Под пятою глупости. Сатирический роман

Вячеславу Алексеевичу Пъецуху, первому, дерзнувшему в нынешнем веке приоткрыть тайны заброшенного в прошлом столетии архива города Глупова

К читателю

Действующие лица данной версии продолжения «ИСТОРИИ ОДНОГО ГОРОДА» М.Е. Салтыкова-Щедрина - реальные исторические персонажи: Александр II, Александр III, Николай II, князь Львов, Керенский, Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, Ельцин, а также, в отдельных случаях, наиболее колоритные фигуры их ближайшего окружения.
Играем в щедринскую игру. Полностью сохранена география города Глупова с его Управой Благочиния, слободами Навозная и Негодница, непролазной грязью везде и во всем. С окружающими Глупов гужеедами и моржеедами. Сохранена и глуповская социология с обывателями, именитыми гражданами, будочниками и их алебардами, квартальными и чинами повыше, а главное — с сознанием и поведением их, взаимоотношениями между ними, не претерпевшими, по убеждению автора, никаких существенных изменений за истекшую тысячу лет. Разве что глупость и подлость стали более изощренными.
Категорически отвергаем глуповские попреки в «глумле¬нии над народом», предъявлявшиеся еще Салтыкову-Щедрину. Впрочем, такие обвинения неизменно звучали в адрес каждого сатирика, хоть чуть вышедшего за рамки беззубого юмора. Михаил Евграфович дал всем им достойную отпо¬ведь, обличив их создателей в наглости подонка, постоянно путающего Отечество с заглатываемою осетриною.
Я болен болью моего народа. Не мыслю себя вне него. С насмешкою отношусь к любому глуповцу, волею судеб по¬павшему за кордон и пытающемуся поучать глуповцев же, туда не попавших, оставаясь, естественно, таким же глуповцем, да еще помноженным на неизбывную совковость.
Мне вдвойне больно сегодня, когда мой народ подверга¬ется унижению, неслыханному со времен Батыя под Моск¬вой и ляхов в Кремле. Нельзя позволять безнаказанно воз¬водить на него хулу. Мой народ ничем не хуже, правда, и не лучше иных-прочих народов мира. И если у нас — город Глу¬пов, то ведь и у них в точности такие же Фултаун, Думштадт, Бетеция и бесчисленные Караван-Сараи.
Столь же категорично отвергаем и глуповские попреки в «необъективности», абсолютно несовместимой с жанром са¬тиры. Да, фигуры Александра II или Николая II очень тра¬гичны, вызывают во мне лично в какой-то мере даже симпатию и сочувствие; возможно, и в личности Ленина, Сталина, Хрущева, Брежнева, Горбачева, Ельцина, их приближенных также присутствуют черты, способные вызвать подобную симпатию или сочувствие, ибо не все в их деяниях заслужи¬вает порицания. Но ведь не об этом здесь речь.
«Под пятою глупости» — это же не юмор, а сатира!
Перефразируя слова одного известного нашего полковод¬ца, скажу: когда речь о пользе Отечества, судьбы отдель¬ных людей и их деяния вполне могут быть представлены тою стороною, которая особенно важна для уяснения пользы оно¬го. Тем более уяснения посредством сатиры.
Я не пощадил никого из главных действующих лиц глуповской исторической трагедии, то и дело оборачивающейся фарсом и именно щедринским фарсом здесь представлен¬ной. Даже к Ельцину отнесся «на равных», как и к его пред¬шественникам, хотя сделать подобное было нелегко из-за принципиального отказа этого человека от гонений не толь¬ко за критику, но и за хулу. Однако не пощадил и себя само¬го, и своих кровных родственников-шестидесятников, свидетельство чему — образ Егорки Неладного, с мучительною для него в ту пору и смешною ныне перевалкою от фанатизма верноподданнического к фанатизму просвети¬тельскому, с его истинно глуповскою страстью придать «че¬ловеческое лицо» бесчеловечному монстру и гамлетовскими страданиями, когда очередную — утопическую — затею по¬стигала судьба всех утопических затей. Начиная с попыток реализации идей социалистов-утопистов и кончая попыткой построить социализм на целой трети одной, отдельно взятой планеты.
Мне также очень хотелось, чтобы читатель отыскал себя среди обывателей города Глупова (Фултауна, Думштадта, Караван-Сарая и т.п.), взглянул на свои деяния как бы со сто¬роны и хоть мысленно дописал бы собственную «Историю своего города». Это представляется весьма немаловажным сегодня, когда новые доморощенные глуповские юродивые предпринимают и будут предпринимать одну попытку за другой вновь ввергнуть население города Глупова в кошмар очередной угрюм-бурчеевщины, призывая вновь марширо¬вать строем на принудительные работы за кусок хлеба с со¬лью всем поровну (квартальным — по два куска), либо дви¬нуться таким же строем мыть свои сапоги на брегах Нью-Дели.
В эти дни нелишне вспомнить, что Салтыков-Щедрин и Достоевский были первыми русскими мыслителями, зорче других разглядевшими, какая опасность кроется за демаго¬гическими причитаниями «радетелей о благе народном». Опасность, обернувшаяся реальностью на всем протяжении следующего столетия глуповской истории. Достоевский пос¬тавил точный медицинский диагноз начинавшемуся наваж¬дению: «Бесы!» Щедрин пояснил: «Идиоты вообще очень опасны... потому что чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит исключительно им одним».
Чтобы переселиться из города Глупова в город Умнов, нуж¬но, помимо всего прочего, разглядеть попристальнее мерз¬кие черты глуповщины и постараться искоренить их в сер¬дце своем, загореться страстным желанием изжить их. Тог¬да и остальное в таком переселении пойдет легче.
На правах историка и социолога я позволил себе, перене¬сясь во времена иные, взять интервью у нескольких своих старых добрых знакомых минувших столетий и десятилетий касательно содержания предлагаемого вниманию читателя повествования. Вот что ответили уважаемые респонденты:

М. ЛОМОНОСОВ:
Народ российский от времен, глубокой древностию сокровенных, до нынешнего веку толь многие видел в счастии своем перемены, что ежели кто рассудит, в великое изумление придет, что по толь многих разде¬лениях, утеснениях и нестроениях, не токмо не расточился, но и на высший степень величества, могу¬щества и славы достигнул.

Шеф жандармов Его Сиятельство граф А БЕН¬КЕНДОРФ:
Прошлое России удивительно, ее настоящее более чем великолепно, что же касается будущего, то оно выше всего, что может нарисовать себе самое смелое воображение.

М. ПОГОДИН:
Дарования не ободрялись, а уничтожались. Неве¬жество с гордостью подняло голову... и на поприще сло¬весности остались лишь голодные псы, способные ла¬ять или лизать.

А. ПУШКИН:
О, люди! Жалкий род, достойный слез и смеха.

 Н.  ГОГОЛЬ:
Бывает время, когда нельзя иначе устремить об¬щество или даже все поколение к прекрасному, пока не покажешь всю глубину его настоящей мерзости.


В. КУРОЧКИН:
Ведь не могу же я плакать от радости с гадости. Или искать красоту в безобразии Азии. Или курить в направлении заданном Ладаном. Словом, заигрывать с злом и невзгодами Одами.

Б. ОКУДЖАВА:
Дураком быть выгодно, да не очень хочется. А умным - очень хочется, да кончится битьем. У природы на устах - коварное пророчество, Но, может быть, когда-нибудь к среднему придем.

М. ЮРСЕНАР:
Всякая попытка сказать правду вызывает скан¬дал.

Э. ГИББОН:
Мы поступим благоразумно, если из повода к скан¬далу сделаем предмет назидания.

От издателя

Изба, в коей архив города Глупова расположен, стоит, скособочась, крайней по дороге от заставы на погост. Вооб¬ще-то каждому, кто чувствует себя созревшим для такого путешествия, не мешало бы заглянуть туда (в архив, разуме¬ется), прежде чем достигнуть крайней точки сего маршру¬та. Минуя оный промежуточный пункт, обыватель рискует усопнуть таким же глуповцем, каким родился. И, напротив, покорпев часок-другой над желтыми листами, изъеденными мышами и загаженными мухами, начинаешь понимать, где именно ухитрился ты скоротать свою жизнь и отчего тебе здесь было скверно, но не скучно. Вот почему даже в после¬дний раз закрываешь глаза не иначе, как с улыбкою сквозь навернувшиеся слезы.
После того как Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин ровно 125 лет тому назад издал летописи первых четырех глуповских летописцев, охватывающие период с 1731 по 1825 год (а фактически по 1855-й, потому что градоначальничество Перехват-Залихватского явилось органическим продол¬жением градоначальничества Угрюм-Бурчеева и ничего принципиально нового не внесло, тем более что с 1825 по 1855 год история, как правильно констатирует летописец, «прекратила течение свое»), нога исследователя долго не ступала в глуповский архив. Думали: зачем? Ведь история течение-то прекратила! А ведь ошибались: раз город Глупов продолжал существовать — не могла не возобновить течение свое и его история.
А где история — там и летописцы. Первым после Михаи¬ла Евграфовича Салтыкова-Щедрина возвысился до этой абсолютной истины московский литератор Вячеслав Алексе¬евич Пьецух, которому мы, в связи с этим, и посвящаем ни¬жеследующее повествование. Он единственный не поленил¬ся заглянуть в полуразваленный глуповский архив спустя без малого 120 лет после его посещения М.Е. Салтыковым-Щед¬риным. И не обманулся: нашел еще четыре документа, а именно необыкновенно крупноформатную так называемую амбарную книгу, исписанную разными почерками, плюс две так называемые общие тетради в клетку, плюс одну машино¬писную рукопись, заключенную в зеленую папку. Это позво¬лило В.А. Пьецуху довести щедринское повествование до начала 1988 года. Любознательный читатель может ознако¬миться с ним по книге вышеназванного автора «Новая мо¬сковская философия» («Московский рабочий», М., 1989, с. 3-164).
Оговоримся сразу: продолжение «Истории города Глупо¬ва в новые и новейшие времена» мы прочитали с интересом, относим к значительным литературным памятникам и нико¬им образом не ставим под сомнение написанное в ней. Как говорится, версия В.А. Пьецуха имеет право на существова¬ние. Однако, в отличие от прочих литературных произведе¬ний, история твоего собственного города, по моему разуме¬нию, должна быть запечатлена каждым горожанином пер¬сонально, на основе собственного опыта жизни в этом горо¬де. И письменно, и печатно, как получится, но уж обязатель¬но в разуме и сердце своем. Вот почему спустя несколько лет после ознакомления с действительно блистательным произве¬дением В.А. Пьецуха, следуя собственному же совету, изло¬женному в начале сего предисловия, я тоже не поленился и соскочил со своих похоронных дрог по дороге на глуповский погост (куда всегда поспеешь), дабы скоротать предзакат¬ные часы в уединении глуповского архива. И тоже не обма¬нулся: наряду с документами, обнаруженными В.А. Пьецухом, там была навалена в углу такая гора тетрадок с запися¬ми, что каждый желающий и не поленившийся наклониться легко обрящет собственную версию истории родного города.
Я поднял первую подвернувшуюся под руку стопку — и обомлел: передо мной был еще один свод глуповских летописей доводящих историю сего города аж до 1995 года — на целых семь лет долее, чем в тетрадках предыдущего иссле¬дователя! Встал вопрос: публиковать ли только последнюю из найденных тетрадок, охватывающих по времени как раз последние годы, или уж обнародовать сразу все подряд, где описывается тот же период 1855—1995 годов, но пером дру¬гих летописцев, под углом их точки зрения. Зрело поразмыс¬лив, я пришел к последнему решению.
Пусть читатель сопо¬ставит обе версии, но не для того, чтобы решить, чья лучше (в данном случае это не имеет никакого значения), а для того, чтобы хоть мысленно составить, как уже говорилось, собствен¬ную версию, чтобы потом непременно сообщить ее своим детям, внукам, правнукам, дабы они почерпнули из истории города, где возросли, уроки на будущее, позволяющие делать город Глупов в меру человеческих возможностей все менее и менее Глуповом.


Опись градоначальникам, в разное время в город Глупов от высшего начальства поставленным, а позднее собственною наглостью воссевшим
(1855-1995)
Мир, как театр, говорил Шекспир.
Я вижу лишь характерные роли.
Тот — негодяй, тот — жулик, тот — вампир.
И все, как Пушкин говорил, чего же боле?
В. Высоцкий

1) Заманиловский Леопольд Лоэнгринович, гусарский штаб-ротмистр в отставке (1855—1881). Дал, на горе глуповцам, долгожданную свободу, коей они так и не дождались. Убит насмерть предшественниками умоскопатов (впослед¬ствии умоскопистов).
2) Медвежатников Гурий Гурьевич, отставной лесничий (1881—1894). В градоначальстве якобы наличествовал, но при нем не присутствовал. Умер от самой распространенной мужской болезни.
3) Алисин Никодим Аполлинарьевич, отставной драгунс¬кий подполковник (1894—1917). Несмотря на мягкий характер и благие намерения сего градоначальника, правление его с начала и до конца представляло цепь роковых несчастий, достойных древнегреческой трагедии. Зверски убит с семьею зверями умоскопистами.
4) Пузанов Сила Терентьич, излюбленный гражданин Глупова, самый богатый и самый именитый обыватель его (1917). Вытолкнут в градоначальники силою обстоятельств и ею же, ничего не свершив, «втолкнут» обратно в небытие.
5) Хирянская Шурка, Порфирия Гунявого, предшествен¬ника умоскопатов, дочь или сын (1917). Вытолкнут(а) в градоначальники тою же силою обстоятельств. При ближайшем рассмотрении оказался(ась) то ли бабою, то ли гермафроди¬том, и повел(а) себя соответственно: сбежал, переодевшись в бабий сарафан.
6) Гунявов-Плюганов Федор Ионович, по кличке Карта¬вый, более известный под псевдонимом братец Охов, рас¬кольник умоскопатов, основатель секты умоскопистов (1917— 1922). Дорвался до власти удачным покушением на оную. Тщетно пытался умоскопить глуповцев, доведя их до полно¬го разорения. Умер, пожранный собственным злодейством, преданный своими преемниками, отрекшись от своих дея¬ний, но оставшись приверженцем своих злоумышлении.
7) Кобасдохия Идрис Вельзевулович, по кличке Сысойка Корявый, более известный как братец Сдохов, по виду гла¬варь умоскопистов, а по отчеству — исчадие Вельзевула (1922-1953). Оправдывая свое происхождение, зверски истребил почти всех глуповцев, превратив жизнь остальных в сущий ад. Самый любимый градоначальник, оплакиваемый глуповцами и до сих пор.
8) Поджилкин Кузьма Сысоевич, бывый холуй и придвор¬ный шут предыдущего (1953—1964). Вытолкнут в градона¬чальники (именовавшиеся со времен братца Охова дьяками, а со времен братца Сдохова подьячими) силою обстоятельств. Удержался у власти, только отпихиваясь ногами от мертво¬го тела предыдущего. Пытался накормить глуповцев до от¬вала бананами и переселить их за 20 лет на Луну. Сослан своими верными подельниками на огород сажать капусту за попытку создать из одного Глупова целых два. Скончался в бессилии.
9) Брудастый Дементий Варламович, точнее, его дублер образца 1762 г. Говорящая кукла, очень похожая на настоящего градоначальника (1964—1982). Извлечена из чулана по причине отсутствия конкурентов. Вела себя, как и подобает говорящей кукле с органчиком, ввиду чего глуповская исто¬рия вторично на время прекратила течение свое. Как кукла, казалась бессмертною, но органчик со временем выработал свой ресурс, и куклу пришлось снова отправить в чулан.
10) Безымянный квартальный в параличе, по прозвищу Слубянки (1982—1984). Вытолкнут в градоначальники подель¬никами в надежде, что скоро помрет и освободит вакансию следующему, но, прежде чем помер, сделал попытку иско¬ренить в Глупове праздношатающихся. Умер от перенапря¬жения при таком немыслимом для простого смертного под¬виге под насмешки оных праздношатающихся.
11) Еще один безымянный, не имевший даже прозвища, бывший обер-денщик Брудастого (1984—1985). Усоп сразу же при занятии вакансии, но продолжал числиться градоначальником (подьячим) и в усопшем состоянии, пока совсем не пошел прахом.
12) Верблюдова Мария, простая труженица сельских полей, притворившаяся было мужиком и на этом основании севшая в градоначальничье (подьяческое) кресло (1985—1991). Пыталась упразднить неправые доходы, ополчившись на левые. Пыталась устроить глуповцам похмелье без выпивки. Пыталась отпустить глуповцев на беспривязное содержа¬ние, в коем они совсем одичали. Наконец, отчаявшись в этих своих мероприятиях, переименовала себя из подьячих в го¬родничие, а когда ее примеру последовали все до единого глуповские квартальные, тоже объявившие себя городничи¬ми своих слобод, кварталов и даже отдельных сараев, запер¬лась . с обиды в нужнике и просидела там до тех пор, пока не обнаружила свое градоначальничье кресло занятым.
13) Елкин-Палкин, Буслай Наломаевич, единственный из горничных Верблюдовой, оказавшийся, по ее недосмотру, мужиком и поведший себя на удивление не по-бабьи. О сем умолчу, потому что, севши в кресло городничего, задремал и просил не будить.

            Желающие освежить свою память и перечитать книгу М.Е. Салтыкова Щедрина «История одного города» могут пройти по этой ссылке: http://az.lib.ru/s/saltykow_m_e/text_0010.shtml