Города Эпилог

С утра я думаю о городах. Никогда не к ночи. Только утром, когда дымка сна еще не рассеялась  в теплом расслабленном теле. Их всего три. В двух я жила раньше, в третьем – сейчас.
До сих пор не знаю, есть ли они на самом деле, эти города? Города-двойники. Города-ночные призраки. Я брожу по ним много лет. Я люблю их. Они похожи на настоящие, но... В них больше воздуха, пространства, и меньше света. Иногда совсем нет.
 
Норильск всегда темный: черные провалы окон, пустые улицы, безглазые фонари. Зима - глубокая, как колодец, из которого не выбраться, но видны звезды. Или глухая сентябрьская ночь, дороги в глянце дождя, и света нет по всему городу, только вдалеке дрожит на ветру желтое пятнышко. Но я здесь – дома, и не боюсь темноты. Иду по проспекту быстрым скользящим шагом. Так ходят на лыжах и во сне. Шаг ускоряется, переходя в разбег, в отрыв… Плавный полет арок и карнизов, пологие спины крыш, дразнящие изгибы улиц, здесь – они еще есть.
 
А за городом – тундра в смирительной рубашке инея, и светло до слепоты. Тут я впервые увидела странную железную дорогу, две узкие стальные нитки на высокой оледеневшей насыпи – совсем не там, где в действительности идут поезда. Злое солнце и нестерпимый блеск металла на твердом снегу. Недавно узнала: та "железка" действительно была. В конце 30-х… – недолго, пока не растаяла ледяная насыпь…
 
А в другом городе – уютные сумерки или печальное, сквозь дымку, солнце. Горбатые переулки, шиповник у заборов, заросшие травкой трещины в асфальте. На пригорках клубничные "усы", убежавшие с чужих огородов и мелкие душистые ягоды – я знаю, где собирать.  Улицы все те же, но темнее и глуше, чем помнятся наяву. Старая школа заброшена, и городская баня темна, как ведьмина избушка. Зато какой "горсад" – не две аллеи с клумбой посерёдке, а просторные залитые бледным солнцем холмы с огромными каруселями, между которыми хоть на коне скачи…
 
А Москва больше не снится. С тех пор, как живу здесь. Но ничего не забылось: ни широкие, залитые резким светом улицы с чернильными тенями, ни кипящие суетой дороги.  Ни тот магазин на длинной малолюдной  улице: узкое крылечко без перил в две ступеньки, стеклянная витрина под жестяным козырьком – ничего особенного. Каждый раз я заходила туда за чем-то, покорно вставала в очередь к прилавку…
 
Два года назад меня занесло на эту улицу. Или очень похожую. Настолько, что сначала я даже не заметила этого, пока не поняла, что еще квартал – и будет тот магазин… И я наконец вспомню, что там покупала. Крылечко, ступеньки, дурацкая дверь из толстого в непрозрачных наплывах стекла. Очереди не было. Сонная продавщица  белой горой возвышалась за прилавком. Перед ней – в больших пластиковых банках – гречка, рис, рожки. На развес! Обалдеть!
- Что вам? – спросила гора басом.
Я оглядела длинный бакалейный ряд. Дальняя банка была полна сахарных горошин: розовых, белых, желтеньких – монотонно сладких сверху, с упоительной кислинкой внутри. Даже язык защипало, как вспомнила: горошины бросали в чай, и нестойкая краска сползала с них, мутным облачком плавая на поверхности. С тех пор я их и не видела.
- Мне – это…
Она скрутила кулечек из серой оберточной бумаги. Прилавок качнулся у меня перед глазами, но осязаемая тяжесть "фунтика" в руке вернула чувство реальности. Я расплатилась, вышла на тихую улицу. Горошины оказались точно такие: сладкие и твердые до невозможности.