-либо подключения к компьютеру, кабельного или волнового. Просто необходимо, чтобы диск вращался. Это очень похоже – нужно только, чтобы сеть менялась, была в состоянии динамики, а она, как ты правильно заметил, в этом состоянии всегда. Это позволяет мне абсолютно точно знать где и что искать, но для того чтобы превратить эти ощущения в речевые или символьные образы, мне нужен посредник, в данном случае – ты. Писать программы, общаться с сетью на уровне операторов или скриптов я не в состоянии – я не понимаю их логики. И это что-то системное, видимо одни способности исключают другие. Потенциалы, создаваемые пользователями в сети, так же специфичны, как пресловутые отпечатки пальцев, только имеют гораздо больше параметров идентификации. Если потенциал достаточно сильный, а пользователь мне знаком, я могу его идентифицировать. Потенциал рыжей Евы невероятно, и я бы даже сказала, угрожающе, сильный, т. е. имеет ярко выраженную деструктивную составляющую. Но как именно она проявится, т. е. что и как она делает я не знаю. Для этого мне необходимо ее увидеть.
- Зачем? Или ты думаешь, в порыве сентиментальной нежности к собственному розовому отрочеству, она расскажет тебе, что собирается «опрокинуть мир в пучину порока», «пить вино беззакония и есть хлеб блудодейства»? И даже поделится «алгоритмическими» соображениями на эту тему?
- Мне не нужны ни ее эмоции, ни ее откровенность. Мне достаточно ее увидеть – «диск» должен быть в поле моего зрения. Это мое преимущество перед ней, может быть единственное, но преимущество.
- И чтобы реализовать это преимущество, нам нужно ее найти, причем не в сети, а в реальной жизни. Редкий у тебя талант – делать жизнь беззаботно-комфортабельной.
- Ну начать-то придется с сети, а чтобы тебе не было так комфортабельно-скучно, могу добавить, что «вторжение» очень напоминает появление новой поисковой системы. Они что-то ищут, а может просто собирают информацию.
- Они?
- Напоминаю: неспособность к программированию это наш «системный баг». Для полноценного общения с сетью ей, так же, как и мне, нужен посредник.
- Ты права. – Задумчиво произнес Вадим, глубоко затягиваясь длинным «Marlboro» после почти полуторачасового бдения у монитора. – Любопытный поисковик – код web-агента явно избыточен, но это не вирус. Такую программу мог написать хакер, но хакер очень высокого класса. Пару лет назад я принимал участие в работе аналитической группы, созданной для расследования «взлома», ни больше ни меньше, международной финансовой системы, «широко известное в узких кругах» дело Wall Street. На самом деле «взломы» даже таких глобальных систем время от времени происходят: количество людей, посвящающих этому свое время столь велико, а их упорство столь бескорыстно, что все вместе они представляют собой гигантский генератор случайных чисел, работающий с невероятной интенсивностью. При таких условиях вероятность «выпадания» нужной комбинации становится достаточно большой, случайным является то, что эта удача выпадает именно этому, а не тому «элементу» генератора. Такие проникновения моментально обнаруживаются (иногда даже раньше, чем «счастливчик» успевает понять, что же произошло) и в общем довольно безвредны. В том же случае парень сумел не только найти настоящую брешь в системе, но и очень остроумно ею воспользоваться. Он был элегантен даже в мелочах – сложение по «модулю два» вместо многократных пересылок. Обнаружить его программными методами было невозможно. Нашли его полицейские сыскари – программист он, конечно, был гениальный, но «уголовник» никакой. А примерно с месяц назад я случайно натолкнулся на сообщение, что его выпустили «по окончании срока заключения». Я не взялся бы доказывать его причастность к этому поисковику перед судом присяжных, но я абсолютно уверен, что это он.
- Ну так найди его!
- В том-то и проблема: найти человека, находящегося под почти официальным наблюдением, с нашими методами и возможностями доступа не составляет труда. Но он исчез... Растворился, аннигилировался!!! И это не силовики – совершенно иной почерк информационной стерилизации.
- Может он сам?
- Исключено. Это все равно как самому собрать на кухне ядерный реактор.
- И так, что мы имеем? Абсолютно открытое появление в сети, при абсолютно герметичной «физической» конспирации?
- Ну появление в сети далеко не открытое, но защита, конечно, «от ленивого». Так ведет себя человек уверенный, что в любом случае его обнаружение займет гораздо больше времени, чем ему надо для достижения цели.
- А что «поисковик»?
- Ты взрослеешь прямо на глазах и что особенно приятно – на моих. Но и тут «дубль-пусто». Все абсолютно легально, а финансирует это предприятие некий анонимный фонд. Ни учредителей, ни каких-либо других следов его деятельности найти не удалось, что в общем тоже криминалом не является. Вообще-то очень похоже на твой «Индиго». А это не «ваши», случайно, балуются?
- Не наши. А теперь пробей связь этого фонда с городами Тарквиния, Флоренция, Ассизи.
- Последовательность важна?
- Важна.
- Ну связи, в общем-то, нет. – Задумчиво произнес Вадим еще через час, поднимая голову от монитора. – Просто некая Эвелина Кацнельбоген, примерно месяц назад прилетевшая в Милан из Нью-Йорка, взяла напрокат BMW-Седан цвета бордо-металлик, который (BMW) и «засветился» в указанных городах, в указанной последовательности. Кроме Ассизи... А связь в том, что оплачен этот круиз с дочернего счета упомянутого ранее фонда.
- Кацнельбоген – девичья фамилия моей мамы. Она с нами играет, но это наш шанс. Какой ближайший к Ассизи международный аэропорт?
- Флоренция, если не ошибаюсь.
- Ну что ж, летим во Флоренцию.
- Когда?
- Сейчас. Т. е. совсем «сейчас». Зубную щетку и смену белья купишь там...
Под крылом арендуемого институтом для подобных случаев Боинга, в «каракулевом» кипении пены на гребнях волн, простиралось Средиземное море.
- Это очень древняя история. – Начала Кьяра, отвечая на не заданный, но все это время подразумеваемый Вадимом вопрос. – За тысячу триста лет до рождения Христа, Средиземноморье представляло собой гигантский «плавильный котел», в котором расцветали и гибли целые цивилизации. Падение микенского царства и царства Хеттов, этническое становление древних греков, возникновение Первого еврейского государства между долиной Иордана и Западным (Средиземным) морем (кстати, первого в истории государства с республиканской системой правления), падение Трои – по интенсивности этно-генных процессов этот период не имеет себе равных в мировой истории. По одной из версий, Герой Трои Эней, возглавив остатки войска и народы, населяющие средиземноморское побережье Малой Азии, отправился в великое морское странствие, которое привело его к западным берегам Аппенинского полуострова, на территорию современной Тосканы, а позднее и Умбрии. Эти люди были одинаково искусны в войне и мореплавании, а потому получили название «народы моря». Добровольно выбранная общая судьба – изгнание, которое они предпочли греческому рабству, сплотила их в великий народ, который позднее стали называть Этрусками. Энергии этого пассионарного взрыва хватило на тысячу лет. На пике славы и могущества тысячелетнего Этрусского царства, в VII веке до нашей эры в знатной семье города-государства Тарквинии родилась златокудрая красавица Танаквиль. В историю Танаквиль вошла как властная честолюбивая женщина, искусный и расчетливый политик, сумевшая возвести на престол пятого и шестого римских царей: своего мужа Луция Тарквиния Приска и их приемного сына Сервия Тулия. Однако реальные факты ее биографии выпадают из образа прагматичной стервы. Ну какой, в самом деле мог быть расчет в том, чтобы выйти замуж за сына греческого политэмигранта, человека далеко не бедного, весьма одаренного, но в силу своего происхождения (т. е. препятствия непреодолимого) абсолютно бесперспективного. Это была любовь, страсть, а эта женщина слишком любила себя, чтобы свои страсти приносить в жертву политической конъюнктуре. Она считала это не силой, а слабостью, а потому приспосабливала конъюнктуру под свои страсти, а страстью ее была человеческая одаренность, которую она умела распознавать и ценить. Поэтому, когда муж был убит сыновьями предыдущего царя, Анка Марция, она возводит на престол не собственных сыновей, но сына убитого мужем врага и женщины, ставшей его (мужа) любовницей. Интересно, что от Сервия Тулия, выросшего в царском дворце, никто не скрывал его происхождения, но никому и в голову не приходило бояться его мести. Танаквиль традиционно считается человеком, весьма искушенным в дивинации, толковании природных явлений, как ЗНАМЕНИЙ СУДЬБЫ, но дело в том, что два странных знамения, свидетелем которых она была (орел, возложивший на голову мужа невесть откуда взявшийся венец по пути из Тарквинии в Рим и огненный венец вокруг головы спящего Сервия), никак нельзя отнести к «природными явлениями». Оба раза это было чудо, произошедшее в «нужном месте» и в «нужное время», а это наводит на мысль о том, что она была не их толкователем, а их творцом. Колдовство было достаточно распространенным занятием среди этрусских женщин, но в то время колдуньи вызывали не страх и ненависть, а благоговейный трепет и уважение (примерно, как в наше время – программисты), а Танаквиль была самой искусной из них. С тех пор рыжие ведьмы стали «товарным знаком» этой земли. Но странное дело, разразившаяся через две тысячи лет охота на ведьм, оскопившая генофонд таких стран, как Франция, Германия, Англия и даже итальянская Ломбардия, почти не коснулась центральной Италии, словно дух ВЕЛИКОЙ КОЛДУНЬИ хранил их от этой напасти. Таким образом определился первый город в «пробитой» тобой цепочке – Тарквиния.
Год 1216 (по другим источникам – 15-й) нашей эры. В замке Кампи Бизенцио, что под Флоренцией, его владелец Мацинго Тергими устраивает торжества по поводу посвящения его в рыцарское достоинство. На праздник были приглашены не только знатнейшие, но и богатейшие флорентийцы, среди которых – купец Ламбертуччо Амидеи (потомки которого сегодня производят шоколад, признанный лучшим в мире) со своей дочерью, рыжеволосой красавицей Франческой. Присутствовавший там же юный аристократ Буондельмонте деи Буондельмонти был буквально околдован ее чарами, а выпитое вино и вовсе лишило его рассудка, потребовав немедленного удовлетворения вспыхнувшей страсти. Молодые люди попытались уединиться в одной из комнат дворца, но тут дорогу им преградил двоюродный дядя юной распутницы Оддо Арриги, сам питавший к ней тайную и порочную страсть. Под предлогом защиты чести семьи он обнажил меч. В коротком поединке искусный в фехтовании юноша убил Оддо Арриги, но по мере того, как пятно крови растекалось по камзолу старого развратника, хмель покидал голову Буондельмонти, а вместе с ним и чары рыжеволосой красавицы: «Что он наделал?!!!». Месть Арриги мало его беспокоила – Буондельмонти всегда могли постоять за себя. Но убийство есть убийство – будет публичный суд, вероятнее всего – изгнание, а это значит толпа, презираемая и ненавидимая, объект насмешливого остроумия, но именно она, создающая королей и героев, она не будет его ни любить, ни ненавидеть, ни бояться. Она его просто забудет и – конец честолюбивым мечтам, без которых так удачно начавшаяся жизнь просто не имеет смысла. Выход подсказала сама Франческа – она расскажет правду, что ее дядя был убит в честном поединке, который сам же и затеял... Но при одном условии – Буондельмонти должен на ней жениться.  Времени на раздумья не было и юный аристократ подтвердил свое обещание в присутствии сбежавшихся на шум гостей. Но на следующий день все предстало в несколько ином свете. Показания простолюдинки избавляли его от суда, что же до ее сумашедших фантазий и данного обещания – от всего этого можно будет просто откупиться, тем более что предмет его воздыханий, тайных и явных, младшая дочь мессира Донати с нетерпением ждала, когда же он сделает ей предложение. Ранним пасхальным утром, на белом коне, в белоснежных атласных одеждах Буондельмонте направился к дому невесты, чтобы дать брачную клятву. Разъяренная же таким вероломством Франческа, потребовала от семьи постоять за ее честь. На мосту Понте Веккьо, что у Пьяца Синьория, на окрыленного предстоящим событием жениха напали Арриги. На этот раз удача ему изменила, тем более что нападавших было значительно больше – когда они расступились весенняя слякоть и темная кровь растекались по белоснежному атласу одежд бездыханного юноши. Эти цвета, цвета грязи и крови, окрасили начавшееся с той «кровавой свадьбы» противостояние богатейших и родовитейших семей Европы, на протяжении ста лет истреблявших друг друга в войне «гвельфов и гибеллинов». И мало кто из них вспоминал рыжеволосую ведьму, чьи похоть и необузданное честолюбие положили начало конфликту, определившему политическое лицо континента вплоть до наших дней. Так в нашей цепочке появилась Флоренция.
Крепость Рокка Маджоре стоит на вершине холма, над которым низко-низко нависли небеса, а вокруг которого, как поля шляпы вокруг тульи, раскинулась РОДИНА. Его родина называлась город Ассизи. На родину приезжало много паломников, потому что она была родиной еще трех человек, «творивших добро» - так говорила мама. Наверное, они творили много добра, потому что на их родину приезжало много паломников. Некоторые из них рассказывали о другом городе – Иерусалиме, к которому тоже вплотную подошли НЕБЕСА. Небеса в Иерусалиме (так они рассказывали) были наполнены Светом. Небеса над его родиной были наполнены сумраком, поэтому к Ассизи вплотную подошел СУМРАК. Сумрак был такого же цвета, как стены крепости, а стены крепости были такого же цвета, как и большинство тюрем на земле – серого, потому что крепость была тюрьмой. Он попал в тюрьму, как и большинство людей, попадающих в тюрьму – по глупости, много лет назад придя работать сюда охранником. Да так и остался. Может, потому что не поумнел? Время шло, количество узников крепости становилось все меньше. Может быть потому, что на свете стало много людей, творящих добро? Может быть, хотя ему так не казалось, наверное, потому что он стал умнее? Так продолжалось, пока он не остался в крепости один. Где-то далеко от его родины, в каких-то документах, крепость все еще продолжала считаться тюрьмой, поэтому он продолжал получать свое жалование, будучи в одном лице начальником, надсмотрщиком, а может быть и заключенным? Всю его жизнь ему платили, чтобы он не выходил из тюрьмы, и он честно выполнял свои обязанности, а сейчас может быть еще тщательнее чем обычно, потому что он стал мудрым! Он был мудрым, поэтому жил в небольшой каморке у самых ворот, на случай если в них постучат... Поздней дождливой октябрьской ночью 187… года в ворота крепости постучали. Стук был нетерпеливым и требовательным. Завернутые в плащи, через дверь в крепостных воротах вошли три человека. Через полчаса, двое из них вернулись на свободу. Оставшийся в его каморке узник, продолжал сидеть неподвижно, как бывает сидят неподвижно люди, в силу обстоятельств оказавшиеся в мокрой и грязной одежде и каждое движение напоминает им о силе этих обстоятельств, к которым им трудно привыкнуть так же, как трудно привыкнуть к мокрой и грязной одежде. Он осторожно откинул капюшон, скрывавший лицо узника, и свершилось чудо: то, что еще мгновенье назад было безликим и бесформенный объемом, завернутым в промокший насквозь плащ, превратилось в женщину, по плечам которой рассыпались длинные густые серые от дорожной грязи волосы, подсвеченные изнутри огненно-рыжими искорками, выдающими их естественный цвет.
- Я хочу быть чистой. – Сказала она, не поднимая головы.
Он отвел ее в помещение, именовавшееся ранее «апартаментами начальника тюрьмы». Там были камин и ванная. Разведя огонь в камине и наполнив ванну дымящимся теплом разогретой на кухне воды, он пробурчал неуклюже-двусмысленное в таких обстоятельствах: «располагайтесь» и поспешил к выходу – ему всегда было неуютно в этих «апартаментах». Дни потекли, наполненные немногословно-приветливым ощущением ее присутствия. По утрам он шел на городской рынок, чтобы купить заказанные ею продукты, а когда возвращался в крепость они долго возились с ними на кухне (оказалось, она великолепно готовит), при этом он пересказывал ей городские сплетни. Потом они вместе обедали, как правило молча и даже несколько чопорно. А потом она подолгу стояла на крепостной стене, словно пытаясь заглянуть за линию горизонта. Он сопровождал ее не как охранник, а скорее, как компаньон – характерный кашель и лихорадочный румянец на щеках выдавали чахотку. Время от времени она подносила ко рту платок, оставляя в нем крошечные кусочки своих легких, после чего губы приобретали пугающе яркий оттенок. Так продолжалось изо дня в день, неделя за неделей. В этой почти ритуальной повторяемости было что-то завораживающее, гипнотизирующее. Однажды, стоя рядом с ней на крепостной стене и проследив направление ее взгляда он не то констатировал, не то спросил
- Там свобода...
Она неопределенно пожала плечами.
- Может быть тот, кто повесил замок на эти ворота, запер не нас здесь, а себя там?
Ее слова его удивили – он и сам часто об этом думал, но не решался, а может быть и не умел, сказать это так. В этом был один из ее многочисленных талантов – ОБЪЯСНЯТЬ людям ЧТО они думают. Как она объяснила «герою двух континентов», «пламенному революционеру и защитнику демократических ценностей» Гарибальди, еще до того, как он встретился с генералом Кавуром, что его истинное предназначение – привести к власти монархию. Их пути часто пересекались (нет, она не стала одной из его многочисленных «пассий», хотя он не раз ей это предлагал – он делал это просто, как предлагают партию в бридж или стакан чая), ибо вторым из ее многочисленных талантов, ставшим истинной страстью, было умение распознавать и ценить человеческую одаренность. Именно поэтому, в далеком Уругвае, она привела его в масонскую ложу, хотя сама к подобным строго-иерархическим организациям относилась с некоторой иронией, ибо третьим из ее многочисленных талантов была любовь к СВОБОДЕ. История не сохранила для нас ее имени. Само ВРЕМЯ ВЕЛИКИХ РЕВОЛЮЦИЙ персонифицировалось в этой женщине, сражавшейся с мужчинами против мужчин так, что женщину в ней не узнавали даже близкие люди. Но время менялось, приближался век, который наполнит слово «свобода» совсем иным содержанием, превратив его скорее в название политической партии. Что-то вроде «партии умеренного прогресса в рамках законности» . Так она оказалась в этой тюрьме…
Однажды утром, постучав в дверь ее комнаты и не получив ответа, он понял, что никто уже больше не сможет «нарушить ее одиночества». Первым что он увидел, перешагнув порог, была застывшая на ее губах абсолютно спокойная, приветливая улыбка наконец-то СВОБОДНОГО человека...
Ева уверена, что все эти женщины, включая Танаквиль – ее предыдущие инкарнации. Некоторым из нас дано это знать. Поэтому места, связанные с их жизнью или смертью, стали ее «энтропийными воронками», которые она должна пройти перед ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕМ.
- И в чем же состоит «предназначение»?
- Думаю, она и сама этого пока не знает. Оно откроется ей в Ассизи.
- Что значит «откроется»? Как откроется? Запахнет серой и некто в черном вложит в руки брошюру, что-то вроде «Правила личной гигиены при беременности» или «Лопата – друг солдата»? Между словами «она уверена» и «дано знать» - разница в визит к психиатру! Извини, но вся эта оккультная многозначительность стала походить на шарлатанство. При этом я чувствую себя идиотом и мне это чувство не нравится!
- Кто-то из великих сказал: «Понять – значит привыкнуть и научиться пользоваться.» – Ответила Кьяра равнодушно глядя в иллюминатор, не только не повысив голоса, но даже не изменив его тембра. – Я привыкла к тому, что ЭТО есть и научилась им пользоваться. Я не могу объяснить тебе «физику» процесса. Кстати, о физике. Тебе никогда не приходило в голову, что физическое понятие «силы» чем-то эквивалентно понятию Б-г. Ты говоришь: «Действует сила» и считаешь, что этим все объяснил? А что это значит? Как именно она «действует», что при этом происходит? Действует ли она «сама», сознательно? И если нет, кто это действие инициировал и кто его направляет? Во всяком случае «И повелел Господь...» представляется мне куда более осмысленным, чем «возникающие силы приводят в действие...». А Ассизи это и моя «энтропийная воронка» ...

Лабиринт кривых узких улочек так и оставшегося средневековым Ассизи, казалось был бесконечен. Словно прорезанные людскими ручейками в «монолитах» домов, они сжимали «домиком» пространство, создавая совсем иное ощущение времени. Узнать в спутнице Вадима прежнюю Кьяру было трудно: черты ее лица как-то «по-птичьи» обострились, само лицо вытянулось, а тело превратилось в натянутый звенящий вектор, устремленный к ей одной ведомой цели, когда очередной переулок будто «взорвался» простором площади. И ГРЯНУЛА ТИШИНА. Она зазвенела в ушах странным звуком, какой слышишь вблизи трансформаторной будки, только на этот раз «будку» будто втиснули в его затылок. Люди двигались как в замедленном кино и это движение было «из», «во вне», создавая линзу пустоты на оживленной площади вокруг невидимой оси на одном конце которой была Кьяра, а на другом – пылающий факел развевающихся на ветру ярко-рыжих волос. Казалось, ВЕТЕР ПРЕИСПОДНЕЙ овевал их лица. Рыжая Ведьма и Темный Ангел... Сколько это длилось? Мгновение? Вечность? На лице Евы возникла странная улыбка, похожая на ответ без вопроса, которую она понесла в сюрреалистичную, как на картинах Дали, перспективу полуарок, поддерживающих внешнюю стену левого нефа собора Святой Кьяры.
- Будущее еще не определено, – словно продолжая начатый спор, почти одними губами, проговорила ей в след Кьяра и повернув к Вадиму как-то вдруг осунувшееся лицо, добавила – и это зависит от нас.

Косые лучи заходящего солнца наполняли комнату оранжевым теплом.
- Я приму душ. – Не поднимаясь с кресла, Кьяра «выкарабкалась» из блузки. – Помоги – позвала она, подставляя ему словно перетянутую подарочной тесьмой спину.
Вадим освободил половинки упругого пластика от «взаимных обязательств», провел ладонью по обнаженной спине, завел руки вперед, коснувшись ставших твердыми под его пальцами сосков... Она не сопротивлялась, была почти обреченно послушной и в этой обреченности была своя новизна и щемящая, как звучание скрипки прелесть... «Нега чистой печали» ... А потом они долго лежали прижавшись друг к другу, будто пытаясь сплетением тел сохранить тепло этой минуты. На «когда-нибудь», в котором гениальные хакеры и рыжие ведьмы, институт, сеть, «умник» - когда-нибудь, не сейчас, ну еще немного...
- Так что же там сегодня произошло? – Первым не выдержал Вадим.
Сгустившиеся сумерки быстро превращались в темноту, в которой слова обретали некую «анонимную» убедительность.
- Произошло не там и не сегодня. «Умник» — это не совсем то, что мы думаем. Это не экспертная система, это инструмент воздействия, или как сказали бы в каком-нибудь разведуправлении, это не «информатор», это «агент влияния». Именно этим объясняется избыточность кода web-робота, на которую ты сразу обратил внимание.
- Что ты такое говоришь?
- Если ты когда-нибудь интересовался подобной литературой, то наверняка читал об «эффекте зеркала»: если у тебя хорошее настроение и ты улыбаешься, зеркало констатирует этот факт, но если настроение не очень, а ты стоя перед зеркалом, тем не менее улыбаешься, зеркало возвращает тебе улыбку, ощутимо улучшая настроение. Другими словами, изменив отражение, можно повлиять на оригинал. Сеть это отражение цивилизации, а значит к этой паре применим тот же закон. «Умник» позволяет сформировать ответ до того, как был задан вопрос, создавая в сети «потенциал», заставляющий людей думать в определенном направлении, пока вопрос не будет задан. Этот механизм работает даже не на подсознательном уровне, а на уровне коллективного сознания отдельных социальных групп, т. е. совершенно не осознается объектами воздействия, при этом воздействие может быть не только очень сильным, но и целенаправленным, а всеобъемлющий характер сети делает уязвимым практически любого. И заметь, речь идет не об искажении информации или сознательном информационном саботаже путем «внушения», как это было с нашумевшим «25-м кадром». Меняется направление обмена: активным инициирующим началом становится сеть, а человек лишь пассивным ее «отражением». «Пассивным» – значит «управляемым».
Вдруг лицо Кьяры вновь, как тогда, в городских переулках перед соборной площадью, как-то «по-птичьи» заострилось. Молниеносно-властным жестом она приложила пальцы к губам Вадима, а в следующий миг, каким-то неуловимым движением, оказалась в центре комнаты. Дверь бесшумно отворилась и в комнате появились люди. Люди без лиц – только «смотровые щели» в камуфляжных масках. Они не вошли, а именно появились, словно одновременно ото всюду. Их движения были точны и профессионально красивы. И тогда ГРЯНУЛ СВЕТ! В его эпицентре, окруженная СВЕТОМ, как изометрическим ореолом, парила Кьяра, нагая и гневная! Она излучала СИЛУ, становящуюся СВЕТОМ, сначала холодным, почти серым голубым, постепенно переходящим в глубокий ультрамарин «индиго» и заливающим комнату кроваво-красным обжигающим сиянием. И это сияние что-то изменило в «людях без лиц». Их движения перестали быть отточено-красивыми, из них ушла завораживающе-смертоносная динамика, оставив безобразно скорчившиеся на полу трупы. Сколько это продолжалось? Мгновение? Вечность?.. В наступившей темноте прозвучал спокойный голос Кьяры.
- ЭТО началось. Нам пора возвращаться.

Продолжение следует
http://proza.ru/2024/05/17/711