Флобер. Глава 45

                Глава XLV 



                1868


     Да, прелестная моя племянница, мне очень нравится «Возмездие», последний сборник Виктора Гюго! Хотя в основе своей эта книга глупая: ему бы следовало обругать не Наполеона III, а саму Францию и её народ.
     Мне неизвестно сочинение Бюхнера, о котором ты мне пишешь, но я с удовольствием констатирую, что моя бывшая ученица, которой я преподавал когда-то древнюю историю, обратилась к серьёзной литературе.  Что до моего скромного мнения на сей счёт, то вот оно. Я не знаю, что такое Материя и Дух. Мы одинаково плохо знаем, что в действительности скрывается за обоими этими существительными. Возможно, это всего лишь две абстракции, придуманные для того, чтобы дурачить буржуа. Я склонен считать попытки построить философию на той или на другой из них одинаково дерзкими претензиями.
  Поскольку ты, котик мой, любишь идеальное, попроси Монсеньора, чтобы он дал тебе «Пир» и «Федона» Платона в переводе Кузена. В этих книгах ты будешь пить идеальное из самого его источника. Как произведения искусства оба этих сочинения  великолепны.
  В четверг я буду обедать с милым моим Тургеневым, он только что опубликовал новый роман «Дым», который я настоятельно рекомендую тебе прочитать.
   
   
                ***

  Сегодня твой старый гигант начал первую главу третьей части романа. Мне очень трудно вписать моих персонажей в политические события 1848 года. Боюсь, как бы фон не затмил передний план. В этом и состоит главная трудность исторического жанра: персонажи живой истории интереснее романических. Кроме того, разбегаются глаза, и не так-то просто решить, что именно выбрать из реальных фактов. Я бегаю, пишу письма, роюсь в документах, посещаю больницы, гоняю с поручениями по городу своего мамлюка. Короче, я устал, мне всё порядком надоело, а впереди двести пятьдесят страниц. Да ко всему ещё эти буржуа, которые лезут с вопросами: «Ну-с, написали новую страничку? Что-то вы ленитесь…» и т.д.   

                ***

   В прошлом месяце у меня в поместье гостила несколько дней госпожа Жорж Санд.  Какая натура! Какая сила! И в то же время никто не действует на вас так успокаивающе, как она. Она словно передаёт вам частицу своей душевной ясности. Мы говорили о Буало. Он, как и я, не терпел дурного вкуса и не жаловал господ академиков: «Глупости, которые я слышу в Академии, приближают мой конец». А вот ещё: «Академики не жалуют Гомера и Вергилия, не жалуют они и здравого смысла, столь же древнего, более древнего даже, чем Гомер и Вергилий». Вот это был человек!
    
                ***

 Одна бабёнка в моей книге рассказывает о своём детстве и о своей семье. Она из семьи лионских рабочих. Мне хотелось бы узнать от тебя подробности об их жилье. Набросай мне в нескольких строках вид жилища рабочей семьи. Я слышал, что рабочие ткацких фабрик работают в помещениях с очень низкими потолками. Верно ли это? Работают ли также и их дети? Я прочёл где-то, что рабочий получает на ткацком станке толчки в живот от движений балансира. Не мог бы ты мне разъяснить это, чтобы я мог сделать текст более понятным?
  Всё это нужно мне главным образом для создания контраста с другим интерьером, с роскошными апартаментами, где произойдёт падение моей героини. 

                ***
 
  Я уже говорил вам, что в своей книге не льщу демократам. За три страницы, посвящённые изуверствам Национальной гвардии в 1848 году, буржуа будут смотреть на меня весьма косо. Но не щажу я и консерваторов, будьте уверены. Я стараюсь изображать вещи такими, какие они есть. Мне не важно, какие из этого будут сделаны выводы. Я не желаю испытывать ни любви, ни ненависти, ни жалости, ни гнева. Богатые или бедные, победители или побеждённые – не всё ли равно? Впрочем, реакционерам достаётся от меня больше других, ибо они, на мой взгляд, более преступны.
 
                ***

  Я обладаю качеством верблюдов, которых невозможно остановить, когда они идут, но и нельзя сдвинуть с места, когда они отдыхают. Только что закончил описание леса Фонтенбло, вызвавшее у меня желание повеситься на одном из его деревьев. А всё из-за того, что я на три недели прервал работу, и теперь мне невероятно трудно взяться за неё снова. 

                ***

  Бесконечная тупость масс делает меня снисходительным к отдельным личностям, сколь бы гнусны они не были. Чёрт побери! В нашей дорогой отчизне люди никогда ни на что не годились! Ни одной либеральной идеи, которую не встретили бы в штыки, ни одного правого дела, которое не вызвало бы возмущения, ни одного великого человека, которого не забросали бы гнилыми яблоками или не пырнули ножом. Мы насквозь пропитались католицизмом. Философия была и всегда останется уделом аристократов. Что до буржуа, то как бы вы его ни откармливали, сколько бы соломы не подкладывали ему под брюхо, можете даже позолотить его хлев, но он всегда останется скотиной. Весь прогресс, на который можно надеяться, - сделать это животное немного менее злобным.

.