Чёрно-белая легенда

В этой сказке есть  Всё и Ничего, это зависит от читающего.
Если читатель поверит в сказочность, то он этим раскодирует шифр и
откроет дверь в мир Ирины Рыковановой, существующий рядом с нами.
Высказанное Ириной  - это  напоминание: Мы в распаде, грехе, зле..
И если мы будем жить, как жили, единства не будет.
                Василий Григорьев.
                http://www.proza.ru/avtor/terentych


ЧАСТЬ 1.

Небо!..  Небо!.. Под твоим лазурным покрывалом святости творятся все черные дела! Стыдливо прикрывая нагую подлость тонкими одеждами оправданий, человечество  упрямо марширует по следам Атлантиды.

Небо!.. Чистое, светлое Небо! Позволь усомниться в твоей чистоте и светлости.  Зачем начинаешь ты новую игру? Лемурийцы, атланты, люди…. Ты ведь заранее знаешь, что земляне проиграют?  В чём ты находишь своё утешение потом? В рождении новой цивилизации? Растить дитя, зная, что оно смертно, а ты нет! Зная, что переживёшь его! Это под силу либо сумасшедшему, либо и вправду -  святому

Небо!..  Небо!.. В чём провинилась наша планета перед тобой? Неужели она настолько плоха, что как наказание, человечество поразила чума злобы и зависти? Нет на Земле инфекции страшнее этой! И как только в первобытном мозге  появилась первая мысль, он тут же утратил иммунитет от этой болезни. Не сибирская язва, не рак, чума или ВИЧ уничтожат эту цивилизацию – нас убьёт зависть – уродливый ненасытный выкидыш благородного инстинкта выживания!



Из чего складываются сказки и легенды, были и небылицы? Как бусины на нитку собираем свои четки ценностей. Каждая такая кругляшка  это  миг, час, день, год.  Перебирая их, мы проживаем так или иначе жизнь и вписываем в «Книгу Судеб» свою правдивую легенду. Каждая особенная, каждая неповторимая! Живёт ли она в памяти, передаётся из уст в уста  или остаётся на бумаге мемуарами, письмами, романами, стихами. События,  предметы, раскрашенные эмоциями, украшенные нематериальными объектами переводятся в печатные символы – буквы. Из них складываются слова. Слова ложатся в строчки ряд за рядом.  Так пишется сказка, где  зло и добро имеют множество оттенков, как чёрный и белый цвет. А буквы в таких сказках  разговаривают!  Кричат, плачут, смеются, шепчут. О верности, о чести, о вере, о надежде.  Стоит только прислушаться!

По-настоящему слышать, как и любить можно только сердцем!




Человек скитался по земле. Он искал покой и дом.  Поиски занесли его далеко от  Родины и как будто  были пущены корни в чужих краях, но прижиться окончательно он так и не смог.


Что бы хоть как-то унять тоску он начал писать.  Необходимость выговориться была такой острой, что скоро записки-наблюдения переросли в рассказы, повести и наконец - романы. В своих произведениях он создавал загадочный мир, населённый странными людьми и существами. Наделял их характерами своих друзей и недругов, спорил, философствовал, ругался, любил и ненавидел.  Были   жесткие истории с мрачным налётом секса, чертовщины, которые трудно читались обывательским глазом. От других веяло теплом, но и этот ветерок тоже с ощутимыми тяжеловатыми  «добавками». Словом всё, что он писал - это   результат его миропонимания и мироощущения с примесью алкогольных паров, увиденного на самом дне жизни и на её вершине, пройденных километров, прожитых лет.

Он почти каждый год приезжал из тёплой страны в Сибирское село, где родился и прожил до семнадцати лет, чтобы побродить по родным местам,  поохотиться.



Трудными дорогами ему прошлось проходить по жизни, и тайга с её буреломами казалась пешеходной тропинкой в парке. Уходил он далеко, до самой дальнего охотничьего зимовья. Бывалые лесовики и те не все ходили туда – побаивались. Места там гиблые, болота кругом, тайга совсем глухая. Да и в селе поговаривали, что нечисто там. Его наоборот тянуло туда к черным камням, что лежали на самом краю топкого болота. От прикосновения к ним странная, дикая сила овладевала его телом, питала и обновляла его. Сельчане сторонились, недолюбливали, побаивались своего приезжего земляка.  Кто-то завидовал. Как же вырвался из «Глухоманска». А как – знали не многие. Вот и думали:
 
- Чёрные  помогают или даже сам Дьявол -  Языками чесали бойко, а осмелиться дойти до камней и прикоснуться к ним не решались.

Он и вправду был одержим,  иногда  хозяину удавалось справиться с демоном внутри, тогда наступал тихий период жизни. Думалось, почему нет семьи? Хотелось пройтись по двору с маленькой дочкой, ласково сжав её крохотную ручонку в своей ладони. Хотелось тишины, тепла. А потом чернота вырывалась наружу, становясь неуправляемой, разрушающей. Тогда под удар попадали все, кто потянулся к его мимолетной тихости.
 
Не щадил он и мать, винил её за впитанную с молоком ненависть, за жесткость воспитания и ещё непонятно  за что. В такие моменты он пропадал надолго, не звонил, не писал, не приезжал. Мать ждала, ждала всю свою жизнь, ненавидела и любила, как умела. Каждый день молилась, просила у Бога защиты и помощи   для своего непутёвого сына. И чем безжалостней и равнодушней было его отношение, тем сильней и настойчивей были её молитвы. Такова она – материнская любовь! Единственный, поздний ребёнок – вся её жизнь для него! Всё делала, чтоб её сынок жил. Родившись с ослабленным иммунитетом, он дважды чуть не умер в детстве. Мама спасла! А что она пережила, знает только небо, к которому в минуты отчаяния, женщина обращалась  с мольбой. Что осталось сейчас? Одинокая гордая старость в чисто прибранной квартирке и фотографии, разглядывая которые она сквозь слёзы шептала:

 -Что ж ты, сыночек? Посмотри, какой ты у меня вырос, стареешь уже, а я всю жизнь одна. Улыбаюсь на людях, держусь, стараюсь. Вот так проходит жизнь в размолвках  и разлуках.

Одиночество - вот его верный друг на всю жизнь. Одиночество гоняет его по земному шару….

А что будет с тобой, дружок, когда вдруг споткнёшься? Разве одиночество сможет подать тебе руку?

Так и случилось. В тайге темнеет рано. Он только подумал о том, что пора бы остановиться на ночлег, как вдруг из-под ног ушла земля, и он полетел, казалось, в бездну. Упал со всего маху, в ноге хрустнуло, в глазах потемнело, и он потерял сознание. Когда  пришел в себя, сначала не вспомнил, что произошло, понял только  ничего гениального. Нестерпимая боль в ноге блокировала соображающую часть мозга, мысли путались, мешая сосредоточиться. Постепенно разум вернулся, дав команду рукам ощупать «там, где болит». Вывод первый – возможно перелом. Вывод второй – сколько пролежал без сознания не ясно. Дальше пошло лучше:

 - Яма, в которую  попал, видимо, вырыта охотниками на  зверя, возможно кабана. До утра не понять, как из неё выбираться, значит, спать придётся здесь.

Чтобы хоть как-то унять боль, он сделал из  фляжки несколько добрых глотков, зажевал  сухарём, устроил поудобнее больную ногу и попытался заснуть.

Ночь оказалась не простой. Он, то просыпался от боли, то проваливался в тяжёлый, удушающий кошмарами и прожитой жизнью  сон.

Снилось детство. Дворовый бобик с расплющенной молотком октябрятской звездочкой на шее грозил ему своей волосатой лапой и голосом школьной пионервожатой проводил с ним воспитательную работу. А потом за ним гонялась шахматная доска, только почему-то она была цветная, как калейдоскоп. Доска клацала своими беззубыми деревянными челюстями, норовя укусить его за зад, но в последний момент он увернулся и «злодейка» вцепилась в ногу.

 -Больно же, дура деревянная! -  Заорал  «укушенный» и проснулся. Это просто он во сне пошевелил ногой.


С тяжёлыми мыслями он снова медленно погружался в сон. Снились юные подружки, с которыми обнимался  и позволял им уснуть рядом с собой, пока мать была на работе. Теплые, нежные девичьи тела согревали без одеяла  и хорошо бы, если две куколки сразу с двух сторон. Щекотунчики, хихиканье, шаловливые ручёнки – прелести наивного полового созревания. Сладко, сладко засыпать в такой компании. Но вот уже не две девочки - тоненькие веточки уместились рядом, а четыре стокилограммовых шпалоукладчицы придавили его юное комсомольское тело. Дёргался, вырывался, стонал. От страха, что его вот, вот раздавят, он хотел было закричать, но голоса почему-то не было. Дышать становилось всё труднее… 

Проснулся в холодном поту:

- Слава богу, приснилось!

Такие сны - когда приятное сновидение вдруг становилось кошмаром, мучили его много лет.

Страх – это привычное состояние с детства. И вся его жизнь – это, по сути, преодоление собственного глубинного ужаса от окружающего мира. Вот и  сейчас ему стало страшно – один, кругом тайга, зверьё.

- Какой черт мне не даёт покоя! На фига  я каждый раз прусь в эту «дярёвню»!  Провались пропадом вся эта ваша долбанная планета! Да чтоб её…..! Да пошло всё на……..! - Орал он во всё горло, подняв «на уши» всех леших лесных и кикимор болотных. Последние особо не терпят русского разговорного крепкого словца. И природа ответила незамедлительно – поднялся ветер, раскачал деревья, они заворчали скрипом могучих стволов:

- Зря, зря, зря.

 Хлынул проливной дождь.

- На тебе, на тебе. - Забарабанил он по дурной голове.

- Ещё этого мне не хватало! -  Не унимался он.

А умишка-то не хватает понять, для того, чтобы не получать удары, надо просто  не наносить их другим.

Буря быстро утихла, и дождь даже не успел намочить длинные, ещё не тронутые сединой,  черные волосы. Сделав из фляжки глоток сорокаградусной, поёжившись от сырости, он попытался снова уснуть.

- Ох, и ночка!

Новое видение медленно всплывало в его сне. Первая любовь стояла на ступеньках институтского общежития в свадебном платье и манила его за собой.

- Я люблю тебя! Я хочу тебя! - Шептала любовь  горячими губами.

Девушка взяла его за руку и повела за собой.Они оказались в какой-то слабо освещённой комнате. Белое платье упало с плечь и она прижалась к нему. Отчётливо ощутив её прикосновения и тепло обнажённого тела, он поддался возбуждению. Всё вокруг и они сами завертелось в танце - смерче для двоих. Ещё и ещё, неистовый вальс кружил пару по залу экстаза, и этой пляске, казалось, не будет конца…


Уже начинало светать, а он думал о том, что растратил первое светлое чувство любви и предал  девушку, которая  ему отдалась. Она любила и верила в его любовь, а он женился на другой. До него доходили слухи, что «Первая любовь»  из мести пропустила через себя всю «общагу». Так она хотела заглушить боль от его предательства и, не выдержав хаоса омерзительных пьяных соитий, покончила с собой.  Рубленая рана  от  удара «сабли последствий» совершённой им подлости оставила уродливый шрам в его душе, иногда давая о себе знать ноющей болью воспоминаний. Семейная жизнь без особой любви тоже как-то не сложилась, и рождение первенца было отмечено первым пребыванием в психиатрической больнице.

Окинув взглядом «ловушку для идиота»,  он вдруг понял, что всю свою жизнь находится в яме. Так же темно и неуютно. Чтобы хоть как-то обеспечить себе свободу передвижения - расширяет и углубляет её.

- Но это всё равно яма! Всё равно почти нет света и свежего воздуха! Вот оно – моё настоящее! И на данном отрезке времени в нем опять нет ни чего хорошего.

Кричать о помощи не имело смысла, разве только зверушек попугать. Так для забавы. Но веселиться как-то не хотелось. За ночь нога опухла и ныла, а яма оказалась глубже, чем было бы  желательно. Надо было что-то придумать, но первым делом как следует осмотреть повреждённую ногу. Он попытался встать, но вскрикнув от пронзительной боли,  осел по стене.

- Блин, сломал всё же!
 

Из веток, что раньше служили настилом для  маскировки ямы, он отыскал несколько крепких  сучьев, чтобы зафиксировать ногу, а два приспособил под костыли. Теперь можно и подкрепиться  благо запасов в рюкзаке достаточно.
 
 - Ситуашка! -  Вздохнул он.

Желудок с удовольствием переваривал порцию тушенки, и это как-то немного успокаивало  его. Овладевая несложными манипуляциями хождения на костылях, вдруг подумал о том, что старость не за горами, а он и не почувствовал  её приближения. Оказалось физически  не так силён и себя-то уже тяжело таскать, а про девушек и вовсе можно забыть.

- Придёт время, и о девушках придётся только мечтать. Этот кошмар будет пострашнее  любого фильма ужасов, любой катастрофы вселенского масштаба! И как-то  не хочется верить, что это будет. Время уходит, уводя за собой нашу молодость. Почему-то считается, что только женщины  не хотят стареть и идут на всё, чтобы остановить этот процесс. Главное для женщины - сохранить внешнюю привлекательность, задержать процесс появления морщин.   В конце концов, своего принца можно встретить в любом возрасте, лишь бы «королевская особа» не дала осечку. Мы стареем по-другому – уходит сила. Наступит день и в ответ на порыв «твоей души», без волшебных пилюлек, не шевельнётся ни одна мышца! И это будет  прекрасно, если таблеточки подействуют. А ежели поистаскался настолько, что реакции  ну никакой? Вот что такое мужская старость! Такое переживается в одиночку! - Рассуждал он вслух.

И тут же делал записи в блокноте. За долгие годы он привык записывать свои мысли в любых обстоятельствах и на чём угодно и чем угодно. Салфетка, ткань и даже собственное тело, карандашом, кровью, красящим соком растений,  вином….

На данном этапе жизни еще есть немного силёнок хотя бы для того, чтобы  выбраться из ловушки, и он начал действовать. Первым делом, перебрав содержимое рюкзака, достал всё, что могло бы пригодиться. Нож, топорик, саперная складная лопата, моток верёвки – совсем не плохо для самоспасеия. Можно было бы обойтись лесенкой в три - четыре ступени, но подниматься по ней на одной ноге будет очень трудно. Следовательно, нужен другой способ эвакуации из «земного чрева». Как всегда перед началом нового дела по привычке навёл порядок на рабочем месте. Обстоятельно и деловито перебрал весь строительный материал, что судьба предоставила в его распоряжение. Рассортировал по калибру, разложил по кучкам. Как заправский архитектор набросал чертёж с приблизительными размерами. А для определения оных специально выделил прут и сделал на нём несколько насечек. Прикинул так – это будет метр. Давненько не приходилось ему заниматься такими делами! Долго махал топориком, копал, строгал, примерял и подгонял. Все составляющие должны были, по его разумению, походить друг к другу как Инь и Ян у братьев китайцев. Иначе может произойти ещё одно обрушение его гигантской тушки с «высоты пирамиды  довоенных физкультурников» на «делай раз». «Делай два»  при таком пессимистическом развороте событий может вообще не понадобиться. Вот так, «философствуя» над изобретением  минитанцплощадок  для одной ноги и двух костылей, он забыл и про отдых, и про еду, и про время.

Когда сооружение было готово, оказалось, что темнеет, и смысла выбираться  в неуютность таёжных сумерек из уже  почти обжитой  ямы   не было. Что ж, можно и здесь переночевать. Вспомнил, что существуют специальные техники погружения человека в могилу под присмотром  наблюдателей. Они по очереди всю ночь отбивают на барабане ритм, чтоб заживо погребённый чувствовал их присутствие. Говорят, что, проведя ночь в могиле, добровольцы переосмысливают свою жизнь, происходит переоценка всех ценностей.
- Ну что ж, пускай так. – Вздохнул он и улыбнулся звезде на темно-синем небе.

Она кажется, подмигнула. Он продолжал:

- На Руси гроб называли домовина, а сам  могильный холм покрывали досками наподобие крыши. Покойник – от слова покой. «Покойся с миром» - говорим мы, прощаясь с усопшими. И видимо не по доброй воле, кроме нас самих, земля принимает в себя весь  негатив. А когда эта чаша переполняется, она выплёскивается на поверхность раскалённой вулканической лавой. И бьётся планета в истерике землетрясением и заливает себя слезами наводнения, оплакивая людскую глупость и дурость.

Пошли вторые сутки «не добровольного погребения», усугублённого ночными видениями, болью и физической нагрузкой. Натянутые струны нервов не выдержали напряжения и….

Сначала это были детские слезы за все нанесённые ему обиды. Такие горестные, такие жалостливые! Он так всхлипывал и вытирал, как ребёнок, свой сопливый нос рукавом, что  если б это  видела злая Снежная королева из сказки  Андерсена – она бы растаяла от нахлынувших материнских чувств. На смену обидам пришло раскаяние. Совсем не то – покорное, раболепное церковное покаяние в своих грехах. Прощение себя обрушивалось солёными водопадами с высоты его гордыни. И,  казалось, их источник неиссякаем.

- Все проходит. -  Успокаивал он себя.

- Завтра будет новый день. Это просто усталость.

Но что-то мучило, маяло.  Боль в районе солнечного сплетения  такая сильная, такая жгучая, что его согнуло пополам, хотелось прямо рукой вырвать из себя это, прожигающее тело насквозь, ядро. В исступлении он начал  рвать на себе одежду, расцарапывать грудь, выл как дикий зверь, молотил кулаками по земляным стенам, катался по всему дну ямы. В  эти минуты его лицо уже не было похоже на человеческое, это была жуткая маска, а стоны стали похожи на вой чудовища. Безумная лихорадка длилась ещё некоторое время, приступы то нарастали, то стихали. Наконец он успокоился. Истерика опустошила и полностью обессилила его,  и вместе с этим тяжёлый груз, который давил на него долгие годы, наконец, был сброшен с плеч.  Весь мир удалился, стал безразличен, голова пуста, мыслей нет. Ещё какое-то время он тупо смотрел в небо,  видневшееся среди макушек, и незаметно для себя уснул. На этот раз, его сон был глубокий и спокойный, и ничто не тревожило эту умиротворённость. Казалось, что сама тайга пожалела своего странного гостя, все звери и птицы ночные смолкли, ни дуновенья ветерка, ни шорохов, ни звуков. Так затихают в доме взрослые, когда им наконец-то удаётся усыпить капризное дитя.

Вот уже первые проблески зари стали раскрашивать небо розовыми, алыми, беловато-голубыми, оранжево-золотистыми полосками. Утренний свет проникал  медленно – медленно, наполняя собой все лесные закоулки. А он всё спал, безмятежно, как ребёнок, ощущая себя в полной безопасности.
 
Но  вдруг он вздрогнул и открыл глаза, ничего толком не соображая,  поднял голову вверх и увидел её. Сразу, безошибочно, каким-то внутренним чутьём он определил, что именно самка, именно волчица стоит сейчас  на самом краю ямы -   белая,  как плотный туман, с голубыми, как горное озеро глазами. Их взгляды встретились,  и  он  не  мог ни шевельнуться,  ни моргнуть.  Странно, но совсем не было страшно, он просто смотрел на неё, как на самое прекрасное создание на земле, как на чудо. Смотрел и не мог насмотреться, как невозможно напиться в жаркий июльский день колодезной ледяной воды.

Волчица  наблюдала, вглядываясь в него и, кажется, понимала - кто он и что он. Вот так просто, за мгновенья, постигла его душу мудростью своей дикой натуры!

И исчезла, совершив головокружительный прыжок, над его головой на другую сторону ловушки. От такой внезапности оцепенение разом спало.
 
- Она же могла убить меня одной лапой! А вместо этого просто пролетела как птица -  показала кто здесь хозяйка! Белая ведьма! - Шептал он, словно боялся, что волчица услышит.

Она, конечно бы, услышала, если б находилась рядом. Но, гонимая неведомым доселе чувством, «белянка» была уже далеко. Как вихрь неслась она через чащу, не замечая препятствий. Мощными лапами, раскручивая планету, растворяясь в солнечном свете. Волчица – облако! Волчица – призрак! Она встретила силу, почти  равную себе, заглянув в глаза человека. Этот взгляд как ластик, стёр границу между белой и черной краской их земного одиночества.

Остановившись над обрывом, волчица долго всматривалась в бирюзовые потоки горной реки, протекающей внизу.  Её, разгоряченную неистовым  бегом, манила прохлада сверкающей воды.  А уже через  секунду  она беззаботно кувыркалась в траве.  Гоняясь за бабочками,  хищница забыла про свою свирепость. Наигравшись вдоволь на солнце, вся в листиках и травинках, с всклокоченной шерстью, она казалась беззащитным и забавным щёнком, а не  грозной хозяйкой сибирской тайги. В таком зеленовато – нелепом виде молодая волчица направилась обратно в заросли, в ту сторону, где яма второй день удерживала в своём плену «железного дровосека».

Вот так бывает, существо, не обременённое знаниями по литературе, искусству, не обученное точным наукам и языкам, свободно бродит по планете Земля. А «великое творение природы», наделённое интеллектом, в это время карабкается из ямы. Правда, не безуспешно. Вот что такое настоящая свобода – сам себя спасаешь, сам себе советуешь, сам решаешь и сам действуешь! Выбравшись, он нарочито пафосно воскликнул:

- В любом негативе есть-таки, свои позитивные моментики! Как сейчас, например! Неприятно, конечно, почти двое суток провести в глубокой могиле, зато, сколько мыслюг полезных  образовалось. Вирусная инфекция  здравого смысла и самокритики быстро распространялась внутри черепной коробки. А человек, то есть Я, ими заражённый, твёрдо встал на путь выздоровления тремя опорами и начал движение. Теперь вперёд к зимовью, там безопасно – можно отлежаться, набраться сил. По времени с учётом передвижения на костылях, к следующему вечеру должен быть на месте. - Прикидывал он, неуклюже ковыляя в юго-западном направлении.

Это было единственно правильным решением в данной ситуации, так как путь к дому был гораздо длинней, к тому же на обратной дороге нужно было идти километра полтора по узкой тропинке вдоль отвесной скалы. Чувствовал он себя как-то бодренько, приподнято, несмотря на травму и ноющую боль.

А за его спиной по следу невидимой тенью, шла она,  неслышно передвигаясь,  сопровождая  человека. И не каждый зверь  посмел бы встать на её пути или  пересечь дорогу. Острые клыки «Белого Ангела»  слишком грозное оружие и лучше  избежать встречи, чем почувствовать на своей шкуре силу её челюстей. 
 
Следующую ночь он провёл, прислонившись спиной к дереву, почти не спал, оружие было заряжено и лежало на коленях. Вслушивался в каждый шорох и  всматривался в темноту. Надо было бы развести костёр, но он обессилел от прыгания по тайге, где на двух здоровых ногах-то передвигаться трудно.
 
-А, сожрут, так сожрут! Всяко лучше, чем подохнуть под забором! -  Решил он  и  махнул рукой.

Пессимистический оптимист и не подозревал, что был взят под охрану. Наступило утро и вместе с первыми лучами солнца скачки с препятствиями были с упорством продолжены.
 
И когда день почти догорал, полыхая яркими красками лета, он вышел к старому кедру.  Восемь лет назад в дерево ударила  молния, расколов его до половины. От этого места до зимовья  минут десять ходу. Когда показался бревенчатый сруб с заросшей травой крышей, костыли сами собой стали передвигаться с такой скоростью, что нога еле поспевала за ними. И только когда была заперта на прочный засов в толщину больше напоминающий железнодорожный шлагбаум, массивная дверь он, наконец, расслабился.

Привычка устанавливать в любом своём жилье мощные задвижки и каждый вечер проверять, всё ли надёжно заперто, появилась после разбойного нападения. Это были  «лихие  90тые». Тогда, под дулами пистолетов его с друзьями избили до полусмерти, а квартиру, в которой они находились, ограбили. От неприятных воспоминаний каждый раз по спине пробегал холодок и, передёрнувшись, он чиркнул спичкой. Свеча загорелась почти мгновенно, осветив скромное жилище. Всё, что было им оставлено с прошлого лета, сохранилось нетронутым. Запас дров и соль, спички и свечи, нехитрая домашняя утварь. Он разжёг очаг и повесил над ним чайник с дождевой водой.  Растянулся на лежаке и стал ждать. Тепло очага и  крепкий чай сейчас были долгожданным призом за мучительный переход.

В это самое время его невидимый «эскорт сопровождения»   в сумерках отправился восвояси  в логово, которое белая волчица устроила  в урмане. Она утомилась от непривычной роли быть чьей-то тенью.  Привыкшая к свободе передвижения, хищница  не понимала, почему вдруг шла за этим «двуногим зверем».  Белянка,  наконец,  улеглась.  Всем своим видом как бы говоря:

- Ничего не хочу видеть! Я устала и хочу спать!

Эту ночь каждый провёл под крышей  своего дома.

   
Прошло несколько дней. Обжившись и успокоившись, он уже обдумывал, каким бы таким хитрым образом использовать приобретенный опыт.  А поскольку боль потихоньку стихала, соблазнённый  приветливостью солнечных лучей, он  перебазировался наружу и уселся  под маленьким окошком,  прорубленным почти у самой крыши  с блокнотом и карандашом – записывал наблюдения и напевал романс. Окунувшись  в творчество с головой,  не заметил  свою поклонницу.

Картина выглядела со стороны забавно! Человек сидит у стены, деловито шурша карандашом, и мурлычет себе под нос: «Отцвели уж давно хризантемы в саду…». А  на крыше лежит волчица, её передние лапы слегка свисают, голова  наклонена вправо – она явно была   заинтересована, чем же таким занят «певучий людь».  Можно было подумать, что они давно свыклись друг с другом, даже сроднились! От  такой идиллии  наблюдательница разомлела душой и начала подтягивать и подвывать, придавая монотонному пению яркость и самобытность. «Приятно» шокированный  дуэтностью исполнения старинного романса, запевала подскочил. Сопрано захлебнулось на пике, и волчица в тот же миг сиганула с крыши, кубарем покатившись в траву.  От вида снежного кома с хвостом человека  разобрал такой смех, что он вползал в открытую дверь. Явно подающий надежды дуэт, распался при первой спевке. И человек не успел оценить по достоинству «Оригинальную жанровую обработку» романса.


Первый раз в жизни волчица так уходила. Совершая немыслимые акробатические этюды  в зарослях колючки,  «Белосмешка» все же дала повод сорокам для  пересудов. В мире животных, как и в мире людей, так же имеются свои сплетники. И куда там сереньким воробышкам с их стайным чириканьем! Подружки – сороки треща на каждой ветке за чужую жизнь,  быстро разносят слухи по всей таежной округе.  А  из-под их хвостов тянется зловонный запах  свежепереваренных интриг.  За это сплетниц не любят ни в мире людей,  ни в мире зверей.


В течение последующих  недель они не встречались. Даже когда он ходил  на болото к черным камням.  Камушки действительно творили чудеса – все его раны и травмы заживали, «как на собаке».

Правда, приходилось выслушивать сотни «просьб о поцелуях» от местных лягушек, когда лёжа на черных камнях, он занимался самолечением. У сей лесной народности были свои вывихи,  каждая вторая (Молодо – зелено!)  мнила себя заколдованной красавицей. Но целоваться с большеротой,  лупоглазой,  к тому, же скользкой особой, даже с перспективой, что она немедленно превратится в царевну, увенчанную короной из чистого золота - не хотелось категорически. И волшебное превращение так и оставалось сказочной мечтой женской половины зелёного болотного сообщества. 

Между тем, каждая последующая процедура прибавляла  сил в теле. Уверенный в выздоровлении, он решил принять полный курс камнетерапии. Не желая пропускать сеансы, очередным утром  человек смело открыл дверь. На поляне сидела волчица, невинностью своей позы и наивностью взгляда она напоминала деревенскую девушку, засмотревшуюся на луговую ромашку.
 
- Ну, это надо же,  какая приятная встреча! Опять припердахалась. Не стыдно, ты дважды напугала меня своим внезапным появлением. Между прочим, пострадала моя психика, так что с тебя причитается! - Пробурчал он.

А она - в ответ на высказанную претензию, виновато опустила голову.

- Что, осознала глубину момента, лапочка? Ладно, проводи лучше меня до болота.  Вдвоём  как-то веселее, так ведь? Чего молчишь? Пошли уже! - Поправляя съехавшие очки, с деловито смешливой ноткой в голосе продолжал «воспитатель».

К его удивлению,  новая знакомая послушно поплелась следом.
   

Сегодня Природа была добра к ним. Растроганная зарождающейся  дружбой, она протягивала от сердца к сердцу невидимые нити нежности. Получилось  прекрасное кружевное полотно из летних дней, взглядов и надежд. Для Матери - Природы  все  её дети равны, и, осыпая их своими драгоценностями, она совсем не замечает, что существа, ею соединённые, из  разных миров. Только каждый раз надеется, что отпрыски будут дорожить её подарками!

Вот и сейчас, одаривая две души, она любовалась, как  по этим самым нитям энергия перетекает и перемешивается, наполняет и обновляет, как на её глазах рождается новое единонеделимое чудо. Такие союзы самые честные, потому что созданы были однажды не холодным расчётливым разумом, а запахами, звуками,  интуицией. И если всё же разорвутся волшебные нити,  уже не будет  никогда ощущения целостности. Потому мы и бродим  по планете, рождаясь и умирая, ищем свою половинку. 

А в сейчас только солнце, только тайга, только тропка, только зверь, только человек.

Он несколько раз оглядывался, чтобы посмотреть, идёт ли за ним волчица, а она,  то исчезла, то появлялась, но слишком близко не подходила.

Солнце уже палило вовсю, когда приятели, наконец, дошли до природного «процедурного кабинета». Сама по себе терапия длилась совсем недолго минут двадцать. Приложил больное место к камушку и сиди, жди, когда по телу начнут бегать «мурашки», сначала по одному, затем компанией, а потом как повалят целым муравейником. И вот, когда уже совсем станет невмоготу выносить их щекотучий «топот», - сеанс окончен. Но чтобы не утруждать себя примащиванием отдельной части, он прикладывался сразу всем телом. Тот ещё хитрец! Размажется по камням, как тесто по формочке, и наслаждается теплом  от прогретых солнцем плоских, и вправду похожих  на сковородки для блинчиков камней. Обнажённому до наготы, ему особенно нравился легкий  муравьиный массаж спины, тогда он делался как котенька, заласканный до ленивости. Сползая разомлевшим телом, он ещё минут пять  лежал на траве и тихо постанывал от удовольствия. А сунуть  под нос пузырек с валерианой, то и замурлыкал бы. Сей странный ритуал с раздеванием, отползанием и замиранием белянка наблюдала с любопытством. Сняв «шкуру» человек стал выглядеть по-другому, и самочка тихо подошла, чтобы вблизи разглядеть «конструктивные особенности его фигуры».
 
Но вдруг она вскочила на ноги,  нервно подергивая носом, хищница нюхала воздух, чутко вслушивалась в шорохи тайги и всем своим видом показывала, что где-то неподалёку опасность. Всё, что успел сделать «отдыхающий», это только схватить оружие. Оказалось, не её одну привлекли  нагие прелести немолодого упитанного тела. Ломая кусты, к болоту вышел огромный бурый медведь с изуродованной мордой. Ему были явно чужды эстетические наблюдения, проявляя скорее гастрономический интерес, урод встал на задние лапы и двинулся на человека.

- Эту махину явно не завалить таким ружьишком, только разозлишь. - Пронеслось в голове.

И он прикинул, что жить осталось метров сто зелёного ковра поляны да два выстрела.

Как стальная пружина, волчица  взвилась вверх  и, закрутив вихрь атаки,  встала на пути медведя. От неожиданного броска  бурый монстрюга шарахнулся назад, а она, почувствовав его замешательство, только усилила натиск.  Голубые глаза налились кровью и буравили насквозь медвежий лоб, лишая зверя воли. Острые клыки обнажились в свирепом оскале и как дамасские клинки, всегда готовые к битве, поблескивали на солнце. Спина прогнулась, передние лапы широко расставлены, шерсть на загривке встала дыбом. Собранная, свирепая, разъярённая она внушала ужас... Что защищала в этот момент самка, было известно только ей одной, но она готова была умереть за это! Двухметровый медведь  не выдержал обрушившегося на него  урагана страстей и, прижав в знак покорности уши, потупил голову и  попятился назад. Волчица,  почуяв своё превосходство, погнала его прочь. Человеку оставалось только одно – быстро - быстро похватать свои пожитки и  в чём мать родила, убираться отсюда подальше. Он только и смог промолвить:

- Спасибо.
 
Вот так, не оглядываясь, весь в царапинах и ссадинах, он почти бегом возвращался на зимовье. О костылях вспомнил только когда заперся в домике – нога дала о себе знать.

- Вся терапия к черту! И как теперь быть, как возобновить лечение? А с такой ногой мне вряд ли выбраться из тайги без посторонней помощи. Только кто поможет? Кто знает о том, что я в ней нуждаюсь? Идти одному в такой ситуации  это верная гибель:  косолапый так просто не отстанет.

Он судорожно прикидывал варианты дальнейших своих действий, продолжая обсуждать их вслух, сам с собой:

- Что делать? Сидеть тут? Тоже смысла нет - без воды, запас, конечно, есть на крайний случай, но долго не протянуть. Хотя только здесь, за толстыми бревенчатыми стенами  безопасно.

Опять захотелось выругаться, но он сдержался. И чтоб как-то разрядиться со всей силы ударил кулаком в стену. Немного придя в себя, начал прокручивать произошедшее событие. Явно представилась ужасная морда медведя, его  желание обглодать человеческую плоть до косточек.

- Так близко смерть ещё никогда не подходила. И вот что непонятно – почему волчица яростно бросилась на защиту? Может, отстаивала свою жизнь? Она могла просто убежать, но решила не пасовать перед превосходящим по силе в несколько раз  врагом.  Есть ли в зверином мире кодекс  чести? Похоже, белая ведьма имеет об этом понятие.
      
Но вот чем закончилась стычка и что стало с его спасительницей? А она не появилась ни через день, ни через два. Он переживал и все надеялся, что волчица опять придет. Даже загрустил, только и делал, что без конца выглядывал в окошечко, реагируя на каждый шорох. Понимал, конечно, если она погибла – гигант будет бродить поблизости и рано или поздно они встретятся. За всё это время он не проронил ни слова вслух. Воздух, и так спёртый в замкнутом пространстве, отяготился  обетом молчания.

Однажды за вечерним чаем к нему присоединился незваный гость. Расхрабрившись, на стол вполз бурундук и начал быстро собирать рисинки, случайно, оброненные, еще с обеда. Чтоб не спугнуть зверька, уж больно забавно он это делал, пришлось затаиться и дышать через раз. Когда все зернышки были собраны, гостенька осмотрелся, не забыл ли чего и удалился, не обременяя себя этикетом.

На завтра хозяин специально оставил на столе ровно двадцать зёрен, но уже гречи. Что ел сам, тем и гостя потчевал. Визитер снова пришел на ужин. Но на этот раз, подобрав угощение, он уселся на задние лапки, а передними стал выделывать странные пасы. Как будто требовал добавки – пришлось потихонечку положить еще пять семечек. Они тоже были сложены в «закрома» и снова нахальный  полосатик удалился без благодарственных поклонов. Так было и на следующий день. Ужин на двоих немного разрядил тяжелую атмосферу  тупого ожидания.
 
Уже пошли четвёртые сутки, когда укол в сердце  заставил его метнуться к окну. Волчица лежала совсем близко. Забыв про опасность и травму, он распахнув настежь дверь и бросился к ней.

- Моё ты  солнышко!

Истерзанная, с глубокой раной на левом боку, она  попыталась из последних сил подняться. Но только и смогла, что приподнять голову, толкнув носом в его сторону кусок медвежьего мяса с кожей и шерстью.

- Ты убила его? Ты убила его! Как ты смогла? - Шептал её человек.

- Ты мой Ангел – Хранитель.

Жаль, что волчица не умела говорить! Иначе она рассказала бы, как гнала медведя подальше от болота. Как изматывала неповоротливого людоеда своими наскоками. А потом ему надоело отступать, и они сражались.  Как она дралась! Быстрая, свирепая она пчелою кружила вокруг, и жалила его своими зубами. Молниеносно нападала, кусала, тут же  подлетала с другой стороны, и  каждый раз отрывала от него по клочку. Распаленная врождённой отвагой и  почувствовав вкус крови, она убивала, чтоб не быть убитой самой. Соперник размахивал лапищами, но промахивался.

 И только  раз ему удалось цепануть  когтями так, что,  разорвав волчице бок, он отбросил мощным ударом свою истязательницу на несколько метров. Белянке просто повезло, что в пылу боя, обезумевший от многочисленных укусов зверюга,  ринувшись добивать  острозубую,  налетел со всего маху на торчащий, обломанный ствол. Пика проткнула его брюхо, зверь рванулся назад и, как за крючок, зацепился плотью за сук. От дикого рева  всполошились все лесные жители и тайга ещё долго  разносила гулкое эхо его предсмертных рыков. Чем больше он дергался в агонии, тем больше короткие сучья рвали его кишки. Наконец он издох, да так и остался висеть, как окорок на вертеле.

 И тогда чудом выжившая бесстрашная  воительница вырвала кусок из его «филейной части» и, собравшись с силами, поползла к зимовью. Чуяла – там спасение.

Она не ошиблась, человек встав перед ней на колени, снял куртку и бережно переложил свою спасительницу, потом осторожно поднялся и понёс её в зимовьё. Чуть слышно заскулив, волчица закрыла глаза. Потеряв много крови, она дрожала. Нужно было светлое и теплое  место, чтобы осмотреть  рану, а потом согреть  и перевязать её.
 
- Ты уж потерпи, будет щипать. - Ласково уговаривал он, когда с осторожностью промывал рваный бок раствором марганца.

 Потом дал воды, волчица сделала несколько жадных глотков. «Молочка бы тебе», - вздохнул «доктор» и достал аптечку.

- Придётся колоть антибиотики, чтоб избежать заражения.

Теперь он понимал, что задержится в тайге, не бросать же свою спасительницу  в таком состоянии. Несколько дней он не оставлял белянку ни на минуту, заботился, лечил как мог. И всё время разговаривал с ней, рассказал сотни грустных и весёлых эпизодов своей жизни. Про то, как трудно было эмигрировать за «кордон», и про то, как работал там, учился, жил. Вот что интересно как только начиналась очередная исповедь, волчица  навостряла уши. Как она определяла что важно, а что нет?

Совместные вечерние «полежалки» в сумерках проходили под звук его бархатного голоса. Рассказчик опускал руку с лежака и пальцем  нежно водил по  её спине, рисовал невидимый путь  от зимовья до его жилья на чужбине – как будто она собиралась идти туда. А волчица привыкала всё больше к его рукам, голосу, запаху.  Минуты сливались в часы и, капля по капле, сила возвращалась в её молодое тело.

Больше не опасаясь нападения медведя  можно было выходить из убежища. Для полного выздоровления хищнице надо мясо и, так как, она, по его мнению, для охоты не пригодна, решил сам добыть  кого - нибудь на обед. Кем - нибудь оказался добытый с трудом заяц. Жевали с удовольствием – он в супе, она так.

И теперь он каждый день ходил на охоту, на рыбалку, на ключ за водой. Она оставалась в зимовье.   Терпеливо ждала его возвращения.  Дополнительные хлопоты не мешали ему, как и прежде  по утрам выходил с блокнотом на улицу и работать  до обеда. Сидел под козырьком и мурлыкал себе под нос глупые, сочиняемые тут же песенки.  В очередной раз, слагая нескончаемый эпос о сухом дереве, которое он собирался пустить на дрова и насаженном на его ветке куске «скальпа» с бурой шерстью, боковым зрением заметил, как  волчица высунулась в дверной проём.  Сделал вид, что не заметил, и стал наблюдать, как волчица будет действовать дальше.  «Солнышко»  выползало из-за горизонта порога. И медленно, видно ещё очень больно было, подковыляв, умастило свою тяжёлую голову ему на колени.  Он стал почёсывать её за ушками.
 
- Ты становишься совсем ручной, и  я тоже привыкаю к тебе. А это плохо для нас обоих. Что делать, сейчас по-другому не получится - таковы обстоятельства.

В ответ она глубоко вздохнула – всё понимала, не дура, хоть и зверь. В этот раз «Хризантемы» были спеты дуэтом от начала до конца.

Шли дни, волчица окрепла настолько, что вместе с человеком ходила принимать «процедуры» к болоту. Вместе набирались сил, вместе ходили на рыбалку – он сидел с удочкой, а она ждала свежую рыбку. Кинет ей трепыхающуюся рыбину и наблюдает, как та сначала придавит её лапой, потом отпустит, снова придавит. А однажды упустила рыбку, прыгнула за ней в холодную воду, тут же выскочила, лапы давай отряхивать, вид разобиженный.

 - Ну, держи ещё, упустишь эту – больше не дам. – Сказал, развеселившийся рыбачок.

 Подмоченная лапочка  не стала больше рисковать и давай причмокивать.

- Ой, да не чавкай ты! Ну, сколько говорить можно! - Читал нотации своей подруге «окультуренный» воспитанием селянин.

Понемногу белянка начала интересоваться охотой,  и чуть было не поймала прожорливого бурундучка,  за что и получила «ай-яй-яй». Конечно, он нахальник, но быть съеденным за то, что не поблагодарил - не заслуживает.  Бок  почти зажил и она стала пропадать надолго - кушать-то надо. Того , что  давал он  не хватало. Однажды притащила к порогу косулью ногу, что было очень даже кстати – запасы таяли. Вот это был праздник желудка – косуля, зажаренная на огне - это же вкуснятина!

Во время совместных прогулок они давно уже поменялись местами – теперь впереди всегда шла волчица. Ну что ж, проголосовали, как говорится, единогласно - тайга её дом.  Хозяйку обижать невежливо, к тому же дама. А она была не просто дама! Подруга, соратница, гордая, нежная, преданная, ласковая.
 
- Жизнь мне спасала, а сама чуть не погибла, такая бы точно не изменила и не предала! 

Они замечательно ладили, понимали друг друга, может потому, что рождён он был в год собаки. Но вот  разобъяснить ей, показать  место, где  дикарка одержала победу - не удавалось.  Пытался по всякому, сам искал, но, увы…. А посмотреть очень хотелось. 

Однажды они вместе отправились на рыбалку, но она повела совсем в другую сторону. Так уже бывало, например, завела его в заросли малины – наелся и ещё с собой унес, теперь вот чаем с малиной цвыркает.

Но сейчас совсем другое дело. Неприятный холодок пробежал по спине и он поёжился.  Издали  почуял зловонный запах разлагающейся плоти. Но когда он вышел на поле брани (по-другому не скажешь), от ужаса и омерзения волосы встали дыбом. Вокруг переломано и вывернуто с корнями множество кустов и молодых деревьев. Трава вытоптана так, как будто тут толпилось стадо буйволов. Только теперь, увидев, как умер медведь, понял, что жизнь его и его подруги  висела на волоске. Это была славная битва и дралась она насмерть.  А всё что осталось от грозного монстра, в данный момент висело ошмётками  на обломанном стволе  или  растаскано падальщиками. Они, видимо, долго тут ещё пировали.

- Вот тебе и загадка. Можно ли одного медведя развесить по лесу на сучках? Ответ – Да! Если разорвать его на части! Пойдём отсюда поскорей, моя лапочка. Здесь мерзко и смертью  пахнет. – Глотая слюну, чтобы преодолеть приступ тошноты сказал он, повернулся и пошел прочь, она следом.

Что-то случилось с того самого дня. Какой-то невесёлой стала его подруга. Она,  то  подолгу задумчиво сидела в одной позе и смотрела куда-то вдаль, то вилась вокруг него  в самый неподходящий момент. Даже поссорились однажды. Она, как обычно, ластилась у ног, а он запнулся, да  и растянулся во весь рост. Только что вымытая посуда разлетелась со звоном по покрытому мелкой галькой берегу речки. Он вскочил, начал на неё орать и пинать плошки в разные стороны, даже  замахнулся, только не тут-то было, волчица так рявкнула в ответ, что человек сразу вспомнил, кто перед ним. От такого бурного выплеска оба остолбенели. Некоторое время стояли, смотрели друг на друга, а потом она подошла и ткнулась своим влажным носом в его ладонь.
 
- И ты меня прости. - Севшим от крика голосом сказал  её  единственный человек и потрепал белую шерсть на загривке.

В эту ночь он первый раз услышал её протяжный вой, напоминающий заунывную песню. Она чуяла скорую разлуку! Темный силуэт, устремившийся в звёздное небо,  на фоне полной луны был такой игрушечно - хрупкий, трогательный, что «железный» человек  немыми губами  сказал то, во что не верилось самому:

- Мой Ангел – Хранитель!  Моя душа! Как я оставлю тебя? Как я буду без тебя?

Он сам не понял, как это белое существо стало ему таким родным и близким, что от одной мысли о расставании  хотелось завыть вместе с ней на всю тайгу, на весь мир. Оказывается,  рядом со зверем он впервые в жизни не чувствовал себя одиноким. Он был счастлив здесь. А теперь он должен всё это оставить, всё разрушить сам – собственными руками. Войдя в сторожку, внезапно потеряв силы, он опустился на скамью у стола и, обхватив руками голову, просидел так несколько часов.

То, что расставанье  неизбежно, он знал точно.

Как не хотелось её оставлять, но медлить не имеет смысла – дальше будет ещё больнее! Там в суете, среди людей, нет такой родной души. Там пустота и холод. И снова придётся заполнять вакуум спиртным! И снова согреваться в очередной  постели! Забрать её с собой? И что, посадить на цепь или того хуже   в клетку? Нет! Слишком дорога ему стала белая лесная ведьма! Но  больше всего тревожило то, что не боится теперь она людей. Пытался гнать от себя, пугал – бесполезно. Тогда решил обучить распознавать капканы  и ловушки, не бояться красных флажков. Беспокойство поутихло, когда понял, что волчица усвоила науку. 

- Сообразительная ты у меня.  - Подмигивая, шутил преподаватель охотничьих премудростей.

- Остался бы я с тобой в тайге, да на орехах не проживёшь. Рыбалка и охота снаряжения требует. А зима настанет?   
 
«Мир такой большой, но в нём столько лишнего, что он маленький! И нет в нём места для меня. И нет свободы!» - Эта запись в блокноте появилась в день их расставанья. Волчица провожала почти до кромки леса.  Прощались…. Он держал её голову своими руками, сдерживал слезы и шептал:

- Ты столько для меня сделала. Прошу тебя не верь людям. Берегись!

А она смотрела на него голубыми глазами и отвечала ударами сердца.

Он ушел! Она осталась!

И потянулись осенние дни и принесли с собой промозглые ливни, ледяные ветры и первые заморозки. Какое-то время волчица ещё приходила к зимовью, обнюхивала воздух, подолгу лежала у двери в надежде, что её впустят. Но, ни тепла от очага, ни его шагов, ни скрипов отворяющихся засовов. Только жестокое тупое молчание отзывалось в её звериной душе эхом  обездоленности одинокого и брошенного ребёнка.

А по ночам белянка уже не сдерживала свою тоску и над тайгой порой разносился её протяжный вой,  похожий то ли на плач, то ли на стон, то ли на зов.

Потеряв всякую надежду услышать его голос, она покинула эти места и долго бродяжничала по таёжным закоулкам, пока не обрела покой. Молодая самочка изменилась, во  взгляде почти не осталось беспечности и наивности, в характере – простодушности. Острая, колючая, белая ледышка с горячим сердцем - он и она всё больше становились похожи.  Сказав ей однажды:

-Ты такая же, как я. - Человек оказался прав, впрочем, почти как всегда…

 
   
Село встречало его с интересом. Любопытствующие окружили его. Все ждали театрального действия, клоунады, с рассказом о новых приключениях. От скуки и безликого бытия у присутствующих сводило скулы, отчего их лица напоминали физиономии восковых кукол, давно брошенных под палящим солнцем. Истекая слюной от нетерпения поглядеть да послушать балаганного петрушку и расслабить лицевые мышцы, растянув их в «лыбе»,  толпа переминалась  с ноги на ногу, будто все сразу захотели «пи-пи». А он изменившийся и освещённый каким-то внутренним светом, молча, пошел мимо, глядя поверх толпы.

Возвратившись в мир людей, он понял, что  потерял к нему интерес. В отличии самого этого мира, вернее жаждущей остренького его части. Он обладал способностью овладевать людьми своей сложносочинённой силой, увлекать их за собой. Все его выходки никогда не оставались незамеченными.  Он будоражил толпу своим нестандартом - всё пытался раздвинуть рамки, сломать их, осободиться. Но была у него  одна   слабость - алкоголь. И стоило только ей поддаться,  будто растворялся в спиртном его тонкий ум.  Вот  в такие моменты и  становился он шутом, вот этого-то все и ждали от него.

А между тем не словившая  кайфа толпа осталась в недоумении. Сограждане   расходились по домам и, чтоб хоть как-то компенсировать разочарование, несли кровно заработанные рублики в сельпо, радуя конопатую  коммерсантку растущей выручкой. Сметали всё от дешевой перцовки до пресловутого «Наполеона». В этот вечер было выдвинуто несколько десятков предположений, пару-тройку версий и один только стратегический план. Суть проста – напоить зазнайку и тогда у него по пьяной лавочке развяжется не только язык, но и стреноженный норов. Грандиозное шоу в этом случае обеспечено. Начали донимать его.

Обретённый в таежной тиши покой постепенно иссякал, и угасал огонь, согревающий его душу. Старые привычки дали о себе знать и программа самоуничтожения снова была запущена. А дальше всё как в бреду: вонючий запах одеколона, продажные прелести, загулы, и всё по кругу. И покатились из глаз  пьяные слёзы и его светлая тайна, вместе с солёными потоками пролилась под ноги толпе со всеми её подробностями.

Кто-то захотел посадить волчицу в клетку – своим  деткам и внукам на забаву. Кто-то хотел похвастаться своим гламуристым подружкам  шикарным белым ковриком у своей кровати. Кто-то представлял её голову у себя над камином, как охотничий трофей.  Ему же объясняли, что такую  умную диковинку надо научно изучать, и тут же нашелся опытный зоолог, знающий толк. И «дурила» поделился координатами, по пьяной глупости, крикнув в след:

- Веди вас, Леший!

 
По его наводке, группа из трёх смельчаков отправилась в тайгу ловить  белую ведьму. И яма, и сосна, и зимовьё – всё как описал болтунишка. Но следов пребывания волчицы не было. Осмелились даже на болото пойти – и там тоже никого. Возвращаться с пустыми руками никому не хотелось. И было решено попромышлять лесного зверья. Охота оказалась удачной –  несколько беляков,  белок  набили немеренно в кедровнике. И уже бы восвояси отправиться, так нет - в раж вошли, обезумели от жадности. И у каждого мехов достаточно, да по лисе  добыто. Казалось, хватит – нет мало, за сохатым пошли. Тут-то и наткнулись на волчьи следы. Стали в засаде ждать, шутили, посмеивались, охотничьему счастью радовались. А она раз мелькнула на горизонте, как призрак, и  растворилась в белой метели. А её следы тут же замело снегом - зима не дала свою  сестру в обиду!  Бросились  на поиски белянки, да куда там, больше ни единого шанса, даже намёка на присутствие где-то по близости волчицы.

Суровый нрав сибирской зимы проявился в скорости – завьюжила позёмка, следом поднялась пурга, а к утру ударил мороз. Охотнички  недовольны были   холодами, и сугробами, да возьми и  вспомни кто-то недобрым словом Лешего.

Фортуна, которая сопутствовала до этого, повернулась к ним не то что бы боком - она задом к ним встала, сложила руки в брюки и пошла, посвистывая, своей дорогой.

Леший водил их кругами, вьюга сводила с ума, а мороз лишал воли. И что только ни делали: зарубки ставили, крестились, шаманские обереги поверх одежды понацепили – всё без толку, как будто кружились  на чёртовой карусели. Во время очередной остановки у костра  самый заводила, вдруг заорал на весь лес, вскочил и побежал сломя голову через чащу, двое других схватились было за ружья, обернулись, а за их спинами  - Леший! А Леший выше леса….  Как пришли домой никто  не помнит. Уходили  в тайгу «засланцы за чудом»  ещё молодыми, полными сил людьми, а вернулись назад глубокими стариками. И сразу по их возвращению утихла непогода, отступили морозы.
   
 

Лес показался во всей красе. Деревья гнулись под тяжелыми шапками снега, сугробы переливались на солнце миллиардами рассыпанных бриллиантов. Ослепительная белизна и чистота кое-где была разбавлена зеленью хвои и кроваво - красными ягодами рябины. От падающих с неба крупных хлопьев снега, окружающий мир наполнился покоем и тишиной.



Сибирская зима  перевернула страницу старинной  волшебной книги, полной приключений и опасностей, чтобы  поведать историю дальше.

Есть всё же что-то излечивающее в долгой морозной зимушке. Может потому, что в холода не размножаются  микробы лени. А может, просто нет времени на хандру  голод заставляет идти вперёд. И приходится осваивать трудную науку выживания. Для молодой волчицы испытание морозом и голодом оказалось вполне посильным.  Она была удачлива в трудной охоте умом и упорством всегда добивалась своего.  Ещё больше окрепли мышцы в беге по глубокому снегу, ещё хитрее стали её засады, внезапнее атаки. Лесная школа выживания учила многому, но самые трудные уроки были ещё впереди. А сейчас ей надо  пережить  зиму и встретить весну. И может быть, в один из летних дней, снова встретятся две стихии – свободный, как ветер неистовый белый огонь и черная вода глубокого омута человеческих страстей.      
 

 
А он тем временем убивал в себе боль и себя до боли пьянством.  Пил, пил, пил до беспамятства, до судорог, потом восстанавливался, трясущимися руками пробовал работать.  Снова срывался в запой. На дне каждой выпитой бутылки  он по капле оставлял своё здоровье, пока то, что осталось в нём, не стало каплей. Но и эта драгоценность растрачивалась попусту, без осознания того, что путь по лезвию ножа, каждую секунду может обернуться последним спуском  в «ноль». Для его надорванного сердца вреден стал любой сквознячок нежных чувств, а ветерок влюблённости мог растрепать  сердце на клочки. Вот так и билось сердечко бедное в духоте и тяжелых сивушных парах. Махонькое оно, сколько выдержит, пока не пережжёт себя? 

Судьба,  оставляющая свой отпечаток в  глазах, напоминала о скоротечности земной жизни, падающим зрением. Правду говорят, считай года коня по зубам, а человека по глазам. На фоне физического нездоровья и мозг уже начал давать осечки. Хотя он  пытался много работать, как всегда. Начинал писать что-то новое, возвращался к старому, правил и переделывал.  Иногда неделями, не проронив ни слова, уходил на самую глубину своего океана мыслей и как доисторическая рыба замирал там, в полном мраке. Просто сидел в кресле и курил. Периоды глубокого погружения сменялись буйством и пьянками. В эти моменты ему мерещилось, что он прославился на весь мир и он орал:

- Я гений…! Мой след….



Возвращаясь в очередной раз на  малую родину, он привёз с собой даму - любительницу острых ощущений.  Жители села рады были стараться угодить иностранке и быстренько организовали «экскурсию»  по таёжным «достопримечательностям».

Чтобы не упасть в грязь лицом понакупили  камуфляжной одёжки. «Хаки» не оказалось и отряд вырядился в «серое». Уговорив «гения» присоединиться к экспедиции, наутро, в полном составе, до зубов вооружённые, охотники за приключениями выдвинулись в путь. Шли бодро, весело, с шутками да прибаутками. Обозревая окрестности, гостья охала да ахала.

Только один человек не участвовал в радостном улюлюканье, он просто шёл позади всех и молчал. Ремень старой двустволки привычно давил плечо, зелёная кепи надвинута на глаза, слегка косолапая походочка не выказывала оптимистического настроя, скорее наоборот. Не любил он коллективы  в принципе и такие турпоходы тоже – шума много, а толку мало, и удовольствия никакого.  Только на это и никто не обращал внимания: мало ли что ему не по нраву – так надо для общего дела.

Самой  козырной картой для потешной экспедиции была белая волчица, главным образом,  именно её хотелось увидеть приезжей особе. Вот и пришлось брать с собой угрюмого земелю, как переводчика,  да и вдруг он сможет отыскать эту бестию. Тогда за  поимку этой дикарки  набегут  неплохие дивиденды. Жаль, сам «гений» не догадывался о своей роли в этом предприятии.

Чем дальше  толпа уходила от села и приближалась к глубине  таёжной, тем беспокойнее становилось у него на душе. Как «хомо – чувствующий», он понимал, что не надо бы тревожить сейчас духов леса.

Но, через таёжный бурелом, не замечая предостерегающих знаков, всё глубже врубались  в тайгу оголтелые «туристы». И уже никто не ворчал на пьянеющего проводника. А ему, ощутившему долгожданный щелчок, было уже все, как говорится: «По…» и  красоты природы, и звенящий чистотой ключ, и воздух, и болтовня сограждан, и восхищенные возгласы обалдевшей гостьи.

Посмотреть, действительно, было на что. Русская тайга овладевает умом и уже никогда не отпустит тебя до конца. Восторг от ощущения свободы, от её бескрайности, становится почти наркотическим. И всю оставшуюся жизнь будет требоваться новая доза эйфорийных  эмоций. А глаза никогда не устанут вглядываться в её неповторимость. Дамочка непрерывно щелкала фотоаппаратом  на каждом шагу.   Первая ночёвка была организована у горной речки. Когда, уже позади, был солнечный день и все хлопоты, связанные с приготовлением на ночлег, компания расселась вокруг костра на ужин, который плавно перетёк в посиделки с гитарой. Уставшие, но сытые и довольные туристы наперебой  стали выспрашивать  через проводника гостью о  жизни, о планах и, конечно же, о впечатлениях от похода. Та только и могла, что без конца твердила:

- Бъютифул, бъютифул!

Как будто вторила ночной птице.

В конце концов, все улеглись, оставив только кострового дежурного, охранять спящих.

 
Но в тайге кипела жизнь. И в этой кипучке не спалось и белой волчице. Нюхом,  еле распознавая  знакомый родной запах, она встала на след. Тонкие флюиды будоражили кровь, возвращая её по тропе памяти на год назад. Они манили за собой, но осторожность взяла верх и волчица держалась на приличном расстоянии.  С рассветом она ушла.

Утро выкатило солнечный диск на голубое небо  и туристы, просыпаясь, шли умываться к воде. Сегодня им предстояло пройти по местам «боевой славы» и выйти к зимовью – основной своей базе. Там, уже прибыв на место почти в сумерках, команда уселась за колченогим столом, расстелив на нём карту. Разбили местность на квадраты, решив обследовать по очереди, каждый раз возвращаться  на базу.

Интересно, как бы выглядели их умные лица, если б они увидели белую волчицу на крыше?

За несколько следующих дней уже были посещены и болото с камнями, и поле боя с остатками медвежьей шерсти и малинник.  Варилась уха, зажаривалась на костре дичь. И новые квадраты обследовались с особой тщательностью.

Июльским утром белая ведьма  сама дала обнаружить себя. По старой привычке, прыгнув с крыши, под ноги своему знакомому. Опять сбила его с ног и перепугала до трясучки. Конечно же, никто не успел среагировать, а волчица уже скрылась в кустах. А он потом два дня приходил в себя. До чего пугливый храбрец оказался!

Но с этого  момента она стала попадаться   на глаза как бы случайно, кружа всё время на одном и том,  же месте,  она уводила людей от логова, в котором были её волчата. Четыре первенца, среди которых -  белая самочка, точь в точь копия матери. Волчица запутывала следы, надеясь  уберечь  выводок.  Белянка была умна и быстро  поняла, что  люди  не отстанут. Сознательно принося себя в жертву, она дала себя перехитрить.

В результате облавы, которую организовали  охотники любители, её загнали на  ту самую поляну, что заканчивалась обрывом и где она  когда-то  впервые почувствовала  природное влечение. И вот. Когда все пути назад были перекрыты человеческой массой, когда с десяток дул, черными дырами были нацелены на белую статую, неподвижно замершую на самом краю, ведьма окинула спокойным взглядом своих палачей и, кажется, даже усмехнулась. Любовь и смерть соединились в одно существо.  Страшная маска, видимая только ей, повисла над толпой – это смотрел на неё пустыми глазницами потусторонний мир.  И тот, кого она когда-то спасла, был в этой толпе! Был впереди всех! Их глаза встретились на один только миг! И в этот самый миг она простила ему то, что он сделал секундой позже.   Кто-то из серой толпы шепнул:

- Стреляй…. 

И легонечко коснулся плеча….

Выстрел….

Белянке обожгло грудь….

Ударом опрокинуло назад, и она полетела вниз….

 Белый кораблик с алым кровавым следом  стремительно уносился вдаль….

 
Только тогда дурман  улетучился из его головы и пелена упала с глаз. Только тогда человек, говоривший с ней о преданности, понял, что натворил. Стоя на коленях, задыхаясь от ужаса, в окружении серого мессива из смеющихся рож,  и растянутых голосов он отрешенно смотрел в одну точку, а из глаз текли слёзы. Ему становилось всё хуже и хуже, всё кружилось, уже не различая слов, он встал, сделал несколько шагов и рухнул без чувств на то место, где только что стояла белая ведьма.

До свободы ему не хватило одного только шага!

Шага вслед за ней!
 

Дело было сделано, но  белую волчицу так  и не нашли. Побросав второпях имущество в  рюкзаки,  туристы на носилках выносила  исполнителя приговора. По дороге решено было завернуть к магу, дабы оживить своего героя. Уж, какого окраса был сей «магических дел мастер» доподлинно не  известно,  но, проделав свою работу, он таки смог поставить  его на ноги. Правда, без полного возвращения чувств – решил, и так сойдёт. Видно маг, недоучка был!  Приготовив на дорожку бутыль с настоем, посоветовал:

- Не афишировать добавление сей жидкости в пищу больному.

Дескать, не желательно его нервировать. Весь проделанный ритуал  был оплачен энным количеством западной валюты  по высшему разряду.

 
Триумфальное возвращение в село было превращено в красочный карнавал. Легенда  о злобной волчице, которая и не волчица вовсе, а оборотень, чуть не погубивший всю экспедицию, по секрету всему свету, развесилась на каждом обывательском ухе.

После посещения «профессора магических наук» любитель одиночных прогулок угомонился. Он забыл о тех днях  душевного покоя, что провёл когда-то рядом с белой волчицей. Легенда уже казались ему истиной. И уверовал он - неверующий  в то, что она оборотень, вампир, околдовавшая его голубым свечением своих гипнотических глаз только лишь затем, чтоб потом выпить  кровь. Сначала включились страхи, а потом он уже стал ненавидеть её и винить за полученную травму, забыв о тех словах и тех решениях, что принял, прощаясь с белянкой.  Теперь его было легко убедить: что белое - это черное, просто манипулируя больной психикой. 

Когда-то, обретая человеческий облик наедине со зверем, сейчас он всё больше походил на зверя, живя среди людей. Возможно, где-то глубоко, очень, очень глубоко он сожалел о том, что совершал из раза в раз. Но просто разводил руками и, сваливая всю вину на свою болезнь, говорил:

- По-другому никак, я ничего не могу.

А вот кошмары ему больше не снились – они всё больше становились его жизнью.

 И снов он больше не видел! Никаких!


ЧАСТЬ 2.

Небо!.. Небо!.. Смотри… 




Волчата остались одни. Они искали и звали мать. Но  она уже не слышала  их плачь! Уже не билось её сердце, чтобы почувствовать их зов! Она уже не придёт, потому что её уже нет!  И не будет её никогда!..   
Маленькие  прожорливые комочки осиротели. Они остались одни  на  краю выживания. Судьба  приготовила им жестокое испытание. Волчата сбились в одну кучу в самом дальнем углу логова и так провели первые сутки без матери.

Утренние трели разбудили волчат, а пустые желудки заставили преодолеть страх и, один за другим, все четверо выползли наружу.

Первым  вышел из логова  крупный Белогрудый – явный лидер. Отважно и по-детски нелепо он перепрыгнул через палку, которую сам же вчера и притащил к самому входу. Но сейчас игрушка больше не интересовала его – беззаботное детство требовало пищи.

Следом высунул мордочку Хвост, этот был само спокойствие,  и он  всегда следовал за Белогрудым. Подчиняясь, ему во всём он всегда терпеливо  ждал, когда братишка насытится.

Потом, лениво потягиваясь, семенил на коротких ножках Толстый – самый прожорливый, ненасытный, вечно голодный волчонок. Он тут же улёгся, подставив пузико солнцу.

Последней появилась белая самочка – она была осторожней своих братьев. Всегда спокойная и ласковая  Снежинка сегодня явно нервничала.

Теперь, без присмотра, каждый был предоставлен сам себе. Какое-то время все четверо бесцельно бродили неподалёку. Как-то не игралось. И только тогда компания оживилась, когда Хвост заметил ёжика. Окружив «добычу», недотёпы пытались лапками зацепить колючую кочку, но она не хотела поддаваться. Ёж свернулся в клубок и отпугивал их своим грозным туканьем:

- Ту-ту-ту-ту…. Ту-ту-ту-ту-ту….

Еж, конечно, им не поддался, но такая игрушечная охота только раззадорила волчат и разожгла их аппетит. В результате Белогрудый поймал мышь, тут же её смехрютил и с Хвостом не поделился. Так - то вот – теперь каждый сам за себя. Хвост нашёл только что издохшую сороку. Снежинка отобедала хвостом большой зелёной ящерицы – та, почему-то вся не захотела стать обедом и пожертвовала красивым пятнистым хвостиком. А вот Толстому в этот день не повезло – он остался голодным. На ночлег все вместе устроились в своём логове.

Через неделю волчата уже перестали звать свою мать и всё дальше и дальше стали уходить от дома. Сначала было страшно отходить далеко от логова, но они были голодные и  неуверенными шагами начали своё опасное путешествие. Волчата дружно держались вместе и гуськом передвигались  по  тайге. Замыкающим  всегда был Толстый.  Самый неудачливый, он уже порядком ослаб, хотя и получал остатки пищи.

Неопытные волчата не почуяли опасности, а вот бродячая собака их засекла. Напав сзади, перекусила одним махом Толстого напополам. Он и пискнуть  не успел! Зато, пока злыдня доедала его, трое остальных сумели скрыться. Без оглядки волчата неслись подальше от того страшного места. Так погиб один из четырёх детёнышей Белой волчицы. А остальные уже никогда не вернутся к родной коряге, под которой родились в полнолунье.

Если б и вправду их мать обладала той зловещей силой, что приписали ей люди, неужели не защитила бы она себя и своих детей?  Неужели не обманула бы? Если б она была оборотнем, разве пуля смогла бы прервать  её жизнь? А сейчас, пусть незримо, пусть тенью, Белая ведьма наверняка бы следовала за волчатами и оберегала их от бед!

Небо оплакало долгим ливнем смерть маленького наивного волчонка и смыло следы остальных.  Белогрудый, а следом за ним Хвост, спрятались на дне глубокого  чужого оврага под пушистой лапой ели. Промокшие насквозь, они дрожали  от холода и страха.  Теперь старая,  ель доживающая свой долгий век  стала убежищем для  «малолеток».  Конечно, это место отличалось от логова своей сумрачностью и сыростью, но зато  тут было более или менее безопасно.  Днём волчата не высовывались из укрытия, а в сумерках конкурировали с совами, охотясь на мышей. Уже прошел месяц с того злосчастного дня, а два брата держались вместе и были, как говорится, «не разлей вода». Нежный возраст был позади - оба стали похожи на крепких подростков. Хвост почти догнал в своих размерах Белогрудого и уже не так смиренно относился к лидерству брата, иногда показывая зубы. Он, кстати, в охоте оказывался более удачлив. Никогда не бросался сломя голову в погоню, а выжидал нужного момента и это сослужило  хорошую службу, научив терпению и хитрости. А отвага его брата, которая досталась тому от родителей, соседствовала с бесшабашностью и наглостью. Впрочем, вдвоём, они удачно дополняли друг друга. Так день за днём, всегда рядом,  «пацаны» и жили в своём овраге  беззаботно и вполне сносно. Постепенно изучив близлежащую территорию, они освоились и свыклись с запахами и звуками округи. Белки прыгали по деревьям и дразнили волчат, размахивая пушистыми хвостами. На небольшой речушке резвились в запруде бобры. Эти зубастики перегрызли уже все осины в округе и перетаскали их на свою плотину. Так что серые разбойники совершали набеги в основном на лягушек, ящерок и мышей. Порой, гонялись за зайцами,  уходя всё дальше и дальше от своего оврага.
Всё привычно, всё как всегда, но не сегодня. Чужой запах потянулся по ключу, незнакомые звуки настораживали всех. Дня два отсиживались волчата в своём логове, но любопытство, а главным образом голод, взяли верх. Покинув укромный уголок, они на закате отправились на охоту. За всё это время молодёжь первый раз покинула свой овраг. Какой вкусный запах! Он так манил голодных волчат.  Белогрудый бросился вперёд.  Капкан щёлкнул стальными челюстями прямо по  голове, размозжив её  на части. Неопытный безрассудный щенок издох.

Хвост убежал, но был пойман охотником на третий день в ловушку. Принеся волчёнка  в село,  мужик посадил его на цепь.  Волчонок скалил зубы, рычал, пытался перекусить  цепь. Хозяйка ругалась.

- Зачем ты, дурень, волка живым приволок?

Тот, сидя на чурке,  на глазах у детей и мечущегося Хвоста, прилаживал на огородное пугало шкурку  Белогрудого  и  отвечал жене: 

- Продам или забью, вон  на  шапку, смотри какой у него необычный тёмный окрас. Пущай только малость подрастёт.

Но разжиться на шкуре  не удалось: маленький хищник  несколько дней отказывался от еды, а утром, погнав корову  на выгон, жена нашла его повешенным  на ограде.  Это выглядело как самоубийство, волчонок так рвался на свободу, что запутал цепь  и кожаный ремешок затянулся удавкой на его шее.

Не рассчитал охотник.

Жизнь в неволе, в ожидании смерти  хуже самой смерти!


Из всей семьи осталась только она – Снежинка. Трое братьев и мать погибли. А  всюду заметной белянке так тяжело было выживать! Самочка осторожничала. Спасаясь, она перебралась через реку, долго скиталась, пока не поселилась  под  корневищем поваленной берёзой – белый мех удачно сливался с корой дерева,  когда она отдыхала снаружи.  Как  девочка  Снежинка пыталась проявить свою грацию неуклюжей походкой.  Вскарабкавшись на бревно, она прогуливалась по нему от корневища к верхушке. На  высоте почти трёх метров тропинка закончилась и уж больно стала узка для разворота. Такого юная  «канатоходка» никак не ожидала и, придя в полное замешательство, остановилась. И как только она замерла – тут же потеряла равновесие и шлёпнулась в  траву. Но это её не напугало -  снова и снова она  смело шла  по дереву. Так почти каждый день. Теперь это был её наблюдательный пункт.
 
Место, которое белянка выбрала для обустройства жилья, напоминало заколдованный лес. Деревья в округе имели странные искорежённые стволы. Словно какой-то злодей - правитель этих земель нарочно приказал изогнуть их ещё в молодом возрасте. Этот сюрреалистичный пейзаж растянулся на несколько километров в диаметре, а центр приходился на корневище берёзы, служивший укрытием для «волчонки». Она углубила нору, и теперь логово стало теплым уютным  домом. Приходилось, конечно, всё время расширять площадь по мере роста и к осени это было уже жильё для взрослой волчицы, вход в которое белая бестия умело замаскировала среди коряжистых корней. Если не видеть  в каком месте исчезает белая тень   ни за что не найти.

Подрастая, она точь-в-точь стала напоминать свою мать. Белая шерсть блестела на солнце, как только что выпавший снег. Мощные лапы толкали в прыжке её тело на несколько метров и она летела над землёй. Свирепый оскал наводил ужас на обитателей округи. Мало кто осмеливался забредать  в её охотничьи владения. Пройдя весь ужас выживания от яслей до выпускного бала с вальсирующими в прощальном танце желтыми листьями, волчица получила диплом с отличием. Весь опыт отразился  в голубых,  полынных с тёмными крапинками глазах.  Каждая крапинка – это отпечаток прожитых дней.  Сиротство оставило глубокую печаль, приучив к осторожности. Нервные быстрые движения зрачков с жестоким холодным блеском  - след борьбы за выживание.

Глаза – это  единственное внешнее отличие между Снежинкой и Белянкой.  Последняя выросла совсем в других условиях, она впитывала и познавала мир через любовь. И чем больше этого чувства  вкладывалось в её  маленькое сердце, тем с большей теплотой она дарила потом его в ответ.  Подаренное родительское тепло, их опыт и природная мудрость очеловечивали взгляд погибшей Белой Ведьмы, от этого он становился и пронзительно и всё понимающим. Если бы она смогла в полной мере отдать всю материнскую любовь своей дочери, то, наверняка, и передала бы магический лучистый  взгляд. Если б только предательский выстрел не оборвал поток света в её глазах, то вместе с навыками  она передала бы всем  четырём волчатам понимание природы, шаг за шагом формируя их характеры, приучая к жизни.

Но созерцание окружающего мира, так присущее романтичной натуре Белянки, было чуждо её дочери. Да и когда ей было проникнуться красотами окружающего мира, если она  пыталась выжить? Какое соединение с природой, если  Снежинку каждую секунду могли растерзать?   Она уже  не вжималась в землю от каждого шороха. Она матерела.  Заявляла о себе всей тайге как жестокая, коварная, отважная и беспощадная хищница. Это уже не была  осторожная, неопытная Снежинка.   Белая Молния с парализующим взглядом отстояла своё право на жизнь!  Смелость и  ум   вот главное  её оружие.  Упорство  и терпение  вот главная черта её характера.
 
Чужая волчья стая не приняла  белую  и, помимо испытания одиночеством, самке  предстояло пережить первую в своей жизни зиму до волчьей свадьбы.

Пока ещё не выпал снег. И в тех местах, где было много лиственных деревьев, лес стал прозрачным и пустынным. Ветер свободно гулял среди оголившихся стволов и сбрасывал последние листья. Золотой ковер покрыл землю отяжелевшим и набухшим от дождей толстым слоем травы и листвы. Осенняя промозглость уже многих лесных жителей уложила в постель до самой весны. Зарылись лягушки, попрятались ящерки.  Изменился по составу хор лесных запевал, потому что многие птицы улетели в теплые края.  Всё чаще стало слышно дятла. Угомонился  жирный  барсук,  как-то  не полюбились они друг другу с первого взгляда,  избегая знакомства.

В тайге стало звонко и пусто. 

Белая шкура выделялась на фоне однообразного пейзажа и была заметна издалека. В эти дни охотиться было сложнее. Трава  легла,  и уже невозможно было подобраться к добыче близко  - от этого путь  становился  длинней.  Пробегав несколько дней голодной,  волчица получила ещё один урок.  Тогда она стала выбирать для нападения те места, где, выскочив из засады, в прыжок  могла достигнуть добычи. Так шаг за шагом  молодая   продолжала постигать науку выживания.

Кроваво-красные закаты и туманно-серые рассветы Молния наблюдала одна. Взгляд становился сумрачным и отстранённым.  Она часто вздрагивала во время сна и иногда поскуливала.  Ей снилось, как  быстрое течение  реки несёт её  и  вода  увлекает её в глубину.  С тех самых пор, как белая волчица начала видеть это,  к воде она относилась с опаской и не решалась плавать.

Такой сон в очередной раз  заставил   Молнию  выбраться  наружу.  Падали белые хлопья. Подобные пушинки были знакомы волчице. Она охотилась на уток и, когда потрошила их, пух прилипал к её языку и щекотал нёбо.  Но тогда он был тёплый, а тот, что сейчас лежал под ногами – холодный. И  она из любопытства  попробовала его на вкус, лизнув, он обжёг язык ледяным огоньком. Белый небесный пух имел странный привкус и запах и таял от горячего прикосновения шершавого языка, утоляя при этом жажду.  Так первый снегопад стал первым снегом в её жизни. Волчица сидела у логова, а снежинки всё сыпали,  на голову, на спину,  засыпали всё вокруг. Так,  с небес, души прародителей  дали ей первое посвящение и присвоили  её  все  титулы погибшей матери. Она - единственная продолжательница рода Белого Ангела,  теперь по праву будет носить это гордое имя! Душа у Белянки  успокоилась. Посветлела и затихла тайга, окутанная волшебной снежной вуалью.


Вскоре зима полностью вступила в свои права - морозами, буранами. Зимушка  выдалась снежная и студёная. Треща,  валились деревья от тяжёлого снега. Сугробы, почти двухметровой высоты скрыли многие кормовые запасы. Сильные морозы чередовались с метелями. Зверьё, особенно молодое и неопытное погибало, не выдержав испытания.  Из большого кабаньего семейства от голода и холода погибли три поросёнка. Пострадали лисы и белки – ни те, ни другие не могли добраться  до пищи.  Беличьи кладовые разоряли все кому не лень. Зато  мыши – жировали всю зиму и порядком обнаглели. Рыжехвостый их враг с трудом добирался до них сквозь  толщу. Зайцы отгрызли кору. Лоси -  ветки и молодую поросль.  В морозы, выходя на ерник. Не сладко приходилось и Белянке: охота по таким сугробам дело не простое.

Изголодавшиеся лесные жители стали выходить к  людскому жилью в надежде подкормиться. Сохатые приходили огороды,  объедали стога.  Всё чаще по ночам вой волков, тревожа деревенских собак. Серые разбойники  осмелели и совершали набеги на сараи со скотиной.  Дошло до того, что селяне оказались в осаде и  не уходили далеко за околицу, детей не выпускали со двора. А в тёмное время суток  и вообще не выходили на улицу.  Пришлось вызывать егерей и устраивать облавы,  отстреливая хищников, А  особо надоедливых копытных подкарауливали и отстреливали сами селяне втихую.  Встреча с голодным сохатым  бывает намного опаснеё, чем с волком.

Лютые холода царили до самого марта и будто проверяли на прочность и людей, и животных. Старики припоминали, что в конце войны зверь тоже так обнаглел, но  на, то была другая причина. За четыре года почти всех мужиков призвали на фронт. Кому ж  было регулировать численность таёжного сообщества, когда все тяжёлые сельскохозяйственные работы легли на плечи оставшихся стариков, баб да ребятишек? А вот таких морозов не припоминали даже старожилы.

А когда вздыбился лед на реке и  от резкого потепления быстро начали таять снега в горах -  ручьи превратились в речушки, речки в реки, а реки в бурные водные потоки. Весеннее половодье заставило людей забыть про  зимние трудности. Новая напасть – наводнение чуть не погубило село.
 
К середине лета различная лесная мелкота барахталась в беззаботных играх, визжала, пищала, чирикала, мякала и бякала. Но то ли этот год начался ни с того дня недели,  то ли звезды сложились неудачно, то ли просто сработала старая примета, говорят же, что после холодной зимы жди жаркого лета. Невезуха прилетела вместе с ветром и поселилась в этих местах. Палящее солнце, сорокоградусная жара и долгое отсутствие дождей спровоцировали лесные пожары.

Пламя пожирало тайгу  километр за километром, вместе со всеми её обитателями. Кедры, сосны, ели, берёзы, осины  вспыхивали в одну секунду как спички и обгорев,  умирали. Кустарник полыхал словно солома. Гул от пожара был слышен издалека, убивая  все остальные звуки. Тайга горела  не первый день и огонь  подошел к реке. Но естественное препятствие остановило  беспощадное, всёпоглощающее пламя.  Обугленная земля ещё долго пугала чернотой. Постепенно вернутся животные и птицы.
 
Животные, что смогли перебраться на другой берег выжили, среди них была и Белая волчица. Аборигенам тех мест пришлось потесниться, но добровольно уступать свои владения, естественно, никто не собирался. То и дело боевые действия вспыхивали то тут, то там – проигравший покидал эти места и уходил, куда глаза глядят.  Белянка одержала победу и заняла территорию и то самое логово в урмане, которые  когда-то принадлежали  её матери.


Зная о природных катаклизмах на малой Родине, умник не торопился приехать в родные пенаты. За это время  он издал книгу и окончательно уверился в своёй гениальности.  Важный и напыщенный он прибыл, когда  уже август лениво растягивал последние  летние удовольствия и воздух становится плотный и тягучий. А жаркие дни, проходя через  закаты, сменяются прохладой ночей. В это время года, среди преобладающего зеленого цвета кое-где появляются  желтые оттенки и  облака плывут по небу против ветра.

Слава кружила голову. И если бы ему не понадобилась старая рукопись, что лежала далеко на антресолях в его местной квартире, может и не потянуло бы его в таёжную глушь. Он просто наткнулся на куртку, пропитанную запахом леса и костра. Всё изменилось за минуты. И собравщись, уже через несколько часов  он  уходил в тайгу.   


Вот и зимовье. Отпер дверь, осмотрелся.  Брошенные впопыхах  скромные пожитки были раскиданы по всему жилищу. Запасов почти нет, разве что соль. Оставленный беспорядок «поднял нерв». Извечная болтливость опять обернулась против него! Приведя, до темноты, в порядок «апартаменты», он тем самым привёл в порядок  свою голову. И без «чудодейственной микстуры»  начал вспоминать те дни, когда он был здесь счастлив.  Сидя  под окном, он почти физически ощутил присутствие волчицы. Даже провёл рукой по воздуху – как будто гладил её по голове.

Очнулся, а рядом никого.

Только тайга!

Ком в горле.

Пустота.
 
Вздохнул, вернулся в сторожку и проспал весь остаток дня и ночь до утра.   
 
Погодка  на следующий день была как больной шизофренией ни на что не способный решиться - небо, затянутое тучами, никак не могло разродиться дождём. И он долго раскачивал своё тело, как маятник.

Да – нет, да – нет.

Идти – не идти. 

Но камни манили, камни тянули,  звали  и он  пошёл на  болото. Чем ближе он приближался к заветному месту, тем больше его знобило и колотило как в лихорадке. 

Не раздеваясь, он рухнул на гладкую поверхность, скрутив своё тело в позу эмбриона, и лежал так до тех пор, пока  дрожь и озноб не прошли. Потом  поднялся, закурил, зажал сигарету зубами и, по-стариковски опершись правой рукой о колено, левой вытирал крупные капли пота со лба. Состояние полного бессилия   оглушило его и отдавалось звоном в ушах.
 
Белая волчица шла прямо на него. 

Он заметил её,  улыбнулся и протянул к ней руки…. 




Все что нашли – аккуратно сложенные в зимовье вещи и лежащий на столе открытый истрёпанный блокнот.  На жесткой белой обложке черным карандашом отрывисто, корявисто написано: «Родился мёртвым». И две даты…