Глава 25. Блеск и нищета куртизанок

- Ну? И что делать-то будем? – спросил Игнат и Олега и бабу Наташу. - Пришла беда, откуда не ждали… Никогда больше с собакой не поеду отдыхать. Одни проблемы с этими друзьями человека, - про себя пробубнил он. – А ЭТУ, вообще давно пора убить! И на тушенку пустить…
- Что-что? Ловить их всех нужно и в загон сажать. Потом всех разделим, - это и так было очевидно, но Олег озвучил эту мысль за всех.
- Нет, робятки… Не так! Давайте сразу их разделять: зверей - у одну сторону, людей – у другу.., - баба Наташа поняла все по-своему. - Оне ж не смогут там вместе долго сидеть у ентим загоне-то! Поубивают ишшо друг дружку…
- Баба Наташа! – обнял Игнат за плечи старушку. – Это он про зверей сказал. Людей-то мы домой отправим. Пусть придут в себя и оправятся!
Парни негромко засмеялись. Старушка посмотрела на них осуждающе и головой покачала – запутали бабушку, супостаты!
- Ну что ж! Вперед! Приведем здесь все в порядок! – и Олег ринулся в самое пекло.
- Ну, я до дому пойшла! Чайку пока для вас сделаю! Стыдно мине как-то у таком вот наряде перед людьми-то по дереуне шастать! Ишшо подумают чаво! А я ж не такая! – и баба Наташа поковыляла домой, толкая рядом собой свой древний велосипед. На ходу она одергивала свою укороченную до неприличия юбку и расчесывая пятерней свою попорченную прическу деревенской недотроги.
Увы, но собрать одуревший зоопарк в одно место оказалось труднее, чем представлялось вначале. Ну, во-первых, не каждый же день приходится этим заниматься! Во-вторых, это броуновское движение в деревне постоянно подпитывалось энергией откуда-то извне и никак не желало останавливаться. В-третьих, не иначе, как космические пришельцы поделились своей технологией и открыли секрет своего вечного двигателя местным жителям. А, может быть даже, и филиал здесь свой создали. Но сам двигатель они, по-видимому, очень хорошо спрятали где-то в потаенном месте. …И, в-сто-двадцать-пятых, никто из местных не знал, где у этого вечного двигателя была кнопка «Вкл. – выкл.». Приходилось напрягать последние силы, чтобы умудряться руководить этими военными действиями.
В общем, было трудно!
Бедные звери Михалыча, впервые в жизни почувствовав, что такое – свобода, никак не желали ее терять. Боролись за нее, как могли. Но люди перехитрили их, в конце концов, и всех загнали в пожарный пруд, который был вырыт посредине деревни еще в советское время. Скидок и поблажек никому не делали – даже курям. И было уже совсем и не важно, умели звери и птицы плавать или нет, желали они сидеть в пруду или нет. Кому-то пруд пришелся по горло, кому-то – по колено…
Но самая большая проблема возникла с бесконечным выводком бородавочников. Только сегодня ребята по-настоящему поняли, что же это такое - БЕСКОНЕЧНОСТЬ. Ни школа, ни ВУЗ не могли это толково и наглядно объяснить.
Визжащими полосатыми поросятами уже была заполнена половина пространства пруда, а конца и края этим парнокопытным не было видно. Их ловили-ловили, ловили-ловили…, а они все никак не кончались и продолжали носиться по просторам деревенской улицы, расцвечивая собой унылые деревенские будни.
Что такое геометрическая прогрессия, они тоже поняли на примере все тех же бородавочников.
Вот и еще четыре поросенка бежала впереди Игната, который, растопырив руки, старался загнать их в воду и не дать прошмыгнуть мимо. Свинюшки давно уж и сами хотели отдыха, вонючей грязи и побыстрее нахлебаться хоть какой-нибудь водички, чтобы придти в себе. А из кустов сирени, что остались за его спиной, доносились голоса еще нескольких маленьких полосатых варваров.
- Блин…, - простонал Игнат. – Застрелиться можно… Вернусь к палаткам – придушу заразу, - это относилось уже к другому животному - очень маленькому, шустрому и, наверняка, бессмертному, коль еще бегала «хвост колечком».
Остальные животные зоопарка грустными глазами обреченно смотрели из пруда на этих четырех, что еще были на свободе, но даже не пытались самостоятельно выбраться из воды. «Что воля, что неволя – все равно… Все равно…»
А в это время у самой дороги под веточкой орешника на все это вселенское безобразие смотрела виновница всего этого кошмара пригорюнившаяся Жужа. Собачка сидела тихо и еле слышно скулила – такое интересное событие проходило без ее участия. И хочется и колется… Тростиной по попе опять получить совсем не хочется, но как же зато хочется со всеми побегать по деревне! Это ж так, должно быть, весело! Эх! День прошел даром! Как же жизнь несправедлива! А все так хорошо начиналось…
Полчаса назад как… хитрая Жужа сделала вид, что покинула место боевых действий и побежала к убегающему молоку. Но на самом деле любопытство распирало ее, как воздушный шарик, во все стороны, а неукротимая энергия кипела в ней, как то же молоко на плите, и искала выхода. Поэтому ноги опять сами принесли бедное животное назад в деревню под эти ветки орешника. Ноги и мозги этой бедолаги жили каждый своей жизнью.
Вдруг какое-то непонятное жужжание заставило посмотреть ее в небо. Там, над макушками деревьев, прямо над ее головой в сторону деревни пролетел мотодельтоплан, переливаясь в небе, как огромная бабочка всеми цветами радуги. Им управлял какой-то парень в черном шлеме и пестром цветном костюме. Он прокричал кому-то внизу непонятную фразу, взял в руки  целлофановый пакет с водой и его сбросил вниз.
«Ух ты! А это что за штука? Я тоже так хочу - чтобы как птица!..» - Жужа даже приподнялась на лапах. Ей очень понравилась эта летающая штуковина. Такая красивая, да еще и жужжит громко! Так близко она еще никогда не видела летательных аппаратов.
И уже через секунду о ее присутствие в этом месте напоминала лишь качающаяся ветка орешника. «Любопытство не порок, а такое хобби!» - так пелось в одной популярной песенке. Это было как раз про Жужу. И этот порок не давал покоя маленькому созданию и манил к себе.
А целлофановый пакет с водой тем временем прозрачной бомбой стремительно полетел к земле и разорвался прямо перед носом Игната. Водяные брызги, смешанные с дорожной пылью, накрыли и парня и полосатых поросят. Те заверещали от испуга благим матом и, что было сил, еще быстрее помчались в пруд под защиту своей мамки.
- Ебическая сила! – завопил парень. – Сволочь! Что ж ты делаешь, гад? А если бы по голове попал, сука? – и Игнат погрозил кулаком в небо. – Убью, зараза! Только попадись мне, сволочь! Кастрирую на месте…
А парень на мотодельтоплане что-то прокричал в ответ и, вильнув красивым крылом в лучах закатного солнца, свернул в сторону и скрылся за деревьями.
По одному, друг за другом, все животные местного зоопарка были выловлены из воды и водворены в свои вольеры. Замки тут же были повешены на их двери от греха подальше. Если уж маленькая собачонка, не нарочно выпустив на волю все это стадо, чуть не стала причиной Третьей мировой войны, то что может учудить человек, если будет действовать намеренно? Страшно подумать!!!
И уже через полчаса благодаря двум приезжим молодцам, Игнату и Олегу, все это безобразие закончилось к пущей радости всего местного населения. Салют и петарды в их честь решили не запускать – хватит по горло и тех событий, что уже случились! Но возбужденные звери еще долго метались по вольерам и клеткам, выражая свое неудовольствие. Где же ты – Жужа? Спаси нас опять! Подари свободу хоть еще разок! Хоть на полчасика опять!
И только хитрые мартышки, наши очччень дальние родственники с генеалогического дерева, еще несколько дней терроризировали местных жителей и совершали опустошительные набеги на местные сады и огороды. Хуже махновцев, говорят, действовали. Забирали все подчистую! «Белые пришли – грабят! Красные пришли – грабят!» Мда… Урожая в этом году в этой деревеньке так и не случилось.
А уже после того, как в пруду никого не осталось, Олег к своему удивлению вдруг увидел, как на его поверхности плавают какие-то бумажки. Много бумажек. Цветных… Грязных… С какими-то циферками по всей поверхности. И с водными знаками!
- Боже ж ты мой! – Олег палкой стал вылавливать бумажное содержимое пруда. – Это ж письма чьи-то и деньги! ДЕНЬГИ??? Откуда?
- Знаешь? У меня, по-моему, Deja Vu ( с франц. - Дежа Вю). Мне это напоминает «Двух капитанов», - Игнат взял в руки одно из писем. – Помнится, там почтальон утонул в реке по весне. …Тоже письма плавали в воде…
- Сейчас нам только трупа почтальона и не хватало. Приехали, что называется, отдохнуть!.. - Олег сплюнул в сторону. – Еб-тыть! Пособирали клюковки! Пойдем за багром, что ли! Надеюсь, что у бабы Наташи хоть штакетина какая-нибудь найдется на этот случай.
А старушка к их приходу, слава богу!, уже успела переодеться во все чистенькое и даже ароматный чай заварить. А за столом ее уже даже сидела гостья – такая же старушка. Подглядывать, конечно, нехорошо, но летом деревенские окна часто бывают открытыми настежь. И что в доме творится - может знать вся деревня.
Изба бабы Наташи была, как все избы в этой деревеньки – серой, с облупившейся краской, с покосившимися наличниками, со скрипучими дверями нараспашку. Перед домом крохотный палисадник и золотыми шарами, георгинами, одиноким подсолнухом и красной обливенной рябиной. На штакетинах забора висели вверх ногами литровые и поллитровые банки под парное молоко, сушились разномастные резиновые калоши и половые тряпки.
Большая комната тоже не отличалась какими-либо изысками – одинокая лампочка на кривом алюминиевом проводе под потолком, столетний обеденный стол с шаткими стульями вокруг, фикус в кадке у древнего шкафа с зеркалом. В углу мигает голубым огоньком старенький телевизор, в другом углу старый патефон со стопкой пластинок в бумажных пакетах, на стене у окна часы с кукушкой и икона с лампадкой. На подоконнике стоял питьевой гриб и красная герань, от которой моль дохнет. Вот и все богатство. Вот и все имущество, нажитое за всю жизнь.
Для приличия Игнат все-таки громко постучал в дверь калитки, чтобы привлечь внимание – нельзя же так в дом врываться без приглашения.

- Ой, робятки! Заходьте-заходьте! – засуетилась она сразу вокруг них и обеденного стола. – Чайком щас вас угошшу! Картоплей горяченькой… Намаялись вы с нами сегодня. Ну, что ж поделаешь? Вот такие мы бестолковые! Vous auriez se redressa. Bouton de chemise sur tous les boutons. Ce que les hommes vont penser? ( с франц. - Ты бы села прямо. Рубашку застегни на все пуговицы. Что мужики-то подумают?) – сказала баба Наташа своей гостье на хорошем французском языке, понизив голос почти до шепота.
- Oui, ; qui nous besoin de quelque chose - la princesse ;tes-vous? ( с франц. -  Да кому мы нужны-то – королевны такие?) – тоже по-французски ответила ей гостья. – Rien! Abattus!( с франц. - Ничего! Перебьются!) – и улыбнулась она парням в окно щербатой улыбкой.
- Да нет, баба Наташ! Все нормально! Не стоит суетиться из-за нас. Отдыхайте! Вы тоже сегодня устали! Вы уж извините нас за беспокойство! – Игнату было как-то неудобно, что старушка стала из-за них накрывать стол. К тому же, они, вроде как, принесли плохое известие про возможного утопленника – какая уж тут картошка с чайком? По сути дела, это ж они виноваты, что познакомили свою собачку с этой деревней. И Жужа оказалась самым настоящим Армагеддоном для этих жителей. УЖАС во мраке ночи!
- Я не понял… Они что, еще и по-французски умеют разговаривать? Я в шоке! – Олег ни к кому не обращался. Просто вслух констатировал факт.
Но баба Наташа не обратила никакого внимания на извинения Игната. Наверное, не расслышала, потому как из последних своих сил старалась перекричать старенький телевизор, который орал дурниной из угла под иконами какой-то тусклой советской рекламой, которая пришла даже в эту маленькую лесную деревеньку.
- Заходьте, говорю! Кому казала! – старушка стала ругаться. -  Как девки-целки стоят тут, зенками хлопают! Нужны мне твои извинения, как паровозу парашют!
Неее… Все-таки расслышала.
- Да нет, баба Наташ! Нам некогда чаевничать!– запротестовали парни с порога. – Там это… В пруду… Как его там?.. В-общем, нам бы багор какой или штакетину подлиннее. Там, в пруду, письма плавали чьи-то и деньги. В этой сегодняшней неразберихе все что угодно могло случиться, но нам кажется, что там ваш почтальон утонул. Надо бы дно проверить. Вдруг тело найдем. А, может быть, еще и откачать удастся, если быстро выловим из воды…
- Тьфу на вас, супостаты! Nous devons aussi penser ; cela - le facteur noy;!( с франц. -  Надо же такое придумать – почтальон утонул!) – она перекрестила их, одновременно уменьшая до шепота громкость своего черно-белого питомца по имени «Рекорд». – Здесь она, ваш почтальон. Вот сидит! Зинк! А-а, Зинк? Слышь? – старушка повернулась к своей гостье и толкнула кулаком ее в бок. – Там твое тело в пруду собираются искать. Вот потеха-то будет, если найдут, - и баба Наташа беззлобно рассмеялась. – Oups! Que faire si, en effet, quelqu'un s';tait noy; dans un ;tang? Je vais aller avec eux … ( с франц. - Ой! А вдруг, действительно, кто-то там утонул в пруду? Пойду-ка я вместе с ними…)
- Si quelqu'un s';tait noy;, il n'est tout simplement pas me ( с франц. - Если и утонул кто, то точно это не я), - ответила Зинка.
Парни переглянулись. Уж не ослышались ли они? Опять деревенские бабушки говорят по-французски. Слышать это было так необычно, что сцена казалась каким-то фарсом или комедией. Здесь… среди лесов и болот… две древности общаются между собой на неплохом языке Мольера… Нонсенс! Вроде бы с утра и не пили, а такое мерещится! Тьфу-тьфу-тьфу! Опять леший чудит и мозги пудрит…
- Ну? Чаво смотрите друг на друга, как двое из ларца? – баба Наташа потянула Игната за рукав в избу. – Да заходьте вы, наконец! Гляньте ж на нее! Вот она сидит - ваша «утопленница». Соседка она моя. Вон ейная дверь за загородкой. Она, как Ленин – живее всех живых, растудыт ее в коромысло! - и она ткнула пальцем в сторону Зинки и ее двери.
- L;nine ne pas toucher! Les mains loin du sanctuaire!( с франц. - Ленина не трожь! Руки прочь от святыни!) – и Зинка ударом кулака перестелила скатерть на столе. Предметы столового сервиза тоже поменяли свои места.
Соседке тоже было уже далеко за… В-общем, далеко не шашнадцать!
Баба Зина, или Зинка в просторечии, сидела за древним деревянным столом времен нашествия хана Батыя в мужских штанах и рубашке в крупную клетку. Старушенция курила взатяг то ли «Беломор», то ли «Партагас» и пила чай с кусковым сахаром вприкуску. И эти два занятия новоявленной «утопленнице» явно доставляли неземное наслаждение и удовольствие. При этом она еще и умудрялась петь себе под нос. Было похоже на «Миллион алых роз», но в таком стиле!!! Вариация на тему этой песни была очень оригинальной, потому и смешной! Уррра! Рок-н-ролл жив, FOREVER!
Зинка взяла очередной кусок сахара в левую руку, кривые сахарные щипчики в другую и, мАстерски ими поработав пару секунд, расколола его на несколько частей. Быстрее подобными орудиями пыток работает только палач. Потом взяла в блюдце с горячим чаем и, громко и смачно прихлебывая, отпила глоток. Кусочек сахара захрустел во вставных челюстях бабы Зины, что ребра под ударами боксерской перчатки.
- Не слишком ли у неё для «утопленницы» бодрый вид? – прошептал Олег Игнату.
- А это точно, что Вы – почтальон? – недоверчиво спросил Игнат бабу Зину.
Старушенция дохрустела неторопясь куском сахара, поставила пустое блюдце на стол, потом не спеша развалилась на шаткой табуретке, разгладила штаны на крупных ляжках и изрекла густым басом:
- Да враки все! – съязвила «утопленница». – Какой я почтальон? Я ж – фигуристка на льду! Род-ни-на! Ирина… Ага, - она кивнула для убедительности головой.- А Зайцев в огороде вон тама колупается у картофельной ботве! Пируеты выписыват! Узрел? Ага…, – и она опять звучно отхлебнула ароматного кипятка. – Ну, конечно, Я - почтальон! Не видно, что ли уж соусем? Дурак ты, коли такие вопросы задаешь…, - голос у нее был такой, что любой мужик позавидовал бы ей.
- Но там же, в пруду, письма плавали. И деньги…, - Олег пожал плечами. – Вы все бросили и исчезли, никому ничего не сказав. А деньги ведь могли и пропасть! Вот нам и показалось, что звери из зверинца Михалыча почтальона затоптали в этом пруду. Вот нам и показалось…
- Показалось им…, - передразнила она парня. – Креститься-то не пробовали? Посмотрела б я на тебя, когда все ЭТО на тебя скачет. Хорошо хоть, что вовремя сообразила…, - она громко зевнула и взяла из сахарницы новый кусок сахара. – Иначе была бы щас экспонатом у краэведческом музэе, как тот дреуний мужик… Черепушка евонная там под стеклом пионеров пугает…
- Вот…, - Игнат положил на стол выловленные письма и намокшие деньги. – Мы выловили их из воды. Вроде бы, все вытащили!
- Ой, Зинк! – запричитала баба Наташа. – Смотри ж, какие оне молодцы-то! Ой, спасибо, робятки! Енто ж пенсия наша деревенская! Аж за цельных полгода! Во как! Сообразили! Собрали! Вот правду у народе говорят, что одна голова – хорошо, а две…
- …паталогия, - закончила за нее баба Зина и заржала над своей же шуткой.
- Ну, тогда все хорошо, коли Вы еще и шутить можете, - и Игнат улыбнулся Олегу. – Все живы-здоровы! Ну, и слава богу! И бумаги с деньгами все на месте! Так не хотелось неприятностей. На сегодня уже достаточно.
- Ага! Не хотелось… Но оне щас у вас будут! – пробасила баба Зина. –  Ну, что робятки, признавайтесь, как на духу - с мужчинами связи были? – старушка опять закатилась смехом.
- А у Вас? – нас голыми руками не возьмешь.
Парни быстро переглянулись между собой. Неужели бабки о чем-то догадываются?
- Тэээк-с… Один – ноль, - баба Зина звучно затянулась папироской. Та жалобно пискнула и  стремительно прогорела до самого конца.
Но сердце у Игната все-таки екнуло. Неприятное это состояние, когда находишься на грани провала или прилюдного разоблачения. Почти, как на допросе у Мюллера.
- А бандеролька где? – не унималась баба Зина.
- Какая бандеролька? – ребята переглянулись.
- Коробка така…, - баба Зина развела руки в сторону. – «Жигуль» в ней была. Красная. С бантом. Потеряли, да?
- Мы ее не видели, честное слово! Там не было никаких коробок, – запротестовали ребята.
- От-ты ****ь старая! От, куртизанка крашенная! Ты чего людей-то пугашь? – замахала руками баба Наташа. - Да шутит она! Зинк! Ополоумела что ли? Пошто на людей страху нагоняшь-то?
- Уж и пошутить нельзя, - и «утопленница»-Зинка опять заржала на всю избу. – Один-один. НИЧЬЯ!
У парней отлегло от сердца.
- Шутница Вы, однако, - Игнат улыбнулся бабе Зине, но взгляд его говорил: «Убил бы, заразу, будь моя воля!»
- Ой! А как ты меня только што назвала? – до бабы Зины только что дошло, что смысла последних слов своей подруги она не совсем поняла.
- Куртизанкой… ****ью ишшо. А што в ентом особенного? А не так што ли? Все об ентом давно знают! – баба Наташа сделала удивленные глаза. – Михалыч так тебя назвал. Сама слыхивала, когда ты мимо евонной калитки на карачках домой ползла. А чо? Оченно даже красивое и правильное слово. Михалыч зря обижать не будет! Он сказывал, что так у нашем народном правительстве усех женщин-депутатов называют. Куртизанки, секретутки, путанки… Ишшо какое-то слово было. Бля! Из башки вылетело…
- Ну, если так, тады нормально, -  и баба Зина довольно улыбнулась. – Михалычу усе можно! Он такие слова красивые знает… Так красиво ухаживает! Как у заграничнах фильмах про любоффф! Усе бы мужики такими были! Настояшший он кавалер! Во как!
- Ну? Робятки! Чо вы стоите у дверях, как неродные? Проходьте у избу, гости дорогие, - опять засуетилась старушка. - Давайте чай пить…
- …с водкой, - и Зинка опять закатилась от удовольствия громким мужским басом. – Ой, подруга! Подожди! Щас до дому сгоняю - самогоночки принесу! У меня тама бутылек у загашничке припасен на такой случАй! У подпол спрятала от греха подальше!
- Зинк! Ты чо? Сдурела, что ли? Самогоночки она принесет! – баба Наташа замахала на нее руками. – Сиди уж на месте! Сгоняет она! …У подпол! Ха! Навернешься ишшо туда своей массой – опять катастрофа на усю дереуню получицца! К тому же, ты гнать жеж ее не умешь! Твоей самогонкой только крыс в амбаре травить или тараканов у соухозной столовке! А ишшо лучшее - врагов народа! Или твоих коммуняк – все равно, толку от них никакого ишшо не было аж с 1917 году. Результат твоей самогонки для усех один – кладбище и деревянный крест!
- Это я не умею-то гнать? Вот жеж гадина какая! Язык у тя без костей! Да у меня самогоночка, чистая, что слеза ангельская! – Зинка отставила чай в сторону. – Я ж ее марганцовкой очищаю! А апосля ишшо и молочком с под своей коровки!
- Все равно не умеешь! Говно она у тебя свиное! Ты ж безрукая! Провоняла своей «ангельской» усю деревню, - баба Наташа скривилась, как будто бы и сейчас этот запах сивухи висел в ее избе. – Робятки!  Вот не поверите, но как на духу скажу - Я восемь раз в обморок падала от ейного запаху, а поп с кадилом потом по деревне нашей бегал и изгонял нечисть. Ишшо у церкви службу потом служил за мое здравие и за упокой усех нечистивцев. Честно-честно, робятки! – и баба Наташа кивнула им головой.
       - Не ври! – голосила баба Зина иерихонской трубой на всю избу. С потолка посыпалась столетняя труха, где-то в шкафу зазвенела спрятанная от посторонних глаз посуда, а пауки-крестовики побросали свои паутины и подались через открытые окна на волю. - Этот поп потом и у меня с кадилом был. Моей «ангельской причащался». Кадилом сильно махал… Оченно все ему тогда у мине пондравилось! Вот не вру, ей богу! – и она перекрестилась на икону в углу. – Зачем меня перед посторонними людьми страмишь, ****ушка косорылая? Pourquoi la calomnie? ( с франц. - Зачем наговариваешь?)
- Вот ведь - коммуняка проклятая! Чего разоралась-то у мине у доме, как на своем  митинге? В доме посторонние гости! Помолчала бы уж, бесстыдница! Про попа-то зачем болтаешь? Он-то здесь соусем ни при чем! Постыдилась бы! Причащался… Замолчи, говорю! – и баба Наташа топнула ногой. – Сама через день причащашься, а потом грехи отмаливашь во всех церквах подряд. Одна-то церковь уже и не справляется!
- Тьфу ты! Слышать тебя не могу! И видеть - тоже сил уже нет! - баба Зина замолчала, отвернулась ото всех в сторону и молча продолжала прихлебывать наваристый кипяток.

Но чай не водка – много не выпьешь! Это ж народная мудрость. Баба Зина больше минуты не смогла молчать и…
- Diable!( с франц. -  Дьявол!) А можно я тогда хотя бы телевизор погромче включу? – не хотела униматься бывшая утопленница.
- Можно! N'oubliez pas fonction en vain! ( с франц. - Не поминай черта всуе!) Только тихо, а не как всегда – из соседней деревни люди прибегали – думали, что опять коллективизация началась, - объясняла она ребятам про Зинку.
Игнат с Олегом сидели молча, слушали во все уши деревенский фольклор и давились со смеху в кулак – КВН просто отдыхает!
А в это время по телеку Юрий Сенкевич на всю деревню простыми и доходчивыми словами рассказывал телезрителям про семь чудес смеха. Старушки, услышав про чудеса, моментально забыли про гостей, повернулись к телевизору и стали угорать со смеху. И только они знали причину своему веселью.
Только сейчас парни поняли, что старушки до их прихода пили не только крепкий чай. Возможно, они запивали его чем-то другим значительно более крепким. Языки у бабулек основательно развязались, а сознание постепенно оставляло их светлые головы.
- А хошь я тебе покажу тебе 8-е чудо света? – баба Зина неожиданно схватила Игната за рукав и заглянула ему в глаза.
- О! Вот ентого делать не надо! – встрепенулась в свою очередь баба Наташа. - Вот только 8-го чуда света нам щас у моей хате и не хватает. Деревенские мужики от 7-го никак не придут в себя. Напилася, дура, вусмерть намедни… Заголилась уся! Шпиляки нацепила, напомадилась… Дусту что ли нанюхалась у сараюшке, Зинк?.. Али поцеловал кто у губы перед смертью?
- А мине понравилось…, - Зинка закатила к потолку глаза и неприлично развалилась на стуле. – Ну, выпила малость… Ну, контроль немного потеряла… Но только самую малость! С кем не быват? Зато, какой результат получился замечательный! Усе ж мужики в восторге остались. И в кино ходить не нужно. Усе довольны – усе смеются!
       - Ишшо бы не понравилось! Семь мужиков апосля в обезьяннике у милиции до нее домогались, - баба Наташа покрутила пальцем у виска. – Ой, робятки, вы бы видели их рожииии! Что у того орангутана по телеку, честное слово! – баба Наташа ткнула пальцем в экран «Рекорда». – Позор джунглям! Ой, Зинк! Страмишь ты нашу дереуню. Ой, страмишь! До чаво ж ты охоча до мужиков-то стала на старости лет! Vous ;tes si;cle demain coups, et vous ;tes comme un jeune fou ; shpilyakah ; la danse vous roulez. ( с франц. - Тебе ж завтра сто лет стукнет, а ты как молодая дурочка на шпиляках по танцулькам скачешь).
       - Неее… Там, у обезьяннике интересно было, ей богу! Ничччего ты не понимашь! – Зинка закивала головой. –  Весело… Зато я тама Маньку из Артемьевки повидала. Сто лет жеж не видала! Тоже тама отдыхала от трудовой недели… Она знаешь, какую интересную жизнь прожИла? Манька ж, она у тюрьме сидела! В настояшшей! Во как! А это ж такая школа! Universit;! ( с франц. - Университет!!!) Она сама мине так сказала. Ce que je suis une telle ;cole n'est pas finie? ( с франц. - Чего я такую школу не закончила?) Ща бы была среди вас самой ученой! Ну, времени не было, - баба Зина развела руками в большом сожалении. -  Не было… Работала усю жизнь свою проклятушшую и незатейную. Как рабыня какая…
       - Ага! Изаура ты наша! Ученой захотела быть? Ага… Ща бы сидела с Манькой на пару на ее завалинке и поливала бы с нее всю деревню матюками. Только ишшо хужее. Eh bien, je sais! ( с франц. - Я ж тя знаю!) Вот была бы радость всем врагам назло! И коммунякам твоим в радость! Вот повеселились бы! Их активистка ишшо и с завалинки агитки у народ несет! Прокламации-декламации… А то оне усе митинги учиняют да учиняют, а толку с гулькин… этот… пшик! – баба Наташа покрутила пальцем у виска и жестами показала ребятам, мол, смотрите с какой придурошной мне приходится жить в одном доме.
       - Я што, совсем дура, што ли? Мне и нашего двора достатошно! – Зинка по-новой стала наливать себе в кружку кипятку, благо предыдущая кружка закончилась. – Je n'ai pas besoin de beaucoup! ( с франц. - Мине много не надо!)
- Уж и не знаю, как сказать, чтобы не обидеть тебя про дуру-то? Ты мне скажи тада, недура ты наша, зачем ты вчерась холодильник-то из дома в сарай перетащила? И не лень же было? Ночью… Одной…, - хозяйка дома присела на табуретку и уставилась на подругу. – А чего не кровать со шкапом?
Ответ не заставил себя долго ждать. Он был оригинален.
- А затем, что захочет Михалыч опохмелиться-то с утра, а холодильника-то у доме и нема! Вот смеху-то будет! – в эту же кружку баба Зина налила крутой заварки, которая была уже покрепче чефира.
- Вот и надо было ЕГО холодильник в сарай прятать, а наш-то зачем было трогать?
- Как наш? – баба Зина, аж, подпрыгнула на кривоногой табуретке. - Это я наш ночью туда оттащила?
Какой там чай может быть, когда холодильник с водкой оказался вне дома!?
- Мда… А я думала, что мне это только привиделось в ночи. А ты и впрямь ХОРОША была…
- А назад его приволочь я уже не сумею – сил нема, - баба Зина сокрушенно покачала непокрытой головой и опустилась на табуретку.
- Ну, понятное дело! Все силы тратит либо на мужиков, либо на водку, - баба Наташа поднялась со стула и подошла к керогазу. – Робята! Картоплю-то с огурцами будете?
Парни переглянулись:
- Будем! С удовольствием! А где у вас тут можно помыть  руки? …И все такое?
- Руки и все такое? – Зинка опять заржала сивым мерином. - Ну, «все такое» можно за углом справить. Увидите там сарайчик-то… Ну, и руки заодно, там же, коль уж так хотите…  Правда, яма у нас глубокая… Намучаетесь.
- Зинк! – баба Наташа стала расставлять щербатые тарелки на стол. - Ты картошку-то солила?
- Солила! А как же? – баба Зина даже обиделась.
- А по запаху – не соленая!
- А на вкус не догадалась попробовать?
- Поговори мне ишшо! – баба Наташа нарезала хлеб толстыми кусками.
Ребята быстро сходили во двор, помыли руки. …И все такое.
- Ты обратил внимание, что хоть они все время цапаются и ругаются между собой, но все это делают не зло? Даже удовольствие, по-моему от этого получают. Это у них такая манера общения, мне так кажется. Так… Как бы между прочим, перебрехиваются друг с дружкой. Замечательные экземпляры! – Игнат говорил это Олегу, вытирая стареньким вафельным полотенцем вымытые под рукомойником руки. - Интересно, а сколько лет они вот так дружат? Мне кажется, что раздели их, не дай возможности общаться – и они умрут от тоски. Не смогут жить друг без дружки.
- А ты знаешь, мне тоже такое же в голову пришло, - согласился с Игнатом Олег. – Очень занятные старушки. Только в таких вот заброшенных деревеньках они и остались. Мне здесь даже начинает нравиться. Здесь все честно и по-настоящему. Я даже привыкаю ко всему этому бедламу и бестолковости. Но я, наверное, все равно не смог бы здесь жить – к городу привык. К его течению времени.
Старушки тем временем сменили тему и продолжали свой разговор ни о чем.

- Ага… Семь на ум пошло., - Зинка грызла карандаш, закатив глаза к потолку, и пыталась что-то изобразить без исправлений на разноцветной бумажке. Губы ее были уже синими от химической начинки карандаша.
- Ты пенсию там считашь, что ли? – баба Наташа суетилась у обеденного стола, расставляла на нем отварную рассыпчатую картошечку, соленые хрустящие пупырчатые огурчики на водке, красные аппетитные прозрачные помидоры и обалденные соленые грибочки из кадки под смородинным и вишневым листом с зонтиками укропа.
- Ха! Пенсию! Как бы не так! Лотерейку вот купила на почте, - Зинка похвалилась и достала билет из кармана своих штанов. – Заполняю вот таперича. Спорт-ло-то!!! А чего дальше-то с ней делать с лотерейкой-то с этой? Фу ты, Натах, кикимора зеленая! Сбила старушку… Ты не помнишь, окаянная, сколько я там на ум положила - 7 или 8?
- Нисколько! У тя ж никада ума не было. Если туды што и положишь, то назад ни в жисть не получишь – ПРОРВА! Ага… У тя в голове этот, как его там … Треугольник который… Бермудский! Прости, господи! – баба Наташа перекрестилась и посмотрела в угол на икону.
- Сама ты - треугольник! Вот выиграю по лотерейке миллион – напьюся!!! До поросячьего визга, ей богу! До чертей зеленых в глазах! Обзавидуесся! – Зинка погладила себя по животу. – Одна все выжру!
- Ну, это ни впервой тебе! Ты ж через день из канавы голос подаешь… С поросенком Михалыча и Настеной втроем песняки голосите. Там же вас в канаве-то черти, наверное, и поджаривают – такой шухер по деревне наводите! – было видно, что бабе Наташе такой разговор нравится. Зинке – тоже. Старушки просто развлекались.
- Чо-т-ты мелешь, балаболка столетняя? Чего понапраслину-то городить? Перед людьми-то хошь бы помолчала! Постеснялась бы огород городить! – Зинка строила из себя невинность.
- Столетняя не столетняя, а мужики по сю пору шею сворачивают, когда мимо их прохожу… В отличие от некоторых, которые как бы помоложе себя считают…, - шпилька бабы Наташи нашла свою цель.
- Это они от ужаса-то их и сворачивают, чтобы только тебя не увидеть… Даже случайно! Ага… Я видала таких парочку намедни у городе – так и шли со свернутыми шеями – об столбы башками-то тукались, тук-тук-тук, как кегли каки деревянныя! Куда милиция смотрит? Тут людей калечат целыми деревнями, а их – днем с огнем не сыщешь, дармоедов!
       - Ой, злая ты Зинка! – баба Наташа сплюнула в сторону соседки. - И в кого ж ты такая народилась-то? Отец твой симпатичный был. На артиста очень похож, который у фильме про Notre-Dame ( с франц. - Парижскую Богоматерь) играл этого… Как его… Ну, со шрамом через все лицо… Еще на спине горб у него был. Мать твоя – тоже… доярка орденоносная, целоваться у колхозном президиуме страсть, как любила во время поздравлений… Как Брежнев с Хоннекером! А ты в кого пошла? В Анжелу Дэвис али у Мэрилин, которая Монрова была?
- Ты, мать, говори да не заговаривайся! В эту Дэвис, вишь ли… Сама ты – Брижжит Бардо! Корова ты, старая – вот ты кто после этого! – Зинка опять принялась дуть на холодный недопитый чай.
; Ой, обиделась… Скажите, пожалуйста! – баба Наташа даже закачала головой. – А гадости говорить мне можешь? - старушка повернулась к подруге. - Послушай, умная ты наша. Вот объясни мне, пожалуйста, почему так получается. Пойшла я намедни у городе до магАзину. А тама сыр продается весь зеленый уже и у плесени. Такой дорогой, аж жуть! Это что, чем старее тем дороже, что ли? Я плюнула на витрину и ушла. Пусть сами такую старость едят.
; Не знаю. Щас бы у нас так  было — чем старее, тем дороже. Я бы на дороге-то тада столько заработала! - баба Зина размечталась.
; Тьфу на тебя! Кто о чем, а вшивый о бане! - баба Наташа в сердцах плюнула на пол и отвернулась от старой местной куртизанки.
- Батюшки! – Зинка быстро поставила блюдце на стол. – Ешки-матрешки! Я тут с вами сижу, а корова-то у меня дома стоит недоенная! Побегла я до дому-то! А то тут, я гляжу, усе давно у порядке, и молоко надоят и хвост накрутят, кому надо, а дома бедная скотина, небось, орет уже на весь двор. Ой! Я и забыла, что у тя, Натах, гостей полон двор, как овец паршивых в диком стаде… Три дня назад от тебя семья какая-то съехала – кто такие – сама знать не знаешь, ведать не ведаешь… Говорили усем, что на день приехали. А получилось, что все лето чужие деревенские грядки вытаптывали по ночам. Щас к тебе новые понаехали, как монголо-татары… Ну, оккупанты – они и есть оккупанты! Вот радости-то тебе опять в нашу деревню привалило, как снега зимой… А вы ж чьи усе-таки будете, ребятки? Чьи они родственники-то будут, Натах?
- Да иди уж домой-то, трещотка древняя! – баба Наташа замахнулась на нее мокрой тряпкой со стола. – Иди, проветрись!
- Ну, тады, прощевайте! Если клопы у ейной постели не будут давать спать, то милости просим ко мне на сеновал. Тама у мене завсегда почище бут, чем У НЕКОТОРЫХ в хоромах… , - дверь хлопнула и след Зинки пропал.
- А мы и не собираемся здесь ночевать, - Игнат недоуменно посмотрел на Олега.
Разговор старушек как-то быстро завершился. Ни здасьте, ни прощайте!
- Не обращайте внимания. Щас опять припрется, помяните мое слово. Самогонки своей «ангельской» хлебнуть побЕгла, - баба Наташа махнула на Зинку безнадежно рукой. – Slut ...  ( с франц. - Шалава…) Что с нее взять. Горбатого могила…
Договорить она не успела.
Дверь резко распахнулась ударом ноги и в дом, как ни в чем не бывало, опять ввалилась Зинка с целым ворохом чего-то женского в правой руке. Баба Наташа от такой неожиданности оступилась и опрокинула ведро с картошкой, которая рассыпалась грязными клубнями по всей комнате.
- Хозяйка! – проорала баба Зина с порога, улыбаясь щербатым ртом. - Немцы у деревне есть? Млеко, яйки есть?
 В левой руке она держала бутылку с мутной самогонкой.
- Тьфу ты, дура! Напугала, vieille courtisane! ( с франц. - куртизанка старая!) – баба Наташа замахнулась на нее мокрой тряпкой. – Мне что, делать больше нечего, как за картоплей по всему дому на карачках ползать? А бутылек ты зачем опять приволокла? Смерти моей хошь?
- Ага, дождесся от тебя такого подарка! – Зинка поставила бутылку на стол и довольная достала какую-то маленькую блескучую штучку из бесконечных карманов. – Натах! Как ты думаешь, мне ИДЕТ эта помада? – она как-то резко сменила тему разговора и показала ЭТО бабе Наташе.
- Это, вообще-то, карандаш для глаз. И где ты его нашла?
- Вот и я думаю, что идет. А сколько она стоит? – Зинка пыталась пьяной рукой нарисовать себе губы синим карандашом, раскачиваясь у мутного зеркала старого шкафа.
Баба Наташа прошептала ей на ухо.
- ЕБТ! Лучше бы я украла это! – ее рука дрогнула и прочертила по щеке жирую синюю линию.
- Ты думаешь, чо говоришь-то, Зинк? Остаток жизни за колючкой решила провести? – баба Наташа положила подруге на тарелку горячую картофелину. – На! Заешь, чухонка!
- Там хоть сыта была бы…, - как-то грустно ответила ей подруга.
- Ага… А здесь ты прямо-таки голодаешь. Кожа да кости! А там, могет быть, и была бы сыта, если бы подол повыше задирала и ноги пошире раздвигала, - что-то их разговор пошел опять не в ту степь.
- Там же одни бабы! – баба Зина не хотела сдаваться.
- Не дай бог, тебе с ними рядом оказаться! Бабы т-тя там так отделают – мужики так не сумеют. К тому же, этих баб, мужики-то как раз и охраняют.
- Эх! Мужичка бы сюда! Помоложе… Да, покрасивше…, - и баба Зина глубоко вздохнула и сделала недвусмысленный намек в сторону гостей мужского пола, но те упорно делали вид, что не понимают, о чем идет речь.

       - Не с нашими le groin, les proportions ( с франц. - мордами и пропорциями), Зинк! Но есть еще один способ стать опять b;b; ( с франц. - красотками), - баба Наташа весело подмигнула ребятам.
- Операция? Как у Люськи Гурченко? Неее... Я не потяну… - отмахнулась от нее соседка. – Да и подтягивать мине пока нечего. Усе мое при мне – нигде ничего не висит и не оттопыривается. У мине усе у самый раз! А тебе Натах, ой как давно уж пора идти на подтяжку. Но дорого, небось…, - и она покачала головой, как бы сокрушаясь. – Как жеж ты таперича жить-то бушь?
        - Не-а. Енто будет дешево и сердито – стоит только Михалыча попросить. Он с утреца такой maquillage ( с франц. - марафет) с похмелья может навести – месяц зеркалом пользоваться не придется! – и дуэт старушек весело заржал на все вечернюю деревню.
Из соседнего двора мерин Михалыча бодро отозвался и забил копытом, грозя завалить забор.
- О! А что я говорила? Сама видишь – не вру.
А старенький телевизор вдруг неожиданно заморгал и выдвинул ультиматум. Экран его как-то помутнел, задергался, как в тропической лихорадке, и стало непонятно, кто же в телестудии ведет передачу.
- Это кто там? Якубович? – баба Зина щурилась и пыталась в собственной голове навести резкость.
- Нет. Это Хрушев, по-моему, - баба Наташа сидела в очках и кое-как все-таки различала героев телепередачи. – Ой, нет! Это не Хрущев. Это этот, как его… Ну, который из Америки. Ну, как его там, Зинк?
- Аль Капоне? – предложила баба Зина свой вариант ответа.
- Какой Капоне? Огурец тебе соленый! Я говорю, не тот, который затвором своей пистоли передергивал, как полоумный, а тот, который затвором фотоаппарата сначала щелкал, - баба Наташа в нетерпении стукнула вилкой об тарелку.
- Ну, тогда – папарацци! – подсказывала баба Зина.
- По льду в тазу тебе кататься! Папарацци… Я говорю, не тот, который из-за угла с фотиком выпрыгивал и людей до полусмерти пугал, а тот, который потом с микрофоном телепередачи потом вел в Америке. Ну, Зинк! Ну, как его там? – баба Наташа даже к ребятам повернулась, ища ответа.
- Ну, не помню я! – сдалась Зинка.
- О! Вспомнила! Это ж Познер! – баба Наташа даже пальцами щелкнула.
- Познер? Ты ослепла, что ли? Какой Познер? Это ж опять Сенкевич! Ну, да!!! А что? Похож, по-моему! Вот и я думаю, а чегой-то Якубович вдруг усы сбрил? Надо другие окуляры покупать. Ни хрена в этих не вижу, - Зинка шарила по карманам штанов в поисках других несуществующих очков. - Слушай, а где здесь Ангелина Вовк?
- А причем здесь она? – баба Наташа переглянулась с ребятами.
- А хрен ее знает. Симпатичная. Вот и подумала, а вдруг она здесь будет.
- Тьфу ты! – баба Наташа всплеснула руками, что, мол, с этой дурой поделаешь.
- А кто же с Хрюшей будет разговаривать? Она же не Сенкевич, а Сенкевич не Ангелина Вовк. К тому же, он лысый, - бабу Зину понесло.
- Оооо! Знаешь, я в последнее время часто стала замечать, что тебя совсем перестаю понимать, - баба Наташа укоризненно качала седой головой. - Ты говоришь, будто бредишь. Как в трансе каком-то. Ты уж определись, какую передачу ты хочешь смотреть. А то они у тебя все перепутались в башке-то. Скоро у тебя Хрюша со Степашкой будут страной руководить, а Жириновский -  вести «Спокойной ночи, малыши!»
- Слушай! А нехай из них, кто хочет, тот с Хрюшей и руководит страной – хошь Познер, хошь Сенкевич, хошь – Ангелина Вовк. А мне ж уже ж так выпить опять хочется, аж кости ломит в мозжечке.
- Боже! Она такие слова знает! Откель, зазноба ты моя? У т-тя мозжечка отродясь не было, Ошибка Природы!
- Оттель, Ракель! Кина надо смотреть всякие, а не с мужиками всякую байду обсуждать - карбюраторы, транформаторы, сепараторы… Кстати, Михалыч, зараза, так сепаратор и не наладил. Вот как коров доить завтра?
В этот момент в открытое окно избы какой-то молодой парень с признаками Дауна на лице заорал так громко, как будто бы находился не на тихой деревенской улице, а, как минимум, на космодроме Байконур или Плесецк во время старта грузовой ракеты.
- Баба Наташа!!! Здрасьте!!! Ой, боже ж! У Вас гости… Баба Наташа! Я хотел узнать… То есть наши мужики интересуются насчет… выпить., - он громко шмыгнул носом и грязным рукавом прошелся по не менее грязному своему лицу.
Баба Наташа в испуге присела на корточки и натянула на колени в испуге свою юбку.
- Колька, заррраза! Ты смерти нашей хочешь? Чего орешь, как оглашенный, idiot ( с франц. - дурак)? – старушка схватила картофелину из чугунка и запулила ею в открытое окно по глупой башке парня. Картофелина «в мундире» разлетелась вдребезги. – Пошел вон отсюдова, зараза! Ко мне раз в год приходят интересные люди, а он опять про водку! Да! Потерпят!.. Мужики твои… Так и передай им!
- Ну что ж! Придется пострадать. Так им и передам, - парень, потирая ушибленный лоб, поклонился старушке в пояс, повернулся и пошел прочь.
- Да уж… Пусть пострадают немного. Могу я хоть раз в жизни повидаться с родственниками, которых не видела почти полторы недели? – прокричала она ему во след, чтобы слышала вся деревня, и подмигнула своим гостям. – Ничего-ничего! Потерпят! Надоели уже эти алкаши. Это, Зинк, и к тебе таперича относится. Будешь фулиганить по ночам – домой пущать не буду ни к себе, ни к тебе самой.
 - Ха! Напугала прямо! – баба Зина тоже в свою очередь всплеснула руками. – Закроешь дверь – так я в форточку пролезу. А не пролезу в нее - пойду к бабе Яге и нажалуюсь на тебя! Наведет она на тебя свою порчу – вот тогда и попрыгаешь, попомни меня!
- Сама ты Яга! Она была, есть и будет только Графиней! Запомни, дура старая! Графиней с Большой буквы! А Графиня такой дурью, как насылать на кого-то порчу, не занимается. Ты это и сама прекрасно знаешь! И нечего меня пугать порчей! Графиня - она баба славная. И правильная! - баба Наташа пыталась перед парнями оправдать неизвестную им женщину.
- А кто она такая, эта баба Яга? То есть – Графиня…, – Игнат заинтересовался новым персонажем. – Она что, и вправду графиня? Настоящая?