Ревнитель

Есть в городе Моршанске великолепный Троицкий собор, построенный трудами нескольких поколений моршанцев. В годы советской власти его наверняка ожидала бы та же участь, что и многие другие храмы России - разрушение. И во многом благодаря неравнодушным людям удалось отстоять храм. Одним из тех, кто активно участвовал в защите собора от руничтожения был Николай Михайлович Ивлиев.
Родился он в бедной крестьянской семье в 1885 году. С детства, имея большую тягу к знаниям, Николай стремился получить хорошее образование. Окончив двухклассную Иоанно-Богословскую церковно-приходскую школу в Козловском уезде и сдав экзамен, Николай Ивлиев получил звание учителя церковно-приходских школ и, начиная с 1902 года по 1914 год, учительствовал в различных сельских школах. В период беспорядков 1905-1906 гг. очень активно принимал участие в агитации крестьян к бунту, в чем впоследствии раскаивался, а, вспоминая весь период своего дореволюционного учительства, признавался, что: «Пожинал недобрые плоды на ниве народного про-свещения».
Резкие перемены произошли в жизни Николая Михайловича с началом Первой мировой войны. По мобилизации Ивлиева забрали на фронт. Год он прослужил в звании рядового. Начальство, заметив его способности и храбрость, направило Николая в Московскую школу прапорщиков, откуда он был выпущен в 1915 году в чине прапорщика. Демобилизовался Николай Михайлович в августе 1917 года вследствие двух ранений и контузии. Тогда он был уже в чине штабс-капитана. Воевал Ивлиев храбро, о чем свидетельствует и его награды: орден св. Анны III степени, св. Станислава II и III степени с мечами.
К педагогической деятельности после демобилизации Николай Ми-хайлович больше уже не вернулся. В 1920-1930 гг. работал счетово-дом, кассиром, лесником в различных лесничествах Моршанского уезда (а затем и района). Жил тихо, ни в какой общественно-политической работе участия не принимал. Тем не менее, в 1928 году был лишен избирательных прав, как бывший офицер. Однако вскоре его восстановили. В 1939 году Ивлиев вышел на пенсию. По воспоминаниям моршанцев Николай Михайлович был очень музыкальным, играл на скрипке, в Рождественские дни ходил со скрипкой славить Христа в белой холщовой рубашке. Он был большим умельцем по дереву: вырезал иконки, распятия в виде нательных крестиков, оформлял поминания деревянными крышками.
Когда началась Великая Отечественная война, на фронт забрали его сына Петра, который погиб где-то под Киевом. Смерть сына очень сильно повлияла на отца. Исчезла последняя связь, соединяющая его с мирской жизнью. Теперь единственное стремление его было — служе-ние Богу. В Моршанске открывают Никольскую церковь, и Ивлиев становится членом ревизионной комиссии. Надеясь, что откроют и главный храм города — величественный Троицкий собор, - верующие подали в 1946 году в соответствующие органы власти ходатайство об открытии собора и формально получили согласие. В храме прибрали, на собственные средства произвели кое-какие ремонтные работы, но неожиданно Моршанский горисполком на заседании 11 мая 1946 года принимает решение о том, чтобы предоставить: «Моршанской суконной фабрике для складирования шерсти здание Собора». Решение это было неожиданностью не только для верующих, но и для Уполномоченного Совета по делам Церкви Павлова. 15 октября 1947 года в своем информационном докладе Совету он писал: «Уже никто не сомневался, что церковь будет открыта, когда было уже известно, что мною дело было подготовлено и оформлено для представления в Совет, осталось только подписать заключение, а вместо этого дается распоряжение занять церковь под склад». В лице уполномоченного Павлова верующие в этом деле могли найти себе защитника, однако он был снят с этой должности в 1947 году, а новый уполномоченный Г. Моисейцев был против возвращения храма. Обращение настоятеля Никольской церкви протоиерея Дмитрия Нестерова к Патриарху также не принесло успеха. И вот тут в изнурительную десятилетнюю борьбу с безбожным государством за Собор вступает Николай Михайлович Ивлиев. Чувствуя поддержку со стороны большей части верующих города Моршанска, он обращается с ходатайствами в различные инстанции: в Совет по делам Церкви, в облисполком, к Уполномо-ченному. В письме от 6 апреля 1947 года начальнику главного управления охраны памятников он рисует следующую картину состояния Собора: «Наполовину и даже больше лишен крыши, и используется местной суконной фабрикой, как склад для сырья, но хозяйственного ухода за ним не имеется». О разорении храма пишет также в своей справке по ходатайству верующих и уполномоченный: «Растаскивается крыша, часть стропил и решетки...». Управление по охране памятников ограничивается пересылкой заявления Ивлиева в Моршанский горисполком для разбирательства. А 30 августа 1947 г. Николай Михайлович пишет еще одну жалобу (по его счету 11-ю), адресуя ее председателю горисполкома и Церковного Совета. Он, в частности, писал: «Нам до сей поры не удается получить допуск на верх нашего Собора, чтобы покрыть его. Управление нашей суконной фабрики, как видно из числа безбожников, хотят превратить наш Собор в развалины, хранением в нем погани утильной...». Весной 1948 года Ивлиев посылает Уполномоченному еще четыре просьбы-жалобы, но ситуация кардинально не меняется. Теперь решение о не передаче Собора верующим принимается и на более высоком уровне, чем горисполком. Церковное руководство, не желая вступать в конфликт с властями, не поддерживает ревнующих об открытии храма. Мало того, церковный совет решает официально отмежеваться от деятельности своего сотрудника. 28 июля 1948 года состоялось заседание церковного совета по единственному поводу: «Непосредственных, помимо церковного совета, письменных сношений члена ревкомиссии Ивлиева Н.М. с правительственными органами Соввласти по поводу Троицкого собора». Не трудно догадаться, кто именно оказал давление на церковный совет в отношении к Ивлиеву. В протоколе заседания отмечалось: «В некоторых своих письменных посланиях Н.М. Ивлиев до того воспламеняется ревностию о Моршанском Троицком Соборе, что из скромного просителя, превращается в грозного, подчас и гневного обличителя». Действительно, часто Ивлиев обличает власть. Власть, которая вероломно нарушила свое обещание, в данной ситуации безосновательны были надежды церковного совета, что униженные просьбы могли чем-либо помочь. Николай Михайлович говорил правду невзирая на лица, как и учил Христос. А церковные активисты осторожничали, полагая, что: «Могут последовать и более неблагоприятные последствия как для самого Ивлиева, так и для той церковной организации, членом которой он состоит». Поэтому принимается решение «категорически воспрещающее отдельным членам входить в непосредственные сношения с органами без предварительного на то согласия». В этот же день Николай Михайлович посылает еще одно письмо уполномоченному. Он пишет: «Может ли русский, исконно русский человек не зависимо от его политических и религиозных убеждений мириться с тем, чтобы в нашей Тамбовской области — наш Троицкий собор оставить в забросе?». На этот раз церковные власти решают отстранить Ивлиева от должности. 14 августа Епархиальное управление присылает отношение уполномо-ченному: «Согласно предложению управляющего Тамбовской епархией епископа Иоасафа, канцелярия епископа Тамбовского просит Вас отвести гражданина Ивлиева от регистрации, т. к. он за время своей работы вмешивался в дела неприсвоенные его служебному положению». Теперь Николай Михайлович стал действовать как частное лицо. Правда, в этом деле наступил некоторый перерыв до 1954 г., когда верующие снова стали ходатайствовать об открытии Собора. Тогдашний настоятель Никольского храма протоиерей Андрей Ковалев в докладной записке архиерею выражал свое мнение: «Некоторыми лицами ведется проповедь среди верующих за передачу им здания бывшего собора. Неофициально осторожно спрашивают мое мнение, но я смотрю на эту затею, как не отвечающую нашим возможностям и поэтому не нужную». Понять такую озабоченность верующих, несмотря на явное неодобрение со стороны священно-началия, вполне можно. Вот факты из очередного письма Ивлиева уполномоченному, подписанного еще несколькими сторонниками открытия Собора: «Озорники-сквернословники с наступлением теплых весенних дней устраивают бесовские бесчисленные игрища, бросают камни с высоты, влезают на вершину креста главного купола, подвешивают на него ветошь рогожную, а в храме открыли стрельбу с шумом, свистом и гиканьем». Очевидно, что больно было верующему смотреть на все это осквернение святыни.
Весной сняли стропильные брусья, якобы для очистки от гнилья. Однако вскоре все работы прекратились, и в результате храм лишился последних железных листов, прикрывавших крышу. Положение складывалось катастрофическое. В том же 1954 году верующие пишут еще три просьбы в адрес уполномоченного и епископа с просьбой о помощи, но мер никаких не принимается. Тогда Николай Михайлович составляет жалобу Маленкову, которую и отсылает в августе 1954 г. 11 августа того же года горисполком направляет в облисполком следующий документ: «Зданию бывшего Троицкого собора требуется неотложный ремонт и, в первую очередь, устройство кровли и остекление окон. Учитывая его архитектурную историческую ценность как памятника искусства Моршанский горисполком просит Вас ходатайствовать перед Советом Министров о восстановлении этого здания и передаче его краеведческому музею для использования его для экспозиции на антирелигиозные темы». Летом 1955 года приходит ответ из Совета министров СССР на письмо Николая Михайловича. Облсовет отдает распоряжение Моршанским городским властям вызвать Ивлиева и других ходатаев в горисполком и объявить им, что просьба их об открытии Собора Совмином отклонена. Одновременно, в июле 1955 года, Ивлиев был вызван на беседу в Моршанское управление КГБ. Без сомнения вызов этот имел своей целью запугать как самого главного ходатая, так и людей поддерживающих его. Своей цели гэбисты не достигли, об этом свидетельствует письмо Ивлиева, направленное в адрес начальника отдела КГБ Ливенцова. Вот выдержка из него: «33 года наблюдая за жизнью при капитализме, и 37 лет наблюдая за развитием хронической лихорадки при социализме со всякой куплей-продажей из-под полы, и те и другие наблюдения раз-деляем на две чашки весов. А вам нечего положить на другую чашку, ввиду односторонности Вашего опыта — кроме отрывочных сведений из старого быта известных Вам понаслышке. Мы сами виноваты в этом (в существующем положении), а я, тем более, что за 12 лет своей работы в сельской школе царского времени, снял на ниве народной недоброе семя. Без религии жить, как без компаса плавать по океану. А когда зло на земле умножается в скотской жизнь без Бога, то тогда и подавно для христианина земная жизнь копейка». Как вспоминают жители города, Николая Михайловича несколько раз сажали в тюрьму (под предлогом административного ареста), потом выпускали. Отправляли в психбольницу в Ленинград, где Ивлиев провел три месяца и чуть не умер из-за отвратительного питания, т. к. давали одну похлебку, которая вызывала у него расстройство кишечника. В декабре 1955 года он посылает письмо Хрущеву, но власти уже давно решили, что Собор открывать не будут. Ивлиеву же и всем тем, кто его поддерживал, из облисполкома направили утешительный ответ: «По ориентировочным данным на восстановительно-архитектурные работы требуется затратить до 2 млн. рублей. Дано указание на составление проектно-сметной документации на восстановление здания собора». Николай Михайлович в августе 1956 года еще раз обращается с просьбой о помощи к архиепископу Тамбовскому и Мичуринскому Иоасафу. В 1957 году составляет письмо за подписью 73 человек к Патриарху — никаких результатов. Собор так и не открыли, а реставрация его затянулась на долгие годы. Николай Михайлович продолжал бороться за Собор вплоть до своей кончины, которая последовала ориентировочно в 1982-1984 гг.
Ничего после своей смерти Ивлиев Николай Михайлович не оставил. Даже дом, в котором он жил не сохранился. Но сохранились его письма в архиве и память людей о нем, как о ревнителе православных святынь. Все как по слову свт. Григория Богослова: «Лучшая погребальная почесть — доброе имя».

Лёвин О. Ю.