Книга жизни ч. 15

1942-44 годы запомнились отдельными эпизодами.

Однажды я стоял в очереди.  На хлебные карточки давали по кульку муки. Очередь стояла на улице, а кульки выдавали в маленькое окошко. Очередь сзади напирала, т.к. прошел слух, что всем не хватит. И вот я чувствую, что мои ноги отрываются от земли и  толпа медленно проносит меня мимо окошка.

Вечером мама успокаивала меня: хорошо, что сам остался цел и не потерял карточки и деньги.

Мы не голодали, но постоянное чувство голода осталось в памяти. После обеда тарелки шли в мойку тщательно вылизанными, крошек не оставалось.

Недалеко от нашего дома была организована площадка со столами и навесами. По четвергам там организовывался рынок. Там продавали продукты и вещи. Рынок так и называли «Четверг». Зимой там можно было купить замороженное молоко в форме глубокой тарелки. Однажды мама при оттаивании молока обнаружила, что внутри была замороженная вода и только сверху небольшой слой молока.

Напротив нашего дома была четырехэтажная гостиница довоенной постройки. На первом этаже была столовая, которую называли ШЕровская, по имени директора столовой.

Весной 1943 года около завода папе выделили небольшой участок земли для посадки картошки.  Я не помню, помогал ли ухаживать за огородом, но вертеться там мне нравилось. Когда убирали небогатый урожай, какой-то пожилой мужчина навязывался помочь нам. Мама накормила его, и он пошел к другим огородникам.

Весной 1942 года весь наш класс приняли в Октябрята Ленинцы, а в третьем классе на торжественной линейке нас приняли в Пионеры.

Перед строем каждый из нас произнес: «Я, вступая в ряды Ленинской пионерской организации, перед лицом своих товарищей торжественно клянусь быть верным делу Ленина-Сталина, хорошо учиться, как завещал нам Великий Ленин … и т.д.»

Затем нам повязали красные галстуки, и пионервожатая торжественно скомандовала: «Юные пионеры, в борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!» И мы, отдавая салют, ответили: «Всегда готовы!»

Еще перед войной я читал о Павлике Морозове, не вникая в то, что он выдал своего родного отца. Читал об успехах стахановки - узбекской пионерки Мамлакат, и сам испытал во втором классе, как тяжело собирать хлопок.

Особенно нравились  рассказы Аркадия Гайдара о делах пионеров. Хотелось быть такими же как и они.

Весной 1944 года мы сдали выпускные экзамены по чтению, письму (диктант), арифметике и получили свидетельства об окончании начальной школы.

Четырехэтажное школьное здание, в котором размещался госпиталь, к осени 1944 года освободили и в пятый класс я пошел в эту школу №3 города Каменск-Уральский, Свердловской области.

Классным руководителем в пятом классе у нас была молодая учитель истории Гашева Валентина Филипповна.
На первом же организационном уроке у меня с ней произошел конфликт, который продолжался все шесть лет, вплоть до выпускного экзамена.

В то время мы писали перьевыми ручками, макая перо в чернильницы-невыливайки. Не помню где я достал неснаряженный винтовочный патрон. В пустую пулю я вставил деревяшку и закрепил перо. Когда вставляешь пулю с пером в гильзу, то смотрится, как боевой патрон, когда переворачиваешь пулю пером наружу, то получается перьевая ручка. Вот эта ручка, со спрятанным пером, стояла на моей парте, как боевой патрон. Валентина Филипповна увидела его и начала кричать, чтобы я немедленно положил его к ней на стол, что я спокойно сделал. Когда же она предложила нам записать в тетради-дневнике расписание уроков на ближайшую неделю, я поднял руку и попросил разрешения забрать мою ручку. До сих пор у меня в ушах её истеричный крик, что никакой моей ручки у нее нет. Я опять же спокойно взял у нее со стола мой патрон и перевернул пулю, пером наружу. С этого момента мы стали врагами, а я, к сожалению, не заслуженно невзлюбил и её предмет.

При подготовке к выпускному экзамену у меня хватило духу подготовиться только по 1му и 2му экзаменационным билетам. Когда кто-то вытащил билет №2, мне показалось, что все одноклассники посмотрели на меня. Но, о чудо! Я вытаскиваю билет №1, и, на радостях, забываю, что нужно готовиться к ответу. Когда меня вызвали к доске, я бодро начал рассказывать, что-то о Петре Первом. Члены комиссии о чём-то перешептывались и, по-моему, не слушали меня. Я рассказал всё, что знал, но, поскольку меня не остановили, начал без остановки повторять всё сначала. Наконец, кто-то из членов комиссии, предложил мне перейти ко второму вопросу, а затем и к третьему.

Когда я вышел в коридор, за мной следом вылетела В.Ф. и зашипела, что она не поставила бы мне за ответ и тройки.  Я спросил, а что поставила комиссия? Она ответила Пять! И так закончились наши взаимоотношения.

В Пятом классе мы начали изучать английский язык. Преподавала его молодая учительница Габова Анна Васильевна. С шестого класса она стала нашим классным руководителем и нашим хорошим другом. Учебника не было, но моей маме удалось где-то купить новенький учебник английского языка для 5 класса. Я передал его А.В. и им пользовались по очереди все ученики нашего класса. Мне нравилось изучать английский язык. И по окончании 5 класса у меня была твердая пятерка.

Вскоре Анна Васильевна вышла замуж за преподавателя военного дела Харенко Ефима Никифоровича, который пришел в нашу школу после лечения в госпитале.

Летом 1945года я был в пионерском лагере и, когда мы обнаружили девчонку, которая воровала из тумбочек вещи, и стали ее ловить, я, во время преследования по картофельному полю, наступил на что-то острое и распорол себе ступню. В горячке погони я не заметил этого, а когда вернулся в лагерь, то обнаружил, что у меня разрез поперек всей стопы на правой ноге.

Мед. сестра, когда увидела порез, с ней стало плохо и мне самому пришлось промывать рану и перебинтовывать ногу. Ступня стала быстро заживать (у меня, как и у папы, раны заживали быстро, и без осложнений и почти не оставалось шрамов), но я стал чувствовать боль в правом паху. На заключительный пионерский костер, а я был председателем Совета пионерской дружины лагеря,  я еле дошел, сильно болела голова, и я чувствовал жар. Как меня забрали домой, я не помню.

Мне рассказали, что я потерял сознание, а скорая помощь определила, что у меня заражение крови. Пенициллин тогда только появился и был большим дефицитом. Потом мне рассказывали, что директор завода Корепанов собирался послать за пенициллином заводской самолет, если ночью не пройдет кризис. Но кризис прошел, и я стал постепенно приходить в сознание. Начало учебного года я пропустил. По всем предметам я догнал класс, а вот из за отсут¬ствия учебника или какого либо пособия я безнадежно запустил английский.

9 мая 1946 года меня увезли в больницу и срочно оперировали по поводу правосторонней паховой грыжи. Хирургическое отделение и госпиталь были вместе, и я лежал с выздорав¬лива-ющими ранеными и теми, кому делали повторные операции, извлекая осколки.

Поздно вечером в палату положили не приходящего в сознание после операции молодого человека без обеих ног. Из разговоров я узнал, что он живой и здоровый возвращался после демобилизации домой и, не дожидаясь пока поезд подойдет к станции, решил сократить себе дорогу к дому и спрыгнул на ходу с поезда. Но шинель полой захлестнула за поручень, и он попал под колеса. К утру он скончался, не приходя в сознание. Это страшно потрясло меня. При мне впервые умер человек.

Когда меня выписали из больницы, то сказали, что мне теперь нельзя никаких физических нагрузок. Больше всего меня расстро¬ило то, что мне нельзя будет кататься на велосипеде (которого у меня не было, но о котором я мечтал.)

В седьмой класс меня перевели без экзаменов. Харенко Анна Васильевна, сказала мне, что если бы не операция, то она оставила бы меня на осень, т.к. у меня были очень плохие отметки, и предупредила, если я не буду серьезно заниматься английским, то в седьмом классе она меня оставит на второй год. Приказала ежедневно читать вслух статьи из газеты "Moscow news", которую для меня выписали родители. И я стал читать эту газету ежедневно, сначала ничего не понимая, но любопытство заставляло меня лезть в словарь. Эту газету я чи¬тал вплоть до 10 класса. Словарь мне требовался все реже и реже.

Прочел я "Freedom road"  Говарда Фаста и даже Анна Ва¬сильевна взяла у меня эту книгу и выделила тексты для чтения на выпускных экзаменах. Если в седьмом классе у меня была по английскому тройка за год, в восьмом 4, а в девятом, несмотря на все пятерки за четверти она мне поставила 4 за год, пообещав, что если я буду так же заниматься в десятом классе, то у меня будет твердая пятерка. На выпускном экзамене я, как и многие в нашем классе отвечали на вопросы на английском. Этот предмет благодаря Анне Васильевне, а она у нас была классным руководи¬телем начиная с шестого, стал любимым, и несколько девочек из нашего класса пошли после школы в институт иностранных языков и стали преподавателями английского языка.

Приемный экзамен в институт по иностранному языку у меня принимала Марчелла Христофоровна Некрасова. После первых же моих фраз на английском языке она сказала, что я учился у Харенко. Мы ведь говорим не на английском, а на языке, а точнее, диалекте своего преподавателя, а Анна Васильевна научила нас бегло чи¬тать незнакомый английский текст.

В нашей группе только двое, я и Аркадий Винокурский учили в школе английский, поэтому занятия начинались с изучения латинского алфавита и азов.

Од¬нажды Марчелла Христофоровна предложила нам с Аркашей, "чтобы она не мешала нам заниматься своими делами, а мы ей проводить занятия, не ходить на её занятия английского языка, а сдать положенные тысячи знаков". Это погубило мой английский, т.к. я забросил регулярные занятия, а язык, теперь я это понимаю, как и любой другой предмет, требует постоянной тренировки. Вот и с английским получилось так, что я стал его забывать. Сначала, перед тем как сдавать тексты ("знаки") я добросовестно читал их и переводил. Но однажды Аркадий предложил мне, и мы пошли сдавать знаки по адаптированной книжонке, которую, с его слов, он про¬чел два раза и боится забыть, а я ее видел впервые. Мы садились с двух сторон преподавателя, а он листал книжку и выборочно по очереди предлагал нам читать и переводить отдельные абзацы. Мне пришлось уговаривать преподавателя Бориса Викторовича Штернгерца, чтобы он Аркадию тоже поставил зачет, т.к. он стал его стыдить за то, что он плохо подготовился и приводил меня в пример как я бегло и с выражением читаю. После этого случая я стал сдавать тексты с листа, т.е. не читая их предварительно. Особенно мне нравилось читать тексты по прокатным станам из американского журнала "Iron and Steel Engineer". Тем более что Борис Викторович задавал вопросы не по английскому языку, а по терминологии в прокатных станах.

Фото 1950 года Школа №3 г.Каменск-Уральский, Свердловской области

Продолжение следует:http://www.proza.ru/2011/06/02/458