Глиняная жизнь

"Вся жизнь игра, а люди в ней актёры"-
Наверно прав Шекспир уж в сотый раз.
Ведь каждому из нас чужие роли
Порой приходится играть подчас.
Случается нам надо маску нацепить
Не только для того чтоб выжить,
Но для того чтоб просто жить
И из людей сок жизни выжать!

       Бывает ли у Вас ощущение полного спокойствия и умиротворения, когда утром солнце заливает Вашу спальню, или то помещение, где Вам довелось спать минувшую ночь? Когда уши закладывает от тишины?
        А знаете ли вы, что тихо бывает не только перед бурей, но и сразу после неё. А иногда, она даже расставляет всё по своим местам…

       Акт первый.
       Небо разверзлось своей голубизной над городом. Пустынные улицы не спешили заполняться людьми – городской пейзаж с картинки или с фотографии. Прохладный ночной воздух всё ещё заполнял пространство, окутывал дома, стремясь попасть в открытые окна, форточки и в лёгкие редких прохожих. Тихо-тихо пели птицы в парке. Наверно, не хотели будить странного человека, который обосновался на скамейке. Рядом, подрагивая от холода, как-то глухо скулила собачонка. Человек лежал ровно, руки по бокам, голова прямо – военная выправка прямо-таки.
       Только грудь не поднималась. Дыхание отсутствовало.
       Завидев первых прохожих, собачонка залаяла. Однако ж не сразу на неё обратили внимание. А тот прохожий, который всё-таки подошёл, увидел, что хозяином собачонки была женщина средних лет, одетая в мужской спортивный костюм.
       Животное, обычно такое свирепое и дерзкое не по размеру, завиляло хвостом.
       Её хозяйка Антонина Андреевна каждый вечер старалась провести на воздухе. Вообще правильная какая-то женщина …была…
       Парк, в котором разыгралась эта сцена, был разделён невидимой чертой на «обустроенный» уголок парковой зоны и на «необустроенную» часть. Антонина Андреевна любила гулять по буреломам, поискать «следы невиданных зверей», так сказать. Ну что, нашла?
       Она вышла прогуляться вечерком, совсем ненадолго. Выгулять свою собачку и купить хлеба. Вообще-то у неё были планы на этот вечер немного другие: Антонина Андреевна была приглашена в театр. Именно поэтому под маленькой шапочкой слегка заметно выделялись бугорки бигудей. Хлеба она купила, однако, пакет был пуст, аккуратно сложен и убран в карман. На покупку указывал только чек (а как же без него?). Да, выгул любимицы явно затянулся…
*  *  *
       Великолепный вечер! В такие вечера хочется по театрам ходить. А закат! Восхитительные цвета. Даже этот бурелом при таком освещении выглядит английским парком. А главное, никакого дождя.
       Что ты тявкаешь? Ну что ты тявкаешь? Ты же на поводке. Я, таких как ты, могу просто ногой придавить. Может и тявкаешь, потому что страшно?
       А хозяйка будто бы не боится. Или…
       Да нет же! Боится. Чуть-чуть.
       Смотрите-ка, куда-то собралась. Бигуди накрутила. А он-то знает, что кудряшки липовые? Может, если б знал, пошёл бы с женой?
       Да, определённо, хороший вечер!

       Акт второй.
       Капли дождя медленно падали с шифера крыши. Глаза оказались в плену у темноты. Над домом нависло что-то тёмное и большое.
       Только всё расширяющаяся ярко-голубая полоска неба свидетельствовала о том, что дождь закончился. Тучи уступали место голубизне чистого неба.
       Комнату залил яркий желтый свет. Он хлынул извне, словно цунами: такое редко бывает. За окном стали видны малейшие детали, ветки деревьев, всё ещё не очнувшиеся от зимы вдруг стали тёмно-зелёные, а старый повалившийся забор приобрёл привлекательность и загадочность старины. У соседского кота, сидевшего рядом с окном, глаза засветились ярко-желтым пламенем, а сам он превратился из бледно-рыжего в огненного зверя.
        Большая и обычно тёмная кухня вдруг осветилась вся насквозь. Казалось, можно потрогать каждую пылинку, витающую в воздухе. Мебель, потолки, пол и вся кухонная утварь получила такие насыщенные цвета, словно всё разом отреставрировали.
        Аккурат в шаге от двери в кухню лежало тело. Голова его была повёрнута к входной двери, располагающейся ровно напротив дверей в кухню. Тело принадлежало хозяйке этого дома, женщине 45 лет. Наталья Степановна, так звали хозяйку этого тела, была очень опрятной женщиной. Волосы её были забраны в пучок. На лице угадывалась былая красота, однако ж, след её почти простыл. Наталья Степановна уже год как не работала, подводило здоровье. Это была версия для мужа. А на самом деле, ей просто надоело работать. Денег мужа хватало не только на жизнь, но и на то, чтобы развести небольшой экзотический сад возле дома. А ещё иногда они выходили в театр. Как в это воскресенье.
       Вообще, Наталья Степановна была довольна своим мужем. Их жизнь ей казалась тиха и размерена. Вот и сейчас, глаза её были закрыты, а руки и ноги находились в таком порядке, словно она просто прилегла. Как раз поперёк двери в кухню.
       Её обнаружил муж, возвратившись с работы. Алексей Тимофеевич, как обычно задержался. А точнее, его задержали. А ещё точнее, задержала секретарь его начальника. Однако Алексей Тимофеевич был совсем не против задержаться.
       Вот если бы он пришёл пораньше, то… А что бы тогда было? Вполне возможно, он увидел бы ту же сцену, что и сейчас. Он ведь и задержался-то всего на 2 часа. На часах было восемь вечера. А он ещё не ужинал. Вот ведь, Наталья Степановна, даже крошки хлеба нет в доме – всё цветы, цветы…
*  *  *
       Надо же какой ливень! Так ведь и грохочет по крыше. И дорожка сырая. Кругом лужи. Как я не люблю эти лужи! А за что их, собственно, любить: грязная, мутная вода, старающаяся попасть, во что бы то ни стало, в ботинки. И ведь попадающая туда!
       О! Свет зажегся: значит, дома. Это хорошо.
       Вот она боится! Другая так не боялась. Наверно, она просто не понимает – поэтому боится. Странная какая-то она: боится, а впускает. И ни капли удивления.
       А чистота-то какая! Нельзя её нарушать. Даже по такому поводу – всё равно нельзя.
       Прошло каких-то десять минут, а лужи стали меньше. Да и дорожка подсохла.
       Не люблю дождь.

       Акт третий.
       Одежда, ещё недавно аккуратно и заботливо сложенная на ручке кресла, такой же пачкой лежала на ковре. Рядом, на столике цвета вишни, стоял кувшин из зелёного стекла для поливки цветов. Кувшин был полон: вода в нём слегка колыхнулась, возможно, от ветра. Это мимолётное движение не только успокаивало, но и придавало всей обстановке что-то живое. Тишина и спокойствие излучали почти все предметы в комнате. Почти все…
       И тут началось. Солнечный луч, преодолев воздушную вуаль занавесок, проделал путь до стены, выхватив на свет ногу в розовой тапочке. Спокойствие сменилось гулом машин. Засуетились люди в белых халатах с носилками. В дом пытались заглянуть лица (наверно соседи).
       Кругом гул, неразбериха…
       Изольда Петровна жила тихой и спокойной жизнью. Супруг покинул её семь лет назад. Умер он нелепой смертью заядлого рыбака – утонул в подтаявшей полынье. Горевала она долго, но утешилась тем, что муж оставил ей всё своё имущество (хотя у него был ещё и сын от первого брака). А имущество было таково, что Изольда Петровна могла спокойно прожить на него до старости размеренной жизнью. Детей у Изольды Петровны не было. Зато были собаки. Но только породистые – лабрадоры. Беспородных она не признавала: считала, что они «грязные, лохматые и ужасные смутьяны».
       Работала Изольда Петровна служащей в театре. Когда-то она работала бухгалтером там же, затем её повысили до главного бухгалтера. Вскоре, вследствие каких-то финансовых перипетий она стала обыкновенной служащей, а именно служащей в гардеробе. Однако, она до конца гордилась тем, что так близко соприкасается с прекрасным.
        Но… Вернёмся к событиям этого утра. В ходе осмотра милиция обнаружила, что ценные вещи не пропали, деньги тоже были на месте, в доме был такой порядок, как будто покойная (или убитая) прибралась в доме и решила помереть. Однако ж, на «просто смерть» ситуация никак не была похожа: тело лежало аккуратно, ноги чуть расставлены, руки по бокам, голова лежала прямо, а глаза закрыты. На голове же с тыльной стороны зияла красная ссадина, которая и «являлась следствием удара по голове, повлекшего за собой смерть». На самоубийство это ну никак не походило.
        Была одна деталь, замеченная внимательным, но не очень сообразительным следователем. Вернее этого не было: не было хлеба. В целом доме не нашлось и крошки хлеба.
*  *  *
        Она там лежала. Ещё минуту назад она здесь же топталась. Держа в одной руке стопку чистого, выглаженного белья, а в другой наполненный водой кувшин. Вот она, слегка нагибается, ставит кувшин на стол, а белье бережно кладёт на ручку кресла.
       А руки-то дрожат…
       Она смотрит непонимающим взглядом на меня.
       Она меня вспомнила?
       Она меня вспомнила!
       Да! Она меня вспомнила! А это самое главное. Иначе весь смысл теряется, если б она меня не вспомнила. Смысл? А он есть? Наверно, но я не знаю, в чём он.
       Испугалась! Остановилась. Один шаг назад.
       Ага. Испуг прошёл, оставив место непониманию.
       Взгляд говорит: «Зачем пришла?»

       Репетиция.
        - Виктор, подумай ещё раз. Это же твоя любимая девочка. Ну, вспомни, как она рисует, какая у неё улыбка. Она же такая аккуратная и старательная. Ну разве может из неё вырасти слабоумная? Может, будет немного отставать – но это же ничего!
       - Не надо так спешить. Приедь пораньше сегодня, и мы всё обсудим.
       - Как это меня не касается? Что ты такое говоришь? А вдруг врачи ошиблись? Вдруг всё изменится?
       - Мне? Успокоиться? Да как я могу успокоиться, в конце концов?! Мы должны бороться?!
       - Что значит навещать? Виктор…
       - Да, да, конечно, ждать не будем. Поужинаем одни.

       - Милая, пойдём ужинать. Нет, папа задерживается на работе. Просил тебя поцеловать.
       - Ксюша, не спорь, пора идти спать. Да что ты, дорогая, мы не ссорились вовсе. С чего ты это взяла? Солнышко, ты слишком сообразительная для своих лет. Нет, это не слёзки, просто мама тоже устала, и её глазки хотят спать. Спокойной ночи, доченька.
*  *  *
       Какой теплый вечер. Ветра нет, птиц почти не слышно, да и народу практически нет на улице. Однако, небо потихоньку затягивается. Наверное, будет дождь. А вообще, может и гроза. Точно-точно, будет гроза. И сегодня ночью в двенадцатую опять придут санитары Василиску успокаивать – опять она буйная станет. Не люблю дождь. Терпеть не могу эту сырость, слякоть и крики из двенадцатой…
       Эх, как же тихо на улице. Даже торжественно как-то. Вот ещё пол часика погуляю и надо возвращаться. Опаздывать нельзя. Хорошо как воздухом подышать. Что вы так на меня уставились? Людей что ль не видели? 
       Так-так-так, а это что? Хлеб. Хлеб надобно птичкам скормить. Кто мог просто так хлеб выбросить? Гули-гули-гули, идите сюда. Да-да-да, вот к этой скамеечке.
*  *  *
        - Мама, а папа что на меня обиделся? А почему тогда он ко мне не подходит? Он меня боится?
       - Что ты, доченька? Папа просто заболел. Он не хочет, чтоб его любимая девочка болела, поэтому и не подходит.
       - А мы поэтому к врачу пришли? И почему папа на меня даже не смотрит?
       - Ксюшенька, папа занят. Он разговаривает с врачом на очень серьёзную тему. Вот, возьми куколку и посиди немножко здесь.

       - Доктор, неужели ничего нельзя сделать? Ведь болезнь ещё не запущена. Внешних признаков ведь не так и много.
       - Пока да, но я вам ещё раз объясняю: к сожалению, современные методы лечения не предполагают полного выздоровления. Болезнь будет прогрессировать. Буйной она вряд ли станет, однако, развитие остановится на уровне шести-семилетнего ребёнка. Это в лучшем случае. В худшем… Ну об этом не будем. У нас здесь великолепные условия. Вы сможете навещать её. Но, послушайте же, дорогуша, у вас же есть выбор: она может жить здесь или… Или с вами. Подумайте ещё раз.
*  *  *
        Гули-гули-гули-гули. Идите сюда. Да, немного тут хлеба, но что есть, то есть. Прилетайте в гости ко мне в палату. Там хлеба побольше, да и посвежее он. Ой, какой ты интересный - серенький. Не такой как все. Ну что ты смотришь? Ешь, а то ведь не достанется. Или ты поговорить прилетел? Ну давай поговорим. Только недолго. Интересно, где ты летал? В каких странах был? Я бы тоже хотела летать. Да-да, чтоб далеко-далеко улететь, посмотреть, как где живут люди.
*  *  *
       - Виктор, ну прошу тебя, пусть она живёт с нами. Никто не узнает. Ну что тебе твоя партия важнее дочери?
       - Это же любимая Ксюшенька, доченька наша. Ну что ж ты отворачиваешься? Давай, ещё раз ударь. Сил моих нет больше.
       - Не отдам я её тебе. Не отдам. А ещё: любимая девочка, любимая доченька. Как ты можешь? Как? Как? Как?

       - Мамочка, а почему папа тебя ударил?
       - И почему ты на коленях? Мама, ты куда? А когда ты придёшь?
       - Хорошо, я буду ждать.
*  *  *
        А вот знаешь, интересно, если б я могла летать, я бы смогла долететь до той страны, куда переехала мама? Думаешь, да. Было бы здорово её снова увидеть. Она, наверно, загорать уехала. Что-то больно бледная она была в последний раз. Слушай-слушай, что-то увлекательное рассказывают. Слышишь, ты что обиделся? Ну, давай, лети.
*  *  *
       - Наталья Степановна, я не думаю, что сейчас самое время вспоминать такУю классику. Сейчас в моде, знаете ли, именно классика. А они вот ведь понапридумали какого-то голема приплести. Думаю, никто не пойдет. Зритель ведь нынче стал разборчивым, и если идут на что, то или на классику, или на модных актёров. Вот кто будет нынче играть? Я о таких даже не слышала.
        - Что вы, Изольда Петровна, сейчас как раз в моде всё необычное. Да там и постановка какая-то такая.
       - Какая, такая-то?
       - Необычная, Изольда Петровна, необычная. Мол, создал человек существо из глины. И оно делает то, что ему велят. А велят ему обычно людей убивать, а жизни и души их хозяину на тарелочке приносить. А хозяин как бы забирает их жизни себе, проживает то бишь. Ну что-то в этом роде.
       - Как это так, проживает?
       - А вот так. Забирает душу себе, она в него вселяется и человек становится тем, кого убили, и чья душа в нём поселилась. И чем больше голем убьёт людей, тем больше жизней проживёт его хозяин.
        - И вы думаете, на такую чушь кто-то пойдет? Вот на Чехова люди ходят до сих пор. На Достоевского, однако, поменьше зрителя пошло.
        - Изольда Петровна, когда ж вы перестанете так театрально говорить? Ведь вы же в современном мире живёте, а витаете где-то веке в 18-19. Ну что вы строите из себя артистку? Вы ведь ею никогда не были, да и вряд ли будете. Нельзя же…
        - Полно те, Наталья. Пусть говорит, как хочет. Да и что ж вы заладили, пойдет-не пойдет? Очень интересная интерпретация известного сюжета. А декорации какие! Вы бы видели. Прямо пражские улочки. Вы бывали когда-нибудь в Праге? Ах, какие там улочки, Наталья Степановна. Была я как-то там по молодости. Ах, эти мощеные улочки! Ну просто сказка. Тогда я ещё молодая была и вот на каблуках по таким мощеным улочкам порхала как бабочка.
        - Да вы и сейчас, Антонина Андреевна, не сильно старая. Сможете попорхать немножко! А вот мне и не суждено уже порхнуть. Как скончался мой ненаглядный, так и свет померк.
        - Изольда Петровна, ваш ненаглядный тоже порхать любил. Бывало, такие бабочки вокруг него ошивались…
        - Наталья, с позволения сказать, Степановна, ваш Алексей Тимофеевич тоже ведь не святой. Или зря вы косо на его секретаршу посматриваете? Не вы ли плакались, что мол, изменяет, наверное.
        - Да что же вы. Девочки, девочки. Успокойтесь. А вам не кажется, что вот та бабка как-то на нас странно смотрит?
        - Да бросьте, Антонина. Какая ж она вам бабка. Лет-то, наверное, столько же как и нам. Это, наверное, ненормальная. Ну, слабоумная. Тут недалеко клиника для душевно больных. Вид у неё как раз подобающий.
        - А разве их выпускают? Они же могут всё что угодно сотворить с нами – с нормальными-то. Та-а-а-к. Смотрит она подозрительно. Где-то я её видела уже? Точно! В театре видела. Она плащ сдавала в гардероб. Но она выглядела как-то по-другому, правильно что ли. Даже не подумаешь… Может она нормальная? Смотрите, смотрите. Точно псих, пошла назад, «домой». Как же их выпускают-то?
*  *  *
       Пора идти, а то спохватятся. Опять неделю дома заставят сидеть. А мне ой как не хочется взаперти сидеть.
       Голем. Странное слово. Как «голый». Да, точно, голый он и есть. А одевается иногда только, да и то не одежду, а души людей убитых. И жизни их. Интересно…
        И много так можно жизней прожить. Не нравится одна – раз и уже другая. А вот если я так стану лётчиком, я, наверно, смогу к маме полететь? Лётчик… Это уважаемая профессия. Его спохватятся быстро. А вот гардеробщицу…Ну, ту, которую я в театре ещё видела.
*  *  *
       - Добрый день, дорогуша. Как-то вы бледны сегодня.
       - Нет, у Ксюшеньки улучшений не наблюдается. Препарат, который достал ваш супруг ощутимых изменений не принёс. Однако, как вы бледны. Вы оправились от того приступа?
       - Ну, будет вам. Здесь ей хорошо. Только вот общения маловато, ведь тут, знаете ли, такой контингент… Ну, не по возрасту. Может вам помочь? Присядьте.
       - Медсестра. Быстрее. Срочно нужны носилки. Милочка, милочка, очнитесь.

      Занавес.
       - Леночка, может сходим куда-нибудь выпить, продолжим вечер? Может в ресторан? Я знаю тут недалеко изумительный ресторанчик, где подают…
       - А, не можешь. И куда же завтра летишь.?
       - Здорово. Ну, хорошо, давай тогда сходим туда, когда ты вернёшься из рейса. Будьте так добры, возьмите номерок. Лен, посмотри, как много голубей на подоконнике. Смотри-ка, какой интересный – серый, почти что белый.
       - Что-что вы говорите? Да, это наша сумочка. Спасибо.
       - Леночка, посмотри, не пропало ли что-нибудь - застёжка открыта. Ключ? А ты уверена, что не забыла его дома?
      - Не переживай, сегодня у соседки возьмешь, а пока ты будешь летать, я сменю замок.
*  *  *
       - Виктор Иванович, мне очень жаль, но спасти её мы не смогли. Мне звонил её лечащий врач и сказал, что вашей супруге нельзя было выходить из дома.
       -Да, конечно, мы об этом позаботимся. Вы когда подъедите? Мне бы хотелось поговорить с вами о Ксюше…
       - А, помощник. Понятно. Да-да, конечно, мы всё сделаем. До свидания.

       - Ирочка, Ксению переводят, как оговаривалось ранее. Подготовьте документы.
       - Нас это уже не касается. Так захотел её отец. Сказал, что для его семьи сейчас не самое лучшее время, поэтому он временно переводит её в бесплатную лечебницу. Она в черте города, остаётся надеяться, что у него будет время хоть туда приезжать.
*  *  *
       Серенький, как ты думаешь, будет сегодня дождь?
       Смотри, какой блестящий ключ.
       Ну-ка, ну-ка, интересно, где эта улица? Наверно, где-нибудь в центре. Там, наверное, очень красиво, ведь стюардессы получают много денег.
       Надо побыстрее закрыть раздевалку, небо темнеет, а мне ещё улицу искать. Главное, чтобы не пошёл дождь. Не люблю дождь…

Голем человек из неживой материи (глины). Согласно одной из гипотез, «голем» происходит от слова гелем, означающего «необработанный, сырой материал» либо просто глина. (Википедия)