Служили три товарища

 (Рассказ написан под впечатлением от воспоминаний моего соседа Константина, подполковника запаса. Он основан на реальных событиях, происшедших с разными людьми, но собранных в единую историю. Естественно, все имена и фамилии вымышленные).

Да, таежная природа прекрасна…, но должен сказать, что условия жизни для людей, выросших в средне-европейской климатической зоне, поистине ужасающи: летом жара под сорок…, тучи мошкары, лесные пожары с выматывающей легкие гарью… Климат резко континентальный, поэтому лето начинается в мае и сразу, а заканчивается в октябре, после чего, тоже очень скоро, начинается зима. А зимой – мороз до пятидесяти градусов, снежные заносы, безумной силы ветры… Но это все не самое страшное. Страшнее всего – господин Гнус!!! Да он и был, по-настоящему, хозяином тайги, и только ветер и дым иногда позволяли от него передохнуть. И почти все лето проходило в накомарниках и москитных сетках, даже коляски с детьми на прогулке, и то были увешаны этими снастями, как какие-то странные рыболовные суда. Гнус не давал даже, извиняюсь, нормально сходить по нужде на природе: как только расстегиваешь ширинку, там уже полно этого гнусного зверья…, а уж насчет того, чтобы снять штаны, так и вообще… Ох, как потом чешутся и распухают все эти укусы (а у чертовых местных жителей иммунитет, что ли…?). Гнус был везде и всегда…, и если не принимались необходимые меры, то приходилось не сладко – бывали даже и случаи со смертельным исходом. И это не страшилки и не сказки! Да вот же, кстати, в соседнем районе произошел тот еще случай…
Экипаж пожарного вертолета дежурил над тайгой – выискивал очаги пожаров, которых тем жарким летом было особенно много. И вот, как-то очень опасно они снизились (а может, подтянуло с земли горячим нисходящим потоком воздуха) и их «Ми восьмой» зацепил хвостовым винтом за верхушку высоченной сосны. Но, то ли летчики были опытные, то ли просто повезло, а посадили они вертолет вполне благополучно невдалеке, на маленькой полянке. Повезло-то повезло, но… Из-за страшной жары, почти все пилоты и наблюдатели летали тогда в одних плавках, чтобы не окочуриться от перегрева (температура в кабине до шестидесяти градусов, а кондиционеры были не предусмотрены – не баре!), и никакой одежды у них на борту не было, даже тряпок или чехлов с лопастей тогда не оказалось – вот ведь подлость, как на тот случай… Ну и вот: внутри сидеть – задохнешься от духоты, а на воздухе гнус… В общем, пока их искали, трое из четверых… Один только и выжил, но тоже распух от укусов, как куколка винного бражника… Вот такая экзотика – джунгли острова Борнео отдыхают!    
Что и говорить, совсем не зря нам платили пятидесятипроцентную надбавку к жалованию (Родина просто так разве отстегнет?!)…, и неудивительно, что как только у кого-то подходила выслуга, его сдувало оттуда, словно свежим ветром. И теперь, когда я показываю своим знакомым фотографии великолепных таежных пейзажей, они часто спрашивают меня:
- Дурилка, почему ты не остался жить в такой красоте, а вернулся на нашу занюханную средне-русскую равнину, где речушка шириной в десять метров, уже кажется чем-то экзотическим?
На что я только усмехаюсь:
- Да вот, тянет почему-то на родину…
Да, наверное, местного аборигена не выгонишь из тайги и кедровой колотушкой, ну, а нам, «европеоидам»… Я уж лучше слетаю за экзотикой в Хургаду, но не дольше, чем на десять дней…, из которых пять последних начинаешь уже тоскливо посматривать на календарь, а по ночам всё настойчивее снится прохладная свежесть утреннего тумана на наших заливных лугах…
Но к черту лирику – мужчины, народ серьезный! В последние годы службы был у меня в части хороший друг – Федя Кропатых. И любил он очень выпить, но алкоголиком себя не считал…, как, впрочем, и никто из нас, грешных. Федя говорил, что всегда может бросить, если захочет, но только не захочет никогда – больно веселое и приятное это дело, а уж на военной службе без этого и вовсе затоскуешь насмерть. Оба мы были людьми бессемейными, поэтому частенько, в  свободное от дежурства время, нескучно отдыхали за бутылочкой-другой «выделений зеленого змия», как выражался мой остроумный товарищ.
Однажды мы приобрели с ним на двоих 10 соток земли в тайге (бесплатно, по наделу) – как раз начиналась постгорбачевская эра естественно-натурального самодобывания пищевых продуктов (из-за вынужденного недостатка наличности и, соответственно, невозможности их цивилизованного приобретения в продмагах) и руководство нашей части пошло навстречу пожеланиям личного состава, что тоже было вполне в духе времени. Да уж…, только участки эти – сплошные деревья и кустарник. Умные люди сразу смекнули, где надо: скинулись и на близлежащем строительстве трубопровода наняли огромный трактор «Комацу», который и повыдирал весь лес с их наделов. Ну, а мы же с Федором в это время хорошо «квасили», обмывая ценное приобретение. Протрезвев, мы, однако резонно рассудили, что обойдемся безо всякой чудо-техники и заодно сэкономим деньги, которых, к тому же, у нас и вовсе не было. Итак, мы поехали посмотреть на нашу делянку. Она, как какой-то дикой красоты остров, гордо возвышалась среди опустошенных японским «годзиллой» земель. Красота…, но с этой красоты кашу-то не сваришь! И тогда Федор сказал:
- А чо париться: берем «Дружбу», и валим всё на хрен! Всего делов-то – три литра бензина!
На следующий день мы приехали уже во всеоружии. Работа шла споро, но под конец оказалось, что участок превратился в сплошной бурелом из поваленных деревьев, да так, что даже близлежащим соседям от нас досталось. Плюнули мы с Федей и уехали восвояси.
Через год, по весне, захотелось нам посмотреть: а что там? Как ни странно, спиленных деревьев уже не было: в полукилометре располагался небольшой таежный поселок с каким-то смешным названием («Малые Свинюки», что ли…), и жителям этот халявный лесоповал пришелся в самый раз: на участке остались одни пеньки и молодая поросль. Раз так, мы решили тогда заняться корчеванием. Кое-как вырыли, вырубили один пень, а потом прикинули, что в конце 20 века не гоже работать руками, когда есть давно уже известное средство очистки окружающего пространства. Благо, что Федя заведовал нашим гарнизонным складом (но не подумайте дурного, дисциплина в части была на приличном уровне, а пару десятков тротиловых шашек всегда можно было взять без особых проблем – ну, вы понимаете!). Сказано – сделано! Выбрали большой пень сосны, слегка подрубили ему боковые корни и заложили под него на метровой глубине единичный заряд. Бабахнуло очень прилично: пенек улетел аж не дорогу! Хорошо, что дело было в шесть утра и никого не пришибло… В результате, на нашем участке образовалась трехметровая воронка, уменьшив посевную площадь на 10 квадратных метров (а внизу было скальное основание, так что…). Прикинули: если поступать так со всеми пнями, то участок превратится в нечто весьма интересное, но совершенно непригодное для земледелия. Плюнули и уехали…
Через год снова стало интересно – земля-то ведь своя! К великому нашему расстройству, пеньки никуда не исчезли, а свободно растущая под жарким солнцем поросль чрезвычайно развилась в молодые деревья. Что ж, пора было что-то делать… За пару дней кое-как разработали зигзагообразный участочек, размером с полсотки, и посадили на пробу картошку. Через три месяца стало интересно: а что же там выросло? К сожалению, этого мы выяснить не смогли: когда мы прибыли, там были лишь лунки от выкопанной картошки, ибо поселок «Большие Говнюки» по-прежнему был недалече. Но войну затевать не хотелось, тем более – поди докажи что! А то еще и морду начистят, с этих дураков станется…
И тогда решили мы отделаться от этого злополучного участка. На следующий день хитро заманили к Федору на склад одного прапорщика, Сашку Бабенко, хорошо подпоили его и сбыли свою землю за 10 бутылок водки…, которую и выпили за три дня, вместе с Сашкой же, на радостях, что избавились, наконец, от этой обузы. После этого на душе стало легко и спокойно.
Кстати, Бабенко даже не поехал смотреть своё приобретение (у него уже был свой участок), а лишь сказал потом, что лет через десять китайцы оторвут у него эту землю с руками:
- … за вэлыки грошы!
Вот же засранец! Мы с Федором, конечно, тунеядцы и пьяницы, но торговать Родиной… даже мысли никогда не возникало.
Но неплохим мужиком оказался этот Бабенко… Как сказал дядя Ерошка из повести Льва Толстого «Казаки»:
- … молодец был: пьяница, вор, охотник – уж какой охотник!
Мы, после той памятной пьянки, как-то сблизились с ним, и надирались теперь втроем,  и часто уже по законному, правильному мужскому поводу – на охоте, ибо Бабенко и, правда, был заядлым охотником (а уж какой вор… И то дело – прапорщик советской армии!).
И стала наша жизнь еще лучше, веселее…
Выдалось как-то у нас три выходных дня, а погода стояла великолепная: не жарко, легкий ветерок, да и мошкара куда-то запропала. Словом, идеальные условия для отдыха. И мы, после недолгих сборов, уселись на Сашкин мотоцикл с коляской, как та знаменитая троица из «Кавказской пленницы», и покатили на его любимое озеро, что по проселку километрах в тридцати от нашей части. Да уж, смотрелись мы, должно быть, действительно комично: я маленький и худой, Федор повыше и поплотнее, а Бабенко - просто гигант: под два метра ростом, кряжистый, с большим, но еще не безобразным животом (ну, и весил, поди, центнера полтора…). И с характерным, южно-славянским лицом: волосы бобриком, с ранней сединой в висках; большой мясистый нос; светло-карие, слегка на выкате глаза с простовато-хитрющим прищуром; длинные, устало свисающие по сторонам усы… Ну, просто таки щирый хохол из старинного советского мультика.
Водки мы взяли с собой тогда восемь бутылок, а закуски – только на первый вечер, с расчетом на скорые охотничьи трофеи. Сашка, кстати, еще и резиновую лодку умудрился с собой взять…, да к тому плюс еще ружья, палатка, складные стульчики… Черт его знает – как это все влезло в мотоцикл?
В первый же день мы надрались, как поросята. Наверное, половину всего запаса выпили – дорвались, что называется! И нам бы тогда лечь и поспать перед утренней зорькой, но было еще светло, а Сашка заметил уток в камышах северной части озерца. Не долго думая, он сел в уже надутую, сразу же сильно просевшую под ним лодочку, и отчалил, не взирая на наши слабые, невнятные протесты. Не доплыв и до середины, он, как опасно приближающийся объект, был замечен и опознан утками, после чего стая дала тягу, низко взлетев над водой. Но наш товарищ был наготове: вскинув ружье, он влепил по птицам дуплетом… С берега мы видели, как Сашка, словно в замедленном кино, плавно переворачивается через борт, отброшенный силой отдачи ружья. А метрах в двухстах, тяжело и с размаху плюхнулась в воду мертвая утка.
Сашка, несомненно, добрался бы до лодки, даже будучи пьяным, но на нем были тяжелые болотные сапоги, натянутые, как говорится, «по самое небалуйся». Они моментально набрались водой и утянули его под воду, за какие-то секунды. Когда его нашли водолазы, он так и стоял в донной тине, как огромный поплавок, успев лишь наполовину высвободить одну ногу из смертельного капкана резины.
А мы – что мы могли сделать? Правда, Федя сразу же прыгнул в воду, но, отплыв несколько метров, закричал от боли. Ногу свела судорога, и я, прыгнув следом, еле смог вытащить его самого. Да мы оба тогда едва не утонули…
И что было делать…? Сашкин мотоцикл мы завести не смогли, а идти пешком…, притом, что были мы все еще в сильном подпитии, было просто глупо. Да и какой смысл – Сашки уже не было…
Помню, как Сашкина жена Тая, рыдая, кричала на нас, проклиная и обзывая идиотами и алкашами…, но остальные прекрасно понимали, что сделать мы ничего тогда не могли… Отчасти, она была, конечно, права: до близкого знакомства с нами, он столько не пил, но тут, как говорится, все мы люди взрослые и отвечаем каждый сам за себя.   
А спустя пару месяцев после означенных событий, случилось следующее…
Федор как-то остался один в квартире своей новой знакомой – поварихи Гали Зельдович, заспешившей куда-то в ночь по неотложным делам (кажется, поехала на станцию, встречать какого-то родственника). Будучи уже в сильном подпитии, он накатил еще… и мертвецки пьяный уснул. Ночью он проснулся и, видимо, стал гонять по комнате своих знакомых  чертей, с которыми в последнее время необычайно сблизился. В запале, он опрокинул и разбил вазу, порезав себе руку… С перепугу он кинулся в ванную, но с размаху налетел на стеклянную дверь коридора… Пройдя сквозь неё, он порезался уже серьезно. Что делать…? Домашнего телефона у Гали не было, а о сотовых тогда еще и слыхом не слыхивали… Стал он метаться по квартире в поисках ключа, который сам же спьяну закинул вечером на шкаф с антресолью (специально, чтобы не пойти ночью на поиски спиртного).  Потом, видимо, вспомнил и полез на два поставленных друг на друга табурета, но не удержался… Пошатнувшись, Федя упал на стоящий внизу аквариум, сокрушив его всем своим крепким телом. После этого он вырубился и уже не приходил в себя…
Так его и нашла Галя на следующее утро, лежащего в кровавой луже, среди дохлых рыбок и осколков стекла. Я пришел туда позже, когда уже прибыла милиция. До сих пор у меня перед глазами стоит это зрелище… Черт…, я после этого почему-то не могу видеть кильку в томатном соусе – мне становится тошно и хочется блевать…
Ох, и потаскали же тогда Гальку в ментовку – Федору, наверное, где-то там… сильно икалось. А я же затосковал от всех этих событий, но пить…, больше уже не пил. Бросил совсем – как отрезало!
Через три месяца я женился. А еще через полгода я уволился в запас по минимальной выслуге лет, и мы с Галиной уехали в далекий город Тамбов, на мою родину.
- И никакой тебе экзотики! На … я видал эту вашу экзотику!