Жкж-2. глава 44. последняя

Глава 44. Истина, как мера правды и лжи
   
  1. "Леденящий", флагман эскадры Содружества.
  Зал для совещаний
   
  - Я хочу, чтобы присутствующие выслушали нашего военного консультанта, любезно приглашенного генералитетом Империи. Это - импл-капитан Пайел, принимавший участие в спасательной операции на Тэрре...
   
  Локьё врал.
 
Врал с лицом торжественным и невозмутимым. Только больной на всю голову мог не догадываться, что именно я делал на Тэрре.
 
 В общем зале "Леденящего" было холодно от тусклых высокомерных лиц, выверенных мертвенным отчуждением.
 
 Экзотианская знать давно не держала имперцев за людей. И демаркационная полоса, незримая, но такая явственная, разделяла теперь сидящих рядом представителей Содружества и Империи.
 
 Меня никогда раньше не допускали до прямых переговоров с элитой Содружества.

Я знал, КАК высокородные экзотианцы относятся к "имперским выскочкам", но не ожидал, что презрение может быть так зримо и чувствительно. Энек Агжелин, эрцог дома Аметиста, единственный высокородный, с кем я был знаком до Локьё - был слишком молод и, видимо, плохо воспитан по их меркам. Или я был тогда так туп, что принимал страх и напряжение юного аристократа за доверие к случайному имперскому вояке.
 
 А Локьё, эрцог Сиби, как я только сейчас понял, был, о-очень большим демократом. Потому что теперь на меня смотрели, как на говорящую обезьяну... Да нет, куда там - как на говорящее мусорное ведро! Смотрели и сомневались - что это сидит перед ними? Может, моё явление на Совете - шутка дурного тона? Розыгрыш?
 
На прямые переговоры с экзотианцами в нашем, южном секторе, рисковали выходить Колин, Лорд Джастин, Мерис, капитан "Ирины", Вроцлав Даргое и... И, Файсин, кажется. Вон он сидит - Ли Файсин, глава разведчиков, вертлявый хитрый мужик со смешным прозвищем "желтолицый наследник престола". Все они были из "перерожденных". А в северном крыле - давно уже никто не рисковал.
 
Экзотианская элита не сразу стала "табу" для нашей. Было немало нехороших историй о встречах "на уровне высшего руководства", пока экзоты не стали для нас "психами", а мы для них - недолюдьми.
 
Но сейчас "наших" в зале было столько же, сколько и "не наших". Значит, многие "наши" тоже впервые попали в этот холодный суп...
   
 
Я сидел в центре зала.
 
Вокруг - девятнадцать человек. Имперцев, кстати, меньше на одного. Видимо, потому, что эрцог был хозяином встречи. Он восседал чуть с боку и был преувеличенно напыщен и спокоен.
 
У меня спокойствие получилось не сразу. Взгляды экзотианских военных и штатских касались меня, будто тоненькие иголочки. По коже пошло покалывание, заныл затылок, а лоб нагрелся, словно в голове включили микроволновку. Тренированные, гады. Их этому учат с детства...
 
 Будь я простым имперским парнем, наверное, спёкся бы уже на стадии "ощупывания" и рассматривания. Но я давно уже не был простым имперским парнем. И взгляды "возвращал" владельцам без особых затруднений. Нечего на меня давить, я и сам давить умею.
 
Больше меня заботило, что присутствующие принадлежали к довольно широкому кругу экзотианской знати. Я понял бы, собери Локьё генералов, но вон тот, худой - священник, справа от него эспер, потом - комарт торгового флота. Имена и должности светились над креслами, но почти ничего мне не говорили. Что здесь затевается-то? Среди наших были только военные - комкрыла и несколько старших офицеров. И совсем не было посторонних, даже лорда Джастина - не было.
   
 
 Правая от меня, экзотианская часть зала, пребывала в напряжении. Все знали, что эрцог - один из кукловодов стремительно развивающихся событий. Это для меня два с половиной месяца тянулись невыносимо медленно. Для политики такие сроки - калейдоскоп. Многорукая власть меняла своих перчаточных кукол так стремительно, что присутствующие не знали, в какой мир они выйдут из совещательного зала "Леденящего"
 
А вот наши, имперские, были эмоционально скованны, но, в целом - спокойны, разве что, удивлены моей возродившейся из небытия персоной. Удивления старались не показывать. Видимо, Колин проинструктировал. Он сидел почти напротив меня, и остальные за его спиной без команды не гавкали и не мяукали. Впрочем, с подчинением в Империи всегда порядок, оттого у нас так много бунтов.
   

  Обозвали меня военным консультантом, а устроили форменный допрос. Поставили детекторную платформу и специальное кресло. И не только достоверность моих ответов, но и нейропараметры могли оценить все присутствующие.

  Правда, вопросы задавались корректно. Меня не спрашивали, ЧТО я делал на Тэррэ, спрашивали - что видел и чем, по моему мнению, могли бы заниматься в подобным образом оборудованных подвалах.
 
 Ну и далее по списку - евнухи, полуголые женщины с вырезанными по всему телу моногамами, панно из высушенных черепов с подписями и голо, кто из политиков добровольно пожертвовал свою голову для украшения конкретного зала. Помня слова Колина, я какое-то время отвечал только на вопросы Локьё, игнорируя реплики с мест.
 
Реплики были, конечно, но моей нервной системой к тому моменту уже можно было забивать гвозди. Меня вывернуло наизнанку, а плоть, ставшая новой кожей, больше не болела.
 
Позже я сообразил, что все эти дни Колин ждал кризиса. Он и Ньиго позвал на Кьясну - на меня посмотреть. Когда я позже спросил его об этом в лоб, он кивнул и ответил, что такие кризисы - показатель определённых психических процессов. Гораздо хуже, если их нет.
   

  Условно неудобных вопросов становилось всё больше. Экзотианцы почувствовали, что я не просто ящик с ливером, и пытались как-то зацепить, чтобы выбить из равновесия и прощупать поглубже. Я поймал взгляд Локьё, мимолетный и пронзительный, на миг мне стало страшно... Но - только на миг. Эрцог прикроет, если что. Он один знает, чего хочет от меня. И подстрахует при необходимости.
 
 Все-то меня страхуют...
 
Один раз взяв недоделанного напарника, Колин носится теперь со мной, как со списанной шлюпкой. А я? Леса бросил, Влану... Как ребята на корабле - даже не знаю. Рос, молодец, хоть собаку привёз.
 
 Я неожиданно разозлился сам на себя. И на пятом или шестом вопросе "не в тему" начал кусаться.
 
- Принимаете ли вы во внимание что, согласно протоколу о перемирии между сторонами, даже ненамеренное провоцирование обострения отношений рассматривается специальной комиссией по конфликтам, как злоупотребление служебным положением? Ответственность при публичном озвучивании подобных оценок и заявлений исключительно велика. Вы должны понимать, что человек склонен не только неправильно истолковывать увиденное, но даже видеть не то, что существует объективно, а то, к чему готова его психика. Вы знакомы с данными аналитики пограничных психосостояний?
 
 Локьё поморщился и хотел, было, заткнуть витийствующего комарта, но я приподнял руку, соглашаясь ответить.
 
- А вы серьезно полагаете, генерал Стэфен, будто голых баб солдаты Империи видят так редко, что не в состоянии отличить их от одетых? - спросил я с протокольной улыбкой. - Но вы должны быть в курсе, что хотя бы порнография поставляется в Империю в достаточном объеме? Вы же - генерал от торговли, как я понимаю?

  Я встретился с комартом глазами, фиксируя его "на белое" и не давая ответить.

  С нашей стороны кто-то не удержался и фыркнул. Поставлять порнографию считалось делом зазорным, но прибыльным. А прибыль всегда даст фору порядочности.

  Зал замер на миг, и сразу несколько сигналов возвестили, что количество вопросов ко мне возросло. Что, вот так? Ну что ж, спрашивайте, господа, коли не боитесь.
 
 - Капитан Пайел, вы отдаете себе отчет в том, что ваши адекватность и психоэмоциональное состояние в момент нахождения на Тэрре могут поставить под сомнение приводимые вами факты. Параметры вашей нервной системы...
 
Эрцог сощурился. Тему подхватил прилизанный занудец в форме эспер-генерала Содружества. "Эсперы" - это у них такая служба безопасности.

  Локьё по протоколу не мог перебить прилизанного, мог только дослушать и объявить вопрос несущественным. Но мне-то чихать на их протокол.

  - Параметры МОЕЙ нервной системы, господин генерал... - я открыл рот и параллельно распрямился внутренне - воля взметнулась во мне петлёй, как удавка из сталекона, - ...позволяют, наступив вам на одну ногу, выдернуть другую. Я не кабинетный работник, и мои средние данные можно оценить только в условиях, приближенных боевым. Мне продемонстрировать?

  Я подождал пару секунд, вежливо наклонив голову, словно действительно полагал такой эксперимент необходимым, и закончил, одновременно завершая ментальный "захлёст" собеседника:
 
- Уверяю вас, генерал, в боевой обстановке я гораздо спокойней, кем на пресс-конференции. А вы можете оценить, что я и сейчас не особенно нервничаю.
 
 Приборы действительно фиксировали показания в "желтой" зоне. А, когда я отпустил волю, цифры съехали ещё ниже. Этот феномен я знал уже - волевая сфера стоит над нервной. Если я их сейчас начну "давить", то впаду в состояние расслабленное и умиротворенное. Это поначалу я боялся в себе таких всплесков, вот тогда детекторы, может, и показали бы что-то.
 
 Я ещё раз улыбнулся на все зубы.
 
 Мой собеседник молчал. Он бы ответил, по крайней мере, ему очень этого хотелось, да вот незадача - помешала хлынувшая носом кровь.
   
 
 Локьё лениво перебирал синийские кристаллы, которые прислали с Тэрры спасатели. Он умело делал вид, что ничего не замечает. Колин вообще повернулся к сидящим сзади офицерам и тихо заговорил с ними, по сути, прикрывая от моего неумышленного воздействия. Я понял, что мои старшие товарищи не против, если я сорвусь. Тем более что офицеры Содружества были далеко не жертвенными телами с Агле. И вполне могли противостоять психическому насилию.
 
В лицо мне словно швырнули горсть снега, я поймал возмущённый взгляд поджарого человека в штатском. Судя по надписи над креслом, это был Советник по спорным территориям, профессор философии Хакисам Глей.

  - А вы и в детей стреляли, капитан? - спросил он с наивежливейшей улыбкой.

  Собеседник был не очень силён, но техничен. Сочетать вежливую интонацию и разрушающую волю - это требует школы и навыка.

  Вопрос был откровенной провокацией. Спроси я сейчас, что профессор имеет в виду, он извинился бы за реплику не по теме. Но, апеллируя к регламенту, я продемонстрировал бы свою слабость.

  - Стрелял бы, - ответил я спокойно. - Командир должен быть готов первым выполнять собственные приказы. - Но, рад, что, на этот раз не пришлось.

  К сожалению для собеседника, сказанное мною было правдой. Соври я, и автоматически раскрылся бы. Удерживать два параметра психической активности - куда ни шло, но три - это для меня пока слишком. На миг аура человека в штатском замерцала, резонируя, и воля его тоже ослабла на этот самый миг...

  Я среагировал почти нечаянно. Противник был дестабилизирован, а чтобы сдержаться и не добить - тоже нужен опыт. Моя воля выплеснулось сама, штатский хватанул бесполезного воздуха, посинел... Маятник! Энергетический разбег наращивал амплитуду, и каждая клетка моего тела отвечала его движению.

  Эрцог ударил по столу ритуальным жезлом, выбивая меня из ритма. Я вздрогнул и выпустил жертву. Убийство - это слишком. Но я просто не знал, что вот так можно и убить!

  - Прошу присутствующих тщательнее соблюдать протокол, - поморщился эрцог. - Я понимаю, что многим открывшиеся факты о беззаконии в лучшем из Домов, в доме Нарья, кажутся несовместимыми с реальной картиной мира. Но уверяю вас, господа, капитан Пайел не преувеличивает. Он, скорее, преуменьшает, согласно особенностям своей боевой подготовки. Да, господа, имперские военные стреляют в детей и женщин. Но даже они не допускают бессмысленного и нелепого издевательства над пленными, в чём, надеюсь, убеждать никого не нужно? Не допускают пыток, запрещённых военной хартией. Пыток, которые оставляют вполне определённые следы и ничем иным, при современных методах допроса, кроме намеренного издевательства считаться не могут. Чувственная природа имперского офицера проста, - эрцог кивнул на меня.

  Я, простой и беспомощный имперский парень, занимался в это время дыхательными упражнениями, и одновременно раскачивал горизонтальный "маятник", стабилизируя эмоциональный "захват" эгрегора зала. Дабы убить всяческое пиканье и неподчинение моей воле. И у меня, в общем-то, получалось.

  А Локьё теперь уже не просто лукавил. Он издевался:

  - Да, в империи не находят времени для утонченных психических упражнений. Люди там менее чувствительны и не владеют даже собственной нервной силой, не говоря уже о волевом императиве...

  Недодушенный мною мужчина мучительно закашлялся. Эрцог встретился с ним глазами, но штатский мотнул головой, отказываясь от медпомощи.
 
 Я не понимал, куда клонит эрцог. Но "раскачался" уже, чисто вошёл в резонанс с эмоциональной составляющей эгрегора зала, подчинил мысли и чувства собравшихся собственной воле и наслаждался этим весьма странным ощущением. Психика моя пребывала в покое, а мозг - в ленивом размышлении. Он сомневался: я слился чувственно со всеми присутствующими, или я некая эмоциональная настройка над ними?

  Эрцог тем временем продолжал экскурс в историю имперской психической беспомощности и уязвимости. Зачем он это делал? Я только что продемонстрировал собравшимся, что владею не только своими эмоциями. И волевой посыл у меня далеко не средний. Зачем он продолжает ломать комедию? Или желает, чтобы с ним спорили? Ну так я ведь не дам никому спорить. Или от меня - это и требуется?
   
 
 -... Империя сильнее, чем народы Содружества пострадала от тотальной депрессии. Страшной болезни, привезённой нами с Земли. Болезнь эта, как вы помните, была связана с отсутствием цели у цивилизации наших праотцов. Что может быть целью развитого государства, если не цель потребления, полагали они? Ешь, развлекайся и покупай. Этот лозунг и погубил самое ценное - генетическое разнообразие человека. Вы помните, надеюсь, что гены реализуются в зависимости от развития эмоциональных и волевых центров человека. При снижении психических потребностей - падает и генетическое разнообразие. И генетическое разнообразие людей было нарушено невосполнимо, как мы считали. Я вспоминаю сейчас историю, чтобы быть понятым всеми, - подчеркнул Локьё и откинулся на спинку кресла. - Два тысячелетия назад, столкнувшись с проблемой взаимосвязи физического выживания людей с развитием психических качеств человека, мы объединили лучших из тех, кто покинул Землю, в сообщества, положившие начало домам Камня. Но человек слаб. Многие из жестких и даже жестоких приёмов сохранения наследия были нарушены. Мы же тем временем отворачивались от Империи всё больше, полагая, что раз сильные подвержены разложению нравов, слабые уже погибли. К счастью, человек - уникальное творение Вселенной. И ни для кого не закрыты пути, если усилия прилагаются. Мы в странном неравновесии внутри и в недопустимом равновесии снаружи, господа.
 
 Он резко встал.

  - Я заявляю перед лицом всех присутствующих, что в войне с Империй нарушены традиции. Я заявляю это как наследник хранителей традиций. Как глава Дома синего Камня Памяти, о которой следует говорить вслух! Я предлагаю вам к изучению архивы Дома Королевского граната и заявляю, что война ведётся не по причине различия между нашими культурами и не во славу выживания наших народов. Война ведётся за пригодные к эксплуатации территории, для наживы одних и унижения других!
   
 
 Эрцог сел. В зале было пугающе тихо. К чему же клонит Локьё? К тому, что воевать с имперцами-недочеловеками нравственно, а с имперцами-людьми - безнравственно? Но это - не правда. Воевать безнравственно всегда... Или... Или - этого всё равно не поймут? А истиной... Истиной может стать в какой-то момент даже нелепый огрызок правды?..
   
  - Мы не можем пойти на переговоры с правительством Империи, - продолжил, помолчав, Локьё. - Сегодняшнее положение психического равновесия аллеретив сложилось только здесь, на юге. Только здесь мы можем опереться на собравшихся. На тех, кого я выбирал для этого совета поименно.

  Он помолчал.

  - Когда-то те из нашего общества, кто ощутил, что мирами движут всё-таки не жадность и желание испражняться там, где застала нужда... просто ушли. Они знали, что нельзя научить человека быть человеком, можно лишь позволить страданиям воспитывать его дух. Мне тоже легче было бы уйти. Я не буду скрывать, что положение наше безвыходно. Мы не в состоянии заключить мир, но и дальнейшая война не приведёт к победе ни одной из сторон. И вы сейчас видели, почему. Я поясню, для недогадливых. Противостояние на уровне паутины приведёт к обрывам и напластованиям вариантов событий. Рано или поздно, паутина лопнет, и мы погубим всё обитаемое пространство. Понимающие услышат во второй части сегодняшней встречи трагическую историю, которая произошла в незримой Вселенной. А привела эта история к гибели одной из планет Содружества, имя которой - Плайта. Две разные воли сошлись там с неоправданной силой, и ткань паутины была разорвана. Запаситесь паллиативами, эта история будет достаточно тяжела для восприятия. Если вы ещё не ощутили пропасти между миром людей и мирозданием,- я дам вам эту возможность. Для этого мы и собрались сейчас здесь. Капитан Пайел, - обратился он ко мне, - покиньте кресло. Я хочу, чтобы каждый из присутствующих принёс клятву не разглашать услышанное, ибо иного выхода я не вижу. Формально на этой встрече мы подтвердим военное перемирие. На деле, мы заключим перемирие с учетом взаимопроникновения культур в границах сектора. Мы восстановим торговые коридоры и миграционные потоки. Не сразу, но осторожно и постепенно. Война в южном секторе должна стать большим и хорошо сыгранным блефом для северной части Империи и Содружества. Потому что речь не идёт об уступках и демаркационных линиях, речь идёт о медленном затухании конфликта. Средствами военных изначально, а следом - средствами пропаганды. Такой умелой и осторожной, какую сумеют разработать психологи. Процесс должен затянуться не менее чем на пять лет, чтобы ему не угрожала кратковременная человеческая память. Через пять лет, даже если я не доживу до этого, война должна смениться в сознаниях простых граждан неким условным противостоянием сил Содружества и Империи.

  Эрцог снова поднялся и подошёл к детекторной платформе.

  - Сейчас каждый из вас, по очереди, займёт это кресло и выскажется. И вы понимаете меня правильно, если полагаете, что сумевший скрыть свои мысли просто не выйдет из этого зала. Я - не кресло, и физические параметры меня ещё ни разу не обманули.

  Я посмотрел на Локьё - лицо его ничего не выражало. Совершенно. Оглянулся на Колина. Тот едва заметно кивнул мне, успокойся, мол.

  Я не понимал, нравится мне происходящее или нет. Эрцог говорил слишком много взаимоисключающих вещей сразу. Что из всего этого враньё, а что - правда?

  Но вот свои, похоже, его понимали. А наших от лишних вопросов удерживал Дьюп. У них, наверное, картина происходящего раздвоилась уже полностью, а, может, и расстроилась. Версий было три - мы напали на Тэрру и оказали некую услугу дому Сиби, за что эрцог идёт на некое странное перемирие. Мы не нападали на Тэрру и благодарное Содружество открывает торговые пути, нужные больше всего им самим... Чушь полная. Мы напали на Тэрру, но Содружество продляет перемирие, потому что у нас хватило психической силы встать с ними на одну ступеньку, а раз так - значит, нам МОЖНО было напасть...

  Атт и все его звери!
   

  Присутствовавшие медленно, друг за другом, под тяжелыми взглядами эрцога и Колина, клялись в своей лояльности и расходились на перерыв. Наши офицеры ещё пытались как-то пообщаться, хоть у них и не очень получалось, экзотианцы уходили молча.
   
  Вот и скажи мне теперь, что есть правда, а что - ложь? Ведь начни эрцог с правды, что вышло бы из этого разговора?
   

  2. "Леденящий", флагман эскадры Содружества, гостевая каюта
   
  К концу дня я уже ничего не соображал.

  После перерыва Локьё устроил нам такую эмоциональную встряску, дав прочувствовать, как именно перекрывают друг друга событийные пласты и рвётся реальность, что я удивляюсь, почему никто не отдал концы прямо в зале. Лично я не сдох только потому, что уже ощущал подобное на Плайте. Но не знал, что эти процессы - результат неумелых и жестоких игр человека с мировой паутиной связей. Когда наше "хочу" - рвёт и калечит мироздание.

  Это, пожалуй, всё, что я понял.

  Остальные слова и действия Локьё были для меня одним сплошным внутренним противоречием. И я ждал конца встречи, чтобы поговорить, или хотя бы помолчать об этом с Колином.

  Потому и заметил, как они с эрцогом скользнули в одну из гостевых кают. Может, хотели и дверь запереть, но не успели. Впрочем, никто мне особо не удивился.
  - Ну как ты сегодня? Развлёкся? - спросил Локьё, наливая себе воды.

  В стакан он без особых церемоний сыпанул порошка из маленького контейнера, обитавшего в нагрудном кармане. Эрцог утомились, они нуждались в допинге.

  Колин в допинге не нуждался, он сам был себе допингом. Мысли блуждали в нём иначе, чем во многих. Но и занимали его, почище любого наркотика.

  - Садисты, - отреагировал я, тоже отбрасывая церемонии и откровенно вышаривая в барчике йилан. - Если я что-то понял, кроме того, что мою тупую персону использовали в тёмную - считайте меня яблоком с ушами!

  Локьё захохотал и развалился в гомеокресле. Кресло с готовностью присосалось к нему, массируя.

  Йилана я не нашёл. Каюта, куда Колин и эрцог юркнули, спасаясь, как выяснилось, от стюарда, медика и дежурных, оказалось не заточенной под мои вкусы.

  Дьюп снизошел до обозрения занятий младшего командного состава: вытащил из кармана кителя плоскую пачку и кинул мне.

  - У нас кроме тебя никого на эту роль и не было, - Локьё отхлебнул, покатал жидкость во рту и расцвёл, что бакросский веник. - Не боись, не спёкся бы. Эйниты заверили, что ты и не такое выдержишь. А предупреждать тебя было нельзя, наши почувствовали бы подставу.

  - Почему никого не было кроме меня? А Колин?

  - Твой "Колин" - потомственный лорд Михал. Что он мог доказать? Что переметнулся с нашей стороны на имперскую? Среди ваших есть пара-тройка небездарных, но девять... Девять это полноценный кольцевой эгрегор, как тебя, надеюсь, учили. Это минимум для создания общего психополя, весьма агрессивного при таком негативном настрое.

  - Я ж ни разу на практике... - видимо, я занервничал, наконец, потому что воду пролил.

  - Если бы ты хоть раз на практике... - Локьё зажмурился и отдался креслу.

  - Поубивал бы, - кивнул на мой вопросительный взгляд Дьюп.

  - Знаешь, почему в Содружестве совершеннолетие - 42 года? - спросил Локьё, раскачиваясь в кресле.

  Я задумался. Возрастной ценз у экзотов не был продиктован нуждами государства, там хватило бы и 25-ти, которых добивались наши.

  - Не знаю, - сдался я. - Это-то тут причём?

  - Возрастной ценз инициации нарушается в Домах камня, - бросил Колин блаженствующему эрцогу.

  Тот приоткрыл один глаз:

  - Не так уж часто. Опасное это дело - взять малолетнего щенка, с его взрывной энергетикой, способностью самовосстанавливаться и резервами психики, а, главное - с абсолютной детской беспринципностью... и выучить на монстра!

  - Почему на монстра? - удивился я.

  Колин направил кресло к столику, где я заваривал йилан, и завладел чистым стаканом.

  - Видел, что ты можешь натворить при желании? - спросил он, наливая себе горьковатой жидкости. - А ведь тебе далеко не семнадцать. Какие-то личностные механизмы уже сформировались и в беспредел сползти не дают.

 - Сила, мальчик, от возраста зависит, в обратной пропорции, - выпрямился эрцог и тоже потребовал жестом свою порцию йилана. - Начиная с полового созревания, психическая сила начинает нарастать. Пика достигает примерно к двадцати-тридцати годам. Это очень в среднем, бывает и раньше. Потом самоотдача индивида становится меньше, жертвенность поступков тоже падает и сила устанавливается на каком-то стабильном уровне. Вот с этого момента у нас и начинают обращению с нею учить. Можно бы раньше... - эрцог помолчал, смакуя напиток. - Но больно сложным становится процесс воспитания. Чтобы личность смогла управлять собственной энергетикой - должна сначала сформироваться эта самая личность. Человек должен пройти через все положенные кризисы, созреть. А наша знать и так с детства в не самых лучших условиях для формирования здоровой психики. Вот потому, кстати, про воспитание в аристократических семьях и рассказывают всякие ужасы. Уж кто как может, так и пытается научить молодёжь выживать и правильно социализоваться. Всё, что в обычной семье ребенок получает сам по себе - трудности, ограничения, наказания - мы формируем искусственно. Потому что психическая сила - огромный соблазн. Страшнее, чем непомерные наши состояния и власть. Так что с тобой нам сильно повезло: кого-нибудь со средними данными наши задавили бы, девять - достаточное число для коллективной воли... Один ты у нас такой. И имперский, и ни одного реомоложения не прошёл, да и видно по тебе, что голая стихия. Ты ж со страху, как на Мать опирался, так и опираешься. И выезжаешь не на знании, а дурака включаешь. Этого не подделать. Тут и доказывать никому ничего не надо было. Снесла курочка яичко, а из него вдруг и вылупилось... - он смерил меня оценивающим взглядом. - Все знают, мальчик, что воля и направленность мыслей первична физике, что именно устремления человечества изуродовали его генетический код, а уж потом придумали все эти биодобавки и яды, на которые списывают упадок цивилизации землян. Все знают. Но никто не видел. Руками не щупал. А тебя можно пощупать. И убедиться, что воля заставляет и природу отыграть назад. Что мы получаем второй шанс, чистый, настоящий. И мы выживем как цивилизация людей... Громко я сказал? Напугал, поди? - он натянуто рассмеялся. - Выкинь из головы...

  Я оглянулся и увидел, что на эрцога весьма сердито смотрит Дьюп.
 
 - Ну да, - согласился Локьё. - Хвалить тебя - только портить. И генералов душить бросай. Увижу ещё раз - мало не покажется. И не надо мне говорить, - мотнул он головой, не давая оправдаться, - что ты не знал, а он сам напросился. Отвечает тот, кто сильнее.

  - А виноват, между прочим, тот, кто пострадал, - парировал я. - Тот, кого ударили, сам несёт в себе первопричину насилия. Эйниты так говорят.

  - Вот ты сейчас пострадаешь, а виноват пусть даже буду я, - согласился эрцог. - Ты знаешь, что у меня не переходящее желание тебя выпороть? С той самой нашей первой встречи?

  Я покачал головой, вглядываясь в его лицо. Что за чушь он сказал? Он меня хотел... Да придушить он меня хотел!
 
 Но я его, наконец, понял.

  Скажи Локье мне сейчас "придушить", я отмахнулся бы от этой фразы. Не затормозил бы на ней, не дошёл своими мыслями до истинного смысла.

  Мысль изреченная - есть ложь.

  Он весь день сегодня лукавил, чтобы объяснить самым разным людям лишь им понятную правду. Это было похоже на стояние экскурсантов перед абсолютной белой картиной, где экскурсовод говорит одному - здесь нарисовано дерево, второму - а для тебя это - лошадь, третьему - а ты видишь солнце. И каждый уходит, понимая, что видел именно это. Хотя знает, что на картине на самом деле - ничего не было.

  Истина - это не правда. Но и не ложь. В ней - правда и неправда сразу.

  А любовь?
   

  Локьё кивнул на меня Дьюпу, фыркнул:

  - И ты боишься, что я его испорчу? В этих мозгах - пробу уже негде ставить!

  - Просто сегодня он стал взрослым, - сказал Колин.
 
 - Ты хочешь сказать, этот хаго больше не будет мне хамить? - нахмурился эрцог.

  - Так неангажированно? Вряд ли. Он скоро будет умнее нас обоих. У нас с тобой никогда не было детей. По-настоящему - с капризами и грязными пелёнками. А у него - дочь. И ещё кто-то скоро... Алана говорит - мальчик.

  - Мальчик, у меня? - неискренне удивился я.
 
 Открыв рот, я уже знал, что родится мальчик. И знал - у кого. Это знание пришло сразу и само. Во всей его истиной противоречивости - с болью, страхом, радостью и любовью.

  - Мда... - сказал Локьё. - А ведь и вправду вырос...

  Он поднялся из кресла, шагнул к столу, потом вдруг развернулся ко мне и заглянул в глаза.
 
 Не знаю, что эрцог делал со мной, но, закончив рассматривать, он вдруг протянул руку и коснулся моего плеча.

  В этикете Экзотики - это крайняя невежливость - нарушить чужое физическое пространство. Но это была невежливость для него, не для меня. Он протянул руку, словно проверяя во мне что-то, какую-то чужую, иную правильность. А потом спросил:

  - Ты мне дочку обещал показать, помнишь?