Сны рассказ-настроение

Глава I.
Я сел на пол у порога. Пол был неровный, местами доски провалились. В приоткрытую дверь проникал холод, и какие-то люди сновали в дверь и обратно, регулярно наступая мне на ноги. Девочка лет 13 молча подошла и выдернула у меня из рук тетрадку. С одной стороны в тетради была математика, с другой мой незаконченный роман. Она сразу открыла первую его главу, встала в нескольких шагах слева от меня и стала читать с легкой улыбкой. Странно, что она понимала мой почерк. Я спросил ее: "ну как? Можно читать?". Она лишь еще сильнее улыбнулась, давая понять, что слышит меня. Я уснул…
Лампочка, низко висевшая на длинном проводе, все также источала желтый свет. Тетрадь была у меня в руках.
Голова болела. Я вышел в распахнутую дверь и пошел в ночь. Не было ни звезд, ни луны. Я оттер от копоти табличку на доме: "Октябрьская". На этой улице жила М. Я не знал ни дома, ни квартиры М. Теперь я снова просто пошел по улице, заходя в каждый дом по очереди. Она жила не ниже третьего этажа. Некоторые дома оказывались, сплошь, пусты. Ни одно окно не горело желтым манящим светом в них. Я зашел в один из таких домов.
На третьем этаже лишь у одной квартиры была дверь - я толкнул ее, она поддалась. На полу, как и во всех брошенных помещениях, лежал слой пепла. Ногам было приятно ступать по этому мягкому, серому веществу, от этого по телу пробежала дрожь, тут же напомнив о холоде. Я прокашлялся в ладонь, почувствовал липкую жижу на ней - кровь, я старательно слизал ее, как будто от этого она снова бы потекла по моим артериям. Я замерз. В углу стояла кровать. Я поискал одеяло, но оно также оказалось под слоем копоти и пепла, и от идеи укутаться в него пришлось отказаться. На балконе, почти наполовину его засыпав, лежал снег. Я лег в этот снег и стал смотреть с балкона на улицу. Я где-то слышал, что под снег зарываются животные, чтобы согреться, но этот снег был черным и противно липким, как обсосанная конфета, и как мне не было холодно, зарываться я не стал.
Не знаю, сколько я так пролежал, снова забывшись во сне и бреду какой-то болезни, появившейся с тех пор, как исчезли последние звезды. Проснулся я, почувствовав, как кто-то грубо толкает меня и роется в моих карманах. Не открывая глаз, я вытянул незаметно из рукава шершавую, тяжелую рукоять и, нащупав привычно на ней небольшой выступ, нажал на него. Мгновенно светящийся луч вытянулся из рукояти. Я открыл глаза: в пепле около меня барахтался один, ему при включении луч продырявил насквозь горло, я не заставил его долго мучится. Еще двое, пораженные увиденным стояли в дверях. В следующий момент луч нашел и их. Обезглавленные тела источали кровь на пепел, и он уже не был таким мягким и приятным, он стал липким и теплым, и проникал в ботинки, вызывая уже дрожь от отвращения... Но всего это я не видел, не смотрел. С тех пор как я нашел эту шершавую рукоять, с тех пор как я первый раз убил ей, я решил не смотреть на жертв, смотри я и думай о них, я бы сам снес себе башку. Думать - самое дурное, что мы можем вообще делать, тем более если уже известно что делать, тем более, если мы делаем зло...
Один из мною обезглавленных в судорогах своей рукой задевал меня за ногу, как будто звал посмотреть что-то интересное - "что-то интересное" - я так и прыснул вдруг смехом, стало легче, в смысле снова проснулось полнейшее безразличие ко всему окружающему, весь мир сосредоточился внутри меня, где-то за сердцем, и на время ничто не могло протянуть свои грязные лапы к этому миру. Я слышал, как ненормален смех в этом темном, тихом доме, чувствуя при этом, как слезы неторопливо сползают по щекам. Холод уже не мешал, я лег.

Глава II.
Она снова приснилась, неудивительно, я ее вчера снова видел, возможно, в предпоследний раз. Была ночь, я лежал на кровати, вплотную придвинутой правым боком к окну, она - на примерно такой же кровати, параллельно моей, на расстоянии чуть меньше метра от меня. Кроме двух наших кроватей я в комнате ничего не видел (чувствовал, что и нет ничего больше), просто знал, что где-то за ее кроватью, дальше и правее, есть дверь, открытая, через нее и проникал свет, который в комнате был выключен. Окно я видеть не мог, т.к. смотрел на НЕЕ, но почему-то я его себе представлял хорошо, лучше чем, к примеру, дверь, которую вполне мог видеть, но не видел. Она лежала и не лежала на кровати, кажется, кровать возле меня вообще была заправлена и пуста, накрыта покрывалом, которое когда-то у нас было, выцветшее розовое или малиновое, с затейливым рисунком, очень приятное. ЕЕ я фактически не видел, точнее я прямо смотрел на нее, но в тоже время чувствовал, а не видел даже, лишь очертания ее головы, чуть-чуть лица, а все остальное просто "должно было быть», но черты были не главным, был главным сам факт ЕЕ нахождения тут. Ее лицо обрамляло, как я подумал, одеяло, которым она была укрыта, но это было совершенно не похоже на одеяло, скорее на черный длинный плащ. Она говорила, я уже совершенно не помню, что именно.
Далее мы лежали на полу или даже нет - мы зависли в дюйме над полом, как будто держались за кровати. Я опять не видел ее, лишь чувствовал, как ее лицо близко к моему. Она говорила непрямо о том, что не оставляло никаких сомнений о своем прямом значении. Она говорила долго, кажется, она несколько раз повторила что-то вроде: "тебе не кажется, что все не так как должно быть...". А может, она только это и говорила, а все остальное фикция - то есть лишь номинальное наличие без сущности, что часто для моих снов. Она говорила - я знал, на что она намекает, к чему она клонит, но отвечал ей так, будто не понимал ее, даже это не я отвечал, просто как какой-то магнитофон, сразу как она переставала говорить, включался и отвечал чушь. А она снова и снова начинала о своем - "мне кажется...". И когда в очередной раз магнитофон спорол что-то левое - она устала. Ей вообще, как мне кажется, было трудно именно морально говорить мне все это - ведь это была "исповедь души", слова она будто выдавливала. Она устала и задала совсем другой вопрос, и в тот же момент все кончилось, я даже знал на него ответ, но это было уже не важно - все кончилось.

Глава III.
Я снял ботинки и поставил на батарею. Носки были в крови и еще не высохли. Подавив желание их выкинуть, я также повесил их на батарею. Пол был теплый, я наконец-то согрелся. Она была на кухне. Видимо, пошла наливать чай. Я задумался. Эта уютная комнатка, огромное мягкое кресло, в котором я утопал, круглый маленький столик, лампа с темным абажуром (я еще подумал, как из "Белой Гвардии"), эта комнатка будто была вырвана из несостоявшегося уже моего будущего и вставлена в этот черный, запыленный мир холода и одиночества. Она разговаривала на кухне с сестрой, я все слышал, доносившиеся, чуть приглушенные их голоса наполняли комнату атмосферой "дороги", когда, встав на утренний поезд, еще затемно, начинаешь замечать как хорошо и приятно сидеть на своей кровати, просто, ни о чем не думая, в тот момент все кажется уютным и теплым: и желтый свет лампочки, и беспорядок вчерашних сборов, и сонный голос тетки, вставшей провожать, перемежающийся с хрюпаньем... Я бы даже наверно мог сказать, что на мгновение забыл, что за дверью сейчас вечная "внешняя тьма", пустота, в которой меня никто не ждет, грязный, вечно таящий снег, холод. Но нет, я постоянно помнил ЧТО Я и что вокруг, слишком долго злоба точила меня, даже когда я, казалось, радовался она лишь уходила вглубь души и желчный гаденький голос раз за разом шептал мне о несправедливости всех и вся, я знал, что он не прав, но не мог с ним справится, ненависть и злоба стали аккумуляторами всей моей жизни. Она вошла в комнату, увидев, что я очнулся, поспешно поставила чай на столик.  - Как ты себя чувствуешь? Мы нашли тебя на третьем этаже, без сознания, - спросила Она, смотря на меня широко открытыми глазами
 - Нормально, а что случилось? - спросил я просто, чтобы что-нибудь вообще сказать; что произошло, я конечно понимал.
Сейчас я представил, как бы я отрубил ей голову. Просто так встал с кресла, медленно подошел, взял, не торопясь, за волосы  (она должно быть первые секунды не понимала бы, зачем все это), беря за волосы, я уже доставал бы из рукава меч, и... голова бы болталась у меня в руке на длинных волосах, а тело болтало конечностями на полу. Голову я отнес бы на кухню и положил в умывальник, а потом бы пошел снимать носки с трупа... И в тысячный раз испытал бы согревающее душу чувство: "дороги назад нет... теперь".