Каникулы во времени

      Сайт автора http://skazki2.ucoz.ru/

      С недавнего времени отрыта страничка песен в моем исполнении. Конечно, играю и пою я не ахти как, могу запросто "дать петуха", но любовь к песне заложена с детства, поэтому, как говорят, "на том стою и не могу иначе". Для тех, кто не испугался:

http://skazki2.ucoz.ru/load/muzyka_v_formate_mp3/18

      Так уж сложилось, что большинство песен предназначены для взрослых, но, надеюсь выложить кое-что и для детей.


 
               
                КАНИКУЛЫ ВО ВРЕМЕНИ

                Повесть

                ГЛАВА 1

Мишка закончил завтрак и поставил тарелку в мойку.

- Мам! – позвал он, возя пенной губкой по ложке.

- Да, Мишенька!

Мама вошла в кухню и на мгновение остановилась, обдумывая, что бы еще сделать в оставшиеся десять-двадцать минут. Ей нужно было собираться на работу. Она слушала Мишку вполуха и поначалу даже не поняла его вопроса. Пришлось переспрашивать:

- Папа сегодня придет?

- Что? Папа? Нет, с чего это ты взял? Он обещал, что до выходных здесь не появится.

- Почему? – Мишкино лицо сделалось унылым.

- Ой, сынок, поговорим об этом вечером, хорошо? – Мама была очень озабочена, да и спорить с ней всегда было сложно. Мальчик со вздохом кивнул.

- Во сколько вас отпустят? Уроков не будет, ты уточнил у Веры Васильевны?

Сегодня был последний день занятий в школе. Вместо уроков предполагался субботник: перед летними каникулами территорию вокруг корпуса по традиции немного облагораживали. Так было каждый год. Девочки собирали мусор, мальчишки его оттаскивали в специально отведенные места, окапывали деревья… Все как обычно.

Мама поцеловала Мишку в лоб, и тот спустился во двор. Проходя мимо места, на котором всего два месяца назад стояла машина отца, мальчик вздохнул.

Ссора у родителей вышла какая-то нелепая. Однажды папа задержался после работы и пришел домой подвыпивший, очень оживленный, и мама что-то ему сказала едкое, как она может. А потом принялась нюхать рубашку с костюмом и заявила, что от них пахнет духами. После этого их отношения стали постепенно портиться, они уже не ходили вместе в гости, как бывало раньше. На восьмое марта папа купил недорогой подарок, и это вызвало еще большие подозрения у мамы. Она сказала: «Ты что, все деньги потратил на НЕЕ?»

Это выглядело очень странно, потому что Мишка был уверен, что никакой ЕЕ не существует. По выходным они с отцом каждый раз уезжали куда-нибудь на природу: летом - ловить карасей, собирать чернику или просто купаться, а зимой – чаще всего на лыжах. Мама с ними больше не ездила, а папа про это ничего не говорил.

И вот два месяца назад его совсем выгнали из дома. Конечно, выглядело это иначе: он сам собрал вещи и ушел, но по телефону мама сказала именно так. Подруга, которая много раз бывала у них в гостях в прежние дни, ее поддержала. Они часами говорили на эту тему, и всегда в их разговоре папа оказывался подлецом. Мишке это трудно было понять, он злился, но ничего поделать не мог. Мама его не слушала.

И теперь отец должен был превратиться в «воскресного папу». Это понятие Мишка узнал совсем недавно, и если бы был девчонкой, обязательно заревел. Но мальчику, особенно пятикласснику, плакать не полагалось.

И он терпел.

Во дворе он увидел Женьку Паршина – своего одноклассника. Они не были друзьями, как можно было бы ожидать от мальчишек, живущих в соседних подъездах. Мишка Овечкин дружил с Ванькой Тулузовым по прозвищу Тузик, а у Женьки имелись свои приятели. Но в школу иногда по-соседски шли вместе.

Вообще, Женька был интересным мальчишкой. Отец у него руководил каким-то небольшим предприятием, но не мог позволить купить себе, к примеру, яхту или виллу на берегу моря. По этому поводу Женька постоянно говорил, что когда вырастит, обязательно станет олигархом. У него даже свой самолет будет, и обязательно «Боинг».

- Я организую сто фирм, и все будут крутыми!

Свои способности к бизнесу он уже проявлял, причем родители об этом даже не догадывались. Например, прошлым летом Женька уговорил отца купить ему дорогущий металлоискатель – якобы для того, чтобы собирать металлолом, который зарыт глубоко в земле. И это понятно: все, что можно было найти на поверхности, давно собрали бомжи. Они промышляли тем, что сдавали металл за деньги.

На самом деле Паршин-младший задумал совсем другую штуку. Неизвестно, кто ему это подсказал, но все лето напролет Женька проторчал на пляжах реки и местных озер, которых вокруг города было предостаточно. В жару там собиралось много купающихся, и они частенько теряли в воде кольца, перстни, сережки и даже цепочки.

За три месяца мальчик насобирал семьдесят грамм золота и еще больше серебра. Все это было отнесено в ломбард и там продано. Металлоискатель окупил себя пять раз.

- Кто-то въезжает на нашу площадку, - первым делом сообщил Женька, кивнув на разгруженную возле  своего подъезда мебель.

На мешках с вещами сидела потешного вида маленькая собачка и деловито тявкала на всех проходивших мимо.

- Охраняет! – хохотнул Паршин и предложил: - Ну что, потопали?..

  Идти им нужно было всего одну остановку. Во дворе школы уже собирались ребята из разных классов. Младшие играли в догонялки, что-то кричали. Те, кто постарше, украдкой покуривали и обсуждали планы на лето. Настроение у всех было праздничное. Погода как раз соответствовала этому – солнце почти не пропадало за облаками, дул теплый ветерок.

Вскоре вышли учителя. Мальчишек из пятого класса распределили на группы и под руководством Веры Васильевны, их классной руководительницы, они принялись подметать футбольную площадку. Кому-то досталось собирать мусор, кому-то набивать этим мусором мешки. Девчонки мыли окна первого этажа и во дворе появились только часа через два.

Вскоре, воспользовавшись тем, что Вера Васильевна отошла, Женька со своим товарищем Димкой Семьиным решили покурить.

- Я вчера с отцом ходил на тренажеры, - похвастался Паршин. – Блины тягал. А в конце пришел один мужик, у него пояс по каратэ. Показал нам пару ударчиков.

Димка завистливо покачал головой и затянулся сигаретой.

- Мальчики, - подскочила к ним Верка Котова, которая сидела с Семьиным за одной партой. Она выбежала во двор с ручкой и листком бумаги. Значит, опять организовывала какие-то списки. – Коноплеву сделали операцию. Мы собираем по сто рублей. И кто сможет, пойдемте с нами после школы.

- Больно охота! – отмахнулся Женька, вытаскивая из кармана мятую купюру. – У нас дела…

- Ну, как хотите! – мотнула косой Верка, зажала деньги в руке и побежала уговаривать других учеников.

- Сходим в оружейный? – предложил Паршин товарищу. – Я там такой пистолет видел цивильный. Новый завоз!

- Давай, - согласился тот. – Как только отпустят…

В последний день никому не хотелось сидеть в школе дотемна – ни ученикам, ни учителям. Поэтому к обеду мальчишки уже были свободны. А Мишка и еще несколько его одноклассников в сопровождении Веры Васильевны отправились в больницу навестить лежавшего там Коноплева.

Вечером Мишка немного посмотрел телевизор, но настроение у него было неважным, и все программы казались скучными. Иногда он прислушивался к голосу матери, по телефону обсуждавшей с подругой их общие дела, и думал об отце.

Если бы все было как прежде, завтра они поехали бы в деревню. Там жили дед с бабкой. У них Мишка проводил каждое лето. Теперь из-за глупой ссоры родителей ему светило все лето коптить в городе. Здесь было скучно, большинство детей разъезжались по разным местам.

Выключив телевизор, мальчик поплелся в свою комнату, расстелил кровать и лег, взяв с собой книжку.

- Мишенька, ты уже ложишься? – прижимая телефонную трубку к уху, спросила мама. Она появилась на пороге, вся поглощенная разговором, и Мишка с кислой миной ей кивнул.

- Молодец. Спокойной ночи, дорогой! – Она наклонилась и поцеловала его в лоб, тут же продолжив отвечать на вопрос невидимой собеседницы: - Да-да, а ты думала! Все было представлено совсем по-другому…

Она закрыла за собой дверь, машинально притушив свет в комнате, но у Мишки остался включенным светильник над кроватью, а под подушкой лежал светодиодный фонарик с четырьмя режимами свечения, которым он иногда пользовался,  чтобы читать в темноте.

Мишка потянулся, было, за «Приключениями Тома Соейра», но мысли возвращались к отцу. Казалось очень несправедливым,  что мама с ним  так поступила.

«Вот если бы вернуться на год назад! – мечтательно подумал мальчик. – Я бы все им объяснил…» Похоже, что он стал засыпать с этой мыслью, потому что когда прозвучал голос, Мишка вздрогнул и чуть не подскочил на кровати.

- Ты уверен, что хочешь этого?

На письменном столе, там, где весь учебный год лежали его школьные тетради, сидел некто. Он был маленького роста – всего с метр, одет в старого покроя костюм, потертые брюки и стоптанные кожаные башмаки с металлическими пряжками. На голове гостя красовалась широкополая шляпа, а лицо его оказалось сморщенным и некрасивым. Ни дать ни взять лилипут из цирка.

- Вы…э-э-э… кто? – только и смог сказать Мишка.

- Фея! – хмыкнул карлик противным голосом. Он увидел недоверчивый взгляд мальчика и расплылся в широкой улыбке. От этого его физиономия стала совсем уж неприятной.

- Не похож?

- Гм… не знаю… - неуверенно ответил Мишка. – Я  никогда не видел фей.

- Ответ правильный! – одобрительно кивнул гость. – Но давай ближе к делу. Ты вправду хочешь вернуться в прошлое?

- А это возможно? – Мальчик вдруг подумал, что всего этого не могло быть. И объяснение тому просто: он уже спал.

- Ну, если я постараюсь, а ты согласишься выполнить одну мою просьбу… - Карлик достал из кармана связку ключей и стал вертеть ее вокруг пальца. Звон достаточно громко разносился в ночной тишине.

- Какую?

- Например, мне нужно, чтобы ты доставил вот этот вот конвертик, - в руках гостя вдруг появился еще и бумажный конверт с какой-то надписью на месте адресата, - в дом лесника. Только не самому леснику, а тому, кто зовется Мизер. Ты его просто окликнешь во дворе, и он появится.

- Какой дом? – не понял Мишка. – Где он находится?

- Узнаешь, - уверенно пообещал карлик. – На месте разберешься. Но помни – это нужно сделать до конца смены? Повтори.

- До конца смены, - ответил мальчик озадаченно. Он ничего не понимал.

- Ну, если ты согласен, то я свою часть договора готов выполнить хоть сейчас. – Маленький человек положил одну ногу на другую и энергично ею закачал. – Чего молчишь? Ведь не я первый предложил, это твоя затея. Разве не так?

- Угу. – В голове у Мишки совсем все перепуталось. «Ну и сон! – подумал он, махнув рукой и отворачиваясь к стенке. – Хорошо бы завтра его вспомнить…»

- Ну, я уж об этом позабочусь! – ухмыльнулся гость, спрыгивая со стола на стул, а оттуда дотягиваясь до цепочки светильника. – Тебе бы, парень, не оплошать там со СВОИМИ делами…





Женька вздохнул и откинулся на кресле. На мониторе шли титры сериала «Бригада». Он пересматривал его уже пятый или шестой раз, и всегда с удовольствием. Главные герои из простых пацанов, планирующих немного подзаработать, волей случая превратились в крутых бандитов, имеющих свою территорию и огромный бизнес. Это заслуживало уважения.

Между его комнатой и той, где спали родители, была еще ванная, поэтому Женька никому не мешал. Часы показывали полночь, и наверно, пора было ложиться спать. Впрочем, начались каникулы, и его никто не будет заставлять это делать.

- Вот было время, блин! – вслух подумал Паршин, взбивая подушку, чтобы та сделалась мягче. – Кругом лохи, деньги можно было делать из воздуха. Папка говорит, что это называлось «мутная вода». Кто умнее, тот и делал себе капитал. Попасть бы туда на несколько дней, я бы развернулся!..

Он забрался под одеяло и тут услышал скрипучий голос:

- Я мог бы тебе это устроить взамен на одну услугу. Сам понимаешь, дашь на дашь…

Женька вздрогнул и даже поперхнулся от неожиданности.

- Не пугайся. Я не злой.

Прямо перед монитором на столе сидел маленький сморщенный человечек. Одежда его была такой необычной, что Паршин прыснул от смеха:

- Вот умора! – сказал он. – У тебя ботинки просто капец! Особенно пряжки.

- Хм! – немного удивился гость. – А ты клевый парень.

- Ну, не лошара какая-нибудь, - согласился Женька.

- Так мы договорились?

- Подожди, я не очень врубился. Ты вообще кто?

- Ну, зови меня домовой, если хочешь. – Старичок вытащил связку ключей и принялся вертеть ее на пальце.

- Домовой? Гонишь!  - не поверил Паршин. – Таких не бывает. Это все сказки.

- Пусть сказки, но я-то тебе дело предлагаю, а не сказку рассказываю! – строго перебил его гость. – Если желаешь в прошлое – давай договоримся. Нет – найду других, кто сговорчивее.

- А что ты попросишь взамен? – Женька сощурил глаза, стараясь угадать, обманывает его собеседник или нет.

- Пустяк. Найдешь домик лесника и отнесешь туда вот это. – Старик помахал перед глазами мальчика конвертом. – Простое письмо. Не пропавшая грамота! – Он многозначительно хмыкнул. - Поработаешь разок почтальоном – и месяц у тебя на развлечение. Пойдет?

- Отдать в руки леснику? А он меня не…

- Нужно отнести в дом лесника, но отдать не ему, а тому, кого зовут Мизер. Это тоже домовой. Позовешь его во дворе дома, и он появится.

Условия были простыми, и Женька подумал, что можно бы и согласиться…

Страшно слипались глаза. «Стоп! – вдруг мелькнула мысль. – Да ведь я же уже сплю… Вот облом будет завтра, когда вспомню…» Он даже усмехнулся, кивнув напоследок, и укрылся одеялом с головой.

  «Нифига себе сон….»



                ГЛАВА 2

Из окна донесся звук горна, проигравшего побудку, и через минуту в коридоре послышался звонкий голос дежурного:

- Отряд, подъем! На зарядку становись!

Мишка открыл глаза и увидел, как вокруг него зашевелились одеяла. Ребята бодро вставали с кроватей и потягивались.

- Целый год мечтал об этом! – громко сказал сосед Мишки с правой стороны. Это был худенький светловолосый мальчишка с веснушками на лице. Он ловко заправил кровать, положив подушку поверх одеяла, и стал одеваться.

Ничего не понимая, Мишка повернул голову и… встретился взглядом с Женькой Паршиным. Тот, высунув нос из-под одеяла, широко раскрытыми глазами смотрел по сторонам.

- Женька!

- Мишка! Вот дела!

Но они не успели обменяться даже парой слов, когда в дверях комнаты показался парень лет двадцати в кепке, лихо сдвинутой на затылок, и заторопил всех.

- Давайте, давайте! Другие отряды уже строятся внизу, а вы только просыпаетесь. Живо поднимайтесь! Форма одежды – спортивная.

Овечкин с Паршиным, чтобы не выглядеть белыми воронами, тоже вскочили и заправили кровати. У них это получилось неловко и некрасиво, зато в коридор они вышли в числе первых.

Все мальчишки из их комнаты – а там стояло десять кроватей – были одеты в одинаковые белые майки и спортивные трусы. Точно такую же одежду Мишка с Женькой нашли на своих тумбочках. Пришлось одевать.

Паршин поморщился, натягивая на ноги что-то вроде тапочек, которые белобрысый сосед Мишки назвал чешками:

- Как лохи! Даже кроссовок нет…

В коридоре оказалась толчея. Сюда сходились двери сразу двух комнат, и из обоих выскакивали дети.

Парень в кепке быстро всех организовал, то есть объяснил, что суетиться не нужно, и выпроводил вниз. Через минуту толпа вытекла  на улицу и там разделилась на две части.

- Первое звено, на зарядку становись! – скомандовал парень и показал рукой справа от себя. Мальчишки очень быстро выстроились в ряды, и Паршину с Овечкиным пришлось к ним присоединиться.

Они находились на небольшой площадке перед приземистым двухэтажным зданием, на втором этаже которого провели ночь. Из другого крыла этого же здания появилась толпа девчонок и построилась чуть поодаль.

Оглянувшись вокруг, Мишка увидел огромную территорию с расположенными там и сям жилыми и хозяйственными корпусами, спортивными площадками, верандами, как в детском саду, - и повсюду уже бегали дети. Где-то толпились старшеклассники, где-то – совсем мелюзга из начальных классов.

Парень в кепке, которого один из мальчиков назвал Геннадием, принялся показывать какие-то смешные гимнастические упражнения, и всему отряду пришлось за ним повторять. Паршину и Овечкину было сделано замечание, что они делают все небрежно, и те вынуждены были старательно подражать соседям, чтобы не выделяться на общем фоне.

Когда зарядка подошла к концу, Геннадий скомандовал:

- А теперь всем мыть руки! Через двадцать минут завтракаем и готовимся к общей линейке.

Следуя за толпой других мальчишек, Мишка с Женькой, наконец-то, могли переброситься парой слов.

- Ты понял, где мы? – спросил Паршин, но его товарищ только покачал головой.

- Вот попадалово!

- Слушай! – Мишку вдруг осенило. – Может быть, это все нам снится?

- Может, только уж очень есть хочется… Во сне так не бывает, - засомневался Женька.

Умываться и мыть руки пришлось прямо на улице. Дети вразнобой поднимались наверх за полотенцами и зубными щетками, потом снова спускались вниз – туда, где над огромным десятиметровым корытом висела труба с краниками. Нужно было открыть любой – и ледяная вода тонкими струйками бежала по корыту в сточную яму, находившуюся тут же, рядом.

- Не забываем закрывать после себя воду! – предупредил проходивший мимо пожилой мужчина, похоже, местный слесарь-сантехник. – А то болото разведете, до обеда не просохнет.

Плеснув на лицо, Мишка даже поежился – бр-р!

- Ну и пердяевка! – сказал Паршин, но прозвучало это у него совсем не как упрек. – У нас в саду тоже воду в умывальник из колодца таскать приходится.

- А у нас в деревне - из колонки, метров за сто, - кивнул Мишка. – Но обещали провести трубопровод…

Он вдруг вспомнил, что, возможно, именно этим летом ему не придется поехать к деду, и вздохнул.

- Слушай, как мы сюда попали? Я с предками даже не разговаривал о путевке.

- Я тоже.

- Странно как-то все…

Они вместе с другими детьми снова поднялись в свою комнату, которую здесь быстро окрестили «отряд», и стали переодеваться. Оказалось, что в тумбочке лежало несколько рубашек, брюки и даже куртка, взглянув на которую, Женька процедил сквозь зубы: «Стрем!»

- Всем взять галстуки! После завтрака начнется линейка! – предупредил, заглянув в комнату, Геннадий.

Мишка украдкой посмотрел на белобрысого соседа, увидел, как тот достает из выдвижного ящика красный галстук, и поступил так же.

Комната, где они провели ночь, была достаточно большой, чтобы в ней разместилось десять железных кроватей с тумбочками и два письменных  стола, расположенных возле окон. Пара настольных ламп, стаканы с ручками и карандашами – в этом заключалось все хозяйство «отряда». Правда, на одной из свежевыкрашенных стен висела огромная карта с надписью: «Союз Советских Социалистических Республик». Она была новой, нисколько не поблекшей и смотрелась здорово.

- Давай знакомиться, что ли, - сказал сосед, поворачиваясь к Мишке. – Меня зовут Анатолий.

- Мишка, а это Женя, мы с ним одноклассники.

Они пожали друг другу руки, и Паршин спросил:

- Здесь хоть хорошо кормят?

- Да, - кивнул белобрысый. – Я в этот лагерь уже третий год приезжаю. Мне нравится.

Женьке хотелось спросить, далеко ли от города они находятся, но подумав, решил отложить вопрос до лучших времен, чтобы не показаться глупым.

- Почему-то галстуки у всех красные, - шепнул он Мишке. – Я видел скаутов по телевизору, они носят синего цвета.

Вскоре все ребята из их крыла здания собрались внизу,  и к ним присоединились девочки. Ими руководила симпатичная девушка, ровесница Геннадия, которую звали Зинаида Александровна. Почему к ней обращались по имени-отчеству, было непонятно, но в подробности никто вдаваться не стал, и Овечкин с Паршиным догадались, что эти двое – вожатые их отряда. Всего детей в отряде насчитывалось человек сорок.

Они направились строем через территорию лагеря к отдельно стоящему зданию, на котором висела вывеска с названием: «Столовая».

Двигаясь по дорожкам, можно было рассмотреть устройство лагеря. Но в подробностях Паршин и Овечкин ознакомились с ним позже.

Их очень удивило огромное количество плакатов, расположенных вдоль всех дорожек. Улыбающиеся дети в красных галстуках дудели в горны, колотили в барабаны, просто поднимали руки над головой  - и всегда при этом стояли стройными рядами и были одеты в белые рубашки. Над их головами изображались летящие самолеты, на заднем плане – военные корабли странного вида или ракеты, нацеленные в небо. Надписи на плакатах тоже оказались необычными: «Духом сильны, дружбе верны дети великой Советской страны». Или: «Если любят труд ребята, значит, это октябрята». А то и вовсе: « Как повяжешь галстук, береги его – Он ведь с красным знаменем цвета одного!»

- Угореть! – один раз не выдержал Паршин, но рядом идущая девочка посмотрела на него недоуменно, и он больше ничего не говорил до самой столовой.

Та представляла собой кирпичное здание с фасадом, размалеванным разными красками, в хитросплетении мазков которой угадывались предметы сервировки – тарелки, ложки с вилками, даже стаканы.

Внутри, в обширном помещении, имелся общий «раздаток» и множество столов, стоящих параллельными рядками. Вместо стульев везде использовались скамьи из толстых досок, уже отполированных штанами и юбками.

Стены и здесь были увешаны плакатами, призывающими соблюдать чистоту рук, вести себя тихо, не болтать во время еды и брать хлеб в меру, чтобы потом им не сорить.

Завтрак состоял из молочной каши, бутерброда с кусочком масла и стаканом какао. Паршин уселся за стол, посмотрел, как другие уплетают кашу, поморщился и выпил только какао. Мишка кашу любил, поэтому от нее не отказался.

Геннадий показал, куда нужно относить подносы с грязной посудой, и велел всем выходить на улицу.

- Стройтесь и одевайте галстуки. Сегодняшняя линейка особо торжественная, посвящена открытию смены, поэтому ее решили провести после завтрака. Но с завтрашнего дня все будет так, как написано в распорядке дня. Кто с ним еще не знаком, можете прочитать на стенде возле входа в столовую.

Ребята собрались на одной из площадок для сбора, а их место за столами занял следующий отряд.

Мишка посмотрел, как другие повязывают красные галстуки, попробовал сделать это сам, но у него получился узел, совсем не похожий на тот, что был у их нового знакомого Анатолия.

- Почему так неаккуратно? – спросила проходившая мимо девочка, неодобрительно посмотрела на Овечкина и предложила: - Тебе помочь?

- Угу, - ответил Мишка, и она быстро завязала галстук на его шее по всем правилам.

- Как тебя зовут? – спросила девочка вслед за этим.

- Михаил Овечкин.

- А меня Олеся Казимирова. Вы что, братья? – Она кивнула на Толика, который застенчиво стоял немного в стороне.

- Нет, почему ты так решила?

- Он тоже Овечкин. Значит, однофамильцы.

- Наверно.

- Ладно. Я помогаю Зине Александровне, если что-то нужно, спрашивайте. – И она отправилась к девочкам.

- Какая строгая! – уважительно сказал Мишка, кивнув ей вослед.

- Это Олеська, мы с ней в одной школе учимся, только в разных классах, - кивнул Толик. – Я в «А», а она в «Б». И еще она помощник председателя пионерской дружины в школе.

- У вас в школе тоже есть пионеры? – подходя ближе, спросил Паршин. Собеседник посмотрел на него как-то странно, но промолчал.

- Красивая, - заметил Мишка и вдруг обратил внимание, как радостно вспыхнуло лицо у Толика.

Галстук Паршину тоже пришлось перевязывать…

До построения осталось еще несколько минут, и Мишка решил посмотреть распорядок дня, вывешенный на стенде. Он окинул глазами несколько листочков с приказами, распоряжениями и остановился на табличке, которая называлась «Режим дня в пионерском лагере «Восход», подшефном производственного объединения «ЗАРЯ». Внизу, под табличкой, стояла подпись начальника лагеря и дата… 02 июня 1975 года.

Смутное подозрение как молния мелькнуло в Мишкиной голове. На всех приказах и распоряжениях стоял тот же год – 1975.

Они с Паршиным замерли, уставившись на свежеотпечатанные листочки, которые даже не успели промокнуть от дождя: видимо, последние день-два осадков не было.

То, как их поставили в строй, и как прошло официальное открытие лагеря в сезоне 1975 года (это прозвучало еще раз – громом среди ясного неба), мальчики помнили плохо. Они были слишком взволнованы.

Дети дружно кричали какие-то речовки; барабанщик, горнист и знаменосец торжественно прошли по периметру вдоль отрядов, стоявших по стойке смирно; под барабанный бой был поднят флаг лагеря и объявлено о вечернем костре. Начальник лагеря – представительный седеющий уже мужчина по имени Николай Иванович – пожелал всем хорошо отдохнуть, набраться за месяц сил, подправить здоровье, если оно у кого-нибудь не в порядке, и научиться тому, на что в течение учебного года не хватало времени. Имелось в виду, что в лагере действовали множество кружков и секций – начиная от обще-оздоровительных, спортивных, кружков рукоделий, драматических,  юных натуралистов, военного дела… Только перечисление их заняло несколько минут.

Потом детям было предложено в течение текущего дня определиться, на занятия каких кружков они хотят ходить и сказать об этом своим вожатым.

После торжественной части от каждого отряда было выделено по два активиста, чтобы обсудить, как провести вечерний костер. Это было самое любимое мероприятие всех пионеров – конечно, не считая купания в жаркую погоду и дальних походов с ночевкой.

От Мишкиного отряда на обсуждение послали Олесю Казимирову и еще одного мальчика – скуластого Борьку Воронина. Остальные были отпущены с условием, что не будут шататься без дела по территории лагеря, а займутся выбором кружков. Не исключалось, что кому-то захочется посещать сразу несколько, поэтому проблема выбора стояла нешуточная.

Овечкин с Паршиным сразу же отправились искать укромное местечко, где можно было поговорить без свидетелей.

Таким местом оказалась веранда. Она находилась вдали от спальных корпусов, да и административно-хозяйственный тоже был скрыт за парой десятков сосен. Недалеко находилась спортивная площадка, но сегодня на ней еще никто не занимался.

- Покурить хочется, - пожаловался Женька, плюхаясь на скамейку. Мишка тоже с удовольствием вытянул ноги. Стояние на линейке немного утомило их.

- Здесь, наверно, никто не курит, - предположил он. – Все какие-то правильные.

- Представляешь, куда мы попали? – хохотнул Паршин. – Почти на сорок лет назад!

- Мне сразу показалось все странным, - кивнул его товарищ.

- Еще бы не странным! Тут одни лошары живут… Мне папка рассказывал. На них можно такие деньги делать! Ты даже не представляешь. – Женька руки потер от удовольствия.

- А ты понял, как это случилось?

- Ну, мне приснился какой-то человек… страшненький, просто урод!

- Маленький?

- Точно! У него шляпа была как у Индиана Джонс.

- Слу-ушай! – протянул изумленно Мишка. – Мне он тоже…гм… Выходит, это был не сон?

Ребята озадаченно переглянулись.

- Выходит, так. Он еще конвертик мне какой-то сунул! – вдруг вспомнил Паршин. – Просил передать его кому-то… Вот только кому?

- Леснику!

- Ага!

- Нет, - спохватился Овечкин и поправился: – В дом лесника! Он еще специально уточнил это. А передать какому-то…

- Да неважно! – махнул рукой Женька. – Конвертов все равно нет. И где находится этот дом, мы тоже не знаем.

- Узнаем! – убежденно ответил Мишка.

- Интересно, надолго он нас сюда? – спросил, улыбаясь, Паршин. Видно, в голове у него уже строились планы будущих проектов.

- До конца смены, кажется, - вспомнил его товарищ, впрочем, не очень уверенно.

- А это сколько?

Как позже выяснилось, почти на месяц. Это им пояснил Толик, который каждое лето одну-две смены проводил в пионерских лагерях.

- Красота! – потер руки Женька. – Оторвемся по полной!

Около десяти часов утра во всех углах лагеря зазвучали горны. Объявлялся сбор отрядов и следующее мероприятие: все должны был пройти медицинский осмотр.

Медицинская зона тоже располагалась на территории недалеко от административно-хозяйственных зданий. Медпункт, как его называли, представлял собой небольшой корпус в три этажа, где находилось все, что позволяло оказать первую помощь пострадавшему. Имелся даже зубной кабинет.

После медосмотра начинался час свободного времени, который предназначался для чтения, тихих игр и просто прогулок.

Паршин с Овечкиным посвятили это время изучению местности, на которой располагался лагерь. Они прошли по периметру, пытаясь понять, куда их забросило, но всюду за забором начинался лес, и сориентироваться было сложно. Только в двух местах имелись ворота, одни из которых охранял грузный мужчина пенсионного возраста.

- Секьюрити, - презрительно бросил Женька, но не упустил случая познакомиться. Его звали Борис Палыч, он действительно был уже на пенсии, работал всю жизнь на заводе «Заря» в компрессорном цехе, и выработал вредность, а дома сидеть скучно, особенно летом, да и дети уже давно определились, внуки скоро пойдут…

- А до города далеко? – просил Паршин, чтобы остановить его монолог.

- Почитай, километров десять, - охотно отозвался Палыч. – Туда пешком вряд ли дойдешь. Рано утром машина ходит за продуктами. Если надо чего, можно обратиться к шоферу…

Информация была очень полезной, и Женька оживился.

Вторые ворота не охранялись, и дорога от них уходила прямо в лес. Как пояснил вечером Толик – на речку. Та протекала в полукилометре, и в жаркую погоду детям из лагеря разрешалось купаться – конечно, под присмотром взрослых.

Еще в одном месте в ограде имелась дыра, и неприметная тропинка скрывалась в густом сосновом лесу. О ней Толик рассказал лишь в двух словах: сюда отряды уходили в ночные походы, которые обычно организовывались во второй половине смены.

После двух начинался тихий час. Те, кто успел утомиться, могли запросто подремать и восстановить силы. Но это было не для Паршина. Воспользовавшись подвернувшейся передышкой, он с головой забрался в свою тумбочку и всю ее переворошил.

Выбравшись на свет, он с сияющим видом показал две нераскрытые пачки жевательных резинок «Dirol» с мятным вкусом и помятый конверт, на котором кривыми печатными буквами было нацарапано с ошибкой: «Мизеру лична в руки».

- Значит, он все-таки нам не приснился! – обрадовался Мишка, и тоже полез в свою тумбочку. Вскоре он обнаружил фонарик из светодиодов и похожий конверт – с той лишь разницей, что надпись гласила: «Дом лисника, Мизиру». Еще он вспомнил, что как раз накануне поставил в фонарь свежие батарейки. Попробовал – тот исправно светил на всех четырех режимах.

- На этом, пожалуй, можно лавы наделать! – произнес Паршин, задумчиво рассматривая пачки с жевательной резинкой.

Слова у него, как правило, не расходились с делом. Он растолкал задремавшего было Толика и между делом выяснил у него, что обычно родители давали своим детям в лагерь некоторую сумму денег – небольшую, потому что ребят здесь всем обеспечивали. Но ведь детей было много – в этом и заключался главный залог будущего успеха.

Сосед даже похвастался и показал Женьке три бумажки по рублю и полтинник мелочью. Теперь Паршин знал, как выглядят советские деньги.

После сна их организованно подняли и повели умываться, а потом – в столовую на полдник.

На этот раз у Женьки было прекрасное настроение, и он съел невкусное печенье с компотом и даже яблоко, которым никогда не заинтересовался бы дома.

Они собрались всем отрядом на площадке возле своего корпуса, где проторчали почти полчаса, знакомясь с девочками и весело болтая между собой. Вскоре прибежал Геннадий и сообщил, что все руководители кружков и секций уже на местах. Ребятам нужно было идти к тем из них, чей кружок они выбрали.

Через пять минут на площадке остались только Паршин и Мишка Овечкин. Толик сказал им, что еще в прошлом году посещал кружок юных натуралистов, и хочет продолжить в этом.

- А вы что, еще не определились? – на бегу спросил у них озабоченный Геннадий и, махнув рукой в сторону корпуса, где по большей части и находились секции и кружки, умчался по своим делам.

Товарищи поплелись в ту сторону.

В этот день они так и не попали на занятия. Женька о чем-то напряженно думал, иногда подсчитывая в уме и для верности загибая пальцы, а Мишка морщил лоб и пытался угадать, для чего их сюда забросили. Ясное дело, не только для того, чтобы они передали письма непонятному Мизеру. В этом событии имелся какой-то смысл, более глубокий, чем просто миссия почтальонов.

После ужина, несколько человек из отряда ушли на подготовку вечернего костра. Им требовалось насобирать сушняка, которого на территории лагеря почти не оказалось, и наполнить водой баки возле площадки, где должен будет гореть костер.

В это время Женька и раскрыл перед ребятами свои сокровища. Оказалось, что мало кто знал, что такое жевательная резинка. А те, кто слышал о ней, никогда ее сами не пробовали и сведениями владели больше мифическими, чем реальными.

- Ее космонавтам дают! - С восторгом сказал один из мальчиков, понизив голос. – Когда у них заканчиваются продукты, они ее жуют, и могут целый месяц не умереть с голоду.

- Да, в ней много всяких веществ! – подтвердил другой, рассматривая синюю пачку «Dirol» как папуас – бусы.

- А она не американская? – спросил еще кто-то. – Они хотят на нас ядерную бомбу сбросить.

Паршин чуть было не осмеял говорившего, потому что никакой связи между жевательной резинкой и ядерной бомбой не видел, но вовремя спохватился. Он вспомнил девиз отца, который тот использовал в работе: «Клиент всегда прав!»

- Нет, не американская, - успокоил он ребят, но потом не удержался и сострил: – Канадская.

- Точно! – вдруг вспомнил Толик. – Я хоккей смотрел в этом году, все канадцы играли без шлемов и что-то жевали.

- Вот-вот, это они резинку жевали! – подтвердил Женька. – Для того, чтобы сил больше было.

- И злости! – со знанием дела добавил Толик. – Но наши их все равно обыграли.

- Значит, не помогла! – обрадовались ребята.

Интерес к резинке стал таким большим, что каждая подушечка разошлась за пятьдесят копеек. В один миг Женька превратился в богача. Он ссыпал мелочь в бумажный пакетик и засунул его в тумбочку.

Вкус мяты поразил мальчишек. Они работали челюстями и, глядя друг на друга, делали большие глаза – мол, видали такое чудо!

- Долго не жуйте, уберите, завтра дожуете, - научил их Женька. Как потом оказалось, некоторые растянули этот белый кусочек на целый месяц. Они смаковали его даже тогда, когда от мятного вкуса не осталось следа, а сама резина стала больше походить на тряпочку.

Вечерний костер Паршину и Овечкину понравился. Они никогда не думали, что так здорово может быть просто оттого, что вокруг одного костра собрались попеть песни множество ребят. Те сидели на импровизированных скамейках, сделанных из стволов деревьев, на широких пнях, расположенных как столы в ресторане – по кольцу, просто стояли – всего несколько сот человек. Центральная площадка, предназначенная для этого, вместила в себя всех детей, за исключением самых младших, которые наблюдали за ними из окон своих спальных корпусов.

Сумерки спускались на лагерь, и яркое пламя делало окружающий лесок совсем темным. Там прятались здания – то, что называется цивилизацией. А здесь, на площадке, еще оставался островок первозданной природы – отголосок костров древних людей, для которых огонь был единственной защитой от диких зверей. Это придавало собранию привкус таинственности. И при этом подхваченная многоголосьем песня бодрила и вдохновляла на что-то хорошее.

У Мишки даже защемило в груди, когда десятки чистых детских голосов запели:


                Взвейтесь кострами, синие  ночи,
                Мы пионеры – дети рабочих.
                Близится эра светлых годов!
                Кличь пионера – всегда будь готов!

Потом были еще другие песни, например, такая:

  Я теперь вспоминаю, как песню,
Пионерии первый отряд,
Вижу снова рабочую Пресню
И веселые лица ребят.
Красный галстук из скромного ситца,
Первый сбор, первый клич: "Будь готов!"
В синем небе я вижу зарницы
Золотых пионерских костров.


Слова этих песен знали почти все ребята, и горланили их привычно и весело.

- А здесь прикольно! – сказал Паршин, когда они отошли в темноту, где можно было поговорить без помех.

 Оба мальчика тоже поддались общему задору и подпевали вместе со всеми -  в припевах, так это было заразительно. Многие дети принимали участие в конкурсах, проводимых вожатыми прямо возле костра, но Мишка с Женькой не рискнули этого делать, потому что не могли дать ответа ни на один вопрос, которые там задавались.

- Мне тоже. Тут весело! – согласился Овечкин.

- Хорошо, что у нас впереди целая смена!

- Ты думаешь, целая?

- Конечно, старик же сам тебе об этом сказал!

Мишка с сомнением покачал головой: разговор со стариком он помнил смутно…

Первый день в пионерском лагере прошел замечательно. Уже готовясь ко сну, Паршин снова пересчитал мелочь из пакетика, потом ткнул товарища в бок и, хохотнув, сказал:

- Приколись, Мишка: просыпаемся завтра у себя дома, и ничего это, оказывается, не было!

- Да уж… - согласился тот, зевая во весь рот. – Будет отпадно…


                ГЛАВА 3

На другой утро их снова разбудил горн. Они быстро вскочили с кроватей, оделись и стали их заправлять – на этот раз аккуратнее, подсматривая за соседями.

Едва открыв глаза, Паршин принялся планировать, как укрепить свой финансовый успех. Однако ему помешал Геннадий, который вошел в комнату и громко сказал:

- С сегодняшнего дня назначаются дежурства по этажу. Первыми будут… - Он немного сощурил глаза, осматривая ребят, потом остановился на Мишке и закончил: - Овечкин второй и Паршин. Ведра, швабру и тряпку получите у тети Маши, она подойдет сюда сразу после завтрака. Ваша задача подмести обе комнаты вместе с коридором, потом помыть полы и проветрить помещения к тихому часу. Все понятно?

- Угу, - ответил Мишка. Конечно, ему не очень улыбалось в теплый солнечный день махать шваброй, но, как оказалось, остальным тоже была придумана работа. Весь лагерь должен был участвовать в уборке территории.

- Нам еще повезло, - ухмыльнулся Паршин. – Мы-то будем без надзора.

После завтрака всем отрядам надлежало собраться на общей смотровой площадке, а Мишка с Женькой отправились в свой спальный корпус.

Тетя Маша – бабуля лет шестидесяти с добрым лицом и натруженными руками – появилась ровно в назначенный час, открыла подсобное помещение, показала ребятам, где взять инвентарь, как налить воды, напомнила, что слишком много плескать на пол не нужно, иначе не просохнет, да и разводы пойдут некрасивые, и пошла дальше – к девочкам.

- Не будем мыть, мы же не лохи! – сказал Паршин, когда они остались вдвоем.

- Нехорошо, - с сомнением покачал головой Мишка. – Неудобно получится.

- Не бойся! Все нормально. Стопудово!

Они почти целый час просидели на подоконнике, и Женька радовался, глядя, как другие пионеры таскали на носилках прошлогодние листья и сваливали их в кучу между деревьями вдали от главных дорожек.

Потом Мишка не утерпел и все-таки набрал в ведро воды. Он с угрюмым выражением лица зацепил тряпку на швабру и принялся размазывать ею по полу. Получалось не очень удобно, но ничего другого мальчик придумать не мог.

Он сделал большую часть работы, когда вдруг следивший за ним Паршин радостно воскликнул: «Придумал! Будет улетно…», соскочил с подоконника и выхватил у него швабру. Остатки работы он проделал быстро и еще неряшливее.

Появившаяся вскоре тетя Маша критически осмотрела пол, покачала головой и посоветовала, произнося слова на «о»:

- Пораньше начинайте в другой раз… А так ничего, сойдет на первый случай.

Вскоре за ними зашла Олеся Казимирова и позвала с собой:

- Мы идем на речку.

- Купаться? – обрадовался Мишка.

- Нет, купаться сегодня не будем. Там только подготавливают пляж. Мы посмотрим и вернемся назад. А купаться нам разрешат завтра, если погода останется хорошей.

Их отряд отправился на речку одним из первых. Мальчиков и девочек разбили по парам, объяснив это тем, что идти далеко, и в лесу может случиться всякое. Поэтому лучше, если сильные мальчики будут находиться рядом и оберегать слабых девочек от случайностей.

Как-то так получилось, что Толик оказался рядом с Казимировой, а Мишка с девочкой по имени Валя Ежова – позади них.

- А ты умеешь плавать? – спросила у него Валя – щупленькая и невзрачная, как полевой цветок, по сравнению с подтянутой и энергичной Олесей. Ко всему прочему она носила какие-то неказистые очки, и те только портили ее лицо.

- Конечно! – ответил Мишка. – Я в деревне научился. У нас там пруд.

- А я вот не умею, - вздохнула Валя.

- Вообще-то я тоже, - Казимирова повернула к ним голову. – Просила папу научить в прошлом году, но не получилось.

- Это не сложно, - успокоил их Мишка. - Я могу помочь.

- Я тоже помогу, - пообещал Толик.

- А ты разве умеешь? – удивилась Олеся.

- С семи лет! – похвастался Толик и сразу покраснел. Ему было приятно, что хоть чем-то он выделяется среди других.

- Молодец! – похвалила Казимирова, посмотрев на него внимательно, и мальчик еще больше засмущался.

Дорога, частью засыпанная щебнем, частью просто грунтовая, вела через лес, огибая редки холмы и небольшие овраги. По обеим сторонам высились вековые сосны и ели – те, что делали воздух в этом лесу целебным для человека.

Река зазывающее блеснула впереди, и дети, нарушив строй, побежали к ней наперегонки.

Вожатые кричали во все горло, стараясь ухватить проносящихся мимо за руки или одежду, но ничего не получилось. Все остановились только у самой воды, где два взрослых дядьки монтировали понтонный мост. Они должны были огородить им участок реки, пригодный для детского плавания.

- Пострелята, а ну-ка, держитесь подальше от края, а то, не ровен час, свалитесь и получите насморк! – усмехнулся один из рабочих, усач с крупным лицом.

- Она же теплая! – возразил Паршин, потрогав воду рукой.

- Пока не замочились. А будете мокрыми – совсем другое дело. На ветру мигом застынете.

Невдалеке уже высилась спасательная вышка. На ней во время купания детей должен будет постоянно дежурить кто-то наблюдающий.

- Тут не очень-то поплаваешь! -  немного разочарованно произнес Мишка. – Всего десять метров.

- Зато безопасно! – снова отозвался усатый. – А то пионервожатые с ног собьются, за вами бегая.

Геннадий с Зинаидой Александровной, тоже, наконец, спустились с небольшого бугра, где заканчивались последние деревья, на песочный пляж.
- Строимся, ребята!

На обратной дороге все как один думали о том, будет ли назавтра хорошая погода.

Когда выдалось свободное время, Паршин отправился к административному корпусу, и, вернувшись оттуда, похвастался Мишке:

- Я поговорил с шофером. Утром дам ему денег, и он привезет лимонад.

- Зачем он тебе? – удивился его товарищ.

- Затем! – ответил Женька. – В магазине он стоит тридцать копеек. А в жару его можно загнать минимум за полтинник. Рентабельность больше шестидесяти процентов. Представляешь?

- Ого! – удивился Мишка. – А ты думаешь, его будут покупать?

- Конечно. Главное – реклама. Прикинь:  «Холодный лимонад! Ломит зубы в самую жаркую погоду!»

- Как ты его охладишь?

- Очень просто, - отмахнулся Паршин. – Я уж договорился с поварихой. Она выделит мне одну полку в холодильнике. А когда дело пойдет, то и две. К тому же, если все правильно поставить, можно торговать и теплым, все равно купят.

На другой день он действительно отдал все свои деньги шоферу, и тот ближе к обеду привез полтора ящика лимонада. До вечера напиток остывал, а тем временем Женька вел рекламную компанию.

Купаться они отправились после того, как дочиста вылизали территорию лагеря. Вчерашняя работа была завершена на отлично, и директор обещал на вечерней линейки выразить благодарность особо отличившимся.

Если бы не постоянный надзор со стороны старших, наверно, все было бы еще лучше. Но даже с ними впечатлений от прогулки и купания ребятам хватило до самого вечера. Они загорали то одним боком, то другим, переворачиваясь по команде вожатых, и попутно смеялись, бросались песчаными лепешками, засыпали друг друга по самую шею, щекотались и брыкались, как козлята. Впрочем, все это разрешалось, если не вредило здоровью.

В воде Мишка действительно чувствовал себя как рыба, а Толик с Женькой от него не отставали. Парень, сидящий на вышке, это сразу отметил, и во время очередного отдыха подозвал их к себе и попросил внимательней следить за девчонками.

- Они боятся далеко отходить от берега, но ведь всякое может случиться. Вы меня понимаете?

Конечно, они понимали, и были очень горды оказанным им доверием.

Валю и Олесю учили плавать сообща. Мишка с Толиком сцепляли под водой руки, девочки на них ложились и учились грести и отталкиваться. Паршин подсказывал, как это делать ловчее.

В один день человек вряд ли может сразу одолеть такую науку. Но когда Олеся самостоятельно проплыла целых полметра, отделяющих ее от берега, было столько восторга, что она даже поцеловала стоящего рядом Толика, и тот в который раз покраснел. Он вообще был тонкокожий, как выразился о нем Женька. У таких людей кровеносные сосуды проходят близко от поверхности лица, и малейшее волнение выдает их с головой.

У Вали успехов было меньше, но зато она перестала бояться заходить глубже, чем по колено.

- Ты никогда не научишься плавать в лягушатнике! – сказал по этому поводу Мишка. – Если ноги достают до дна, зачем тебе куда-то плыть?

- Психология! – подтвердил Паршин, многозначительно подняв указательный палец. И Валя сдалась. Она сделал еще несколько шагов в глубину, завизжала и, развернувшись, бросилась к берегу, на ходу удивляясь собственной храбрости.

В следующий раз Ежова взвизгнула, когда Женька, нырнув под воду, подхватил ее за ноги. Она бухнулась прямо на подставленные Толиком и Мишкой руки, издала пару воплей и так принялась махать руками, что стала похожа на старинный пароход с огромными колесами.

Впрочем, в воде так вели себя все. Неудивительно, что спасатель на вышке глаза высмотрел, боясь пропустить несчастный случай.

Возвращались в лагерь возбужденные и довольные.

После полдника Геннадий специально подошел к Паршину и Овечкину и сказал, то они последние неокультуренные в отряде.

- Сегодня вы должны уже быть на занятиях! – добавил он решительно. – Все ребята давно выбрали кружки.

Тогда Женька, пробежав глазами список, предложенный вожатым, ткнул в одну строчку и ответил:

- Пойду в настольный теннис.

- Вот и хорошо. А ты, Овечкин?

- Не знаю…Может быть, на военное дело?

- Тоже замечательно. Я отнесу ваши фамилии руководителям кружков, они вас будут ждать.

Так и получилось, что товарищи, хоть и ненадолго, но разделились.

Паршин, придя на спортивную площадку, понял, что поиграть, как планировалось, ему не удастся. Занятия в секции начались с общеукрепляющих упражнений. Они заняли основную часть времени. Потом детям, а их было человек десять, раздали ракетки и шарики.

- Учитесь жонглировать. Это развивает кисть, укрепляет внимание и учит игровой дисциплине, - сказал тренер.

- А когда можно будет поиграть? – спросил Женька.

- Успеете еще. Главное – не научиться играть, а стать настоящим пионером и человеком! – торжественно ответил тренер, но не стал пояснять, что это значило.

Мишка тоже был разочарован.

  Каждый мальчишка в его школе знал, как устроен автомат Калашникова, половина ребят из класса уже ездили на стрельбище, а пейнтбол вообще был любимой темой разговоров в классе. Многие родители могли позволить себе и своим детям это приятное развлечение. Один раз, когда у отца был корпоративный праздник, ему разрешили взять с собой Мишку. Тогда они здорово повеселились. Взрослые еще не выпивали, и, напряженные донельзя, бродили по снятому фирмой пустующему зданию с ружьями, которые были заряжены желатиновыми капсулами. Это походило на боевик, показываемый по телевизору. Мишке даже удалось выстрелить несколько раз, прежде чем красное пятно растеклось по его груди.

И вот сейчас они начали изучение военного дела с того, как нужно вести себя при воздушной тревоге.

- А мы будем стрелять? – спросил Овечкин.

- Будем, но еще нескоро. Сначала вам нужно подготовиться к этому. Курс лекций по гражданской обороне необходимо знать каждому пионеру, чтобы помочь себе, а потом и другим в случае опасности…

Вечером Паршин приволок из столовой ящики с лимонадом, и началась торговля.

- Пустые бутылки не разбрасывайте по лагерю, а приносите мне, я их буду отправлять в город, - говорил он каждому покупателю и подмигивал Мишке. Тот уже понимал, что это означало. Пустая бутылка в киоске приема стеклотары стоила двенадцать копеек. Следовательно, рентабельность предприятия становилась выше ста процентов. Гениальный план работал в полную силу.

Лимонад разошелся в полчаса. Приходили еще покупатели, и Женьке пришлось пообещать, что просьбы остальных желающих выполнит завтра.

- Надо заплатить шоферу, чтобы ему тоже было интересно, - уже засыпая, поделился он своим соображениями с Мишкой. – А в следующий раз – поварихе…

В его тумбочке лежал заметно пополневший пакетик с мелочью.



                ГЛАВА 4

Второй день подряд Паршин отлынивал от общественных работ. Правда, до вожатых это пока не доходило, но Казимирова, подойдя к Мишке, спросила:

- А почему твой друг не работаем вместе со всеми?

- Он в столовой сегодня, - промямлил Мишка, хотя это была правда.  Именно в это время Женька встречал машину с продуктами и рассовывал свой лимонад по холодильникам.

- А вчера?

- Тоже там был. У него уговор с поварихой.

- А почему об этом никто не знает? – немного подозрительно спросила Олеся.

- Может быть, заведующая в курсе? – пожал плечами Овечкин, но это был скорее встречный вопрос, чем ответ.

Погода снова угодила, и отряды один за другим двинулись на реку. Как оказалось, мест для купания было оборудовано несколько штук, и в этот раз им досталось другое. Впрочем, они были очень похожи: такой же понтонный мост, ограждающий мелководье, наблюдательная вышка рядом с водой, и песчаный берег, на котором можно замечательно поваляться.

- Чур, я плыву сама! – сказала Казимирова, оттолкнулась от дна… и ушла под воду с головой.

Мишка не стал долго раздумывать, а нырнул за ней и ухватил за волосы.

Девочка, едва поднявшись на ноги, заголосила так, будто ее хотели утопить. Но, когда успокоилась и отлежалась на берегу, подозвала хмурого Мишку, которого уже отругали вожатые за излишнее старание, и извинилась.

- Ты молодец, Овечкин, и делал все правильно. Просто мне стало страшно, а потом еще и больно…

- Ничего, бывает, - кивнул Мишка, и мир восстановился.

Казимирова все-таки проплыла свой метр. Она с самого утра жужжала об этом метре, потому что папа говорил ей, что каждый день нужно делать маленький шаг вперед. А папа был для нее авторитетом. На пути до лагеря она просто светилась радостью, и Толик, идущий на этот раз позади нее, смотрел на девочку с немым обожанием.

- Втюрился? – спросил Мишка у своего однофамильца. Они немного отстали от других ребят и шли рядом.

Толик, в который раз, покраснел и немного застенчиво посмотрел на нового товарища.

- Заметно?

- Ага.

- Уже давно, - вздохнул Толик. – Еще в третьем классе.

- И ты столько времени ей ничего не говоришь? – удивился Мишка.

- Да как-то не получается все…

- Ну, ты даешь! – уважительно произнес Мишка. – Я бы так не смог. А она?

Его собеседник пожал плечами и снова вздохнул:

- Не знаю. Мне кажется, она меня даже не замечает.

- Тогда тебе нужно совершить какой-нибудь подвиг.

- Подвиг? – Толик поднял лицо и задумался. – Может быть, и так. А какой?

- Пока еще не придумал, - честно признался Мишка и пообещал, что, если что-нибудь ему придет в голову, он обязательно скажет.

На другой день проводить общие занятия по гражданской обороне настала очередь их отряда. Вначале всем пионерам раздали противогазы, прочитали небольшую лекцию, как вести себя при нападении вероятного противника, потом отвели к медпункту и разбили на пары. Мальчики должны были играть роль «раненных в сердце навылет», а девочки – медсестер, которым следовало все раны «заштопать и перевязать».

Мишке в пару досталась Олеся Казимирова.

Девочка очень решительно положила его на носилки и приказала:

- Не шевелись, иначе повязка может лечь неправильно, и придется переделывать.

Овечкин крепился, как мог. Он даже губы кусал, чтобы не засмеяться. Но потом все-таки не выдержал, и его затрясло так, что повязка на груди действительно съехала на сторону.

- Ты почему так смеешься? – спросила Казимирова. – Надо мной?

- Щекотно очень, - признался Мишка. – А я щекотки боюсь.

- Для мужчины это не так страшно, - ответила Олеся, забинтовывая его заново. – Многие ее боятся. А вот я, например, боюсь мышей, - призналась она.

- Что тут необычного, все девчонки боятся мышей. У нас в классе один мальчик притащил мышонка – знаешь, какой визг стоял!

- Если очень маленького, тогда я, пожалуй, не испугаюсь. – Она улыбнулась, и это улыбка показалась Мишке какой-то знакомой.

- Слушай, - сказала вдруг Олеся. – Тебе никто не говорил, что ты хороший человек?

Овечкин немножко растерялся:

-  Нет, не говорили.

- Неправда. Но даже если не говорили, все равно когда-нибудь скажут. И мне иногда кажется, что я тебя где-то раньше видела. Вот только никак не могу вспомнить, где.

- Вряд ли, - покачал головой  Мишка. – Ты на какой улице живешь?

- На Октябрьской.

- А я у Северных ворот. Совсем другой конец города.

- Да. Странно, - согласилась девочка.

- А Толик тебе нравится? – спросил Мишка. – Мой однофамилец.

- Мы с ним в соседних классах учимся. Не знаю даже. – Она пожала плечами. – Кажется, он тоже неплохой. Только темноты боится.

- Кто тебе сказал? – Мишка не мог скрыть удивления.

- Одна девочка. Они в прошлом году в одном лагере были. Над ним тогда здорово смеялись все ребята.

- А тебе так важно, чтобы Толик не боялся темноты?

- Ведь он же будущий мужчина! Как он будет защищать свою любимую девушку, если вокруг все погаснет? И своих детей.

Овечкин немного помолчал, обдумывая эти слова, и признал, что в них есть определенный смысл.

- Он тебя любит с третьего класса. – Мишка сам не знал, правильно ли поступает, выдавая однофамильца с головой.

- Кто? Толик?! – Казимирова даже бинт уронила на землю. В другой раз она обязательно заменила бы его чистым: ведь игра – это репетиция настоящей опасности, и ее следовало проводить по определенным правилам. Но сейчас девочке было не до правил.

- Ага, - кивнул Мишка. – И научить тебя плавать – это его затея.

- Правда?

В этот раз он соврал, но нисколько не пожалел об этом.

- Правда. Ты присмотрись к нему. Он хороший.

Она кивнула, но промолчала.

Вечером Женька пожинал очередные плоды своих трудов. На этот раз шофер привез ему три ящика лимонада, и пошутил между делом, что, если так пойдет дальше, ему придется пересесть с «москвича-каблучка» на грузовую машину.

Прежде в очереди стояли только  ребята с их этажа. В этот раз пришло несколько девочек, но даже такому расширению клиентуры Паршин был рад.

Уже в темноте он занялся расчетами и стал исходить из предположения, что каждому ребенку родители дали на месяц по десять рублей.

- Все, что я смогу с них поиметь – с расчетом девчонок - это четыре сотни. – Выложил он товарищу свою «арифметику». По его мнению,  не очень-то много. Следовало привлекать к делу ребят из других отрядов.

- И с транспортом неувязка, - признался он. – «Каблук» перевозит продукты для лагеря, лишнего места в нем почти нет. Шоферу приходится ставить ящики на сиденье пассажира. А если с ним кто-нибудь поедет? Например, заведующая столовой или любой вожатый? Для лимонада не останется места.

Но это проблема была из области выдуманного, пока сбоев не происходило.  Тем не менее, больше, чем три ящика зараз водитель привозить отказывался. Это тормозило бизнес.

Однажды в тихий час Толик что-то искал в своих вещах, и оттуда выпала фотография. Мишка по-соседски наклонился, чтобы ее поднять и вдруг застыл с вытянутой рукой.

На фотке были изображены его дедушка и бабушка.

- Ты чего? – не понял Толик. Он сам поднял листок и хотел засунуть его обратно в сумку.

- У тебя как родителей зовут?

- Дмитрий Иванович и Елена Германовна. Они сейчас по деревням ездят и дом выбирают. Хотим купить. Представляешь, каждое лето будет там жить!

- Ага, - ответил Мишка и немного погодя добавил: – Пусть выбирают там, где есть речка или озеро. Чтобы можно было купаться.

- Мы про это уже говорили, - кивнул Толик. – И лес хотим – за грибами ходить и за ягодами. Папа у меня грибник.

- А какая у вас машина? «ВАЗ 2102»?

- Ага. А откуда ты знаешь?

- Красного цвета?

- Точно.

- Сейчас много таких стало.

- Да, мы купили ее в прошлом году. Папе на заводе дали как лучшему конструктору.

Мишка замолчал, а через некоторое время отвернулся и притворился спящим.

Его папу звали Анатолий Дмитриевич, а маму – Олеся Сергеевна…



                ГЛАВА 5

- Прикольные здесь все! - однажды вечером сказал  Паршин. Они с Мишкой сидели на той самой веранде, которая не просматривалась ни из одного окна. Сумерки еще не наступили, это был месяц самых коротких ночей, и отдыхать после активно проведенного дня было одно удовольствие.

Женька притащил свой пакет с деньгами и подсчитывал их, раскладывая ровными кучками на скамейке.

- У нас каждый за себя. Даже пацаны все поодиночке. Когда стрелку забить или загасить кого – тогда, конечно, вместе. А так…

- Ребята в лагере очень дружные, - согласился Овечкин. – Особенно, когда работают… Да нет, всегда дружные!

- Я вот не понимаю, зачем им это надо? Что они с этого имеют? Пашут, как дураки, мусор собирают, дрова пилят для кухни… За это должен завхоз отвечать. И дворники.

- А мне нравится, - ответил Мишка. – Не знаю, как объяснить, но когда все вместе – это здорово!

Паршин посмотрел на него с сомнением и покачал головой. Это его не убедило.

- А зачем тебе столько денег? – спросил Овечкин.

- Зачем? – Мишка на секунду задумался, а потом ответил: - Знаешь, что говорит мой отец? «Неважно, сколько у тебя денег, важнее, как ты их заработал».

- Это как понять?

- А вот так. Мне безразлично, сколько у меня их.

- Зачем тогда ты пересчитываешь?

- Потому что деньги любят счет, ясное дело! Но мне гораздо интереснее придумать, как их заработать, понимаешь? Изобрести способ. Чтобы никто о таком еще не слышал. Если я и подбиваю бабки, так это просто для бухгалтерии. Мне же нужно рассчитать, сколько завтра послать с шофером, сколько ему отстегнуть за работу и сколько я сам с этого получу.

- Ну, ты даешь! – удивился Мишка. – А когда же ты будешь на них что-нибудь покупать?

- Может быть, никогда. Пусть покупают женщины, - отмахнулся Паршин. – Мужчинам нужна только машина, яхта да самолет для деловых поездок… К тому же, все, что требуется, нам здесь дают. А в магазинах – я уже спрашивал! – ничего купить нельзя. Только колбасу да сгущенку. Телевизор стоит всего в десять раз дешевле тачки, представляешь? И его еще не достанешь, нужно два года в очереди отстоять…

- Нифига себе!

- Я сколько работаю, а только на кинескоп заработал! – загоготал Женька.

Но на другой день все изменилось неожиданным образом. Правда, денег это не касалось.

После умывания Геннадий срочно построил оба крыла отряда на смотровой площадке. Ребята с утра были остры на язык, и шутки сыпались одна за другой.

Из-за угла корпуса появилась Зинаида Александровна в сопровождении еще одной девочки, и когда они подошли, вожатые представили ее ребятам.

- Вашего нового товарища зовут Лариса, ее фамилия - Чернова. По семейным обстоятельствам ей пришлось задержаться в городе, поэтому она опоздала на несколько дней. Надеюсь, вы все вместе поможете ей влиться в наш дружный отряд…

Девочка была очень красивой. Ее волосы, заплетенные в две длинных косички, аккуратно обвивались вокруг затылка, и выглядели замечательно. А еще в них, будто невзначай, был вплетен едва заметный желтенький цветочек.

Случайно взглянув на Паршина, Мишка вдруг заметил, что тот, открыв рот, неотрывно смотрит на новую девочку.

- Ты чего? – удивился Овечкин.

- А? Нет, ничего… Это я так, задумался.

Еще глупее повел себя Женька после завтрака. Ему нужно было идти встречать свои ящики с лимонадом, но когда стали выделять ребят на перетаскивание книг, привезенных из городской библиотеки, и от девочек вызвалась Лариска Чернова, он неожиданно стал тянуть руку и проситься к ней в пару. Удивленный вожатый, вспомнив, что Паршин постоянно занят на кухне, спросил его:

- А заведующая столовой не будет против?

- Нет, я все успею! – пообещал Женька.

- Зачем ты это сделал? – тихо спросил его Мишка за завтраком.

- Захотелось, - соврал Паршин. – Ты же сам говорил, что работать со всеми весело.

Девочка оказалась очень общительной. После завтрака они вдвоем отправились к складу, расположенному недалеко от въездных ворот. Этот склад тоже охранял Борис Палыч, и Женька разговорился с ним, как со старым знакомым, даже обменялись шуточками. Палыч посмотрел на мальчика, потом на его спутницу, и уважительно спросил:

- Твоя, говоришь?

Паршин ничего такого не говорил, но не успел даже рот открыть, как сторож закончил:

- Одобряю… Гарна дивчина. Совет вам да... – И он затрясся от смеха.

Лариска тоже прыснула, а мальчик только досадливо отмахнулся.

Перетаскивать книг пришлось целую кучу. Вначале Чернова записывала название и автора в ученическую тетрадь, увязывала их в стопку, а потом Женька относил в лагерную библиотеку – метров за триста, к зданию администрации.

Из-за этой прихоти у него случились неприятности в бизнесе. Шофер, разгрузив продукты для кухни, не дождался Паршина и оставил машину вместе с ящиками возле столовой. Ничего прежде не знавшая о лимонаде, заведующая проходила мимо, увидела его на переднем сиденье, и заинтересовалось, откуда он взялись и для кого предназначается.

Шофер сказал правду, Женьку разыскали и заставили перетаскивать ящики к себе в комнату. О холодильнике можно было забыть. Повариха тоже не стала рисковать своим местом.

Вечером, сидя на кровати, он напряженно думал, как теперь предлагать ребятам теплый лимонад. Все уже привыкли к охлажденному, и число покупателей должно было явно упасть.

- Давай сделаем искусственный холодильник, - вдруг предложил ему Мишка.

- Это как?

- Мы с папой в жару так охлаждали воду в машине. В интернете нашли описание. Нужно где-нибудь раздобыть вентилятор.

Однофамилец Толик тоже принял участие в их затее и сказал, что знает, где его можно взять. Через полчаса он действительно притащил старый замызганный настольный вентилятор, который – это главное! – исправно вращался и гнал воздух.

- У вожатых позаимствовал! До ночи.

- Успеем, - пообещал Мишка. Он тем временем налил в кастрюлю холодной воды, собрал со всех кроватей полотенца и намочил их. Потом обернул несколько бутылок  мокрыми полотенцами и направил на них поток вентилятора.

Ребята со всего этажа пришли смотреть на чудо. Некоторые даже стали спорить, что ничего не получится, потому что это противоречит науке. Но когда через пятнадцать минут бутылки действительно оказались намного холоднее воздуха, все неверующие были опозорены.

Лимонад снова разошелся на ура. Бизнес был спасен.

В один из дней Паршин уговорил тренера дать ему возможность немного поиграть в настоящий настольный теннис. К тому времени убогая, сделанная из обычной фанеры, ракетка уже достаточно привычно сидела у мальчика в ладони. Конечно, упругости в ней никакой не было, зато и скидку на это делать не приходилось. От задубевшей резины мячик отскакивал, как от бетонной стены. Но, если соразмерить силу удара и его направление, приплюсовать степень закрученности и принять во внимание скорость сквозняков  в открытое окно – можно было неплохо отыграть.

Стол, конечно, был старым и рассохшимся, но зато соответствовал требуемым правилами геометрическим размерам. Сетка, хотя и провисала, но поправить ее не составило никакого труда.

К удивлению Женьки, никто из ребят по-настоящему не знал даже правил. Ракетку могли держать  только трое, а закрутить или раскрутить шар – он один. Поэтому, когда они стали играть «на вылет», Паршин не отходил от стола целых десять партий, и все выиграл под ноль.

Удивленный тренер спросил, где он этому научился, и мальчик вынужден был соврать:

- Во дворе. У нас в прошлом году пацаны поставили самодельный стол. Фанерой обшили. А из Москвы приезжал один парень – у него разряд взрослый. Он и показал, как играть.

Но когда сам тренер смог выстоять из пяти только в двух партиях, у него просто глаза  на лоб полезли.

- Подожди минутку здесь, мальчик, я сейчас…

Оказалось, он побежал за директором лагеря. Тот был заядлым теннисистом, и вечерами, случалось, они с тренером перекидывали шарик до отбоя.

- Это просто чудо, какое-то Николай Петрович. Сами увидите, своими глазами. Больше ничего говорить не буду.

Николай Петрович считал себя настоящим профессионалом. Прежде, чем приступить к бою, внимательно изучил противника, отметил про себя его стиль одежды, длину рук, возможности прыгнуть и даже насколько тот может скосить глаза, не поворачивая головы.

Все это в определенные моменты игры могло быть полезным.

И все-таки он не ожидал от обычного подростка такой ловкости. Женька принимал, казалось, не берущиеся мячи, вытаскивая из-под стола и при этом подкручивая настолько лихо, что директору приходилось из кожи лезть, чтобы их отразить. Кроме того, он не знал усталости  и подпрыгивал возле стола на манер Брюса Ли, о котором Николай Петрович, конечно же, ничего не слышал. Его руки двигались, как на шарнирах, и постоянно вводили соперника в заблуждение.

Счет первой партии был 20:20, когда Паршин, наконец, показал свой главный козырь. Он сделал неуловимое движение кистью, которое Николай Петрович не смог распознать. До этого любые удары он просчитывал  в тот момент, когда они еще только наносились – выверенные, но все-таки понятные по физико-математическим свойствам. И вдруг… Это было так неожиданно, что директор лагеря замешкался всего на мгновение – и шар, совершив «соплю», съехал вниз, не оставляя ему никакого шанса.

- Что это было? – только и смог сказать Николай Петрович.

- Ваша подача, - ответил, широко улыбаясь, Женька. Игра доставила ему огромное удовольствие. Отец, громивший его раз за разом, сегодня, наверно, испытал бы за сына гордость.

Напоследок он совершил еще одну хитрость. Отклонившись, словно пропуская мяч мимо себя, прикрыл его корпусом, а потом направил по прямой над сеткой – пушечный выстрел, распознать природу которого Николаю Петровичу пришлось, уже потерпев полное поражение.

- Сдаюсь, молодой человек! – Он был, однако, не самолюбив, поэтому честно признал превосходство соперника. – Прекрасная игра!

- Вы видели, Николай Петрович? Это просто уникум!

- Ну, не преувеличивайте, Сергей Валентинович. Просто мальчик очень много работал и, безусловно, достиг хороших результатов. А для нас, между прочим, это отличная возможность утереть нос соседям!

Имелся в виду ежемесячный турнир между двумя пионерскими лагерями, который из года в год проводился на их территории в последнюю неделю смен.

- Постоите за честь лагеря, юноша? Конечно, это не принесет вам особой игровой практики, но, думаю, что с той стороны захотят испытать свои силы не только пионеры! – Он усмехнулся, очевидно, имея в виду вожатых или кого-то из администрации.

- Конечно, - ответил Паршин. – Без проблем…

На другой день настала Мишкина очередь проявить себя.

От изучения способов ведения партизанской борьбы они, наконец, перешли к стрелковому оружию. Коротко рассмотрели устройство автомата ППШ-41, пистолета ТТ образца 1933 года и обратились  к современному пневматическому оружию.

Винтовку, которую большинство ребят видели только в тире, им показали издалека – чтобы не случилось беды.

- А стрельнуть можно? – попросил Овечкин.

- Ну, если только в качестве исключения, - многозначительно подняв указательный палец, ответил тренер. – И приняв меры предосторожности.

Имелось в виду, что все ребята должны стоять, отгороженные толстым органическим стеклом, рассчитанным на мелкокалиберную пулю.

Подобие тира было организовано в одной из комнат лагеря. Расстояние до цели не превышало семи-восьми метров, а в качестве мишеней были подвешены старые пластмассовые кегли и два листа с кругами. Стрелявшему полагалось опираться локтями на массивную дубовую стойку, рассчитанную на детский рост.

Терпеливо выслушав инструкции по обращению с оружием, Мишка, наконец, переломил ствол и зарядил пулю. Ребята, затаив дыхание, стояли сзади, отделенные стеклом.

Почти не целясь, он выстрелил, дырка образовалась в нескольких миллиметрах от центрального круга.

- Неплохо, - похвалил его тренер.

- Она у вас не пристреленная, - со знанием дела ответил Мишка. – Забирает влево вниз.

- Вообще-то, да, - немного удивился его собеседник. – Но для детей и этого вполне хватает.

- Давайте я ее подстрою, - предложил Овечкин. Он уже проделывал это со своей винтовкой, которую два года назад подарил ему отец. Если хранить оружие в мягком чехле и часто перевозить с места на место в багажнике автомобиля, то подстройку прицела требовалось проводить обязательно.

Тренер что-то неопределенно хмыкнул, и Мишка понял это как разрешение. Он быстро согнул ствол – для безопасности, и барашками выкрутил механизм крепления прицела.

- Сейчас должно быть лучше, - сказал он, взял из баночки на стойке новую пулю -  и через несколько мгновений всадил ее в самое «яблочко».

- Молодец, - снова удивился тренер. – Где научился? В ДОСААФ ходил?

Мишка кивнул.

- А еще можешь?

- Конечно.

Следующие пять пуль легли одна в другую.

- Слушай! Тебя надо показать Николаю Петровичу. Но в любом случае, ближе к концу смены к нам приедет команда из пионерлагеря «Салют». С твоей помощью мы их должны одолеть. Согласен?

- Конечно! Сделаем.

На другой день директор лагеря лично пришел посмотреть на «ворошиловского стрелка», как окрестили Мишку с легкой руки тренера. В этот раз задачу поставили не из легких. Мишени, едва различимые даже зоркими детскими глазами, поставили за тридцать метров от позиции, и предложили Овечкину стрелять, держа оружие на весу.

Мишке это было даже привычнее. Он всадил пятнадцать пуль в черный центральный круг, чем снова вызвал восторг у тренера.

- Николай Петрович, леснику рассказать – не поверит!

- Да, таких результатов у нас, пожалуй, никто не показывал, - согласился директор. – Иван Иванович, конечно, по молодости стрелял и лучше, но сейчас, думаю, зрение его подведет.

Чуть позже Овечкин спросил, как бы между делом, у тренера, о ком это они говорили.

- Недалеко от лагеря, километрах в пяти-шести, есть лесной кордон. По существу, это обычный дом. Там живет Иван Иванович, местный лесник. Мы давненько друг друга знаем. Он иногда медком нас балует. Случается, и на охоту вместе ходим. Стреляет старик бесподобно, скажу я тебе. Моложе был - белке в глаз попадал со ста метров. Сейчас ослаб глазами, конечно, но все равно крепок… крепок… Войну снайпером прошел. На его счету несколько десятков фашистов.

Так Мишка впервые услышал о леснике и его доме. Перед отбоем он рассказал все, что узнал, Паршину, и тот обрадовался:

- Заметано! Обещания надо выполнять.


                ГЛАВА 6

С некоторых пор Паршин стал оставлять последнюю бутылку лимонада у себя под кроватью, а потом, после отбоя, куда-то исчезать вместе с ней. Возвращался он пустой и с довольным выражением лица ложился спать.

Все выяснилось чуть позже.

Как-то раз вожатые разрешили ребятам самим выбирать себе трудовые занятия на следующий день. К примеру, кто-то очень любил работать лопатой – специально для них директор лагеря предложил прокопать канаву от самой дороги до трансформаторной будки. Оказывается, через пару недель должны были прибыть рабочие с шефского завода и положить новый силовой кабель. За территорией ребята работать не имели права, а вот помочь шефам внутри лагеря – пожалуйста. Желающие сразу нашлись. К тому же, все это делалось по проекту, и оттого казалось еще более «взрослым».

Листок с возможными работами вешали на отрядный стенд, и каждый мог взять ручку и попросту внести себя в любой из списков.

- Как в «Операции Ы»! «Огласите весь список, п-пожалуйста!» – однажды сострил Паршин, но ребята почему-то посмотрели на него серьезно, и никто даже не улыбнулся.

В один из дней их отряд должен был дежурить по столовой. Для этого требовалось шесть человек. Проходя мимо списка, Женька неожиданно увидел в этой графе фамилии Казимировой и Черновой. Тогда, не долго думая, он снизу нацарапал свою.

Через пару минут, возвращаясь от умывальника, на это обратил внимание Мишка.  Он очень удивился и, чтобы не отделяться от товарища, записал себя следом.

Наутро оказалось, что в число оставшихся двух попали Валя Ежова и его сосед Толик Овечкин.

Поначалу Мишка не придал этому особого значения. И только некоторое время спустя ему пришли в голову кое-какие мысли.

Казимирова, жуткая активистка, пошла на дежурство потому, что хотела доказать всем, и в первую очередь себе самой, что она не какая-нибудь белоручка, умеющая только командовать и организовывать других. И может делать грязную и тяжелую работу.

Толик увязался за ней, конечно же, потому что был влюблен с третьего класса, и мечтал привлечь внимание девочки. Это можно было понять.

Чернова быстро подружилась с Казимировой, хотя девочки совсем не походили друг на друга. Внешне серьезная Олеся и очень смешливая Лариса. Командирша в юбке и «серая мышка», которая, тем не менее, могла за себя постоять – и словом, и делом. Чем они привлекли друг друга, оставалось загадкой.

Скорее всего, у них была договоренность, и Чернова потянулась за новой подругой. А вот почему в списке оказался Женька?

По всему выходило, что он влюбился в Лариску. И это Мишку насторожило, потому что такой поступок на Паршина был не похож. Он и в своей-то школе никогда не дружил с девчонками. Хотя, честно сказать, в их школе о такой дружбе не могло быть и речи. Там среди ребят привились совсем другие отношения.  Их можно было коротко описать так: ты мне – я тебе.  Или - деловые.

«А зачем в это ввязался я?» - спросил себя Мишка. И тут же ответил: «Ну, как же, Женька все-таки мой друг!»  Скажи ему кто-нибудь об этом месяц назад, он бы не поверил.

А Ежова? Неужели она тоже оказалась в списке не просто так?

«Детектив какой-то!» - наконец, отмахнулся от мыслей Овечкин.

Дежурство длилось весь день. Им как «не имеющим разрешения работы с продуктами питания» доверялись самые неквалифицированные работы. Даже картошку почистить вначале отказали. Уже ближе к обеду, когда повара поняли, что сами не справляются, позвали ребят. В шесть ножей те живо ошкурили большущий бачок.

Они выносили очистки, мыли посуду, подготавливали столы, даже гоняли мух специальной мухобойкой. В этом лучше всех преуспел Толик. Она так наловчился дубасить по насекомым, что заслужил одобрение самой заведующей.

И везде Паршин старался быть рядом с Лариской. Та заливисто хохотала, когда он рассказывал ей анекдоты «с бородой», слышанные еще в детском садике. Для Черновой они казались свежими и до ужаса смешными. И – невиданное дело! – он помогал ей то донести кастрюлю с водой, то поднять упавший ножик.

«Точно, втюрился!» - решил про себя Мишка. Его подозрения оправдались.

Но кто его очень порадовал,  так это Толик и Олеся. Они протирали огромную гору подносов, и это у них получилось неожиданно дружно. Возможно, разговор с Мишкой оказал свою роль, но девочка нисколько не чванилась перед товарищем и даже покраснела один раз, когда тот что-то шепнул ей на ухо.

Потом они все вместе мыли горы посуды, оставленной отрядами после обеда, но большой объем работы никому настроение не испортил. Тогда же Женька второй раз забыл о том, что нужно встречать машину из города.

А еще они ели за одним столом, перебрасывались шуточками, и даже обычно не шумная Валя Ежова проявила себя как остроумная и начитанная девочка. Оказалось, она тоже любит Марка Твена, и у них с Мишкой по этому поводу даже завязалась дискуссия. Он говорил, что последние книги про Тома Сойера уступают первой, а Ежовой, напротив, особенно нравилась история про Тома-сыщика. Во время спора Овечкин похвалился, что читал даже недописанную автором книжку про приключения Тома с Геком в стране индейцев, а Валя загорелась мыслью тоже найти ее.

К счастью, Мишка вовремя сообразил, что про интернет она еще ничего не знает, и «признался», что видел книгу только напечатанной на машинке. Ежова разочарованно вздохнула.

После ужина, как дежурные по кухне, ребята имели право не ходить на отрядные мероприятия, а до самой вечерней линейки отдыхать. Но они нисколько не устали, и даже вечер провели вместе.

Уже после линейки Паршин вспомнил о лимонаде и нехотя поплелся к зданию администрации, где ночевала машина. Утром ей предстояло снова ехать в город, поэтому шофер очень обрадовался, когда Женька с Мишкой освободили сиденье от ящиков.

В этот раз всем желающим достался теплый лимонад. А в неизвестном направлении после отбоя исчезло уже три последних бутылки.


                ГЛАВА 7

Полмесяца прошло с тех пор, как Олеся с Валей стали учиться плавать.

- Если в походе кто-нибудь из вас окажется в воде, будет очень важно, сможете ли вы добраться до берега или дождаться помощи, - сказал как-то по дороге на реку Геннадий.

- А мы уже сможем! – вполне серьезно ответила Казимирова, имея в виду себя и Ежову.

- Очень хорошо, девочки! – подбодрил их вожатый.

Действительно, Олеся вполне сносно держалась на воде, и хотя плыть долго и быстро еще не могла, лягушатник перестал казаться ей океаном.

Что касается Вали, у той успехи были скромнее. Она пару минут барахталась на одном месте, потом уставала и начинала пускать пузыри. Но в сравнение с первым днем в лагере тоже здорово прибавила.

И вот, наконец, настал долгожданный день. Синоптики на ближайшую неделю обещали хорошую погоду. Двум первым отрядам из лагеря предстояло заняться подготовкой к походу, и времени на это отводилось до вечера.

Нужно было успеть приготовить колья для палаток, проверить, целы ли сами палатки после зимовки на холодном складе лагеря, собрать сухой паек почти на девяносто человек, распределить его между пионерами и многое другое.

Сразу после завтрака были отменены все мероприятия, и ребят повели на главную площадь лагеря. Туда уже подносили мешки с палатками, охапки сухих палок на колья, бухты веревок, если потребуется ремонт…

- Разобьемся  на звенья, - скомандовал  Геннадий, и Паршин подмигнул Мишки и Толику. Казимирова, Чернова и Ежова охотно к ним присоединились. Им шестерым досталось проверка палаток.

Мишка вспомнил, как они с отцом уже много раз ходили на рыбалку с ночевкой. Потом взглянул на Толика, который неловко разматывает бечеву на углах палаток, и улыбнулся. «Всему свое время, научится! – подумал он. – Кстати, и меня научит…» Это звучало забавно. Он принялся показывать товарищу, что и как сподручнее делать.

Девочки обрезали гнилые веревки и заменяли их новыми.

И когда Толик уже ловко свернул очередную палатку, мастерски запихал ее в мешок и бросил в кучу подготовленных, Мишка успел заметить, как уважительно посмотрела на него Олеся…

На другое утро они встали на час раньше, и время до завтрака посвятили последним сборам.

Завтрак на этот раз был более плотным, чем обычно, ребята ели его с удовольствием. Даже Женька, который прежде частенько отказывался от каш, в этот раз налег и справился с задачей.

Построение происходило на спортивной площадке лагеря. Пионеров разбили на пары, и два отряда отправились в путь.

Конечно, по старым Мишкиным меркам, это было пустяковое мероприятие, потому что предусматривало только одну ночевку в лесу и два дневных перехода: один туда, другой обратно. Они с отцом, случалось, забирались в такую глушь, откуда выбраться можно было только пешком, да и то, обходя завалы и болота. Анатолий Дмитриевич был заядлым туристом. Несколько раз с ними отправлялась и мама, но ей не очень нравилось, когда отсутствовали привычные удобства.

А сейчас то обстоятельство, что рядом с ним были его друзья, все меняло.

Из лагеря они вышли через дыру в заборе, которая оказалась «полуофициальными» воротами для турпоходов. Тропинка несколько раз вильнула из стороны в сторону – и за спиной уже не было видно ни самого забора, ни зданий, расположенных за ним.

Вокруг поднимался преимущественно сосновый лес, и даже воздух тут показался ребятам немного прохладнее: солнце еще не поднялось над вершинами сосен и не прогрело его.

Тому, кто никогда не бывал в тайге, трудно представить, какое величественное зрелище она представляет. Конечно, на их широте тайга была не совсем настоящая, всего лишь ее южная подзона, но и здесь в достатке встречались и еловые участки, и пихта с редким вкраплением берез. Полутьма чащи настораживала и разжигала любопытство.

Через час-полтора они вышли на грунтовую дорогу и вскоре увидели впереди крышу дома, наполовину прикрытую еловыми лапами. Возле него дорога раздваивалась, одна ее ветка уходила направо.

- Кордон, - пояснил вожатый. – Это дом лесника.

Паршин с Овечкиным многозначительно переглянулись.

- Жаль, что мы не захватили с собой конверты, - вполголоса заметил Женька. – Могли бы сразу и доставить…

- Какие конверты? – спросил шедший рядом Толик. – Те, что вы мне в прошлый раз показывали?

- Ага, нас попросили занести их в этот дом…

- А что тут делает лесник? – задала вопрос одна девочка.

- И живет, и работает, - ответил Геннадий. – Под его охраной находится большой участок леса. Если кто-то производит вырубку, он обязательно должен прийти к леснику, и тот выделит участок, где это можно сделать. А потом на освободившемся месте лесник рассадит новые деревья.

- Чтобы лес восполнялся! – блеснул своими познаниями кто-то.

- Правильно. Ведь лес – наше богатство! – напомнил вожатый.

Они миновали кордон и двинулись по правой дороге.

Шли до обеда. Потом слева показался просвет, и они вышли на большую поляну, со всех сторон, как стеной, окруженную деревьями.

Поляна словно задумана была для отдыха. По ее краю пробегал весело журчащий ручеек, возле которого сразу завязался спор между ребятами. Одни утверждали, что пить сырую воду вредно для здоровья, другие, наоборот, вспомнили, что в старину люди пили только из рек и ручьев.

Спорщиков примирил вожатый. Он сказал, что в чистом лесу и вода в водоемах обычно чистая. Если, конечно, это не болото.

- Из нашего ручья пить можно, он берет начало в родниках. Может быть, мы даже пройдем мимо них ближе к вечеру.

Особо долго отдыхать никто не стремился. Ребята горели желанием идти дальше, поэтому быстро разожгли костер, заварили чай в котелке, набросали в него листьев брусники и земляники, которые нашли прямо рядом с поляной – и замечательно закусили сухим пайком.

За чаем Геннадий рассказал несколько историй о том, как люди выживали в лесу очень длительное время без всякого оружия и даже ножей.

- А почему их не съели волки? – спросила одна девочка.

- От них можно залезть на дерево! – ответили за вожатого знатоки.

- Правильно. А вот медведь на дерево забраться сумеет, поэтому спастись от него гораздо труднее, - заметил Геннадий.

- А как же быть?

- Лучше его не злить, - сострил Паршин, и вожатый подтвердил это:

- Нужно притвориться мертвым и лежать тихо, пока медведь будет вас обнюхивать. Потом, когда он уйдет, можете вставать и потихоньку уходить.

- Если, конечно, он не съест вас сразу! – снова пошутил Женька, и девочки на него зашикали, а одна уверенно сказала:

- Медведи не едят пионеров!

Паршин, было, прыснул от смеха, но на него строго шикнули, и он сдержался.

Они снова двинулись в путь, и до самого вечера шли по грунтовой дороге. Та становилось все более заросшей, пока, наконец, совсем не исчезла среди травы. Но как раз в это время отряд вышел на берег огромного озера.

Оно было почти километр шириной и имело форму, напоминающую чуть разогнутую подкову.

- Великое озеро! – представил его Геннадий и скомандовал: - Останавливаемся на привал и готовимся к ночлегу.

Поднялась суета. Ребята за день ходьбы порядком подустали, но ночевать под открытым небом не хотел никто. Поэтому мальчишки принялись устанавливать палатки, а девочки под руководством вожатой отправились в лес заготавливать мелкий хворост для костра.

Через час все было подготовлено, и костер весело трещал и сыпал искры в темнеющее небо.

Поставили котелки и вскоре сварились макароны. В них была добавлено тушенка, и этот ужин был съеден с огромным аппетитом. На сладкое снова был лесной чай и печенье в пачках.

- Пока совсем не стемнело, нужно припасти еще дров, - распорядился Геннадий, и уже мальчишки с топорами в руках пошли в лес, утопающий в сумерках.

- Далеко не расходиться! Только в пределах видимости костра!

Сушняка приволокли огромную кучу, после чего целый час просто сидели у огня, пели пионерские песни и рассказывали занимательные истории.

Около полуночи объявили отбой и назначили дежурных. Первыми должны были нести караул Мишка и Толик. Через час им нужно было разбудить следующую пару мальчиков, и так далее до утра.

Лагерь успокоился мгновенно. Всего пять минут назад из каждой палатки слышалась возня, смех и хруст еловых подстилок, как вдруг все стихло. Ребята уснули.

Однофамильцы приготовили себе удобные сиденья из лапника, подбросили дров в огонь, и уселись нести дежурство.

Костер громко потрескивал, языки пламени неторопливо поедали непросушенное дерево, и вот так сидеть, иногда поднимая лицо к звездному небу, было очень здорово.

- Слушай, а почему ты боишься темноты? – вдруг спросил Мишка. Его товарищ, кажется, не ожидал такого вопроса, потому что вначале помолчал, а потом уже ответил:

- А кто тебе сказал?

- Олеся.

- Ну, понимаешь, - нехотя произнес Толик, и по всему было видно, что это тема для него неприятная, - мама сказала, что, когда мне исполнилось два года, меня напугала воспитательница в садике. Она, конечно, не хотела, просто так получилось. Я оказался закрыт в темной ванной, и этого никто не заметил. Целый час ревел там во весь голос, пытался толкнуть дверь, но не дотянулся до ручки. А еще снаружи была задвинута щеколда.

- И с тех пор боишься?

- Да. Сам не понимаю, что со мной происходит. Просто когда смотрю в темноту, мне кажется, что там кто-то есть… Страшный! Понимаешь?

- Ага. – Мишка кивнул. – Мой папа тоже в детстве боялся темноты. Он сам мне об это рассказывал. А потом перестал. Мы с ним даже в лесу ночевали без костра.

- Здорово! – покачал головой Толик. – Я пока этого не могу.  Все ребята пошли собирать хворост, а я не пошел. Потому что… - Он замолчал, но Мишке и так все было понятно. Хлопнув собеседника по плечу, он убежденно произнес:

- Это пройдет, не беспокойся. Ты знаешь, что такое психология?

- Кажется, какая-то наука, - пожал плечами Толик.

- Вот именно. А знаешь, что она говорит?

- Что?

- Человек может сам себя запрограммировать, понимаешь? Каким ты хочешь себя видеть в будущем, таким ты должен себе казаться. И внушать, что станешь им.

- Это как? – не понял Толик.

- К примеру, ты любишь Казимирову, так?

- Ну, так…

- А хочешь, чтобы она стала твоей женой?

- Хочу.

- Тогда запрограммируй себя!

- Что это значит? Я не умею!

- Сейчас я тебя научу. Берешь листок бумаги и пишешь на нем… У тебя есть бумага и ручка?

Толик полез в свой рюкзак и достал оттуда школьную тетрадь, из которой Мишка быстро вырвал среднюю пару листочков.

- Пиши, - сказал он. – Диктую.

И начал:

«Я, Овечкин Анатолий, хочу в будущем жениться на Олеське Казимировой и обещаю, что буду любить ее до гробовой доски, заботиться и никогда не брошу. Подпись»

- И это все? – с сомнением спросил Толик.

- Ха! Конечно, нет. Только начало. Все остальное сделает твое подсознание. Это, брат, такая серьезная штука, что с ней никто справиться не может, кроме самого человека. Если ты запрограммировал себя на какой-то поступок, ты его совершишь, и все будет в лучшем виде. Оно тебя изменит незаметно, даже если потом передумаешь.

- Нет, я не передумаю, - ответил Толик. – Пусть меняет.

- Точно так же можно поступить и со страхом. Он ведь в голове, верно?
- Да. Глубоко.

- Тогда запрограммируй, что каждую новую минуту жизни ты будешь бояться на одну капельку меньше, чем раньше. Напиши на листочке и съешь.
- Считаешь, поможет? – Толик все еще сомневался.

- Что написано пером, не вырубишь топором. Вот про это пословица и говорит. Только мало кто ее понимает. А народ раньше понимал. И наука тоже дошла.

Толик немного задумался, потом принялся что-то царапать в тетрадке. Через минуту он прочитал, что у него получилось, согласно мотнул головой, вырвал листок, разжевал его и проглотил.

Черное, в звездах, небо смотрело на них без всяких насмешек. Наверно, ему тоже было интересно, о чем говорят маленькие существа с планеты Земля, и что их волнует.

Через час дежурных сменили следующий наряд, и мальчики отправились в палатки. Прежде, чем провалиться в сон, Мишка сунул руку в карман, нащупал там сложенные тетрадные листы, вспомнил о доме и тихо вздохнул…

Вообще, поход удался. Даже, несмотря на то, что на обратной дороге их застигла гроза.

До места первой стоянки оставалось совсем немного, когда вожатый вдруг сообщил, что горизонт темнеет. Туча стремительно неслась за ними, и, добравшись до поляны с ручьем, решено было остановиться на отдых, а заодно подготовиться к дождю.

- Это гроза местного значения, - заметил Геннадий. – Синоптики не обещали осадков. Думаю, она продлится не больше часа.

Но подготовиться, как планировалось, они не успели. Ветер стал крепчать, деревья вокруг поляны угрожающе закачались. Все более явственно теперь доносились раскаты грома…

Мальчишки не поставили и трех палаток, когда туча их настигла. Стена дождя налетела внезапно, подняв с земли прошлогодние иголки и даже небольшие ветки. Порыв оказался настолько силен, что у одной палатки вырвало колья.

Ребята набились в них, как селедка в банку. Сидели, почти не дыша от страха, потому что гром гремел прямо над их головами. Гроза в лесу очень опасна. Мокрая земля является хорошим проводником электрических разрядов, а высокие деревья всегда могли не выдержать ударов бури и рухнуть на поляну.

Чтобы вернуть в строй пострадавшую палатку, Паршин и Мишка с Толиком вынуждены были вылезти под дождь и заново установить колья. Возвращаться обратно было уже бесполезно: они промокли до нитки, и вода текла с них ручьями. Тогда, чтобы как-то укрыться от ветра, ребята развернули четвертую палатку, с трудом укрепив ее под порывами ветра, и забрались туда.

Каково же было их удивление, когда через несколько минут к ним влезли Казимирова, Чернова и Ежова.

- К вам можно?

- Конечно! – радостно ответил Толик.

- Там тесно, - пояснили девочки. – А здесь места как раз всем хватит.

Но Мишка-то понял, что дело было не в этом…

Гроза придала походу особой прелести. Всю оставшуюся дорогу только о ней и говорили, а вожатые похвалили Мишку с товарищами за находчивость и расторопность.

      
                ГЛАВА 8

Подготовка к соревнованиям между двумя пионерскими лагерями стала главной заботой последней недели.

В каждом виде спорта было отобрано по десять лучших пионеров, и их усиленно готовили к турниру. Для этих ребят настали замечательные дни. Одни с утра до вечера гоняли по столу теннисный шар, другие стреляли из ружья, третьи пропадали на волейбольной площадке, четвертые бегали на разные дистанции. И так далее.

В конечном итоге, задействовано было почти половина лагеря. Кто не мог похвастаться спортивными результатами, должны были принять участие в массовых «веселых стартах» - прыгании в мешках, бегании между столбов, ползании на четвереньках.

Мероприятие началось очень торжественно. Команда соперников приехала на автобусах с яркими плакатами типа «Наша взяла!» и «Салют» впереди всех!»

Пионеры надували десятки воздушных шаров, играла музыка, гости и хозяева нарядились в парадную форму. Сотни красных галстуков на белоснежных рубашках сами по себе создавали атмосферу праздника.

После линейки и поднятия спортивного флага соревнования вожатые стали готовить команды к стартам.

Очередь стрелков наступила примерно через час. Зрители, расположившиеся позади спортсменов, отчаянно скандировали, махали транспарантами и свистели.

Тренеры и вожатые особенно внимательно следили за безопасностью людей, и только один из них  - с биноклем в руках – кричал в рупор результаты выстрелов.

- Будешь стрелять из нашего ружья, - сообщил тренер Мишке. – Я договорился, чтобы было привычнее. Ветер два метра в секунду с левой стороны. И еще, - он внимательно посмотрел по сторонам, не слушает ли его кто-нибудь, - постарайся не попадать в одно и то же место. Расстояние большое, бинокль театральный, судья может посчитать, что ты просто промахнулся. Пусть будет небольшой разброс, главное, чтобы пули легли в малый круг.

Мишка так и поступил. Он методично вогнал десять пуль строго по периметру центрального черного круга. Образовался цветочек с десятью лепестками, но судья посчитал это случайностью. Тем не менее, первый этап мальчик одолел.

На второй вышли по три человека из каждой команды, и им повесили новые мишени. Теперь следовало выбрать двух самых лучших стрелков.

Решив немного изменить рисунок, Мишка распределил девять пуль по периметру, а десятую послал по центру. И снова судья не обратил не это внимания.

Но когда в завершающем  третьем туре Овечкин «нарисовал» выстрелами крест, судья не поверил своим глазам. Он сказал, что «такого не может быть, потому что не может быть никогда».

Тут уж на защиту Мишки выступили официальные лица – директор Николай Петрович и руководитель по военному делу. Пришлось соперникам признать свое полное поражение, хотя и их представитель стрелял неплохо: он трижды попал в десятку, один раз в девятку, и остальные пули равномерно распределились по другим цифрам.

Но когда Мишке вручили приз, он вдруг узнал его. Это была статуэтка спортсмена, сделанная из пластика с металлическими накладками, переливающимися  на свету. Точно такая же, сколько он себя помнил, стояла у них дома на телевизоре. Однажды он даже поинтересовался у отца, откуда она взялась, и тот, кажется, ответил, что привез ее в детстве из пионерлагеря.

Как и предсказывал Николай Петрович, за теннисным столом Паршин тоже одолел всех соперников.

- Прекрасно! – выступил тогда директор лагеря «Салют». – Я вижу, что мальчик играет на хорошем уровне. Приз, без сомнения, его. Хотел бы только спросить, не согласится ли наш герой сразиться с представителем старшей школы?

Конечно, он имел в виду себя.  Николай Петрович не смог скрыть усмешку. Женька дал согласие, и игроки разошлись по своим сторонам.

Бой был жаркий, но оказалось, что в арсенале Паршина имелось еще несколько любопытных финтов, благодаря которым он и разгромил соперника со счетом 21:15.

- Реванш, молодой человек! – не угомонился директор «Салюта», и под свист трибун с честью проиграл еще две партии.

- Что, батенька, не получается? – похлопав по плечу, спросил у него Николай Петрович. – Я, знаете ли, проигрываю этому пареньку регулярно. Каждый вечер.

Эта победа стала решающей в многолетнем споре двух лагерей. Правда, всего лишь на месяц, потому что в конце следующей смены он должен был возобновиться с новой силой и с новым составом участников.



В заботах с подготовкой к соревнованию Паршин даже забросил свой бизнес. Как-то вечером Мишка спросил его про это, и услышал в ответ:
- Лавешек у меня полно. Я добился, чего хотел. К тому же, смена скоро закончится. А есть еще вещи поинтереснее…

Он имел в виду Лариску Чернову. Вечерами, в свободное время, они вдвоем прогуливались по дорожкам лагеря, а иногда уходили на «тихую веранду» и сидели там до отбоя. На девичью половину корпуса ее тоже провожал Женька.

- Классная девчонка! – сказал он однажды шепотом, когда мальчики уже лежали в своих кроватях.

- Да, хорошая. Она не похожа девочек из нашего класса, - согласился Мишка.

- Особенная… - Это прозвучало у Паршина неожиданно мягко.

На другой день после соревнования произошло одно событие, которое разбило их дружную шестерку.

После завтрака из здания администрации прибежала вожатая соседнего отряда и спросила:

- Где у вас Ежова?

Валя подошла к ней, и та велела ей быстрее идти к директору Николаю Ивановичу.

- Он тебе все скажет.

Оказалось, что у Ежовой умерла бабушка. Она жила в деревне на севере области и, чтобы добраться туда, требовался целый день езды на автобусах с тремя пересадками. Родные прислали из деревни телеграмму. Папа с мамой могли бы поехать на похороны одни, но они знали, что Валя проводила у бабушки в гостях каждое лето, очень любила ее, и не простила бы им,  если бы они так поступили.

- Они уже собрались в дорогу и ждут ее в городе, - уточнила вожатая.  Но может так получиться, что не успеют к похоронам.

- А на какое время те назначены? – спросил почему-то Паршин.

- Кажется, завтра в полдень.

Валя с покрасневшими глазами прошла мимо них в спальное здание  – наверно, чтобы собрать вещи. А Женька вдруг сорвался с места и сказал:

- Я сейчас… - И помчался к административному корпусу.

Через двадцать минут, когда Валя в сопровождении нескольких ребят и вожатых из своего отряда направилась к воротам, туда же вдруг подкатила белая «Волга».

- Такси заказывали? – громко спросил водитель.

- Наверно, - пожал плечами стоящий на посту Палыч.

Подошел директор и перекинулся с шофером несколькими словами. Тот понимающе кивнул.

- Желаю тебе всего хорошего, - напутствовал Николай Иванович еще больше погрустневшую девочку. – Надеюсь, ты вернешься к нам. До конца смены осталось еще несколько дней. Или на следующий месяц. Будем ждать.

- Спасибо, постараюсь, - ответила Ежова.

Последними с ней прощались ее подруги и друзья.

Когда очередь дошла до Мишки, Валя вдруг поднялась на носочки и тюкнулась губами в его щеку.

- Спасибо тебе, Миша, - сказала она непонятно почему, поправила очки, и шмыгнула на заднее сиденье машины.

- Подождите минуточку, - попросил вдруг Паршин. Он открыл переднюю пассажирскую дверцу и спросил у водителя:

- Скажите, а в Ветлужский район в деревню Нориха вы можете ее довести?

- В принципе, могу. Но это очень далеко и будет дорого стоить, - ответил таксист. – Придется еще оплатить обратную дорогу, потому что я наверняка поеду оттуда порожняком.

- Этого вот хватит? – спросил Женька и, достав из-за спины мешочек с деньгами, высыпал их на сиденье. Монет была целая груда, они даже покатились на коврик.

- Думаю, что еще останется, - растерянно глядя то на Паршина, то на стоящего рядом Николая Ивановича, кивнул водитель.

- Тогда возьмете, сколько нужно, а остальное отдайте ей. – Женька показал на ничего не понимающую Валю. – Только не забудьте за родителями заехать.

- Хорошо, будет сделано.

Машина завелась, взревела мотором и тронулась с места, унося с собой девочку.

Валя больше не вернулась в лагерь. Видно, что-то не получилось. Но у Мишки после ее прощального поцелуя на душе было необычное ощущение…

Так завершился и Женькин бизнес.


                ГЛАВА 9

Смена подходила к концу. Завтра вечером должна была состояться заключительная линейка с опусканием лагерного флага.

За этот месяц ребята отряда так привыкли к распорядку дня и друг другу, что грустнели при одной только мысли, что скоро все это закончится.

Мишка решил подарить свой приз лучшего стрелка Толику. Тот вначале отказывался, но когда Мишка сказал: «Будешь смотреть вечерами на него и вспоминать нас с Женькой», кивнул и сунул в свою сумку.

А в последнюю ночь Толик пропал.

Казалось бы, в этом не было ничего необычного. Многие ребята дружили с девочками и возвращались к отбою и даже позже. Но, во-первых, Толик так никогда не делал. Олеся очень строго относилась к дисциплине, и вряд ли стала бы разгуливать по лагерю после десяти вечера. А во-вторых, он должен был предупредить кого-нибудь…

Паршин и Мишка тоже долго не могли уснуть, и строили планы, как на следующий день после завтрака наплюют на все мероприятия и пойдут к дому лесника… Конечно, шансов, что неведомый Мизер ждет их там именно в этот день, ни было никакой. Он мог уехать куда-нибудь, уйти в гости, крепко уснуть и, в конце концов,  попросту умереть.

Но раз обещание дано – нужно было хотя бы попробовать его исполнить.

И когда Мишка уже отвернулся, чтобы засыпать на правом боку, как он любил, его плеча вдруг кто-то коснулся.

- Овечкин!

Это был мальчишка из их отряда.

- Тебе чего?

- Внизу вас с Паршиным Казимирова дожидается. Спустись.

Мальчики быстро оделись и выбежали на свежий воздух.

Кроме Олеси, там была еще и Лариса Чернова.

- Ребята, Толик ушел в лес! – возбужденно выпалила Казимирова. – Представляете?

- Зачем? Он рехнулся, что ли? – удивился Паршин.

- Вот, почитайте. – И Олеся протянула им листок.

«Я хочу доказать тебе, что темноты больше не боюсь. Поэтому пошел к дому лесника. Мишка и Женька должны были передать туда письма. Я их захватил и отнесу сам. Овечкин»

- Нифига себе! Вот отмочил! – брякнул Паршин и почесал затылок. – Он что, наши письма понес?

- Наверно, откуда я знаю, - пожал плечами Мишка. – Нужно посмотреть в тумбочках.

- Посмотрите, мальчики! Может быть, это только шутка, - попросила Казимирова. Кажется, ей было немного не по себе.

Они поднялись в свою комнату, Мишка на ощупь нашел фонарик, зажег его и внимательно перерыл все свои вещи. Конверта не было.

Передав фонарь другу, он задумался на минуту, потом подошел к столу и взял из стакана карандаш.

- Ты чего там? – спросил удивленный Паршин.

- Так, ничего. Нашел?

- Нет.

- Значит, правду написал.

Захватив фонарь с собой, они снова вышли из корпуса.

Узнав, что Толик действительно решился на отчаянный поступок, девочки заохали.

- Ну, что, пойдем за ним, - предложил Женька. – Мало ли что с ним может случиться в лесу.

- Да. – Согласился Мишка. – А вы, девчонки, оставайтесь.

Но те наотрез отказались, мотивируя тем, что если Толик там истекает кровью после неравной схватки с волками, то перевязать его – дело девочек.

Так и получилось, что они отправились по лесной тропе вчетвером, вооруженные надежным чувством локтя и китайским фонариком со свежими батарейками.

Самым главным поначалу было не сбиться с тропы. Для Мишки, много раз ходившего в походы, это оказалось несложным. Чуть позже их глаза привыкли к темноте, и стало видно темную стену леса по сторонам и светящуюся мириадами звезд полоску неба над головой.

Она-то и была для них путеводной нитью. Тропа петляла между холмиков и оврагов, но всякий раз выходила на маленькие прогалины, откуда можно было видеть небо. Если его долго закрывали разлапистые  ветки елей, ночью напоминающих руки леших и кикимор, приходилось включать фонарь и убеждаться, что они никуда с дороги не сбились.

- А вы представляете, каково Толику? – спросил Паршин. – У него даже фонаря нет! Если он свернет в лес, обязательно заблудится. И будет бродить до рассвета, пока не взойдет солнце.

- И еще неизвестно, найдет ли дорогу по солнцу, - пробурчал Мишка, потому что знал:  Толик плохо ориентировался в лесу.

- А чего это он потащился туда ночью? – спросил Паршин. Содержимое записки ничего ему не объяснило.

- Он всегда темноты боялся, - пояснила Олеся.

- А ты над ним смеялась, что ли?

- Нет, не я… другие ребята.

- Вот утюги! – удивился Женька. – Рога бы им обломать.

В лесу действительно было жутко. Справа и слева от тропы раздавались какие-то непонятные звуки –  то ли трещали ветки, то ли терлись друг о друга стволы. А может, кто-то стоял во мраке и специально шумел так страшно.

Девочки иногда замирали, особенно, если никто ничего не говорил. Тишина сразу же привлекала к себе внимание, а потом ее нарушали скрипы, похожие на нечеловеческие вздохи, и легкие стуки, напоминающие тяжелые шаги.

Лариса висела на руке у Паршина, и тот поневоле чувствовал себе сильным и смелым. Олеся вцепилась в Мишкин рукав и тоже не отставала от мальчика.

Положение немного улучшилось, когда они выбрались, наконец, на грунтовую автомобильную дорогу. Прежде по ней ходили лесовозы, и обе колеи сделались глубокими, а бровка между ними, наоборот, высокой. Идти стало, хоть и тяжелее из-за рассыпчатого песка, зато спокойнее. Лес немного расступился, и поднявшаяся над ним луна осветила ребятам путь.

И тут они нашли Толика.

Тот сидел на обочине и махал им рукой. Видимо, они так громко разговаривали, что он догадался об их приближении, когда еще никого не было видно.

- Живой? – спросил обрадованный Мишка.

- Ага, только ногу подвернул. Не повезло немного. – Он сконфузился, говоря это. – И письма не донес.

- Не переживай, сейчас мигом отнесем. Осталось совсем немного, - успокоил его Паршин.

- Как ты нашел дорогу без фонаря? – спросил Мишка. – Тропинку совсем не видно.

- Да, это сейчас луна все освещает, на тропе было хуже…- подтвердил Толик немного осипшим голосом – то ли оттого, что долго сидел на земле и  замерз, то ли оттого, что преодолел свой страх и чуть-чуть повзрослел.

- Страшнее! – кивнула Лариса, но Толик упрямо поправил ее:

- Не страшнее. Хуже…

- Значит, ты больше не боишься темноты? – спросил Мишка.

- Нет. Я уже привык ней. Я научился ее слушать.

- Это как? – удивился Паршин.

- Не знаю, как объяснить… Для этого, наверно, нужно долго сидеть и ничего не видеть…Это как музыка. А еще в лесу тысячи других звуков. Они не всегда понятные, но без них и леса не будет.

- Ты, наверно, не ожидал нас увидеть и принял за привидения? – хохотнул Женька.

- Нет. – Толик улыбнулся. – Я знал, что вы придете.

- Знал? Откуда? – воскликнули в один голос Лариска и Олеся.

- Знал, и все, - уклонился от ответа мальчик.

Девочки попробовали осмотреть его ногу, но быстро убедились, что та распухла и нужна помощь врача.

- Мы с Олесей отнесем письма, - предложил тогда Мишка, - а вы тут готовьтесь к обратной дороге. Может быть, сделать из подходящей палки какой-нибудь костыль?

- Я займусь этим, - пообещал Паршин. – Возвращайтесь быстрее.

Ребятам пожелали спокойной дороги, и Казимирова с Мишкой отправились вперед.

Идти им предстояло не больше полукилометра, поэтому Мишка и не торопился. И не только поэтому. Он давно готовился к их разговору, может быть, последние несколько месяцев, даже не догадываясь, где и когда этот разговор произойдет.

- А ты знаешь, почему Толик пошел один? И ночью? – спросил он.

- Знаю, - ответила девочка после небольшой паузы. – Из-за меня. Я долго думала над тем, что ты мне тогда сказал…

- Угу, - ответил Мишка.

- Толик мне тоже нравится. И то, что он такой упорный, и то, что готов доказать, что не трус.

- А замуж ты за него хотела бы выйти?

Раздался смешок.

- Замуж? Не знаю еще. Это ведь должно случиться не скоро.

- Мой папа говорит, что нужно уметь жертвовать.

- А кто твой папа?

- Он тоже Овечкин, - ответил Мишка серьезно. – Работает конструктором в одной фирме… то есть, на заводе. И мама хочет с ним развестись.

- Значит, он сам не умеет жертвовать, так?

- Нет.- Мишка покачал головой. – Он умеет.

- Кто же тогда? Мама?

- Да, она очень принципиальная. Это для нее самое важное…

Они шагали каждый в своей колее, но в одном направлении.

- Важнее семьи?

- Даже важнее меня. Она привыкла всегда чувствовать себя правой. И это для нее тоже важнее всего.

- Но так не должно быть!

- Откуда ты знаешь? – Мишка повернул голову и посмотрел на девочку. Та остановилась и ответила:

- Ну, как же… Ведь самое главное в семье – дружба.

- А ты можешь написать это на бумаге? – вдруг спросил Мишка. – И то, что ты всегда будешь любить своего мужа и считать его своим другом?

- Уважать! – подсказала Казимирова.

- Да.  Многие говорят правильно, а потом поступают по-другому.

- Если бы у меня сейчас была бумага и ручка…

- Я тебе дам. Пиши. – И он вытащил из кармана листок из тетради Толика. Потом включил фонарик и дал девочке карандаш.

- Что?

- Я всегда буду любить своего мужа, даже если он упадет в грязь и перемажется в ней. Я всегда буду уважать его, даже если мне покажется, что он поступает неправильно.

- Но тут нет ни слова про Толика, - напомнила девочка, перечитав написанное.

- Про него напиши сама, - предложил Мишка. – Он любит тебя, и умеет жертвовать собой. Это чего-то стоит…

Она задумалась, потом вписала еще несколько строк, и вернула листок спутнику.

- А зачем тебе это?

- Хочу, чтобы моя мама стала немного лучше, - ответил он не очень понятно, но переспросить Олеся не успела: впереди они увидели огонек.

Дорога подвела их к самой ограде и уперлась в опущенный шлагбаум. Видимо, она предназначалась только для лесовозов, грибниками со своим транспортом по ней ездить не разрешалось.

Низкий забор тянулся вдоль дороги и огораживал участок, на котором, помимо деревянного дома, находились еще какие-то постройки – возможно, баня, или сараи. Возле одной из них лежала большущая поленница дров. Столб с фонарем возвышался за домом, и часть участка была в тени крыши.

Окна дома были жутко черными, и Казимирова, понизив голос, спросила Мишку:

- Ты не боишься? А вдруг там кто-нибудь за нами смотрит?

- Вряд ли, - ответил мальчик. Только сейчас он подумал, как нелепо будут выглядеть его слова о том, что письма предназначаются не старику-леснику, а неизвестно кому…

- Ты будешь стучать в окно? – снова спросила девочка.

- Нет. Держись рядом со мной, поняла?

- Ага. Мне страшно, Миш… - призналась она.

- Мне тоже. Но если пришли, нужно сделать дело.

Она кивнула, и они перебрались через ограду. Там начинался огород. Вскопанные грядки ровными рядами тянулись до самого дома.

- Я сейчас тихонько крикну, только ты не бойся, - предупредил Мишка.

- Ты думаешь, нас кто-нибудь услышит?

- Конечно. Если на столбе горит свет, значит, хозяева спят. Только нам нужны не они…

- Ой! А кто? – совсем сойдя на шепот, спросила Олеся. Она вцепилась в руку мальчика и прижалась к его спине.

- Мизер. Нам нужен Мизер, - пояснил Мишка. И вдруг услышал ответ:

- А зачем он вам?

Голос раздался совсем рядом, из тени, которую создавал дом.

- Ой! – опять взвизгнула девочка.

- Передать ему… кое-что. – Мишка, признаться, тоже опешил, потому что ночь, лунный свет и невидимый собеседник создавали атмосферу таинственности, как в мистическом фильме.

- От кого?

- От одного знакомого.

- Давай.

Из мрака в полосу света высунулась небольшая рука. Единственное, что сумел рассмотреть мальчик, были длинные не стриженые ногти.

- А вы точно Мизер? – уточнил он на всякий случай.

- А ты проверь! – Послышался негромкое бульканье смеха.

- Ладно. Вот.

Рука с конвертами исчезла, и через несколько секунд прозвучал довольных хохоток.

- А, это от Шильдика! Нашел-таки меня, старый прохвост. Как он там поживает?

Это предназначалось уже для Мишки, но тот ничего ответить не мог, потому что не знал.

- Я думал, все будет написано в письме, - развел он руками.

- Мы с ним, что по-вашему называется, однокашники. Учились вместе, - пояснил Мизер уже добродушнее. – Дружили очень. А потом разбросало нас в пространстве и во времени… - Он снова хохотнул, очевидно, представив, как это звучит на языке людей. – Не виделись уже сто лет, только второе письмо от него получаю…

Кажется, Мизер все-таки раскрыл конверты и начал читать, потому что из темноты сразу послышались его хрюканье и довольное сопение.

- Ох, ребята, удружили вы мне… Спасибо. Подождете немного, я черкну пару строк в ответ?

- Конечно, подождем, - ответил мальчик.

Через минуту рука снова появилась в полосе света, и в ней Мишка увидел новый конвертик.

Когда они возвращались к оставшимся на дороге друзьям, Казимирова долго молчала. И уже пройдя половину пути, спросила осторожно:

- Миша, а кто это был?

- Я тебе в другой раз расскажу, хорошо?

- Обещаешь?

- Да…

Вместе с пострадавшим Толиком путь до лагеря занял несколько часов.  Когда они проходили дыру в заборе, рассвет уже вступал в свои права.

В утренней тишине хорошо было слышно, как в столовой повара гремят железными тазами. На деревьях щебетали еще раньше проснувшиеся птицы.

Проводив девочек прямо до крыльца, Мишка с Паршиным вернулись за Толиком и помогли ему подняться на второй этаж.

Он сел на кровать и некоторое время молчал, о чем-то задумавшись.

- Вот, возьми. – Мишка протянул ему свой фонарик.

- Это мне? – не понял тот.

- Да.

Толик посмотрел на подарок и вдруг заметил на серебристой поверхности корпуса какие-то буквы, нацарапанные, скорее всего, ножиком.
Присмотревшись, он различил надпись: «Толик + Мишка = О + С»

- Что значит «о + с»? - спросил он.

- Когда-нибудь ты сам об этом догадаешься.

- Думаешь?

- Уверен.

Они с Паршиным помогли ему раздеться и улечься поудобнее, потом легли сами, и последней мыслью Мишки перед тем, как воронка сна затянула его в себя, было: «Кажется, мы здесь больше не нужны…»



                ГЛАВА 10

Часы на стене негромко отсчитывали секунды. Хотя дверь была закрыта, в комнату проникал запах свежеиспеченных блинов.

Мишка сладко потянулся, чуть приоткрыв глаза – и вдруг вскочил, как ошпаренный.

Рядом стоял стул с небрежно брошенной на него одеждой. Комната была оклеена яркими обоями, а на стене висела книжная полка, уставленная маленькими сувенирчиками, которые каждый год на день рождения дарила ему мама. Возле окна находился письменный стол с компьютером, и наверху, возле монитора стопкой лежали любимые книжки.

Он проснулся дома…

Первой мыслью мальчика было, что только что он видел замечательный сон.  И очень длинный. В нем оказалось столько свежести и красок, что на сон-то он вовсе и не походил.

Перебирая в памяти его подробности, Мишка с удивлением подумал, что этот сон и ведет себя как-то неправильно. Обычно, проснувшись, всегда помнишь некоторые обрывочные детали, которые через минуту-другую блекнут, а потом и вовсе исчезают, будто заслоняются пробудившимся сознанием. Сейчас он продолжал вспоминать, и новые подробности только возникали в его голове, никуда не пропадая.

Тогда мальчик поднялся и сунул руку под подушку. Там у него всегда лежал фонарик. Сейчас его не было. Зато на столе поверх книжек он увидел клочок бумаги с коряво написанными буквами.

«Спасиба за даставленный атвет. Я его взял из тваего кармана. За мной далжок. Шильдик».  Внизу было приписано: «Привет таварищу!»

Мишка сел на стул и потрогал рукой лоб – не температура ли у него. Лоб оказался нормальным.

Машинально ощупал карманы рубашки – и вдруг почувствовал, что там что-то есть. Это был сложенный вчетверо листок из середины школьной тетрадки.

В этот момент зазвонил сотовый телефон. Паршин!

- Алло.

- Мишка, ты тоже все помнишь? – Он начал без всякой подготовки, и голос его просто звенел от радости.

- Кажется, да…

- И я сначала сомневался. Но знаешь, что было у меня в кармане?

- Что?

- Рубль! – Женька счастливо рассмеялся. – Представляешь? Самый настоящий советский рубль. Металлический! Мы с тобой там были! Клево?

- Ага, клево, - согласился Мишка. Значит, он не сошел с ума.

- Как появится возможность, позвони, встретимся на улице. Хорошо?

- Ладно.

Теперь нужно было сделать еще один звонок. Он набрал номер и дождался, когда на другом конце взяли трубку.

- Пап, ты сегодня приедешь? – Спросил, а сам сжался в ожидании ответа.
- Да, я же обещал.

- Приезжай через полчаса.

- Так рано?

- Да, очень надо.

- Что-нибудь случилось?

- Я тебе все объясню…Приезжай быстрее, хорошо?

- Конечно, приеду. До встречи.

Дверь в комнату потихоньку открылась, и в нее заглянула мама.

- Мишенька, с добрым утром.

- С добрым утром, мама!

- Давно проснулся? Как спалось? Что снилось?

- Все нормально, мам. Ты сегодня куда-нибудь идешь?

- Мы договорились с тетей  Галей. Скоро буду собираться.

- Мам, не уходи пока никуда, - вдруг попросил Мишка.

- Почему? Что ты такое говоришь? Тебе нездоровиться?

- Не в этом дело, мам. Я позвонил папе, и он должен скоро приехать. – Мишка понимал, что для мамы это не повод оставаться дома, но другого выхода у него не было.

- Тем более. Вы с папой замечательно проведете время вдвоем. Ты давно хотел с ним увидеться. А мы с тетей Галей…

- Нет, мам, нам нужно поговорить всем вместе.

- Поговорить? О чем ты?

- Пожалуйста, мам, не уходи, пока папа не придет. Я все вам объясню…
- Ну, хорошо. Тогда я позвоню тете Гале и перенесу нашу встречу на полчаса. Это тебя устроит?

Мишка кивнул. Иногда полчаса стоят целой жизни. Он уже имел об этом некоторое представление.

За завтраком ему ничего не лезло в рот от волнения, но он заставил себя съесть все, что было в тарелке. Потом помыл посуду… И в этот момент раздался звонок в дверь.

Отец вошел немного напряженный, поздоровался с Мишкой, с мамой, но они не поцеловались, как делали это раньше, до ссоры.

- Что случилось, сынок? – спросил он, вопросительно глядя то на него, то на жену.

- Садись, пап. И ты, мам. Я вам хочу кое-что показать.

Они уселись по разные стороны кухонного стола – ничего не понимающие и оттого хмурые. Мишка вышел в свою комнату и вернулся с тетрадным листком.

- Что это такое?

- Вот, почитайте…

Чтобы сделать это одновременно, папе пришлось пододвинуть табуретку поближе.

Они и застыли в тех самых позах, в которых были, только Мишка увидел, как меняются выражения их лиц. Прошло целых две минуты, пока отец не спросил:

- Где ты… это взял? – При этом его голос предательски дрогнул.

Мишка взглянул на маму, и вдруг увидел, что у нее красные глаза. Это было так необычно, что мальчик едва выдавил:

- Вы сами это написали, ведь так? Давно…

- Давно? – зачем-то переспросила мама, подняв лицо, и глубоко вздохнула.

- Да, когда были еще маленькими…

- Ну, не такими уж и маленькими! – протянул папа и несколько раз перевернул листок, словно хотел увидеть на нем что-то еще. – Маленькие такие вещи не пишут.

- Действительно, - кивнула мама. Похоже, что у нее все-таки наворачивались слезы.

- А помнишь, пап, ты рассказывал мне про фонарик? – Спросил тогда  Мишка. – Из пионерского лагеря…

- Да-да… - Отец вдруг засуетился и, вскочив, побежал в другую комнату. – Ведь он у меня где-то еще хранится… Я не забирал его, когда…когда переезжал…

Он не договорил, послышался шум выдвигающейся полки, и через секунду радостный крик:

- Нашел! У меня с ним связано много воспоминаний. – Вернувшись из комнаты, он снова сел на свое  место и покачал головой. – Однажды я принес его в школу, и учитель физики увидел и хотел отобрать. Он что-то говорил про новые технологии, про изобретение, авторские права. Мне тогда все это было непонятно и неинтересно. Я не отдал. И представляешь, мальчик, который мне его подарил, нацарапал на нем какие-то буквы, и я до сих пор не знаю, что они означают…

- Наверно, это навсегда останется тайной, - проговорила мама, едва заметно улыбнувшись. – Я вспоминаю того мальчика. Он был славный и… странный. Когда мы ночью пошли тебя спасать от волков… - Она улыбнулась уже шире, но папа перебил:

- Ночью, после которой ты в меня и влюбилась?

- Да-да, именно тогда. Ты вел себя как настоящий герой. Так вот, с этим мальчиком мы ходили к дому лесника, и встретили там… как это сказать, чтобы вы поверили... – Мама даже задумалась.

- Ты ничего про это не рассказывала, - заметил папа.

- Да, ничего, потому что если бы рассказала, ты посчитал бы меня сумасшедшей.

- Вот как? И кого вы там видели?

- Сложно сказать, кто это был, - развела руками мама. – Я видела только маленькую руку с длинными ногтями. Это мне запомнилось на всю жизнь. И имя, которое он носил. Я долго пыталась понять, что оно означает, но ни в одном словаре имен такого не нашла. Мизер!

- Ну и имечко! – удивился папа.

- Мальчик обещал мне рассказать позднее о том, кто это был, но… смена закончилась, и мы все разъехались по домам. Он так и не выполнил обещания.

- Я думаю, это был домовой, - произнес Мишка, подумав про себя: «Обещания нужно выполнять, даже если тебе не очень-то и поверят».

- Домовой? Может быть, если, конечно, они существуют, - почему-то без обычной насмешки ответила мама.

- Существуют…Ладно, я пойду погуляю, а вы пообщайтесь тут… - Мишка встал и, напоследок встретившись глазами с отцом, вышел из кухни.

После ухода сына они молчали целую минуту. Потом Олеся Сергеевна задумчиво проговорила, подняв лицо и подперев его рукой:

- Столько лет прошло, а все было как будто вчера…

- Да.

- Ты помнишь, как звали того мальчика?

- Он был моим однофамильцем. Овечкин. Миша Овечкин.

- Миша… - Она улыбнулась. – Как нашего с тобой ребенка…

- Кажется, наш уже не ребенок…По крайней мере то, о чем говорится в этих записках, он понимает лучше нас самих. - Анатолий Дмитриевич покачал головой, и взгляд его снова упал на фонарик…

Олеся Сергеевна кивнула, взяла со стола телефон, набрала номер и, дождавшись ответа, сказала в трубку:

- Галь, я тебе вот по какому поводу звоню. Сегодня мы не сможем встретиться. Нет, ничего страшного не случилось, все нормально… Хорошо, я тебя наберу, как только смогу. Обещаю…




Выйдя на улицу, Мишка первым делом позвонил по мобильному Паршину. Тот вылетел из подъезда светящийся, как пятак, и сразу хлопнул товарища по плечу:

- Там такое было, что никто не поверит! Ты помнишь, как мы тащили по лесу Толика? А как в соревнованиях участвовали? Улетные каникулы!

Они сидели на лавочке возле Женькиного подъезда и вспоминали все, что с ними произошло за время жизни в пионерском лагере.

- Самое прикольное, что в 75-ом прошел почти целый месяц, а здесь… - Он вдруг осекся, и лицо его немного вытянулось.

Мишка повернул голову в сторону, куда смотрел товарищ, и…

- Лариска! Чернова! А ты как тут оказалась? – воскликнули они в один голос. Из Женькиного подъезда выпорхнула девочка их возраста с маленькой собачкой на руках и остановилась на крыльце.

- Это вы мне?

- А кому же еще?

- Меня зовут не Лариса, а Саша.

- Не может быть! – воскликнул Паршин. – А у тебя сестра есть?

- Только брат, но он служит в армии.

- Жаль! – вздохнул Женька. – А как здорово было бы…

Он даже рукой махнул от досады.

- Знаете, а мою маму зовут Лариса. И фамилия дедушки – Чернов.

Паршин и Овечкин переглянулись и развели руками. Бывает же такое!

- Мы только вчера переехали в этот дом, - сообщила Саша. – Я никого здесь не знаю. Вы первые мои знакомые…

- Ну, тогда… Женька! А это Мишка, он мой друг…

- Очень приятно, мальчики!



                КОНЕЦ