Убийство

                Я мгновенно проснулся, упав с лошади среди тундры. Был яркий солнечный день, и тундра сверкала палитрой разноцветных красок. Вот уже третий день моей пищей была лишь тундровая ягода. Я учитель в «Красной Яранге», и моя задача, - собрать учеников по бескрайним просторам тундры к началу учебного года. Вот так я, не слезая с седла, еду от табуна к табуну, рассказывая оленеводам-кочевникам о великих стройках коммунизма и убеждая их в острой необходимости образования. Третий день на моём пути не попадается ничего, что можно было бы съесть. Голод уже мешает думать, завладевает моим сознанием, а ягода вызывает тошноту. Мой кормилец, винчестер времён гражданской войны в Америке, приторочен к седлу. Далеко впереди показался березнячок. Значит, должна быть речка. Я пришпорил коня в надежде на отдых и кружку горячего чая. Всё-таки хоть как-то приглушить это отвратительное чувство голода. Вот и березняк. Я привязал коня к берёзе, соорудил костёр, и взяв котелок, подошёл к речке, преодолев прибрежный кустарник. Уже нагнувшись, чтобы зачерпнуть воду, я услышал еле уловимый шорох. Я тот час же подскочил к лошади, выхватил винчестер и передёрнул затвор. Но меня по-прежнему окутывала тишина. Я опять подошёл к речке. Речка та была не более десяти футов шириной, но как все реки севера летом, она была достаточно глубока и стремительна. Уже зачерпнув воду и выпрямившись, я застыл в напряжении, вновь услышав непонятный шорох и чваканье. Вдруг из кустов что-то бурое и лохматое, величиной с собаку, подкатилось к моим ногам и в это мгновение мой конь, тревожно заржав, поднялся на дыбы. Какие-то доли секунды я раздумывал, куда направить ствол своего винчестера, и выпустил всю обойму в этот шерстяной клубок у моих ног. И тотчас же раздался страшный рёв. Я поднял глаза и меня охватил ужас. На противоположном берегу речки, всего в десяти метрах от меня, поднявшись на задние лапы, стояла огромная медведица и ревела глядя на меня. Мерзкая дрожь прошла по моему телу, ноги вдруг сделались ватными, меня охватила слабость. Я стоял, не в силах пошевелить пальцем и думая только о том, что в обойме нет ни одного патрона. И вот разъярённый зверь, оглашая рёвом окрестности, ринулся на меня. Но на его пути была речка, быстрая, холодная и достаточно глубокая. Мой страх куда-то исчез, заменив себя инстинктом самосохранения.


                2
Я всё же откинул затвор винчестера и стал лихорадочно набивать обойму патронами из моего поясного патронташа. А для взбесившейся медведицы холодная и глубокая речка не стала преградой. И только я передёрнул затвор, как она уже стояла на моём берегу во весь свой огромный рост.
                Я стрелял в упор, не чувствуя страха и вообще ничего не чувствуя и не соображая. Страшный зверь рухнул у моих ног. Раздался предсмертный стон, и, наконец, последнее – «Ооохохх!»           Я был как выжатый лимон и сел на эту огромную лохматую гору. Постепенно ко мне возвращалось сознание, и я смог оценить случившееся. Рядом с медведицей лежало бездыханное тело её медвежонка. И мне стала понятна её необузданная свирепость. Я подбросил ветки в костёр и успокоил коня. Он всё ещё дрожал и тревожно оглядывался своими глазами-яблоками. Разделав тушу и наевшись свежего вкусного мяса, я вырыл ножом неглубокую яму, и похоронил медвежонка вместе с останками его мамаши. Разложив шкуру и мясо по перемётным сумкам, я двинулся не спеша в свой нелёгкий путь. Для моей лошади ноша была явно через меру, но, наголодавшись, я дорожил каждым куском добытого мяса.               
                Солнце клонилось к закату, и казалось краски тундры стали ещё ярче. Далеко впереди едва различима чернела полоска горного хребта, и где-то там, в районе зарослей хвоща, было летнее стойбище оленеводов. Вдруг мой конь подо мной задрожал и  жалобно заржал. Я, в тревоге оглядывая окрестности, увидел далеко слева приближающуюся многочисленную стаю волков. Конь мой был так нагружен, что спастись бегством было равносильно нелепой сказке. Волки, чуя запах свежего мяса, шли наверняка. Через короткое время они уже окружили нас. Я отстреливался, и они не нападали, держа нас на опасном расстоянии. Время от времени они теряли от выстрелов своих собратьев, но это их не могло остановить.
Мой патронташ быстро опустел. Ещё у меня было, пять – шесть обойм в одной из перемётных сумок, но добраться до патронов на ходу было невозможно. Приближался неминуемый конец. Это наверно наказание за убитого медвежонка, подумал я, и мне стало еще муторней на душе.
                Вот и последний патрон. Я приторочил уже ненужный винчестер и, выхватив нож, для последней схватки, перерезал ремни перемётных сумок, облегчая участь лошади. И тут случилось невероятное. Вся стая бросилась на сумки со свежим мясом, оставив меня без всякого внимания. А мой конь, освободившись от груза, вихрем понёс меня вперёд, и не успело ещё солнце спрятаться за горизонтом, как мы уже были в стойбище.