Как сбываются гадания

Зима выдалась снежная, вьюжная. Белые хлопья падали с неба, ветер их подхватывал, сбивал, словно подушку, а потом мягким покрывалом укутывал землю. Светло на улице и холодно.
Дед Мороз сковал окошки диковинными узорами, волшебными цветами. Сквозь них ничего не видно. Вот почему Еня, вытянув губки, дышала на стекло. Сначала серебристый листик поплыл, потом стал прозрачной льдинкой, и вот, вконец растаял маленьким неровным пятнышком, сквозь которое Еня увидела только темный дремучий лес. А через минуту пятнышко затянулось морозной паутинкой.
-Еня, - деловито окликнула ее мама. Пухленькая лесовиха в сером платье и меховой безрукавке аккуратно слезла со стремянки. Она только что закончила мыть потолок и спускалась за свежесрубленным вересом, - а ну-ка давай, подсоби.
-Да, мама. А можно потом пойду гулять?
Добрые, но лукавые глаза матери улыбнулись.
-Вот все сделаем, приготовим и пойдешь.

Рождественские святки – самые любимые деньки Маши. Как же нравилось приезжать из шумного душного города в деревеньку, в срубленную избу с печкой и сенями. Как всегда на святой праздник бабушка наделает кутьи из пшеницы с ароматным цветочным медом да вкусного компоту из сухофруктов, самой же высушенных. И не беда, что весь день голодная, в полу-ночь наешься, а там гадания…Маше это нравилось больше всего. Интересные, таинственные, страшные, как будто прикасаешься к чему-то древнему, начинаешь разговор с земными духами.
Утром Маша с мамой и с подругой Любой сходили в церковь, небольшую красно-каменную с золотыми куполами. Вечером зажгли свечи, бабушка читала молитву, потом накрыла на стол. Вот и двенадцать…
-Все, спасибо, - вылезая из-за стола, поблагодарила Маша и шмыгнула в соседнюю комнату.
-Теплее одевайся, ночью-то холоднее.
-Ладно.
В деревне проще, не то, что в городе, тут надел валенки, теплую телогрейку, еще со времен молодости мамы, шапку, теплый колючий шарф да варежки и пошел.

Около ветвистого коренастого дуба, что на окраине деревни, собрались подружки: Маша, Люба и Катя. Взявшись за руки, пошли они по полю. Трудно идти, ноги проваливаются в сугробы, ветерок поднимает вихры, норовит побольше снега в глаза бросить да под телогрейку забраться, чтобы пробежать по спине мурашками.
-Ой! Забыли! – всплеснула руками Люба. - Зажечь забыли!
Любе уже было восемнадцать, но голос был по-детски чистый и звонкий.
Торопливо девушка достала три свечки. Чиркая спичками, зажгли огонек, и один за другим загорелись фителечки. И теперь каждая прикрывала ладошками его от пронырливого ветерка, чтобы сохранить зыбкий огонек. А тот танцевал, иногда, на миг замирал, но потом разгорался с новой силой.
-Пришли.
Девушки стояли посреди поля, даже ближе к лесу, темному, мрачному, от которого холодок по коже.
-Ну, давайте.
Люба вздохнула и небольшой веточкой, которую подобрала около дуба, стала чертить круг вокруг себя, да приговаривала: «Черти с нами, водяной с нами, маленькие чертенята все поза нами, из черты в черту, и девки к черту». Потом отдала Кате и та тоже проделала этот ритуал. Потом - Маша.
Все трое повернулись лицом к лесу и стали вслушиваться с надеждой и любопытством ожидая услышать колокольчики – бубенчики.

-Маменька, ну можно я пойду, - упрашивала Еня, которая поскоблила речным песком пол и закончила натирать вересом, отчего по всей маленькой избушке пахло хвоей так, что кругом шла голова.
-Ну, иди, только не заигрывайся.
Еня радостно взвизгнула и юркнула за дверь.
Свою подружку Загоску она нашла на опушке. Как всегда та сидела на верхушке дерева и наблюдала за тем, что происходит внизу.
-Смотри, - указывая длинным узловатым пальцем куда-то в поле, сказала Загоска, когда Еня села рядышком.
-Я не… - но присмотревшись, Еня увидела три фигурки, которые что-то держали в руках, - ох, и не страшно им?
Загоска пожала худенькими плечиками:
-Ждут суженных.
Еня кивнула и продолжала смотреть на трех девочек, как вдруг заметила черную фигуру где-то справа.
Елки рубят далеко перед Рождеством, а этот видно запамятовал, и сейчас в лес пришел. Подбоченясь, мужичок оценивал две елочки – темные, пушистые, ровные – хорошие елочки.
-Ох, беду девчонкам накличет, - охала Еня, увидав у мужичка топор.
-Да, бестолковые, быстро ведь не уйдут.
Еня и Загоска переглянулись. И в лесу Рождество празднуют. Все за дубовыми столами сидят кутью да взвар кушают, им не до этих трех девочек.

Еня переводила озабоченный взгляд с девчонок на ночного дровосека и обратно.
-Ох, беда-беда.
-Ладно, не причитай, - ответила Загоска, бойкая, веснушчатая, она соскочила с ветки и ухнула в снежный занос. Сначала показалась острая мордочка, потом и сама лесавка. Нырнула за дерево, подкрадываясь ближе к мужичку. Сейчас он казался большим широким, в темно-коричневой одежде, из под шапки торчат светлые кудри.
-Дяденька! – под самым ухом аукнула Загоска.
-Ой.
-Дяденька! - раздалось за погнувшейся березой.
-Дяденька! – послышалось откуда-то сверху и мелькнуло что-то рыжее всклоченное.
«Белка? А вдруг нет. А вдруг лешие серчают, что тревожат лес в праздник. Уж, лучше получить от старухи, чем от лесного дедушки», - подумал про себя мужик. Быстро надел шапку задом наперед, чтобы на шею не влезли, и побежал по проторенной дорожке к дому.
-Ух, уберегли бестолковых, темной Маре не дали позабавиться, - довольно сказала Загоска, когда вместе с подружкой снова уселась на высоком стройном тополе.
Тут Загоска засунула руки в карманы, что-то там нащупала и вытащила.
-Бубенчики?
-Бубенчики, - растягивая губы в улыбке, отозвалась Загоска.
Две пары зеленых с крупинками золота глаз посмотрели на поле. Одиноко стояла фигурка, худенькая, вытянутая, снег на шапке, на плечах, ноги по колено в сугробе. Белая – будто березка.
-Ого, какая.
-Как замуж-то хочется, - сказала Загоска, подмигнула Ене, подняла руку над головой и потрясла бубенчиками.

Подружки Маши решили пойти к дому, очень зябко в поле на ветру стоять. Но гадание таково: слушать колокольчики – бубенчики пока свеча не догорит, коль услышишь, то замуж в этом году выйдешь. Свечка еще горела, и больно капал воск на замершие руки. Но если начать надевать варежку, то и огонек можно сдуть, так что Маша крепилась и мокрыми от снега глазами смотрела на лес.
И вдруг еле слышно прозвенел колокольчик, будто кто-то на тройке едет далеко-далеко. Замолк. Нет, снова зазвенел. (Так колокольчик прозвенел и смолк, а тройка все едет, мне кажется тут время менять не стоит)
Сердце Маши екнуло. Стараясь не шевелиться, она водила глазами из стороны в сторону, пытаясь увидеть, кто же это. Но никого не было
«Неужто…»
Маша замерла. Затаила дыхание. Даже пыталась не моргать.
Колокольчики – бубенчики не долго звонили, несколько раз, а потом смолкли. И тут Маша улыбнулась. Обветренные морозом щеки сводило, но не улыбаться девушка не могла.
Смолкла музыка колокольчиков. Стих ветер, прекратил бросать снег в лицо. Небо стало проясняться,  так что показались первые звездочки, крохотные, будто песчинки.
Маша собиралась уходить, как с тополя вниз упали две тени. И все бы ничего, но не белки то были. Два человечка в рыжих шубках, с короткими не расчесанными волосами, шустрые.
Дочки лешего.
Голубые, будто летнее небо, глаза Маши заискрились.
-Спасибо, тебе, - прошептала девушка и поклонилась лесу. Потом подняла занесенную снегом палочку и стала расчерчиваться, чтобы чертенята вместе с ней домой не ушли. А как круг провела, побежала к дому, к подружкам, которые все это время  ждали ее, грея озябшие руки.

-Пора мне, - вздыхая, ответила Еня.
Загоска пожала плечами.
-Завтра еще погуляем?
-А то, - ответила лесавка и шустро вскочила на еловую лапу, зацепилась за выгнутый сучок березы и села на тонкий прутик осины. Дерево колыхнулось, но не согнулось под легким тельцем.
Еня махнула подружке на прощание и побежала домой. Сегодня ей есть, о чем рассказать младшеньким.